Трасса «Скандинавия»

      — Сочи?! – наперебой голосили Анна, Шарлотта и Маркус, сгрудившись вокруг телевизора. – Это, вообще, где?! Россия?! А насколько далеко в России?! Нам придётся лететь целый день?! В Сочи же жарко, да?!       Йохан в небольшом холле читал в уютном одиночестве книгу, а фоном была включена трансляция сессии Международного Олимпийского комитета из Гватемалы, где должны были назвать столицу Игр 2014-го года. Эта тишина нарушилась, когда аккурат во время объявления города-счастливчика ввалилась молодёжь: правда, не в полном составе. Маркус, Дани, Анна и Шарлотта потеряли где-то по пути Эмиля, а Ида Ингемарсдоттер, придя вместе с ними, отошла к окну, чтобы ответить на телефонный звонок.       — Это в европейской части страны, – объяснил Рикардссон, стоящий на шаг позади. – На самом западе.       — Точно не в Сибири?! – не унимался Маркус.       — И точно не на Дальнем Востоке?! – не отставала Шарлотта.       — Вы же оба летали в Саппоро, – устало вздохнул Дани. – Чем вам может не нравиться Сибирь?       В это время монтажёры телепрограммы услужливо предложили карту, и Даниэль, сориентировавшись, быстро взял пульт и нажал на стоп-кадр.       — Чёрное море?! – Анна, не постеснявшись, ткнула пальцем в синеву на указателе. – Я же сказала, что там должно быть жарко!       — Морской курорт? – Маркус поднял брови. – Я глубоко извиняюсь, а как там можно проводить зимнюю Олимпиаду?       — Где они найдут снег? – Шарлотта привычно закончила за него.       Дани возвёл глаза к потолку, будто вопрошая, за что мироздание послало ему таких бестолковых друзей.       — Здесь – горы, – он тоже протянул было руку, но спохватился и взял с тумбочки карандаш, которым и показал границы Кавказских гор. – В горах вам всем хватит снега.       — Это почему – вам? – Маркус, скрестив руки на груди, недовольно прищурился. – Тебе, значит, сочинский снег не нужен? По асфальту побежишь?       — Да-да, – присоединилась Шарлотта. – Ты опять за старое?       — Не за старое, – Дани спокойно пожал плечами. – За вечное. Вы можете строить планы на этот сезон, на чемпионат мира в следующем, можете даже робко задумываться о Ванкувере. Но Сочи… Семь лет. Я вот, понятия не имею, что со мной произойдёт за эти семь лет. В принципе, никто не может точно утверждать даже того, буду ли я через эти семь лет жив.       — Ричи! – укоризненно воскликнула Анна. – Не надо так говорить! Перестань!       — Скажешь так ещё раз – я тебя ударю, – мрачно пообещал Хелльнер. – Не смей. Понял?       — Ну, а что? – искренне изумлялся Даниэль. – Неприятности поджидают нас везде, и я могу это доказать.       — Натянешь в коридоре верёвочку? – ехидно уточнила Анна. – Повесишь над дверью ведро с водой?       — Лучше уж мы распишем все медали на три Олимпиады вперёд, – Шарлотта решительно подняла руку, пресекая. – Пусть чересчур самонадеянно, пусть во всём ошибёмся – но лишь бы не слушать твои упаднические кладбищенские речи.       Они забыли, что находятся в комнате не одни – Йохан, смущённо кашлянув, привлёк к себе внимание.       — Прошу прощения, что вмешиваюсь в дискуссию, – произнёс он. – Но, Даниэль, в самом деле… Я тоже не из жизнелюбов, но с твоей позицией можно лечь в гроб прямо сейчас. Какая разница? Ведь всё равно когда-то придётся.       — Нет, – Рикардссон отреагировал с несвойственной себе пылкостью. – Сделать это сейчас – значит, обмануть предопределение. Тогда может не произойти что-то, что мне уготовлено.       — Но ведь тогда ты вовсе не будешь знать, что тебе уготовлено, – спорил Йохан. – Только об одном будешь знать – о том, к чему, похоже, готов каждую секунду.       Он намеренно избегал слова «смерть». Остальные присутствующие сжали кольцо вокруг них плотнее, а от окна подошла закончившая разговаривать Ида. Всем было любопытно: ранее никто не видел Олссона на каких-либо публичных дебатах. Тот или молчал, или негромко вёл приватный разговор с кем-то, кто находился рядом.       — Вот и я! – из-за двери, ведущей на лестницу, появился запыхавшийся Эмиль. – А что здесь происходит? – опешил он, увидев странное сборище.       — Делим золотые медали Сочи, – Йохан криво улыбнулся. – Ты опоздал.       — Как обычно, – тот показательно расстроился. – Всё же, Сочи выбрали, да? – после этого вопроса Олссон мысленно порадовался тому, что Эмиль единственным из своих сверстников – Дани он всё-таки относил к своему поколению – следил за отборочной программой. Но после паузы Йонссон протянул: – Самое время узнать, где это находится.       Остальные, включая Йохана, засмеялись, после чего он поспешил уйти. Когда полчаса спустя Олссон заглянул за забытой книгой, он застал картину странную и почти небывалую: девушки втроём сидели на диване, Маркус и Эмиль пристроились на подлокотниках, и все они внимали Даниэлю, который вновь проводил ликбез о Сочи, но уже более подробно.       — Ты ведь так интересно рассказываешь, – протянула Шарлотта, когда он закончил. – Любо-дорого послушать! А то всё какие-то предопределения да ожидающие за углом ловушки, – она наклонилась, чтобы поправить нижний край лосин, и предложила: – Давайте я схожу в номер за ноутбуком? Почитаем, что эксперты про выбор Сочи говорят?       — И во что-нибудь поиграем по Сети! – Эмиль довольно потёр руки. – Тащи!       Она ушла, а секунд через тридцать поднялся Маркус, красноречиво сказав, что скоро вернётся. Никто, кроме него, не знал их давнего знака: если им с Шарлоттой нужно было поговорить наедине, надо было завязать шнурок на обуви или сделать нечто подобное. Он растолковал всё правильно, направившись прямиком в комнату, которую занимали девушки.       — Что-то срочное? – он мог только гадать, зачем понадобился в момент общего сбора.       — Не то, чтобы очень, – отвечала Шарлотта, поведя плечом. – И ты, вообще, удивишься. Просто я смогу сказать тебе об этом только сейчас. Пока настроилась, – Хелльнер удивлённо поднял брови, а она продолжила, приподнявшись на носки: – Маркус, пожалуйста, только не бросай его! Никогда-никогда!       Тот, правда, опешил от этой неожиданной активности – опешил настолько, что не сразу идентифицировал, о чём идёт речь.       — Ты имеешь в виду Дани?.. – осторожно уточнил он, боясь, что девушка рассмеётся, если он ошибается.       — Нет, я имею в виду Бьорна Дэли, конечно же! – она всплеснула руками гораздо резвее обыденного.       — Бьорна Дэли?.. – переспросил Маркус совсем уж растерянно.       — Какого Дэли, Маркус, включи голову! – Шарлотта рассердилась совсем не показательно. – Естественно, я говорю о Дани! – спохватившись, она понизила тон, а потом опустила голову. – Ты… понимаешь меня?       — Я понимаю предмет разговора, но не понимаю, почему ты вдруг его завела, – признался Маркус. – И нас ребята ждут – а я-то вовсе назвал им первую попавшуюся причину. Наверное, Ричи уже рассказывает, что мне было предопределено утонуть в унитазе, – он через силу улыбнулся.       — А я запуталась в проводах от ноутбука, и меня ударило током, – Шарлотта рассмеялась, но в момент посерьёзнела вновь. – Вот об этом я и хотела поговорить. Как бы выгадать время?       — Как обычно, на тренировке, – он пожал плечами. – Как в школе делали.       Если эти двое замышляли что-то в гимназии, лучшего места, чем тренировочная сессия, им было не найти: будь то нарабатывание объёмов на снегу, на лыжероллерах или же просто бег. Они попросту отрывались от своих товарищей далеко вперёд, и если работа в тот день не была изматывающей, могли общаться вдали от любопытных глаз на какие угодно темы.       Во взрослой сборной напарники были на несколько порядков выносливей, но никто не мог помешать им выбрать менее людный путь на беговой тренировке по асфальтовой дорожке, которая была проложена в лесистой местности. На следующий день заговорщики подождали, как распределится команда, и свернули вправо, прибавляя – этот трек был чуть длиннее.       — Итак, пока мы не запыхались, – начала Шарлотта. – Помнишь, да, о чём мы говорили?       — Я помню, – ответил Маркус. – Но по-прежнему не понимаю, к чему этот разговор.       — Да к тому, что у него постоянно эти поиски смысла жизни, этот тлен, бесполезность бытия! Меня это начинает пугать, – призналась девушка.       — Меня тоже сначала пугало, – на бегу он попытался пожать плечами, – но сейчас я привык. У него образ жизни такой – что поделать?       — Это странный образ жизни, – настаивала Шарлотта. – Мы не вправе его менять, но можем поспособствовать тому, чтобы он не развился до критической точки, – она перевела дух и расслабила руки, несколько секунд пробежав молча. – Маркус, ты – самое дорогое, что у него есть. Ты знаешь, что с ним станется, если тебя вдруг не окажется рядом? Представляешь, что он, думая о своей безысходности, может натворить?       Хелльнер ритмично работал локтями, выбрасывая их на каждый шаг. Он не успел запыхаться, но описанные Шарлоттой туманные варианты, коих могло и не быть, прижимали к земле сильнее любой физической нагрузки. Маркус не знал и не хотел знать, боясь того недостижимого, что не стоит тревожить зазря. Не представлял, потому что был уверен почти наверняка – такое знание для него бесполезно. Однако честный разговор затронул те скрытые ноты, и до окончания тренировки он ушёл в себя, даже не предложив девушке (которая, к слову, и так продержалась за ним, затратив чуть больше сил) пробежать наперегонки. Она была права. Дани даже вёл себя по-другому, когда они оставались наедине: не боялся раскрываться и высказывать уверенность в завтрашнем дне, а также в разы сокращал поток чёрного юмора.       После тренировки у них была установлена негласная очерёдность: они не знали, по каким критериям, но так почему-то повелось. Сначала ванную комнату занимал Даниэль, и только потом в душ шёл Маркус. В этот день Хелльнер правила нарушил. Он не стал проситься вперёд или лезть без очереди – он попросту просочился вместе с ним.       — Вдвоём – в один душ? – в своём любимом скептическом тоне протянул Дани.       — Я знаю, ты скажешь, что добром это всё не кончится, – Маркус махнул рукой, беззаботно раздеваясь и складируя одежду в неопрятную кучу на кафельном полу, – и собираюсь это опровергнуть, – он шагнул к застывшему столбом Рикардссону и потянул наверх его футболку. – Помогай же! Мне что, одному отдуваться?       — У нас ещё вечером тренировка в зале, – Дани продолжал сомневаться. – Если хочешь, давай так, но перед сном!       — Мы и сейчас, и перед сном, – отвечал Хелльнер, заходя в душевую кабину и увлекая его за собой, держа за запястье. – Но сейчас, понятно, сильно увлекаться не будем.       Даниэлю оставалось лишь молча покориться судьбе, позволяя губам и рукам Маркуса вить из себя верёвки.       — …Не «сильно», но зато долго, – резюмировал он, заметив, что прошло целых сорок минут. Уже одевшись, он несколько раз прошёлся полотенцем по мокрой голове, непроизвольно поставив волосы дыбом, но прежде, чем Маркус это заметил, послышался громкий протяжный визг – явно из другого конца коридора.       — Ого, – произнёс Хелльнер, сомневаясь, что после такой шумовой волны его услышат.       — Анна? – нахмурился Даниэль, быстро прикидывая, что остальные девушки, кроме Анны, Шарлотты и делящей номер с Йоханом Анны Дальберг, живут на другом этаже.       — Она, – согласился Маркус. – Лотта не умеет визжать – она просто громко орёт. Паук к ним, что ли, заполз?       — Наверняка по имени Эмиль, – ехидно ввернул Рикардссон.       Едва он закончил, пронзительный визг повторился – чуть ли не громче по количеству децибел. В коридоре послышался топот ног, а Хелльнер приложил руки к ушам.       — Точно Эмиль, – кивнул он. – С пауком Шарлотта бы справилась.       — А с Йонссоном не сможет? – Дани поднял вверх одну бровь.       Пока они собирались узнать, в чём дело, ответ пришёл сам. В дверь, с криком «Это я!», забарабанили, и когда Маркус открыл, в комнате появилась Шарлотта.       — Что происходит?! – хором воскликнули парни.       — Я пока посижу у вас, – быстро проговорила девушка, ставя на пол пакет с продуктами из ближайшего магазина. – В нашем номере Анна успокаивает Анну! В смысле, Дальберг – Ханссон!       — А что случилось-то?! – Маркус начал терять терпение.       Шарлотта выдохнула, уселась на одну из кроватей, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и произнесла:       — Всё началось с того, что я пошла в магазин… Там сейчас большие скидки на еду, и очень выгодно покупать даже домой – я и пошла, у нас же сегодня последний день.       — Лотта, – укоризненно окликнул Хелльнер.       — Ближе к делу, – тактично направил Дани.       — Ах, да… – девушка спохватилась. – Я ушла, пока Анна принимала душ. И, видимо, в это время к нам зашёл Эмиль…       — Подожди, а номер ты не закрыла? – не понял Рикардссон.       — Не закрыла, – покивала девушка. – Анна свой ключ найти не может – видимо, сегодня будем весь вечер искать – и я, на всякий случай, оставила ей свой.       — А сейчас я угадаю, – протянул Маркус. – Она вышла из ванной, увидела Эмиля и от неожиданности закричала?       — Я думаю, всё было гораздо проще, – усмехнулся Дани. – Я прав?       Происшествий не предвещало абсолютно ничего: с ноутбуком подмышкой и флэшкой в кармане, Йонссон шёл к Шарлотте – ещё с вечера они договорились обменяться фильмами. По своему обыкновению, он не стал стучаться – в дверь он предпочитал ломиться, пока его не услышат и не откроют. Однако едва он навалился в этот раз, дверь раскрылась внутрь, и Эмиль едва удержался на ногах. Схватившись за спасительную ручку, он непонятливо нахмурился: комната пустовала – лишь из ванной слышался плеск воды. С мыслями о том, кто именно находится в душе, Йонссон прошёл через весь номер, сфокусировав внимание на вырванном из тетради листочке в клетку, который лежал рядом с телевизором. «Jag är i butiken, kommer tillbaka snart»*, – было написано ровным почерком Шарлотты. Кивнув самому себе, Эмиль решил подождать и устроился на стуле, рассматривая вроде бы стандартное убранство комнаты.       С кем бы он ни делил номер, к кому бы из друзей мужского пола ни заходил поболтать, он никогда не видел разницы, отражения личности проживающего или какой-либо особенности. Что у него, что у Маркуса или Дани, у кого-то из юниорской сборной или, наоборот, у кого-то из старожилов команды – всё было слишком одинаково и поэтому привычно. Постели в большинстве случаев были разворошены после сна и не убирались, одежда – к концу проживания уже непонятно, где чья – свисала с самых неожиданных мест, где сушилась, проветривалась или же, как любил объяснять Эмиль, просто «находилась». На разбросанные пары лыжных ботинок можно было наткнуться везде, а шкаф выполнял функцию склада, куда забрасывались вещи, хоть раз вытащенные из чемодана. Здесь же всё было по-другому, хотя Шарлотта, при желании, могла бы влиться в довольно привычную мужскую компанию – если бы не сидящая возле подушки застеленной кровати игрушечная собачка. Да и вещи её не представляли хаотичный беспорядок: тренировочный топ сушился возле открытого окна, а одежда, видимо, была аккуратно сложена в чемодан, что позволяло не собирать его заново при отъезде.       Зато на второй половине абсолютно всё кричало о личности Анны Ханссон. Флакончиков и скляночек на её прикроватном столике было раза в три больше, чем у Шарлотты, на спинку стула были свешены летние шарфики, которые – Эмиль обращал на это внимание – Анна меняла чуть ли не каждый вечер. Возле постели были составлены три пары кроссовок разных цветов, и тогда Йонссон, берущий на сборы всего одну пару обуви, помимо лыжной, понял, зачем ей столько сумок. Из левой кроссовки зелёной пары что-то торчало, и, наклонившись, Эмиль с удивлением увидел второй ключ от номера – первый лежал рядом с запиской. Он кинул ключ на постель – вряд ли Анна хранила его в ботинках целенаправленно – и тот упал рядом с книгой, заложенной краешком покрывала – видимо, ничего более подходящего под руку девушки не попало. «Små citroner gula»**, – было написано на обложке. Хмыкнув, Йонссон прочитал на обороте аннотацию и торопливо положил книгу обратно: история о юной официантке, сражающейся за свою любовь, не прельщала его никоим образом. Впрочем, он удивился бы, если б Анна читала другие книги. Когда его взгляд зацепил видневшуюся из-под её подушки тонкую белую бретельку, Эмиль пообещал себе больше ничего не трогать и присел обратно на стул, чтобы дождаться, пока Шарлотта вернётся из магазина или же Анна выйдет из душа.       «Она там утонула, что ли?» – он размышлял, что можно делать в ванной столько времени, когда в голову изящной битой искателя приключений ударила буйная идея. Поддаваясь внезапному порыву, на цыпочках Эмиль подошёл к двери душевой и, ненадолго поглядев на неё, прислонил к полированному дереву ухо.       Поначалу он не слышал ничего, кроме беспорядочного звучания воды, её потоков, отражающихся от поверхностей. Лишь спустя некоторое время сквозь журчание начал пробиваться негромкий голос, складывающийся в мотив популярной до скрежета зубов песни, которую встречал на радиостанциях даже Эмиль. В слова он не вслушивался – просто внутренне посмеивался над тем, что Анна явно не ожидала присутствия в номере посторонних. Шарлотта же наверняка привыкла к этим неожиданным концертам.       «Hey hey, you you       I know that you like me       No way no way       I know it's not a secret       Hey hey, you you       I want to be your girlfriend!..»***       Слов этой песни Йонссон не помнил и никогда о них не задумывался. Прослушав, как он понял, нечто вроде припева, Эмиль положил ладонь на дверную ручку, думая, повернуть её или нет. Этот парень всегда слыл рисковым, но пока его горячность не могла совладать со здравым смыслом. «Повернуть или не повернуть?» – в его голове боролись два Эмиля: первый говорил о том, что эту глупую затею нужно немедленно бросить, послать подальше, пока Анна – или, скорее, вернувшаяся и заставшая его врасплох Шарлотта – не заехала ему по лицу или по другому, более дорогому, месту. Второй Эмиль, будто сидящий на левом плече дьявол, настаивал на том, что задуманное стоит исполнить – и жизнь кардинально изменится. «Возьму и поверну ручку, – решил Йонссон. – Всё равно дверь заперта на защёлку».       Дверь была бы закрытой на щеколду, если бы в душ пошла не Анна Ханссон, посчитавшая, что к ней не станет никто ломиться, или просто забывшая запереться. От неожиданности Эмиль даже выругался вслух, но девушка его не услышала, увлечённо напевая и намыливаясь. Включенный душ был закреплён сверху, на держателе.       Эмиль не стал удивляться другой планировке: наличию вместо душевой кабины ванны. Он принял это как должное и сейчас стоял, как истукан, застыв на месте и сквозь полупрозрачную шторку, приглушающую изображение, разглядывая тонкий силуэт.       «You're so fine, I want you to be mine       You're so delicious       I think about you all the time       You're so addictive       Don't you know what I could do to make you feel alright.       Don't pretend I think you know I'm damn precious       And hell yeah I'm the motherfuckin' princess       I can tell you like me too       And you know I'm right».****       Он забыл о ситуации, месте, времени и прочих факторах, привязывающих его к реальности. Здесь и сейчас его устраивало почти всё – разве что, можно было зайти дальше, при этом обнаружив себя, но зато получив большее, чем при текущей форме вуайеризма, когда ещё можно было уйти незамеченным. Эмиль не привык обдумывать свои идеи, и поэтому, резким шагом переступив всю площадь ванной комнаты, он быстро потянул шторку, заставляя её собраться на карнизе с другой стороны.       — Hey hey, you you, I want to be your girlfriend…       Строчка из песни превратилась в визг – высокий и душераздирающий. В состоянии аффекта Анна не догадалась вновь задёрнуть занавеску – успела лишь, как могла, прикрыться руками, и то, не сразу. Они так и смотрели друг на друга: он – широко распахнутыми глазами, она – не переставая вопить на одной-единственной тонкой ноте.       — Ханссон, чего ты так орёшь?! – улучив момент, пока ей нужно было перехватить дыхание, спросил Эмиль. – В первый раз меня увидела, что ли?!       