Трасса «Скандинавия»

      Сезон, который для некоторых новичков должен был стать определяющим, продолжался, но обстоятельства раскидали многих по разным стартам. Маркус лечился большую часть декабря, пока Эмиль, Анна и Дани соревновались на Континентальном Кубке и внутренних соревнованиях: спринтов для Йонссона в кубковом календаре не предусматривалось.       А вот Шарлотта присоединилась к сборной в Ля Клюза и впервые попала на подиум этапа Кубка мира. Это случилось в эстафете, где она прошла свой третий этап с лучшим временем, обойдя чемпионку мира Клаудию Кюнцель-Нистад. Калла передала эстафету наравне с финкой, но Бритта на последнем этапе всё же проиграла – только не финке, а немке.       Шарлотта не торопилась, однако, впадать в эйфорию – результаты были приятными, но всё же являлись закономерностью, тем, ради чего она пришла в большой спорт. В новинку были разве что весомые имена тех лыжниц, которых она теперь обходила, с которыми стояла на подиуме.       А Маркус был включён в состав сборной на «Тур де Ски» – совершенно новый турнир, проводимый FIS. Он представлял из себя восемь гонок в рекордно сжатые сроки – гонок со своими особенностями и различиями – но Хелльнера сейчас заботило не это.       Они с Шарлоттой, хоть и закончили гимназию, по-прежнему тренировались на трассах в Мальмбергете*, продолжая тесно сотрудничать с персоналом. В предрождественский вечер они уже закончили тренировочную сессию, но автобус до Елливаре должен был подъехать только через полчаса, и поэтому парень с девушкой сидели на перилах крыльца одного из корпусов.       — Только я и «основа», – сокрушался Маркус. – А это не этап в два дня – это больше недели.       — Я же выжила в Ля Клюза, – примирительно молвила Шарлотта. – Без тебя, без Анны, без Эмиля…       — Ты легко сходишься с людьми, – возразил Хелльнер. – Мне труднее идти на контакт.       — Так и не напрашивайся на него, – девушка легко пожала плечами. – Для тебя же не проблема – находиться в одиночестве?       — Не проблема, – он согласился, медленно кивнув головой. – Только мне кажется, что меня открыто недолюбливают. Тот летний конфликт с Олссоном…       — Недолюбливают? – Шарлотта нахмурилась. – Брось. Все – профессионалы и взрослые люди. Безразличие – возможно, а то, что недолюбливают… Мне кажется, ты передёргиваешь.       Девушка легко соскочила с перил и, наклонившись, слепила снежок, который долетел до расчищенной дороги. Маркус не заставил себя ждать, присоединяясь, и его снежок эту дорогу перелетел – Шарлотта тут же наклонилась за новым.       Правда была где-то посередине. Если Шарлотта в профессиональной деятельности не рассматривала межличностные отношения в принципе, то многие другие люди были не такими – и в этом был прав Маркус, достаточно чётко видевший эту систему. Однако с её оценкой он перетрудился – у старожилов команды не шло и речи о «недолюбливании» или чём-то в этом роде. Исключительно безразличие: пока «старая» часть команды и новая жили обособленно друг от друга, и ни одна сторона не торопилась идти на контакт. Устанавливать свои порядки не торопился даже безалаберный Йонссон, а привычный состав относился к юниорам с недоверием. Хелльнера и вовсе считали любимчиком Инге Бротена.       Тренеры рассматривали «Тур де Ски», в первую очередь, с практической стороны. Многодневка была новым форматом в лыжном календаре, вызвав вопросы у всех без исключения. Больше всего недоумений было связано с расписанием – планировалось восемь гонок за десять дней. С минимальными потерями преодолеть такое могли только дистанционщики, чья специализация тянулась к марафонской, но тем непонятнее этим дистанционщикам были два спринта, которые многие отродясь не бегали, а если бегали – то не на Кубке мира.       Зато всех без исключения – и стайеров, и затесавшихся спринтеров – пугало финальное восхождение в гору, которое анонсировалось с размахом и было не совсем тем подъёмом, который элитные лыжники привыкли преодолевать на особо сложных трассах. Один из таких подъёмов помнил Йорген Бринк – на чемпионате мира в Валь-ди-Фьемме четыре года назад, где, кстати, и должен был пройти последний этап «Тур де Ски», он бежал за Швецию последний этап, получив смену первым. Продержаться не удалось: на последнем «выключающем» подъёме его обошли Аксель Тайхманн и, что сейчас смотрелось даже фантасмагорично, Томас Альсгорд.       