Трасса «Скандинавия»

Включайте ваши диктофоны Я разрезаю провода Влезая внутрь твоих флаконов Я буду думать за тебя И за твои ресницы хлопать И за твои ладони брать За стёклами квадратных окон За твои куклы умирать Танцы минус, «Диктофоны»

      — Я – первая в команде! Не верится!       На классической «десятке» в Давосе Анна Ханссон заняла пятое место, на пять позиций опередив Шарлотту и став лучшей в сборной Швеции. Это обстоятельство привело её в неописуемый восторг. Анна прекрасно понимала, что такое положение – до следующей гонки, однако не могла не радоваться, выплясывая возле телевизора, где транслировалась уже начавшаяся мужская «разделка».       В тренерском штабе абсолютно точно знали, что лицом женской сборной в ближайшие годы будет Шарлотта, но сейчас совершенно чётко начали проглядываться возможности её первой сменщицы. Анна не была на дистанции столь же резкой и напористой, но успешно проведённые коньковая гонка в Бруксвалларне и классическая – в Давосе давали шанс понять, что она более универсальна и не отдаёт предпочтение какому-то одному стилю.       — Наверное, Ханссон пробежала бы пятнадцать километров быстрее меня, – посмеялся над собой Эмиль, которого решили заявить на длинную гонку.       Они с Маркусом плелись по направлению к деревянным коттеджам, в которых жили команды, под бодрую музыку, доносящуюся со стадиона. Там, без участия кого-либо из шведов, проходила цветочная церемония.       — А ты ожидал, что после её успеха сразу выиграешь? – Маркус насмешливо поднял брови. – Не-ет, это только мы с Лоттой умеем.       — Не ожидал, – отвечал тот. – Но, по крайней мере, надеялся, что это будет не так позорно. Шестьдесят четвёртое место!       — Расслабься, – бросил Хелльнер. – Уверен, что здесь твоего, как ты сказал, позора, никто не заметил.       — И то верно, – согласился Эмиль, забираясь за ним в небольшой пригорок. – Не спринт же. – Маркус, послушай… – он подождал, пока тот обернётся. – Ты должен мне помочь, – Хелльнер кивнул, показывая, что слушает, и он продолжил: – Как ты думаешь, ключ от комнаты девчонок – у Ханссон или у Шарлотты?       Маркус этому вопросу удивился и отвечать начал, только когда протоптанная в снегу дорожка привела их наверх.       — Почти уверен, что у Шарлотты, – произнёс он. – Анна летом на сборах как-то ключ потеряла, и, думаю, Лотта взяла это под свой контроль. А почему это тебя интересует?       — Потеряла? – Эмиль явно заинтересовался. – Так это же я его нашёл! У неё в кроссовке!       — У неё в кроссовке? – Хелльнер вновь нахмурился. – Что ты делал у неё в кроссовке?       — Ничего, – беззаботно разъяснил Эмиль. – Просто смотрел.       Они уже подходили к домикам, а разглагольствующий Йонссон до сих пор не перешёл к сути дела. Маркусу пришлось тактично возвращать его, и тогда Эмиль предложил остановиться.       — Мне нужен их ключ! – заявил он заговорщическим шёпотом. – И чтобы Шарлотта – да или ты, кто угодно – в общем, чтобы вы отвлекли Ханссон.       Маркус не спешил восхищаться и сразу же содействовать. Он прищурился, подозрительно глядя на друга.       — Пока ты не расскажешь, что ты задумал, я не стану тебе помогать. Мало ли, что ты опять натворишь? Оставишь ей на подушке презерватив или что-нибудь ещё.       — А ведь это идея! – Эмиль хлопнул его по плечу. – Про презерватив! Я и не додумался! Ну ладно, Маркус, давай без шуток. Поможешь? Честное слово, я не придумал ничего ужасного.       Они ударили «по рукам», и через пару часов Шарлотта увела Анну в общую гостиную, где добрая половина сборной смотрела транслируемый из Хохфильцена биатлон. Маркус стоял в коридоре и должен был обеспечить Эмилю «чистый» путь, отвлекая нежеланных свидетелей. Хелльнер гадал, что же он увидит, в душе готовясь к самому худшему. В памяти всплывало, как год назад Эмиль если не собирался дарить Анне пулемёт, то, по крайней мере, считал это вполне вероятным развитием событий. Но когда тот, поднявшись по лестнице, появился в поле зрения, Маркус понял, что удивился бы меньше, если бы увидел пресловутый пулемёт, живую свинью на поводке или статую Петтера Нортуга в натуральную величину. Эмиль тащил… охапку цветов, оформленную лентами в огромный букет.       — Чего ты уставился? – выдохнул Йонссон. – Открывай скорее, чтобы никто не увидел! – он воровато огляделся по сторонам. – Стыда ведь не оберусь.       