В ответ на такую наглость Анна закричала ещё громче, а потом типичный девчачий визг перешёл вопль ужаса: её босая нога поехала на мыльной поверхности, и, балансируя всем корпусом, девушка начала заваливаться назад, рискуя удариться позвоночником о борт ванны.       Эмилю показалось, что он в тот момент заорал ничуть не тише, здорово перепугавшись. Рванувшись быстрее, чем на финише своего пока самого успешного спринта в Стокгольме, он успел – Анна упала прямо в его подставленные руки. Он тут же сжал её крепче, поднимая и привлекая к себе: инстинктивно, в простом защитном жесте. Они снова воззрились друг на друга, уже не зная, что делать дальше. Неожиданность заставляла медлить.       — Ханссон, только не кричи, – предостерегающе попросил Эмиль, видя, что Анна приоткрыла рот и, кажется, снова собирается включить ультразвук. – Получается, мы квиты?       Заключить перемирие они не успели. Анна Дальберг, прибежавшая на крик, застала обоих на месте преступления и, увидев на руках у Йонссона обнажённую девушку, быстро поняла, с чего всё началось. Та, опомнившись, быстро освободилась из объятий Эмиля и уселась на дно ванны, подтянув колени к груди и начав всхлипывать.       Из номера Анна выводила его за ухо. В коридоре топтались Андерс и Йохан, из-за их спин, привстав на носочки, выглядывала Шарлотта.       — Да там и смотреть-то не на что! – пытался оправдаться Йонссон. – Подумаешь! И вообще, если бы не я… Ай! Моё ухо!       — Заткнись, – резко оборвала Анна, не отпуская. – Йохан, – обратилась она, – ты с ним поговоришь?       — Я? – растерялся Олссон. – Ну, я могу сказать, что да, не надо так…       — Анна, давай его мне, – мрачно произнёс Андерс, приходя на помощь другу. – Попробую разобраться, что к чему.       — Я весь в мыле и наполовину мокрый! – возмутился Эмиль. – Можно я хоть зайду переодеться?       — Не лез бы, куда не надо, был бы сухим, – рассудительно заметил Андерс, смыкая пальцы на его запястье. – Идём со мной.       Когда дверь одного из соседних номеров захлопнулась, Анна обратилась к остальным.       — Йохан, ты здесь не нужен. Шарлотта, послушай, ты сможешь где-нибудь погулять?.. Я попробую привести её в чувство.       Та кивнула и, не забыв подхватить свой пакет, через несколько секунд уже стучалась к Маркусу и Дани. Дальберг направилась в другую сторону, подозревая, что выдворением Эмиля её миссия не закончилась.       — Анна, ты в порядке? – чтобы не смутить девушку ещё сильнее, она тактично постучалась в многострадальную дверь ванной. Ответа не последовало, и женщина задала другой вопрос: – К тебе можно?       — Можно, – бесцветным, ничего не выражающим голосом ответила та.       Её хватило исключительно на то, чтобы смыть с себя остатки мыла и не утонуть в слезах. Дальнейшее её старшая тёзка проделывала сама: поднимала, оборачивала в большое полотенце, промокала и провожала в жилую часть номера, при этом приговаривая, как маленькому ребёнку. Дальберг и сама не знала, откуда брала эти нетипичные для себя слова. Она закрыла окно, чтобы Анну не продуло, и, видя, что она снова – уже сидя на постели – собирается разрыдаться, решительно пресекла этот порыв.       — В таких случаях нужно не реветь, а защищаться, – заявила она. – Не давать собой воспользоваться и себя скомпрометировать.       — Защищаться? – растерянно переспросила Анна. – Но как против такого защищаться?..       — Пинком промеж ног, – насмешливо объяснила женщина. – Если не понял – можно по морде. Хотя, – она красноречиво подняла бровь, – первое расстраивает их куда сильнее.       — Просто… просто взять и ударить? – девушка явно не понимала, а потом даже рассердилась, думая, что её разыгрывают. – Тебе легко говорить! – воскликнула она. – Ты не понимаешь! К тебе в душ никто не вламывался, когда ты стоишь, беззащитная, и не ожидаешь подвоха! А он смотрит!       В ответ Анна горько рассмеялась.       — Дырку он бы на тебе не просмотрел, – саркастично бросила она. – Что же касается меня… Нет, дорогая, я понимаю. Меня не один раз в буквальном смысле прижимали к стене, меня целовали против моей воли, а просто пытались поцеловать больше раз, чем ты можешь представить. Мне продолжать?       — Нет, – девушка быстро покачала головой. – Нет-нет, не надо. Но… неужели это всё Йохан? Не верю! Не может быть!       — И правильно делаешь, что не веришь, – Дальберг мягко улыбнулась. – Он бы такое не то, что делать не стал бы – ему и помыслить о таком неловко.       — Ты – сильная, – протянула Анна. – А у меня не получится так, как ты говоришь, защищаться. И не только потому, что я не такая, как ты…       Она опустила глаза, а щёки тут же стали пунцовыми. Женщина поняла, что причины недовольства Анны неумелыми знаками внимания Эмиля кардинально отличаются от тех причин, по которым она ненавидела приставания Маттиаса.       — Ты ждёшь принца на белом коне, – произнесла Дальберг, – а вместо этого получаешь только Йонссона. Учитывая, что сама по себе ты – типаж принцессы на горошине.       — Но ты же дождалась идеала! – девушка всплеснула руками.       — Своего, – веско завершила Анна. – У тебя он – совершенно другой, может, совсем противоположный моему. Ведь даже мы с тобой – разные.       Ханссон снова покивала, поднимаясь на ноги. Внешне она оправилась от потрясения и уже искала глазами одежду, в которую могла бы переодеться.       — Спасибо, – протянула она. – Благодаря тебе я сегодня смогу о многом подумать. А Йонссон… – девушка взяла паузу, после чего звонко рассмеялась. – Как ты его здорово! За ухо!       — Прими на вооружение, – Дальберг засмеялась вместе с ней. – Дальше справишься без моей помощи?       — Справлюсь, – отсалютовала Анна. – О, ключ нашёлся!       — Не забудь, что через три часа – вторая тренировка, – добавила женщина, направляясь к выходу.       В это же время открылась дверь номера Андерса, откуда стремительно вышел явно довольный собой Эмиль. Анна поймала взгляд выпроваживающего его Сёдергрена, и тот провёл пальцем по шее, демонстрируя тем самым, что Йонссон успел встать у него поперёк горла.       — Зачем ты это сделал? – строго спросил он несколькими минутами ранее, не позволив своему невысохшему спутнику присесть.       — Не знаю, – буркнул Эмиль. – Посмотреть захотелось.       — Посмотрел? – переспросил Андерс громче. – Раньше – не видел?       — Её – нет, – бросил Йонссон. – Но очень хотелось.       — Поступал бы с ней по-другому – не пришлось бы вламываться в душ, – проговорил мужчина, глядя прямо ему в глаза. – Действовать можно не только силой.       — Только не говори мне про цветы, – выпалил Эмиль.       — Какие цветы? – Сёдергрен опешил, не ожидая от него перехвата инициативы в воспитательной беседе.       — Обычные! – затараторил тот. – Вот у тебя свадьба скоро – скажи, ты даришь своей невесте цветы?!       — Нет, – независимо отвечал Андерс. – Моя невеста меня ими же и убьёт. Но Анна – не она, и дело совершенно не в этом. Поставлю вопрос по-другому: ты думал о последствиях, прежде чем зайти?       — Не думал, – вздохнул Эмиль. – Бес попутал.       — Признался, – тот удовлетворённо кивнул. – Спасибо хотя бы на этом. А сейчас ты пойдёшь и извинишься перед Анной.       — Нет, – мгновенно отреагировал Йонссон.       — Но ты же её обидел, – Андерс нахмурил брови.       — Ну и что?!       — А если бы её обидел кто-то другой?       — Тогда я бы пересчитал этому «кому-то другому» все зубы, – не задумываясь, отвечал Эмиль.       — От тебя у нормального человека может случиться когнитивный диссонанс, – Андерс обхватил голову руками. – Выметайся с глаз моих.       «Безнадёжный случай, – думал он, переглядываясь с Анной. – Но здесь ещё можно сделать скидку на возраст».       Вторую попытку получить от Шарлотты фильмы Эмиль предпринял за два часа до отбоя – тем более, его ноутбук оставался в комнате у девушек. Те смотрели на него настороженно – даже Шарлотта, хотя она первой прервала замешательство, подвинувшись и позволив ему сесть рядом с собой на кровати.       Оба старались вести себя, будто ничего не произошло, занявшись передачей данных, а Анна, сидящая на соседней постели, спряталась за своей книгой. Но долго выдерживать такое безмолвие Эмиль не смог.       — Ханссон, – позвал он, – ты же на меня не дуешься? – Анна не ответила, и он вновь окликнул её: – Ха-анссон! Ну, Ханссон!       — Эмиль, давай не сейчас, – тихо одёрнула Шарлотта.       — Ханссон, между прочим, я тебя поймал! – он не сдавался, не послушав подругу. – Где твои благодарности?       — Между прочим, если бы ты ко мне не ворвался, я бы не упала, и тебе бы не пришлось меня ловить, – Анна произнесла это как можно равнодушнее и спокойнее, перелистнув очередную страницу.       — Ну, извини, как уж получилось, – протянул Эмиль, после чего оторопел, поняв, что только что сказал. – Ха-анссон! Ну, прости! Я не хотел.       — Не верю, – в перепалку вклинилась Шарлотта. – Ни за что не поверю, что не хотел!       — Верно, – он опустил голову. – Хотел. Но, всё равно! Ханссон!       — Йонссон, у меня есть имя! – Анне надоело слушать, как он канючит.       — Ну, хорошо, – согласился Эмиль. – Так и быть. Анна, – слышать это из своих уст было странно, и он попробовал снова – по-прежнему отрывисто. – А-анна. Мир? – он протянул руку.       Девушка смотрела на него недоверчиво, однако ноги с кровати спустила.       — До твоей первой выходки, Йонссон, – твёрдо произнесла она.       — У меня тоже есть имя! – Эмиль оскорбился.       — Подождите! – воскликнула Шарлотта, подтягивая к себе сумку и извлекая небольшой фотоаппарат-мыльницу. – Это нужно сфотографировать, а то никто не поверит.       — Шарли, ты – свидетель, – проговорил Эмиль.       — Мир, – подытожила Анна, подходя и пожимая его руку. – А что касается твоего имени – посмотрим, как ты будешь себя вести.       — И это меня обвиняют в нечестной игре, – проворчал Йонссон.       Когда он ушёл, Анна долго расхаживала по номеру туда-сюда, и когда Шарлотта попросила её расписать переживания подробнее, она произнесла:       — Надеюсь, он не обратил внимания на слова этой дурацкой песни, которую я пела в душе!       — И что же ты исполнила на этот раз?       — Аврил Лавин – «Girlfriend».       Шарлотта расхохоталась, а Анна покрылась румянцем.       — Только избавились от Фредрикссонов, – проворчал Йохан, подводя итоги последнего дня на сборах, – так теперь Йонссон фестивалит!       — Не совсем и избавились, – Анна пожала плечами. – На соревнованиях снова все вместе будем.       — И меня это совсем не радует.       На смену норвежскому тренерскому штабу пришёл отечественный. Мужскую команду возглавил Бенгт Статтин, тренером женской стал Йоаким Абрахамссон, а его помощником – Магнус Ингессон. Братьев Фредрикссонов не устроили и такие метаморфозы, и лыжная ассоциация позволила им тренироваться самостоятельно, посчитав, что плюсов будет больше. К сепаратистам присоединился Бьорн Линд, а позже – после первого сбора с командой – Андерс Сёдергрен.       — Просто мне кажется, что в тридцать лет такой контроль не нужен, – он объяснял причины своего решения Йохану. – У Статтина он порой доходит до абсурдного. Да и мой организм лучше меня самого никто не знает.       «Знает», – Йохан подумал об этом, но не стал озвучивать вслух. Как и всегда, он был прав. ___________________________________       *Я в магазине, скоро вернусь (шведский).       **«Лимоны жёлтые» – книга шведской писательницы Кайсы Ингемарссон, специализирующейся на жанре женской прозы.       ***Эй, ты, эй, ты,       Я знаю, что я тебе нравлюсь.       Нет уж! Так не пойдёт!       Я знаю, ведь это не тайна,       Эй, ты, эй, ты,       Я хочу быть твоей девушкой.       ****Ты самый прикольный, я хочу, чтобы ты был со мной,       Я тобой восхищаюсь,       Я думаю о тебе всё время,       Ты очень интересен,       Разве ты не понимаешь, что я могу сделать тебя счастливым?       Не притворяйся, я знаю, что ты думаешь обо мне,       Как о безбашенной куколке,       Да, я, чёрт подери, принцесса!       Я не сомневаюсь, что я тебе нравлюсь тоже, и ты знаешь, что я права.       (Использованы слова песни Аврил Лавин, перевод – лингво-лаборатория «Амальгама»).