Сейчас в Нове Место, где должен был стартовать «Тур», находились все трое – витиеватая дорожка занесла непредсказуемого Бринка, переквалифицировавшегося в биатлонисты, опробовать эту странную многодневку на себе. А Альсгорд был вынужден привычно обсуждать с Инге Бротеном шансы и расклады – и то, что он слышал, ему крайне не нравилось. Подходы главного тренера и тренера мужской сборной снова разнились. Инге с присущей себе консервативностью рассматривал «Тур де Ски» как один из этапов подготовки к чемпионату мира, Томас искренне не понимал, как можно жертвовать новым турниром, который был дополнительной возможностью показать результат, добавляя солидное количество очков в зачёт Кубка мира.       — Но ты же со мной согласен?! – вопрошал он у Андерса. – Как можно не рассматривать соревнование всерьёз?! Как можно где-то не бороться за победу?!       — В целом – согласен, – осторожно ответил тот, видя, что Томас порядком раздражён. – В деталях – нет.       — То есть?! – Томас подхватился, подпрыгивая на стуле. – В каких именно деталях?!       — Ну, а кто из нас сейчас может здесь выиграть? – Андерс ответил вопросом на вопрос. – Только объективно.       — Ты, – ни секунды не сомневаясь, выпалил Альсгорд. – Ну… или, в крайнем случае, Фредрикссон. Кто же ещё, как не вы?       — Я попросил объективно, – швед невесело усмехнулся. – Если завтрашние и послезавтрашние гонки не отменят, то три гонки из восьми – короткие. Мы будем последними из сборной, и хорошо, если из сборной, а не из всех. А потом, когда начнётся дистанция, вниз покатятся те, кто бегает спринт – Тобиас, Бьорн, Матс. Здесь нужно быть супер-универсалом.       — Но что мешает им стать? – искренне недоумевал Томас. – Ну, хорошо, не прямо сейчас, но через год!       — Послушай, я не стану спринтером в тридцать лет, – Андерс устало вздохнул. – У меня не такая база, как была в своё время у тебя. Конечно, всё возможно, если очень захотеть, но…       — Но ты не хочешь, – убитым голосом закончил Альсгорд.       — Давай я лучше буду готовиться к чемпионату мира, – Сёдергрен предусмотрительно ушёл от ответа. – А про спринт мы подумаем потом.       Снова не сошлись, и снова – в том же самом. Томас пока ставил во главу угла только одну область – профессиональную. Возможно, сказывалось и то, что он не успел удовлетворить все свои амбиции, будучи действующим спортсменом, и сейчас стремился воплотить их в жизнь через Андерса. А тот не торопился ставить перед собой новые спортивные цели – лыжи были для него любимым занятием, а не образом жизни.       Гонки в Нове Место всё же отменили из-за отсутствия в Чехии снега, и коротких дистанций осталось всего две. Турнир для сборной Швеции проходил под флагом реализма: спринтеры находились высоко на своих гонках, дистанционщики выбирались из низов турнирной таблицы в длинных. Андерс и Маттиас побывали в десятке скиатлона, Тобиас пробился в финал обоих спринтов.       В финале второго спринта он уступил лишь Тур-Арне Хетланду, а на пятом месте остановился Маркус Хелльнер. Он сумел опередить чешского лыжника и, будучи рациональным реалистичным спортсменом, должен был сдержанно радоваться своему первому попаданию в пятёрку. Он и радовался – вот только Нортуг был третьим.       Естественно, мировая лыжегоночная программа в тот день не ограничивалась «Тур де Ски»: в Елливаре Шарлотта за явным преимуществом выиграла юниорскую гонку. Их пики успеха вновь сошлись, и девушка, едва узнав результат Маркуса, тут же написала ему смс, а услышав, что он может разговаривать, набрала его в «скайпе», чтобы поздравить.       — Спасибо, – тот, уже успев отдохнуть, улыбнулся через силу. – Только Нортуг-то всё равно выше.       — Ну и что? – неподдельно удивилась Шарлотта. – Сегодня выше, завтра ниже.       — Но я же сам, лично, сказал летом, что выиграю у него, – горячо возразил Маркус. – Я привык отвечать за свои слова.       — Глупости, – решительно ответила девушка. – Об этой статье уже никто, кроме тебя, и не помнит. И ты тоже забудь. Ты же знаешь – результаты придут, только думать надо непосредственно о них, а не о чём-то стороннем.       Её доводы Маркуса убедили: оба всегда находили друг для друга нужные слова, выуживая их откуда-то из подсознания, и не могли поссориться, даже если не понимали каких-то принципов. О своём норвежском ровеснике Хелльнер действительно забыл, а Шарлотта расспрашивала его о впечатлениях от «Тур де Ски», об обстановке в команде и о том, как он проводит свободное время. Сорок минут разговора было для них стандартным временем – иногда они могли проболтать и больше, но вай-фай в большинстве европейских гостиниц был доступен только в коридоре, а Маркус со своей природной непритязательностью не стремился занимать удобное место на диване и садился возле стены на полу, что было не совсем удобно.       