Маркус послушно прошёл быстрым шагом по короткому коридору и открыл полученным от Шарлотты ключом нужную дверь.       — Где ты их взял? – полюбопытствовал он.       — Собрал на трассе, – не задумываясь, чуть раздражённо выпалил Эмиль. – Как думаешь, почему я так погано выступил? Я цветочки собирал!       — А серьёзно?       — А серьёзно – увидел где-то номер с доставкой, вот и позвонил, – проговорил Йонссон.       Он явно торопился, стремясь поскорее оставить букет на месте назначения и скрыться. Эмиль чертовски стеснялся, что для завоевания девушки ему пришлось двигаться вразрез с собственными принципами и идти на уступки. Покрутившись по комнате, он, наконец, остановился возле прикроватного столика рядом с постелью Анны, но не смог сообразить, каким образом устроить на нём букет срезанных цветов. Он беспомощно посмотрел на Маркуса.       — Я не вожу в чемодане коллекцию ваз, – тот лишь развёл руками.       — Придумай что-нибудь! – отчаянно обратился Йонссон. – Не так же бросать!       Маркус принялся усиленно думать, пытаясь найти необходимой им вазе какой-либо аналог. Он уже собрался отправить Эмиля к штатным поварам сборной за самой красивой кастрюлей, но вовремя вспомнил о другом.       — Мы не выбрасывали пятилитровую бутылку из-под воды, – проговорил он, щурясь. – Если отрезать горлышко, то подойдёт в самый раз.       — Отлично! – просиял Эмиль. – Принесёшь?! – Хелльнер уже открыл дверь, но оклик друга вернул его назад. – Нет, я лучше сам схожу. Мало ли, Ханссон вернётся?!       Он пришёл с пустой бутылкой и складным ножиком: никто из них не возил с собой ножницы. Опустившись на колени, Эмиль выдвинул лезвие, но Маркус решительно пресёк его действия.       — Я сам, – заявил он. – Ты разрежешь так, что нам точно придётся ехать за вазой в город.       Справившись, он набрал в раковине воды и водрузил ёмкость на столик, а Эмиль с максимальной и несвойственной себе осторожностью поставил в «вазу» цветы. Маркус принялся расправлять их, а он достал небольшую открытку – приложение к букету – на которой также по заказу был напечатан незамысловатый текст.       — Но почему ты не хочешь подарить это лично? – поинтересовался Хелльнер, глядя на картонную вырезку, которая, на его вкус, могла бы выглядеть чуть интересней и изысканней.       — Нет. Ни за что, – вместо осмысленного ответа Эмиль выдал пару отрывистых отрицаний. – Она не должна знать, что это я. Я всегда был против цветов. Я, собственно, и сейчас против.       — Очень зря не хочешь открыться, – Маркус пожал плечами и наклонился, собирая ненужные остатки пластиковой бутылки. – Идём?       — Да, – торопливо ответил Эмиль. – Давно пора.       Они вернулись в общую комнату, где царило оживление. Несмотря на то, что подиум вновь не покорился шведским биатлонистам, он был близок, а гонка показалась всем яркой и динамичной.       Незаметно Маркус передал Шарлотте ключ, и взглядом она спросила у него, всё ли они успели. Тот кивнул. Шарлотта также возвращалась в номер не без опаски, готовясь увидеть условный пулемёт, живую свинью, привязанную за поводок к батарее; или же статую Петтера Нортуга в натуральную величину. Тем не менее, она робко надеялась на благоразумие Маркуса, который не позволил бы строптивому Йонссону делать совсем уж экстравагантных сюрпризов.       Открыв, она не стала привычно распахивать дверь перед Анной: она вошла сама, первой, чтобы исключить или хотя бы отсрочить вопли, визги и падающие в обморок тела. Но камень свалился с души, едва она увидела, как именно изменился интерьер комнаты. Она поспешно сделала шаг в сторону, пропуская Анну, и та не смогла сдержать восхищённого вздоха.       — Какие красивые! – завороженно воскликнула девушка. – Сколько же их здесь?!       — Навскидку – под пятьдесят, – деловито уточнила Шарлотта. – Широкая такая охапка.       Розовые розы Анна рассматривала с трогательной, почти нежной улыбкой, лишившись дара речи. Она действительно любила цветы – по всем нехитрым и где-то банальным причинам, по которым цветы любили большинство женщин. Цветы были неувядающим символом, а ещё радовали глаз и наполняли пространство приятным ароматом. Эстетическое в Анне превалировало: над букетом она порхала, словно над чем-то бесценным.       — Ты же, по-моему, всегда любила хризантемы, – ворчливо напомнила Шарлотта. – Белые.       — Шарли, милая, ты думаешь, тот, кто это подарил, знает о существовании хризантем? – вдохновенным потоком прощебетала она. – Вспомнил про розы – и на том спасибо!       Признав ответ логичным, Шарлотта тоже подошла к столику, рассматривая букет со всех сторон.       — Смотри, здесь какая-то карточка, – произнесла она. – И на ней что-то написано.       Анна взяла из её рук открытку и, едва успев прочитать, вскинула взгляд.       — «För skiddrottningen*», – продекламировала она. – Лотта, ты уверена, что это не тебе?!       Неотрывно Анна рассматривала карточку: слова там были напечатаны – Эмиль не сомневался, что размашистый почерк его сразу выдаст. Для анонимности он вновь переступил через себя: вместо стандартного полужирного Times New Roman, что всегда был ему по душе, на открытке красовался винтажный шрифт курсивного начертания.       — Уверена, – рассмеялась Шарлотта. – Сегодня ты по праву стала лучшей.       Негласного звания короля или королевы лыж добивались единицы, но примерить этот титул грезил каждый. Для его завоевания нужно было выиграть в рамках одного турнира две самые длинные и престижные дистанции: дуатлон и марафон. Кто-то романтизировал эту традицию, кто-то, как Шарлотта, отодвигал лирику на самый дальний план, в перспективе думая исключительно об этих двух гонках. Анна же к ним не привязывалась. Для неё не было важным фактическое наполнение: главное, что кто-то искренне ей об этом сказал.       — Вообще, я же должна Эмиля поблагодарить?.. – негромко спросила девушка. – Но… а вдруг это не он?       — А кто? – Шарлотта усмехнулась. – Маркус? Нортуг? Поощрение от тренеров? Перепутавший тебя со своей Анной Йохан?       — Мало ли, – растерянно протянула та. – Нельзя же быть уверенной…       — Это Эмиль, – авторитетно заявила вторая. – Вообще, он просил нас держать всё в секрете, но уж лучше я скажу, чем буду наблюдать ваши попытки ещё несколько лет.       Комнаты в давосских коттеджах были очень уютными, отделанными под дерево, но довольно маленькими. Зато имелось просторное общее пространство, где многие коротали вечера. К одному из диванчиков подвинули журнальный стол Эмиль и Маркус. Первый играл во что-то на ноутбуке, второй держал свой девайс на коленях, привычно переписываясь с Дани.       Лавируя между небольшим количеством остальных постояльцев, к ним подбиралась Анна. Девушка переглянулась с Маркусом, который ободряюще улыбнулся ей, и нерешительно остановилась. Эмиль её, кажется, не замечал. Анна вгляделась в экран его ноутбука и мгновенно покраснела, а потом, поджав губы, развернулась на пятках и пошла прочь. Всё произошло слишком быстро. Маркус тут же скосил глаза и мигом поменялся в лице. Йонссон играл в «The Sims 2»**, а созданные им с Анной прототипы весьма успешно закрепляли своё знакомство нехитрым телесным способом.       — Поздравляю, ты опять всё испортил, – произнёс Хелльнер как можно ровнее. – Эмиля это будто не волновало: улыбка, заметно обнажающая крупные зубы, демонстрировала, что он вполне доволен выходкой. – Твои цветы сейчас окажутся в помойном ведре, – продолжил Маркус. Йонссон даже не отреагировал: считал, что там им самое место. – И она будет плакать всю ночь.       Мышцы лица Эмиля дрогнули: подобное развитие событий ему не нравилось, да и не мог он его предвидеть – этическое в нём уходило на самую глубину подсознания. Он устремил взгляд вдаль, собираясь с мыслями.       — Хан… Анна! Подожди!       Девушка, видимо, действительно желала вернуться: услышала оклик, ещё не успев покинуть комнату. Эмиль повернул к ней ноутбук, показывая интерфейс игры, где персонажи уже занимались повседневными делами.       — Видишь, я здесь «тебя» даже по имени назвал? А ты сразу обижаться.       Маркус прижал ладонь ко лбу, однако он не мог не согласиться, что условия перемирия нарушены не были. Прототип Анны, действительно, был назван по имени.       — Это ты принёс мне цветы? – спросила она, обращаясь к Йонссону.       — Нет, – мгновенно ответил он. – Ты же знаешь, как я к цветам отношусь.       — Это ты, – девушка упёрла руки в боки, будто становясь увереннее.       — Да нет же! – он продолжал отпираться. – Если бы я и захотел тебе что-нибудь подарить, я бы…       — Спасибо, – неожиданно для себя самой, Анна прервала его. – Мне очень приятно.       Наклонившись, она быстро поцеловала его в щёку и после этого убежала окончательно, тщательно закрыв за собой дверь.       Следующие полминуты Маркус наблюдал невиданное зрелище: смущённого, покрасневшего Эмиля Йонссона, то и дело дотрагивающегося до места, которого коснулись её губы.       — Маркус, объясни, – потребовал он. – Понимаю, что не по адресу, но, всё же, объясни! Я подарил ей какой-то розовый веник, но она, кажется, счастлива.       — Логически – не объясню, – чуть задумавшись, Хелльнер встряхнул головой. – У большинства это, скорее, как традиция…       — Дурацкая традиция, – бросил Эмиль.       Через несколько минут стараниями персонала команды возле них появился стартлист на завтрашнюю эстафету. Тут же схватив листочек, Маркус удовлетворённо кивнул: уже вторую подряд аналогичную гонку его ставили на четвёртый этап. Зато Нортуг, в Саппоро начисто выкосивший финиш последнего отрезка, почему-то бежал на третьем.       Нельзя сказать, что эстафета началась для сборной Швеции успешно. Матс Ларссон получил отставание не катастрофическое, но весьма заметное, и отыгрываться пришлось со второго же этапа, где Йохан превратил первоначальные двадцать четыре секунды в двенадцать.       — Лучше получить основной проигрыш в начале эстафеты, чем в конце, – сказал он расстроенному Матсу, уже отправив на дистанцию Андерса.       Тот пропустил вперёд себя пару человек, но отыграл ещё несколько секунд, работая в скоростной группе. До лидеров – итальянцев, норвежцев и россиян – Маркусу оставалось чуть меньше десяти секунд. Постепенно он нагнал их, оставив позади ещё одну норвежскую команду, французов и финнов. На финише с ним сражались олимпийские чемпионы Турина и не самые именитые чехи, но обоим соперникам Хелльнер всё же проиграл – символическое отставание составило полсекунды. В контексте этапа он был собой недоволен, однако на фоне провала в начале гонки итоговое попадание на призовой подиум виделось успехом. После пересечения черты к Маркусу подошли однокомандники, и, едва они успели попозировать фотографам для коллективного снимка, Андерс оттеснил его к выходу из финишной зоны, аккуратно взяв за локоть.       — С прессой пообщаешься на конференции, – негромко проговорил он практически на ухо. – Переодевайся – и сразу на награждение.       — Почему?! – Маркус недоумевал, однажды уже пострадав от журналистов. Он не слишком любил раздавать интервью, но теперь как никогда понимал, что контакты с представителями прессы должны быть системными и обязательными. В данный момент ему было неясно, почему его старшие коллеги, уже проведя в микс-зоне необходимое время, старательно ограждают от этого его самого.       — Не нужно крутиться здесь, – терпеливо объяснил Андерс. – Не нужно, чтобы ты поругался с Нортугом.       — Но я не собираюсь ругаться с Нортугом, – Маркус в очередной раз ничего не понял, ступая рядом.       — Зато он с тобой – собирается, – отвечал Сёдергрен. – Во время твоего этапа он «закатывался» неподалёку от меня.       — И? Он и с тобой поскандалил?! – Хелльнер ужаснулся.       — Нет, – тот покачал головой. – Но сделал всё, чтобы я услышал его разговор с каким-то норвежским приятелем.       — Он сказал, что если бы бежал на четвёртом, результаты бы были другими? – Маркус попытался угадать.       — И это тоже, – уклончиво пояснил Андерс. – Он говорил, что если Швеция не поменяет финишёра, итог эстафет как минимум на двух ближайших Олимпиадах предопределён, и нам лучше вообще не выставлять команду.       Маркус поднял брови, в глубине души делая глубокий вздох.       — Это мы ещё посмотрим, – пробормотал он, быстрым шагом торопясь за Йоханом и Андерсом.       На цветочной церемонии, пресс-конференции и допинг-контроле призёры провели массу времени, не успев к началу женской эстафеты. На выступление Анны и Шарлотты, стартующих на первом и третьем этапах соответственно, хотел посмотреть Маркус; а поболеть за Анну Дальберг, представляющую сборную Швеции на последнем отрезке, планировали остальные. К её старту Йохан, Андерс и Матс успели, особо не вдаваясь в подробности, а Хелльнеру ликбез торопливо проводил Эмиль.       — У Ханссон – порядок, – рассказывал он. – Второй передалась, они с француженкой совсем чуть-чуть отпустили финку. Потом Рюдквист отстала секунд на двадцать, но ты уже видишь, что всё отлично, – широким жестом Йонссон указал на трассу, где скрылись лидеры, среди которых находилась и Анна Дальберг. – Шарлотта была неподражаема – всё отыграла, первой пришла! Наверное, лучшее время среди всех. Ума не приложу, почему её не ставят на последний этап.       — Поэтому и не ставят, – Маркус глубокомысленно почесал лоб. – К четвёртому этапу может получиться такая пропасть, отыграть которую будет невозможно даже ей.       — А иначе тот, кто на четвёртом, дотерпит и сумеет зацепиться за призы? – понял Эмиль. – Так?       — Примерно, – подтвердил Хелльнер.       Но стратегия рушилась на их глазах. Анна Дальберг проигрывала секунду за секундой: пропустила норвежку, немку, россиянку; потеряла связь с головной группой, откатилась ещё дальше.       — Неужели так «обрубило»?! – озадачился Маркус, когда Анна медленно проезжала мимо них, на отставании примерно в полминуты.       — Не похоже, – отозвался Эмиль, качая головой. – У неё взгляд осмысленный, и её не «ведёт» в разные стороны.       Едва заметно Анна припадала на левую ногу. Она двигалась в невысоком темпе, поэтому огрехи в технике были практически незаметны; но глаза на подходе к финишу были наполнены абсолютно осязаемой болью.       — Почему она не сходит?! – Андерс, наблюдающий у бортика, почти кричал. – Зачем терпеть?!       — Не сойдёт, – пробормотал белый, как полотно, Йохан. – В личной-то гонке не сойдёт, здесь – эстафета…       Андерс понимал. Он сам бы ни за что не сошёл с завершающего этапа командной гонки – если бы только упал без сил на снег. А за мучениями другого человека наблюдать было трудно, но оставалось только это: видеть, как проигравшая сорок секунд Анна финиширует на пятом месте.       Перед подругами по команде она извинилась первым же делом, но не могла отделаться от чувства вины, сообщающего, что с точки зрения спортивной этики это была самая паршивая в её жизни гонка.       — Я подвела команду, – хмуро констатировала она, с вытянутой ногой сидя на кровати в их с Йоханом комнате. – Мы шли первыми…       Олссон знал, что утешения здесь не помогут. Формально Анна действительно была виновата, и ему было важнее выслушать, направить, нежели сочинить ободряющую речь.       — Как так получилось? – тихо спросил он. – Что стряслось с твоей ногой?       — Потянула ещё на раскатке, – негромко отвечала Анна. – Ахилл.       У любого собеседника напросился бы вопрос о замене, но Йохан прекрасно знал, что профессиональная гордость Анны никогда бы не подтолкнула её к просьбе о введении резервной лыжницы.       — Я попросила обезболивающий укол, но, получается, не помогло – боль началась уже на первой отсечке, – продолжила женщина. – Йохан, мне кажется, моё время вышло. Эти травмы… После Олимпиады – сразу череда.       Он снова безмолвствовал, давая выговориться, но на этот раз плавно присел позади и обеими руками осторожно обнял её за талию, а подбородок положил ей на плечо. Анна коснулась его сцепленных в замок ладоней и вновь тихо заговорила.       — Девчонки ещё молодые-зелёные – ни одной Олимпиады на троих – а я, чемпионка, так сглупила. Они хотели победы. Они до них ещё голодны.       — Помнишь, когда мы только-только близко познакомились… – начал Йохан, – я говорил о том, что ощущаю себя не на своём месте? Так вот, кто на своём месте, так это наша нынешняя молодёжь. Мне рассказывал Андерс, ему когда-то Томас… Инге Бротен говорил, что мы непременно начнём побеждать, но только сплотившись. Вот и эти вчерашние юниоры – живое тому подтверждение. Ведь начнут. Они этим живут. Дышат.       — Как и я когда-то, – грустно подхватила Анна. – Но не сейчас. Уже не сейчас.       Йохан отпустил её и, наоборот, пересел вперёд, лицом к лицу, забирая её руки в свои.       — Почему ты так говоришь? – искренне изумился он. – Следующие Игры – уже через два года. Возьмёшь там своё золото – да вот хотя бы в эстафете. Золото и… бронзу, – добавил он.       Олссон опешил, назвав медаль самого низкого достоинства. Он хотел прибавить к золоту серебро, но с языка совершенно случайно слетело слово «бронза».       — Почему именно бронза? – Анна тоже удивилась.       — Понятия не имею, – честно ответил Йохан. – Но бронза. То есть, золото и бронза. Две бронзы.       — Уже две? – женщина улыбнулась. – Мне дистанций-то хватит?       — Хватит, – выпалил он. – Конечно, хватит.       В этот момент его накрыл ассоциативный ряд: внезапно вспомнив, что вчерашним вечером Маркус и Эмиль громко спорили о каких-то цветах, ярким видением Йохан ещё раз увидел перед глазами момент на свадьбе Андерса, когда Анна поймала брошенный Лизой букет. Отчасти устроителем этого союза был он сам, и, кажется, ему предстояло отвечать за свои слова. Сердце просило большего.       А младшая тёзка Анны Дальберг, похоже, не была сильно разочарована непопаданием на свой первый кубковый подиум, который был столь близок. Она снова и снова разглядывала букет роз, прикидывая, что же с ним делать завтрашним утром, когда они покинут Давос.       — Оставь здесь, – посоветовала Шарлотта. – Не потащишь же его по морозу домой, через все самолёты? Во-первых, неудобно и непрактично; во-вторых, завянет, в-третьих… А в-третьих, Эмиль подарит тебе ещё!       С сожалением, Анна была вынуждена послушаться, хотя третий аргумент грел её душу сильнее остальных. Перед выселением она аккуратно отрезала один цветок, чтобы не осталось шипов, и приколола его к волосам.       После довольно привычной связки Бейтостолен – Куусамо – Давос, Кубок мира отправлялся в Рыбинск. Этот этап не пользовался популярностью у скандинавских лыжников, и когда во второй половине сезона проводился главный старт, соревнования в Рыбинске превращались в так называемый чемпионат России – с примесью итальянцев и некоторых сборных с постсоветского пространства. Но текущий сезон был «проходным», и поэтому сборная Швеции в Дёмино всё же отправилась, пусть и не самым сильным составом. Готовиться к «Тур де Ски» остался Андерс, оставалась и Шарлотта: впервые Маркус ехал на соревнования в компании Анны и Эмиля.       — Следи, чтобы он её не обижал, – напутствовала Шарлотта.       В глубине души Хелльнер ей завидовал. Получение визы оказалось крайне затянутым процессом даже в облегчённом для спортсменов режиме, а перелёт Елливаре – Стокгольм – Москва с последующим автобусным рейдом до Рыбинска не нравился ему заранее. Всё усугубилось, когда на последней перед отъездом тренировке в Мальмбергете*** он заметил на лыжне Магнуса Ингессона. Это стало открытием, и за оставшийся у него час Маркусу удалось выяснить, что Ингессон также является выпускником их гимназии – и он удивился, что не знал об этом раньше. Всё означало, что готовиться к «Тур де Ски» Шарлотта будет под его персональным руководством. Маркус не мог объяснить, что именно ему так не нравится. Карьера его подруги шла в гору семимильными шагами; по сравнению с прошлыми сезонами прибавляли и остальные девушки, а это значило, что состав тренерского штаба женской сборной отнюдь не был плох. Но он не мог избавиться от ощущения, что интерес мужчины к Шарлотте вовсе не ограничивается профессиональным. Девушка, однако, убеждала его, что всё не так, и радовалась, что нашла, кажется, «своего» идеально подходящего тренера.       — Послушай, Шарли не даст обвести себя вокруг пальца, – успокаивал Эмиль, когда в самолёте Маркус поделился своими опасениями. – Если бы он так «курировал» Ханссон – да, можно бы было забеспокоиться. Но у Шарлотты-то есть голова на плечах! Даже если что-то выйдет из-под контроля – она сможет дать отпор!       Этими словами Эмиль вовсе не хотел подчеркнуть преимущество Шарлотты над Анной. Он имел в виду разницу исключительно в их мировосприятии, считая, что там, где вторая растеряется, первая сможет выйти сухой из воды. Отчасти это было так, и вслух Маркус вынужденно согласился, но внутри так и не успокоился. Щекотливая ситуация, которую Шарлотта не предвидела и отрицала, могла надолго выбить её, не привыкшую к грубому и жёсткому мужскому воздействию, из колеи.       А Йонссону поездка нравилась. Он уже успел побывать в России на закате прошлого сезона и теперь рассказывал всем желающим о своём посещении Ханты-Мансийска. Эмиль не забывал упоминать, что о наличии медведей в Рыбинске он не знает, но в Сибири они ему встречались на каждом шагу.       