Поговорив с Шарлоттой, он неуютно поёжился, но твёрдо собрался позвонить ещё и Дани – тот редко делал это сам, предпочитая письменные разговоры. Маркус тоже особо не любил много болтать – разговоры с Шарлоттой были выдающимся исключением – но поговорить с Дани хотелось слишком сильно. Не столько поговорить, сколько послушать.       Рикардссон отличался от него во многом, а его способностью – можно даже сказать, изюминкой – было умение вытаскивать из любой ситуации её самый нежеланный фрагмент, преобразуя его в контрастную невесёлую усмешку. Сейчас он умудрился, абсолютно искренне поздравив Маркуса с его пятым местом, удручённо протянуть, что Нортуг находится на третьем.       — Меня это тоже расстраивает, – поделился Хелльнер. – Я должен что-то сделать.       — Нет, – вдруг решительно пресёк Даниэль. – Не нужно ничего делать. Ты на кого равняешься, на себя или на него?       — На себя, – Маркус пока не понимал, к чему он клонит, но был явно заинтересован.       — Вот и равняйся только на себя, – выдохнул Дани. – Плевать на него. У тебя своя линия, у него своя. Охватить всё невозможно, а мир слишком бессмыслен. Сосредоточься на своём пути. Остальное непостижимо.       — Ты опять рассуждаешь о бренности бытия, – укорил Маркус. – Так нельзя. Так ведь можно свихнуться!       — Разве я в чём-то не прав? – Рикардссон усмехнулся. – Все умрут, всё изменится, всё забудется.       — Но это же слишком глобально! – сейчас Маркус хотел оказаться рядом совсем не для того, чтобы раскрасить шестинедельную разлуку, а чтобы подискутировать и переубедить. – Если мыслить в этом ключе, то ты прав, но ведь не нужно настолько расширять! Ты ведь для чего-то живёшь!       — Для кого-то, – незамедлительно поправил Дани.       Это не было бравадой или лестью. Это было самой обыкновенной правдой – только с появлением Маркуса жизнь Даниэля стала жизнью, а не бессмысленным, как он считал, существованием. У Хелльнера вмиг пропало желание спорить. Постигнуть мышление Дани ему было слишком трудно, но зато он знал, что тот высказывает исключительно то, что может безошибочно описать.       — Осталось три дня, – тихо произнёс он.       Через три дня в Осарне собирались почти все лыжники Швеции – а ещё через несколько дней там должен был стартовать национальный чемпионат. Теперь Маркус точно не желал что-то оспаривать – он надеялся хотя бы на то, что при встрече с Дани у него не подогнутся колени. Только жить этим ожиданием представлялось сложным – завтра предстояло перетерпеть мучительный тридцатикилометровый масс-старт классикой, а послезавтра – то самое восхождение на страшную гору, о которой были наслышаны все без исключения.       Маркус доезжал на автопилоте обе гонки: в первой силы отнял нелюбимый стиль передвижения, которым он тратил слишком много сил; во второй – её специфика. Два лидера-дистанционщика также не снискали лавров: Маттиас, стартовав с пятнадцатого места, стал четырнадцатым, Андерс же так и остался на шестнадцатой строчке. Несмотря на итоговый результат, сам формат турнира ему понравился: организм был достаточно выносливым для того, чтобы терпеть подобный график. Но помимо него довольных в сборной Швеции и её окружении наблюдалось мало.       — Только двадцатка! – Томас хватался за голову, пока в финишном городке и пространстве возле ваксов царила суета. – В подобном турнире не навязать борьбу за тройку!       — Цель – чемпионат мира, – невозмутимо отвечал ему Инге Бротен, – а «Тур де Ски» – исключительно вкатка, тренировка.       — Ангерер и сегодня выиграл, и на Олимпиаде брал личные медали, и общий зачёт не отдаёт! – не соглашался Альсгорд. – И на чемпионате мира своё получит!       — Если получит – значит, заработал, – Бротен пожал плечами. – Я исповедую другую методику, и в Турине благодаря ней получилось выиграть три золота.       — Одну бронзу, – не сдержавшись, глухо припечатал Томас, опуская глаза. Он считал исключительно медали Андерса, который на Олимпиаде не смог завоевать личных наград, хотя и продемонстрировал достойное стабильное выступление.       Услышав это, Инге поднял голову, чтобы встретиться с ним взглядом, а не уйти от ответа.       — Медали? – переспросил тренер. – Ты… знаешь моё отношение, но я всё же скажу, что ему от тебя нужно совсем другое.       — Хорошо, я учту, – сухо припечатал Альсгорд – исключительно для того, чтобы уйти от очередного витка конфликта.       У него это получилось, но сам конфликт исчерпан не был. Микст-зона, как обычно, была похожа на растревоженный улей, где помещались собирающие инвентарь сервисмены, торопливо переодевающиеся спортсмены и терпеливо поджидающие журналисты. Там, где кучковалась шведская команда, Томас уже не нашёл Андерса: тот, видимо, успел уйти в микроавтобус. Зато складывали форму в рюкзаки братья Фредрикссоны, и старший из них, на мгновение подняв глаза, заметил присутствие Альсгорда. Маттиас сделал вид, что не обратил внимания, а мгновение спустя сильно толкнул брата в бок и громко проговорил:       — Ужасный результат. И для чего только норвежцы нас тренировали?!       Томас шумно выдохнул и резко развернулся на пятках. Это было для него усилием – промолчать, когда на голову свалилось всё, и свалилось слишком резко. Он не уступал Фредрикссону в способности доказать свою точку зрения – однако сейчас бы непременно проиграл, забрасываемый бездоказательными обвинениями, контраргументы к которым никто бы даже не выслушал.       Когда Томас исчез куда-то перед ужином – последним ужином перед утренним вылетом в Швецию – Андерс не слишком удивился: у того могли быть какие-нибудь дела с Инге Бротеном или «технические» разговоры с сервис-группой. Но когда с ужина прошла пара часов, а стрелки показывали «десять», он набрал номер Альсгорда – и уже знакомый проигрыш одной из песен норвежской рок-группы «Backstreet Girls» раздался со стороны стола. Про себя Андерс довольно сдержанно выругался и через минуту стучался в номер Бринка, который по традиции приветствовал его шумно и многословно – хотя виделись они за ужином.       — Ты Томаса не видел? – спросил Сёдергрен, терпеливо переждав поток слов.       — Не-ет, – Йорген тут же энергично покачал головой. – И у Маттиаса с Тобиасом я только что был – у них никого.       — У них – это последнее место, где он может быть, – выдохнул Андерс.       — Может, у девчонок? – оживился Бринк. – Бритта же своего не упустит!       Ответный уничтожающий взгляд заставил Йоргена переключиться на соседа по комнате – Бьорн Линд сидел в наушниках, однако даже это не помешало ему услышать вопрос Бринка. Он покачал головой – ему также нигде не встречался Альсгорд.       — Ты ему звонил?       — Наверное, если бы он мне ответил, меня бы здесь не было, – однотонно произнёс Андерс. – Он после гонки спорил о чём-то с Инге, но когда…       — Хорошо, – перебив, ничего не обдумывая, Йорген уже был готов действовать: он зацепился за слово «спорил». – Тогда бери куртку, и идём.       — Куда идём?! – удивился тот.       — Навстречу приключениям, – чуть раздражённо ответствовал Бринк. – Искать пойдём, – добавил он, снимая с вешалки собственную куртку и закрывая дверь уже в коридоре.       Андерс не понимал ровным счётом ничего, а вот у друга, похоже, был какой-то необъяснимый план, который тот, как обычно, выдумал из головы, ничем не подкрепив. Однако именно такие планы почему-то оправдывались в нестандартных критических ситуациях, и поэтому Сёдергрен не без интереса наблюдал, как Йорген выпытывает у девушки с ресепшен ближайшие адреса, где можно выпить и расслабиться. На всякий случай он запомнил объяснения сам – пока толком ничего не понимал, но боялся, что через пару минут вся информация выветрится у Бринка из головы. А тот кивнул, поблагодарив собеседницу, и поманил его за собой, выходя на улицу и уверенно задавая направление.       — Ты можешь объяснить, что происходит?! – взмолился Андерс после нескольких минут быстрого шага. – Куда мы идём?! Что за расспросы на ресепшен?!       — Ну, ты же сам всё сказал, – пожал плечами Йорген. – Ругались с Инге, а ситуация и без того накалена до предела. Значит, человека всё достало.       — Потрясающая логика, – выдохнул Сёдергрен. – Если какие-то несогласия – значит необходимо пить?!       — Это не логика, – Бринк покачал головой. – Это, скорее, интуиция. Для меня – очевидная ситуация.       — А объяснить её ты можешь? – неожиданно для себя Андерс заинтересовался. – Почему ты решил именно так?       — Не могу, – ответил тот. – Это просто мои ощущения. – Так, – он резко остановился, где стройный ряд фонарей сменялся армадой ярких вывесок, и стал оглядываться по сторонам. – Это где-то здесь. Ты же запомнил номер дома?..       Когда номер дома и нужную дверь идентифицировали, глазам мужчин открылось что-то вроде паба – не слишком уютного и порядком затемнённого из-за тусклого света. Посадочные места не были упорядочены: тянулась барная стойка, а столики были разбросаны вне последовательности. К тому же, здесь находилось слишком много людей, и Андерсу невольно захотелось пригнуться, будто придавленному этой атмосферой.       — Не отходи от меня далеко, – попросил он Йоргена. – Не люблю подобные места.       