Результаты, однако, воображение совсем не поразили. У Маркуса не заладилось от слова «совсем»: тревожась за Шарлотту и продолжая скучать по Дани, он оба раза финишировал во второй половине протокола. Анне удалось стать пятнадцатой на дистанции, а Эмиль вышел в финал своей профильной дисциплины, но стал там только шестым после пяти норвежцев.       Отель, где проживало большинство спортсменов, находился в непосредственной близости от стадиона – путь до нарезанной лыжни занимал около трёх минут быстрым шагом, примерно пять-шесть – неторопливым. На жилые этажи в гостинице вела деревянная лестница – угловая, но не слишком крутая. На этой лестнице Эмиль и застал Анну, когда в последний вечер возвращался из находящейся в соседней постройке столовой. Девушка сидела на ступенях, держа в руке разломанный мобильный телефон; обернувшись, глядела вверх и кричала в чей-то адрес претензии. Увидев Йонссона, она неуютно дёрнулась, резко убрала руки, когда он протянул к ней свою, чтобы посмотреть, что случилось с телефоном.       — Анна, не глупи, – произнёс он. – Дай сюда.       Она послушалась, и парень быстро поставил на место выпавший аккумулятор и заднюю панель.       — Спасибо.       — Не за что. Могла бы и сама починить. А что здесь происходит? Ты кого-то обзывала…       — Нортуг, – кинула Анна, потупившись и не заметив, как мгновенно вскинулся Эмиль. – Я шла вниз, он – вверх, чуть-чуть задел меня – скорей всего, случайно – и у меня выпал мобильный. Он сказал, что я такая же неуклюжая, как и все шведы! – девушка часто заморгала, её голос стал срывающимся. Эмиль выпрямился, ставя руки на пояс. Его ноздри раздувались.       — Куда Нортуг пошёл? – совершенно спокойным, но не предвещающим ничего хорошего тоном спросил он.       — Что ты собираешься делать?! – Анна встревожилась и вскочила на ноги, держась за перила.       — Вышлю ему цветы, конечно же, – мрачно отвечал Эмиль. Анна укоризненно ударила его ладонью по предплечью, и он поправился: – Надаю по его наглой самоуверенной роже, – и не удержался от ремарки: – Обижать тебя имею право только я.       И девушка вдруг успокоилась, в течение секунды указав на следующий лестничный пролёт. Эмиль затопал тяжёлыми уличными ботинками по деревянным ступеням; она неслышно побежала следом, считая происходящее нормой. Её, слабую и беззащитную, должны были оберегать.       Нортуг не успел скрыться в своём номере – Эмиль смог нагнать его и первым же прицельным ударом впечатал в стену. Петтер поспешил подняться, и Йонссон снова занёс кулак, но удар пришёлся вскользь: норвежец размахивал руками, пытаясь неумело защищаться и отступая. То, что он никогда не участвовал в серьёзных драках, могла понять даже Анна, смотрящая на действо горящими восхищёнными глазами. Эмиль бил качественно, не давая Нортугу открыть рта, и убеждался в правоте Маркуса: тот, действительно, не был знаком с негласными правилами и отступал, пытаясь найти пространство для бегства. Йонссон не отвечал за себя и мог тогда нанести сопернику серьёзные увечья, если бы его не окликнула Анна. Петтер, воспользовавшись его заминкой, тут же скользнул в свой номер, закрываясь изнутри.       — Ты! Никогда больше! Не будешь! Её! Оскорблять! – на каждое отрывистое предложение Эмиль сильно стучал кулаками в дверь.       — Эмиль! – вновь позвала Анна. – Остановись. Он кому-нибудь обязательно нажалуется! – она только сейчас начала понимать, какими могут быть последствия. – У нас будут проблемы.       — Мне плевать, – прорычал он, продолжая опираться о стену. – Я знаю, что я прав, и пусть попробуют доказать обратное!       Он повернулся, и она невольно вскрикнула.       — У тебя кровь!       — Всё-таки попал, зараза, – прокомментировал Эмиль, касаясь рассечения над бровью и рассматривая окровавленные пальцы, – когда руками размахивал…       Анна уже хлопотала подле него: одолжила носовой платок, велев приложить и крепко держать, чтобы кровь не начала капать. Эмиль одной рукой прижал импровизированный бинт, а второй вдруг обнял Анну, сильно притянув к себе. Подняв глаза и увидев пропитывающуюся красным светлую ткань, она спрятала лицо у него на груди, а её плечи начали подрагивать. Всё той же рукой Йонссон мягко, но настойчиво отстранил её и провёл большим пальцем по щеке девушки, смахивая одинокую слезу.       — Ханссон, не реви, – предостерегающе проговорил он, в критический момент забыв об уговоре. – Ты некрасивая, когда плачешь.       — Ты за меня заступился, – его слова Анна расценила как комплимент: неумелый, неэстетичный, в йонссоновском духе – но слишком долгожданный.       — Я всегда это делал, – Эмиль кивнул, будто сообщив само собой разумеющееся.       Анна предпочла молча согласиться, уже приняв его странную, где-то резкую и бесцеремонную заботу. Спохватившись, она произнесла:       — Нам нужно найти доктора.       — Это пустяки, – запротестовал он. – Просто царапина. Меня не надо от неё лечить!       — Нужно обработать, – Анна схватила его за руку. – Продезинфицировать! Мы просто попросим вату и что-нибудь спиртосодержащее.       — Спиртосодержащее? – Йонссон гоготнул, несмотря на боль. – Я согласен на полное лечение!       Два дня назад, перед первой гонкой, Анна разыскивала врача для приболевшей Бритты. Тогда она не справилась, прибегнув к помощи Анны Дальберг, которая впоследствии всё и уладила, но зато теперь точно знала, какую комнату занимает командный доктор. Анна собиралась было сочинить историю, но Эмиль поведал обо всём прямо и без утайки. Врач пожал плечами – его делом не было распутывание интриг – и извлёк из имеющейся тут же аптечки ватные тампоны и перекись водорода, а после вышел, сказав, что нужное для первичного осмотра оборудование находится в транспорте возле стадиона и вакс-кабин.       Эмиль, уже успевший усесться на кровать, взял флакон с перекисью и неуверенно покрутил, но Анна решительно забрала всё полученное от врача, вставая перед парнем. Она уже собиралась присесть рядом с ним, но Йонссон предостерегающе выставил руку таким образом, что Анна оказалась у него на коленях.       — Так будет лучше, – пояснил он.       Лёгкими движениями она обрабатывала рассечение, другой рукой держась за его плечи; а он придерживал её за талию, попутно перебирая струящиеся по спине распущенные волосы. Анна была сосредоточена и не замечала откровенно влюблённый блуждающий взгляд, не присущий твердолобому Йонссону, и сильно растерялась, когда он сжал её запястье, отводя от своего лица. В жесте непонимания она приоткрыта рот, чтобы уточнить, спросить, но все слова забылись из-за телесного контакта и неразрывного взгляда глаза в глаза. А потом Эмиль коснулся её полуоткрытых губ своими, и она инстинктивно обвила его шею руками.       Анна смутно помнила их предыдущий поцелуй – в стокгольмском клубе, под воздействием алкогольного веселья – но точно знала, что сейчас всё было по-другому. Их тянуло друг к другу не из-за чувства противоречия или желания побольнее задеть. С тем разом нынешний роднило только окончание: тогда их растаскивали Маркус и Дани, сейчас Анну заставила отскочить хлопнувшая дверь, оповестившая о появлении доктора, чьим номером они воспользовались для этого недолгого уединения. Тот увиденное также не комментировал: просто приступил к своим обязанностям – наложил на повреждение стерильную марлевую прослойку и закрепил большим отрезом пластыря.       После изоляции приболевшей Бритты Анна жила в номере одна, но Эмиль даже не задумался о том, чтобы этим воспользоваться, вернувшись к Маркусу, который не без одобрения слушал об описанной в красках драке.       Конечно, Нортуг уведомил об инциденте представителей своей сборной, а те, в свою очередь, утром обратились в тренерский штаб шведов. В том, что мотивы Эмиля были весьма оправданы, сошлись все. В кулуарах сборной Норвегии шептались, что повлиять на своенравного и взбалмошного Петтера Нортуга невозможно. А в шведской команде поразились, когда во время дисциплинарного разговора с обоими нарушителями, глядящими друг на друга волками, появилась Анна, поведавшая историю более внятно и с самого начала, подтверждая слова Эмиля. Все прекрасно помнили, как ещё летом она кричала на него, почти срывая голос, по любому поводу.       Анна Ханссон ждала принца на белом коне, но получила только Эмиля Йонссона. Впрочем, иногда он абсолютно соответствовал её идеалам. ___________________________       *Королеве лыж (шведский)       **The Sims 2 — видеоигра в жанре симулятора жизни. Игроку под контроль даётся один или несколько симов, о которых он должен всячески заботиться, чтобы они росли развитыми, довольными, богатыми и продолжали свой род (Википедия)       ***Мальмбергет – посёлок рядом с Елливаре, где находится лыжная гимназия Välkommaskolan.