Он не догадывался, что могло привести сюда Томаса, однако уже не сомневался, что тот находится именно здесь, и поэтому, медленно продвигаясь по проходу, пристально вглядывался в одиночные фигуры мужчин. Андерс знал и чувствовал его хорошо, поэтому настороженными шагами, но выдерживая направление уверенно, двинулся вглубь зала – Томас не стал бы сидеть в окружении множества людей. Он не ошибся – действительно нашёл Альсгорда у дальнего конца барной стойки сидящим над стаканом с какой-то неприятного цвета жидкостью. Андерс вздохнул: впервые видел, чтобы Томас употреблял какой-то сомнительный коктейль – наоборот, тот всегда крайне ответственно подходил к выбору спиртного, останавливаясь только на самых изысканных вариантах. Он оглянулся в поисках поддержки и понял, что действовать придётся одному: чуть в стороне Бринк уже расплачивался за кружку пива.       Собравшись с мыслями, Андерс попросту выдвинул соседний стул и, облокотившись на стойку, привлёк его внимание негромким покашливанием. Расширенные зрачки Томаса явно выдали удивление, а сжавшие стакан пальцы – волнение. Он заметно напрягся, инстинктивно ожидая нотацию или даже скандал – однако устраивать выяснение отношений Андерс не собирался.       — Пойдём в отель, – негромко, но настойчиво произнёс он.       — Как ты меня нашёл? – хрипло спросил Альсгорд.       — Неважно, – тот не торопился отвечать на вопросы. – Прошу, давай вернёмся.       — Погоди, дай допить, – Томас пристукнул донышком бокала о столешницу.       — Допивай, – равнодушно согласился Андерс.       Он не хотел представлять собой нечто вроде женского типажа склочной супруги – подозревал, что в аналогичной ситуации сам бы стремился закончить желанные глотки. Но когда Томас набросил куртку, начав соскальзывать с высокого стула, предусмотрительно подхватил его под локоть, а потом крепко сжал рукав.       — Я в состоянии стоять на ногах и самостоятельно передвигаться, – огрызнулся Альсгорд.       — В данный момент я тебе не доверяю, – ровно отвечал Андерс, вертя головой в поисках Бринка.       В расслабленном состоянии Томас любил поговорить. Йорген любил поговорить всегда, и Андерс ускорял шаг, как мог – по дороге до гостиницы те уже успели в чём-то не сойтись. Он облегчённо выдохнул, когда закрыл дверь номера с другой стороны, но вот запал Альсгорда ещё не закончился.       — Почему ты не выиграл «Тур»? – требовательно спросил он, возвышаясь посреди комнаты.       Андерс смерил его недоумённым взглядом и ничего не ответил, следом за своим пуховиком вешая на «плечики» и отправляя в шкаф его куртку, брошенную прямо на кровать. Подобный вопрос был ему непонятен и казался неуместным, некорректным, он не собирался на него отвечать.       — Я на тебя надеялся, – продолжал Томас. – Что ты попробуешь. Ты сейчас самый сильный в сборной.       — На меня, – осторожно уточнил Андерс, смело вставая напротив и скрещивая руки на груди. – Надеялся.       — Я твой тренер, – глухо произнёс Альсгорд. – Я имею право ждать от тебя результат.       Сёдергрен улыбнулся одними губами, обращая вверх дерзко-провокационный взгляд.       — Тренер ли?       — Тьфу ты, чёрт, – Томас всплеснул руками, а потом схватил со стола бутылку воды и большими глотками опорожнил едва ли не половину.       — Умерил свои амбиции? – холодно продолжил Андерс. – А теперь иди спать.       Тот сопротивлялся, пытаясь перевести последний котировавшийся ниже пояса намёк в логичное продолжение, но швед отмахнулся, поморщившись.       — От тебя за километр разит этой гадостью, – сообщил он, делая шаг назад.       Альсгорд сделал ещё одну попытку, но его движения по определённым причинам были заторможенными, и Андерс вначале ловко увернулся, а потом и вовсе сильно толкнул его, при этом надавливая на плечи, чтобы усадить на кровать.       — Всё, – заключил он. – Ложись спать.       К его облегчению, Томас смог самостоятельно раздеться, а вскоре действительно заснул. Сам Андерс забылся тревожным сном только под утро – жестоким грузом на него давило чувство неизбежности. Он знал, что Томас его любит, ему нравилась такая любовь – где-то тяжёлая и нетипичная, только в последние месяцы они не мирно сосуществовали, а будто пытались морально выдавить друг друга из их общего социума.

***

      Маркус давно привык к частым переездам. Ещё раньше он привык к самостоятельной, без любой опеки, жизни, и поэтому долгое путешествие по различным соревнованиям не выбивало его из колеи. Однако после «Тур де Ски» Хелльнер не чувствовал себя максимально комфортно – из-за того, что на протяжении этой недели с небольшим рядом не было ни одного близкого человека. Хоть он и не ощущал необходимости в постоянном контакте с обществом, ему было всегда приятно провести время с кем-то хорошо знакомым. Необязательно выплёскивая всю энергию – иногда было достаточно комфортного молчания.       После многодневки сборная перелетала в Осарну, где проводила подготовку к национальному чемпионату, и Маркус был несказанно рад, узнав, что в расположение уже прибыла Шарлотта. В момент приветствия он радостно приподнял девушку над землёй, а потом уже не ощущал, что находится не в Елливаре, а на сборе национальной команды. Понятно, что в гостинице оба занимали разные номера, но ютиться предпочитали в одном.       Они уже поделились впечатлениями и ожиданиями, и вечером – после тренировок на лыжне и в тренажёрном зале – последовало то самое молчаливое времяпровождение, когда Маркус, развалившись на кровати, играл в карты на ноутбуке, а Шарлотта, примостившись с краю, листала журнал.       — Лотта, – закончив партию, Хелльнер окликнул её, – а ты не знаешь, когда остальные наши приедут?       Заложив палец между страниц, девушка подняла хитрый взгляд.       — Остальные наши – это кто? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Я вчера звонила Анне – она сказала, что собирается быть здесь завтра в первой половине дня. Под неё, видимо, подстроится Эмиль. Ричи, думаю, тоже с ними. А что? – она удивлённо поглядела на Маркуса. – Он тебе не сказал, когда приезжает?       — Да из него слова не вытянешь, если он сам говорить не хочет. Молчит, как партизан, – удручённо ответил тот. – Но зато если разговорится… – взгляд Хелльнера стал мечтательным.       — Ты уже рассказывал, – с улыбкой осадила его Шарлотта. – Слушай, когда речь заходит о Ричи – ты становишься похож на влюблённую девчонку.       Она говорила это не в упрёк, а Маркус не возражал.       — А великая Шарлотта Калла – не влюблённая девчонка, – шутливо парировал он. – Тийо-то твой на чемпионат приедет?       — Куда он денется, – отреагировала девушка с ноткой недовольства в голосе. – Приедет. Опять цветы притащит или что-нибудь ещё бесполезное…       Шарлота не понимала его заботы – но при этом не знала, что необходимо ей для любви. Тийо был симпатичным и совершенно положительным молодым человеком, но порой девушке хотелось, чтобы у него был характер Маркуса. Сёдерхьельм, постоянно пытающийся ей во всём угодить, начинал надоедать уже через несколько часов – а находиться рядом с Маркусом она могла сколько угодно времени.       А тот действительно напоминал себе влюблённую девчонку – когда дружная компания на следующий день оказалась в сборе, сдерживаться было весьма трудно. В первой половине дня Маркус и Дани с глазу на глаз не смогли даже перекинуться парой слов, а после тренировки, когда все пятеро, ещё не успев снять лыжи, сгрудились в группу и пересказывали друг другу последние новости, Хелльнеру хотелось не стоять просто так, а держать его за руку, не стесняясь демонстрировать свои чувства.       Он волновался не напрасно. Когда дверь номера, наконец, закрылась – после всех обязательных для спортсмена мероприятий, таких, как массаж и разнообразные тестирования формы – Маркус в буквальном смысле рухнул в его объятия. И эти объятия демонстрировали то, как они друг по другу соскучились, гораздо выразительнее любых слов. Дани аккуратно отстранился, не убирая ладоней с его пояса, и заглянул в лицо, ловя совершенно счастливый взгляд синих глаз. У него самого были светло-голубые, и сейчас они выражали больше, чем обычно. Даниэль наклонился и коснулся его губ – сперва аккуратно, но ответ Маркуса был требовательным, как и его руки, крепко обвившие шею.       Кому-то из них нужно было оказаться решительнее и переступить барьер – но один пытался устоять на ногах, абсолютно потеряв голову от первого же телесного контакта; а другой переживал сильнейший за двадцать четыре с лишним года эмоциональный взрыв, не представляя, что с ним делать.       — Давай сделаем это прямо сейчас, – глухо проговорил Маркус, первым нащупывая подобие реальности. – Пожалуйста!..       Дани нужно было осмыслить сказанное, и он присел на постель, держа при этом ладони стоящего напротив Маркуса в своих.       — Ты уверен? – Рикардссон задал самый стандартный вопрос, который был уместен в подобной ситуации.       — Да, – немедля выдохнул тот. – Я уверен, я в курсе последствий и… я мечтал о тебе всё это время.       Даниэлю было ещё сложнее выразить столь откровенные мысли, которые у него были схожи, словами. И он признавался себе в том, что думал о Маркусе днями и ночами, а сейчас воплощал это наяву, поначалу неуверенно лаская довольно хрупкое для парня тело. Но Маркус реагировал на прикосновения, и действия становились более осязаемыми, более откровенными, более смелыми.       — Я хочу видеть твоё лицо, – требовательно заявил Хелльнер, лёжа на животе и ощущая, как тёплые ладони спускаются по его телу к бёдрам и ниже, пытаясь расслабить.       — Ещё успеем, – отозвался Дани, видимо, как и Шарлотта прочитав некоторые советы. – Для начала лучше так.       Вместо ответа Маркус сильно прогнулся, ища его губы, но после развязного поцелуя, окрашенного этой показательной юношеской расслабленностью, рухнул на локти и зарылся лицом в подушку, с трудом подавляя вскрик. Ноющая боль присутствовала – несмотря на то, что нежность Дани в этот вечер не знала границ. Только Маркус не акцентировал внимание на этой боли – он закусывал губы, комкая в пальцах пододеяльник, и переключался на моральное, заходясь в беззвучном крике. Его «срывало» и уносило в небеса от ощущения того, что можно всецело кому-то принадлежать, отдаваясь – хоть это было совсем не мужским ощущением.       — Поцелуй меня, – пробормотал Маркус, расслабленно лёжа в той же позе и пытаясь отдышаться.       Дани тоже не успел восстановить дыхание, крепко прижимая его к себе. Он исполнил просьбу, мягко касаясь искусанных губ, а Маркус не желал отпускать его ни на секунду. Только вязкая идиллия прервалась телефонным звонком – звонили из тренерского штаба, предупреждая о внеочередном командном собрании, которое было назначено через полчаса.       — Не-ет, – выдохнул Хелльнер. – Я не пойду. Точнее, не дойду.       Вновь выпав в реальность, он начал ощущать не только безграничное чувство любви, притупляющее всё иное, но и собственное тело, которое по ясным причинам не было способно на внезапные подвиги.       — Тебе нужно отдохнуть, – озабоченно произнёс Даниэль, успокаивающе проводя ладонью вдоль позвоночника. – Но вдруг там что-то важное…       В дверь вдруг забарабанили, и он подскочил на добрых полметра, начиная торопливо одеваться. Справившись со свитером, Рикардссон осторожно приоткрыл узенькую щель – в коридоре стоял Эмиль, уже готовый спускаться на первый этаж, где находилось что-то вроде общей комнаты.       — Ну, вы идёте? – бодро спросил он, плечом пытаясь протиснуться в дверь.       — Да, да, собираемся, – корпусом Дани умело перекрыл траекторию. – Собираемся – ты сходи пока за девчонками. Можете втроём идти – мы к началу спустимся.       — Вы что, спите и ещё не проснулись? – Йонссон нахмурился, замечая, что Даниэль растрёпан и неаккуратно одет.       — Что-то вроде того, – Рикардссон предпочёл согласиться.       — Ладно, чёрт с вами, – Эмиль махнул рукой. – Пойду за Ханссон и Шарлоттой. Только не опаздывайте!       Маркус негромко смеялся, слушая этот диалог, больше похожий на перебрасывание мячика по разным половинам теннисного стола. Дани защищался успешно, а ему было очень смешно, когда он представлял, что бы подумал Эмиль, реши он вломиться в их комнату штурмом. Хелльнер не успел даже завернуться в одеяло – ему было банально лень пошевелить рукой.       — Поднимайся, – разобравшись с Йонссоном, Даниэль присел на пол и опёрся локтями на кровать – так, чтобы их лица были напротив. – Нужно сходить на это собрание, и потом нас уже никто не потревожит.       — Тебе легко говорить, – Маркус вымученно усмехнулся. – Если я сейчас и пойду – то походкой пингвина.       Дани отстранился назад, фокусируя зрение и присматриваясь. Наконец, он покачал головой.       — Нет, – изрёк Рикардссон. – На пингвина ты не похож. И вообще… одевайся. Есть у меня одна идея.       Маркус всё же послушался, а одевшись, несколько раз прошёлся по комнате.       — Ну как, нормально? – озабоченно поинтересовался он.       — Сойдёт, – улыбнулся Дани. – Всё равно далеко идти не надо.       Хелльнер повесил голову – понял, что тот лукавит. Как он ни старался расслабиться и выдать естественную походку, зажатость и небольшой дискомфорт присутствовали. Ему совершенно не хотелось куда-то идти – хотелось остаться здесь, никуда не отпуская Дани и даже не позволяя ему отходить. А когда они всё же закрыли за собой дверь, Маркус с чувством полного восторга, смешанного с удивлением, понял его идею. Ноги резко оторвались от пола – и ему оставалось лишь крепко обхватить Даниэля за шею. Сил протестовать не было, когда тот, убедившись, что коридор пуст, с показательной лёгкостью подхватил его на руки. Опору Маркус ощутил только в лифте, но и там не желал расцеплять объятий, совершенно не думая о предосторожности.       — Поцелуй меня, – вновь потребовал он.       — Да что с тобой сегодня? – искренне усмехнулся Дани. – Никогда тебя таким не видел.       Вместо ответа Хелльнер сам, приподнявшись на цыпочки, нашёл его губы, и Даниэлю не оставалось ничего, кроме как отвечать – с такой же самоотдачей. После произошедшего он чувствовал Маркуса, как свою вторую половину, ощущая ответственность. Двери лифта открылись, а Эмиль, оказавшийся за ними, едва смог объяснить то, что забыл телефон и собирается подняться за ним обратно.       — Вы что… вместе?.. – ошеломлённо выдохнул он.       — Да, – просто ответил Рикардссон.       — Так ты об этом молчал в Куусамо?! – теперь Эмиль обращался непосредственно к Хелльнеру.       — Именно, – Маркус медленно кивнул, а потом добавил: – Ты, кажется, за телефоном шёл?       Потрясённый Йонссон скрылся в лифте: «идти за телефоном» после увиденного было сложно. Он знал Маркуса уже несколько лет – по юниорским сборам и соревнованиям – но ни разу не задумывался о его наклонностях. Сам Эмиль был слишком далёк от этого, увиваясь за девушками всеми правдами и неправдами.       Маркус этим никогда не занимался, а сейчас, остановившись перед дверью «общего зала», попросил Дани заглянуть внутрь. Тот быстро кивнул и сделал знак рукой, и Хелльнер, опасливо оглядываясь, как можно быстрее прошёл к диванчику, где уже сидели Анна и Шарлотта. Предыдущее поколение не торопилось прибывать заранее: в другом конце комнаты присутствовали лишь пунктуальные Андерс и Анна с Йоханом. Заметив скучающий взгляд Олссона, Даниэль неуютно дёрнулся и инстинктивно подсел ещё ближе к Маркусу, который устроился с краю, опёршись рукой на подлокотник и перенеся вес только на одну половину тела. Шарлотта, заметив это, послала Хелльнеру вопросительный взгляд, который тот истолковал правильно, сначала кивнув, а потом не сдержавшись и широко улыбнувшись. Ему снова хотелось уйти отсюда или, в крайнем случае, убрать отсюда лишние глаза. Хотелось снова чувствовать себя слабым – да хотя бы просто обхватив его обеими руками в этом самом простом жесте. Дани улыбался сдержанно, одними губами, а Анна то и дело переводила взгляд с одного на другого, потом – на Шарлотту. Она стеснялась спросить прямо – не была уверена в догадке – но Калла подтвердила её, когда все вновь разошлись по номерам.       — Они очень хорошо друг другу подходят, – поделилась Анна. – И у тебя Тийо есть. А я…       Девушка не завидовала и не желала, чтобы всё произошло по-другому. Просто в любом явлении она была способна увидеть драму, которую всегда переживала в себе.       — Я даже не буду это комментировать, – устало протянула Шарлотта. – Скажу только, что вы с Эмилем не видите дальше своего носа.       — А я про Йонссона не буду даже слушать, – огрызнулась Анна. – Он неотёсанный хам – и точка.       Кто-то, как она, делал выводы, связывая только ощущения и не прислушиваясь к действительности. Кто-то, наоборот, не любил тыкать пальцем в небо – основывался на визуальных доводах и только потом анализировал их «внутренне». Так делал Андерс – и редко ошибался.       На утреннюю тренировку он привычно выкатил раньше всех, с Томасом – тот любил войти в тонус самостоятельно, прежде чем руководить сборной. Их последний конфликт вновь был сглажен, но каждый следующий грозился стать последним.       После второго круга в разминочном темпе Альсгорд замедлился, и Андерс выкатился параллельным курсом, тоже тормозя. За спуском располагался стадион, который было прекрасно видно с этого подъёма. На стадионе уже появлялись спортсмены – и преимущественно молодёжь – самодисциплина, присущая большинству, не позволяла им опаздывать, тем самым дискредитируя себя в глазах тренерского штаба.       Андерс наблюдал с явным удивлением за тем, как Дани выкладывает перед Маркусом его пару лыж, а Шарлотта, несмотря на протесты того, их застёгивает. На лице появилась ироничная улыбка, когда Хелльнер несколько раз толкнулся палками, неуверенно делая коньковые шаги.       — Что с его техникой?! – не выдержал Томас. – У него же всегда был идеальный конёк, где не могу найти изъяны даже я!       Не выдержав, Андерс всё же рассмеялся, всем весом опершись на обе палки.       — Видимо, сегодня тебе придётся его сильно не гонять, – продолжая смеяться, произнёс швед. – Хорошо, что ты не видел мою технику, когда внезапно приехал летом, расставшись с Рённауг. Ты бы, наверное, в обморок упал прямо на асфальт.       Альсгорд независимо молчал, торопливо сопоставляя факты.       — Но он же с Каллой, – наконец, выдал Томас.       — Я, конечно, не сомневаюсь в её возможностях, – теперь Андерс смеялся в голос, – но всё говорит о том, что не с ней.       В ёмкое «всё» он вложил то, что видел своими глазами – Маркуса, который сейчас прокатывался ещё более зажато, чем в своё время он, и Дани, который бесшажным ходом катился на параллельных курсах по проложенной лыжне и обеспокоенно поглядывал на Хелльнера, непрерывно что-то говоря. __________________________________       *Мальмбергет – посёлок рядом с Елливаре, где находится лыжная гимназия Välkommaskolan.