Трасса «Скандинавия»

      Межсезонье оказалось странным, напомнив Маркусу пору ранней юности, когда летние сборы проводились, в основном, в Швеции, избегая экзотических локаций, а вокруг были сплошь друзья. Межсезонье дохнуло беззаботностью, но Маркус быстро отогнал от себя эту тень. Из-за невнятного прошлого сезона он проводил всю летне-осеннюю подготовку вне сборной команды. Это расхолаживало: не было ни жёстких рамок, ни сколько-нибудь близких по показателям спарринг-партнёров. У него появился личный тренер, но Хелльнер старался прислушиваться к собственному организму и сам – и при этом понятия не имел, какие результаты сможет продемонстрировать в следующем сезоне. Эксперты почему-то давали ему множество авансов, подогревали информационное поле журналисты – но мнительность не позволяла Маркусу в полной мере с ними согласиться. Он смог выдохнуть лишь на предсезонных соревнованиях в Бруксвалларне, где в коньковой гонке занял третье место вслед за Андерсом и Йоханом. Это позволило попасть в команду на первые этапы Кубка мира – как, кстати, и Даниэлю. Рикардссон провёл межсезонье в сборной: они вновь поменялись местами, и давно было впору над этим смеяться. Они чередовали между собой кубковые этапы и внутренние соревнования, а сейчас даже сборы, но когда судьба была благосклонна, оба чувствовали, что связывающая их нить никуда не исчезла, а в Бруксвалларне лишь убедились в том, что этот сезон постараются провести рядом.       Ноябрь в Елливаре был призван, чтобы раздражать, повергать в уныние серыми красками и отсутствием солнца. Маркус родился на юге страны, но именно он сумел всем сердцем полюбить этот край и остаться в нём на постоянное жительство – в отличие от уроженки здешних мест Шарлотты, которая всё больше и больше времени проводила в центральной Швеции, ближе к более крупным лыжным центрам.       Заполярье поздней осенью и зимой угнетало человека непривыкшего, но полюбивший эти места начинал подмечать множество прекрасных мелочей, присущих лишь этим широтам. Маркус нигде не видел столько снега, а замёрзшие кристаллики льда, в глубине лыжных трасс свисающие с деревьев и образующие неповторимые ледяные арки, казались ему настоящим чудом. Вид с горы Дундрет захватывал дух, когда он катился вниз сквозь пронизывающий, пробирающий до костей северный ветер. Лёд на озере был абсолютно прозрачным – когда они с друзьями играли в хоккей или просто катались на коньках, казалось, что в таинственной глубоководной тьме можно разглядеть дно. А однажды Маркус видел северное сияние, застав его во время вечерней тренировки. Он тогда остановился на полушаге, забыв выключить пульсометр, и наблюдал за природным явлением с раскрытым ртом. Вечер был безоблачным, и полярные краски расчертили небо: насыщенные сиреневые, глубокие зеленоватые… Маркус хотел бы показать полярное сияние Дани, хотя был бесконечно далёк от сантиментов и знал, как отреагирует этот циник: пожмёт плечами, улыбнётся своей спокойной улыбкой и скажет, что взаимодействие верхних слоёв некоторых планет с заряженными частицами солнечного ветра – обычное явление, на месте которого в любой момент может оказаться, к примеру, чёрная дыра.       Лапландия в целом даже напоминала Маркусу Дани, хотя тот появлялся на севере редко. Даниэль был именно таким, соединяя в себе именно северное, нордическое однообразие красок.       Но сейчас начинался сезон, и на их крайний север съезжались все цвета, имеющиеся на национальных флагах стран-участниц первого этапа Кубка мира. И равны были все, но чуть впереди, буквально на полшага, стояли они с Шарлоттой, полноправные хозяева этой трассы. Выпускники местной гимназии знали этот трек, как свои пять пальцев, а персональных болельщиков на трибунах было больше, чем приехавших из соседних стран норвежцев и финнов. Два года назад они тоже здесь выступали, и несмотря на то, что стартовали на Кубке мира и раньше, именно эти гонки оба считали своим большим кубковым дебютом. Дебют получился разным, и показатели их были разными. Хотя окружение давно считало их едва ли не сиамскими близнецами, они и в этот сезон вступали по-разному: Шарлотта – плотно вошедшей в элиту победительницей «Тур де Ски» и обладательницей четвёртого места общего зачёта; Маркус – по-прежнему лишь подающим надежды. В его активе было несколько командных подиумов и ещё больше мест в десятке, но такие результаты, успешные для любого молодого лыжника, устраивали кого угодно, но только не его. В начинающуюся эпоху Петтера Нортуга не существовало другого места, кроме первого.       — Ха-а-анссон! – даже с учётом расширенной национальной квоты Эмиль проходил в состав на дистанционный этап лишь запасным. – Ха-а-анссон! – он сидел на диване в общей комнате с распечатанным стартлистом и без устали звал Анну тягучим скучающим голосом. – Ну Ханссон! Ты меня слышишь?!       — Что тебе опять от меня надо?! – она обернулась, отвлекаясь от разговора с Шарлоттой. – Это ты вообще мне?       — Тебе, тебе! – подтвердил Эмиль. – У нас, конечно, две Ханссон, но я общаюсь только с тобой. Тебя забыли внести в стартлист, – сообщил он, демонстративно помахав бумагой и откинувшись на спинку дивана.       — Что за ерунду ты опять говоришь? – Анна поморщилась. – Если я уже получила номер на гонку, значит, я есть в протоколе! – они только что вернулись с церемонии открытия, где участникам завтрашних «разделок» вручали стартовые майки. Анна держала в руках биб с шестьдесят седьмым номером, Шарлотта – с семьдесят седьмым. Маркус и Дани спрятали свои в карман, предварительно смяв.       — Я вижу здесь только одну Ханссон – Йенни, – безапелляционно заявил Эмиль, разглаживая лист на колене.       Анна закатила глаза, поняв, что он, как обычно, её разыгрывает, чтобы вызвать ответную реакцию.       — Ты ему что, не сказала? – Шарлотта кивнула в сторону Йонссона.       — Конечно, сказала, – весело отмахнулась Анна. – Едва ли не первому.       Она продемонстрировала свой биб, и Эмиль с показательным интересом принялся искать в списке её номер.       — Хааг? – переспросил он, будто впервые увидев эту фамилию. – Ты вышла замуж, даже не предупредив меня? И кто этот несчастный? Я должен знать, чтобы направить ему свои соболезнования!       — Этот несчастный – моя мама, – съязвила Анна. – Я решила взять её фамилию. И если ты меня не слушал…       — Зачем мне тебя слушать? – перебил Эмиль, не заботясь, что перепалка становится любопытной для доброй половины сборной, в которой появились и новые участники. – Ха-анссон, – вновь протянул он. – Для меня ты всё равно будешь Ханссон. И гораздо больше, чем слушать, я люблю на тебя смотреть, – он сделал попытку улыбнуться обольстительно-вызывающе, но получился его привычный дружелюбно-широкий оскал. Многие заулыбались, пряча смех, но Анна уже успела покрыться густым румянцем, – ну, или трогать! – радостно завершил Эмиль. – Вот, точно!       Никто не успел опомниться, когда он пулей поднялся на ноги и, схватив Анну в охапку, опрокинул её спиной на диван и принялся целовать – везде, докуда мог дотянуться. Анна пыталась отбиться, но он был для неё слишком тяжёлым, да и сопротивлялась она, скорее, по привычке.       — Я думаю, пришло время уйти, – улыбаясь, Шарлотта сама подала сигнал, под руки увлекая Маркуса и Дани – чтобы никто не подумал, что Анне нужно прийти на помощь. Когда комнату покинул последний свидетель, Эмиль уже начал избавлять свою девушку от одежды, и та совершенно не демонстрировала непокорности.       — Ему везёт, – прокомментировал Маркус. – Бежать завтра не надо.       — Да, и нам, девчонкам, везёт, в отличие от вас, – бодро подхватила Шарлотта. – Иногда перед гонкой даже помогает, – сказав это, она помахала им и скрылась в своём номере.       Маркус надолго задумался, будучи единственным хранителем её тайны.       Женские гонки почти всегда начинались раньше мужских, и Маркусу это не нравилось ещё с юношеских и юниорских времён. У Шарлотты, если позволяли погода и самочувствие, частенько получалось за него поболеть после своего соревнования, а он практически всегда был лишён этой возможности. Две гонки стартовали почти друг за другом – вот и сейчас ему то и дело приходилось прислушиваться к диктору и к реагирующим на происходящее трибунам, в паре с сервисменом тестируя лыжи на разминочном витке трассы.       Когда он определился с выбором, пришло время скрыться в тепле, ожидая собственного старта. Судя по времени, на лыжне уже были участницы «красной» группы. Вот зрители взревели особенно громко – Маркус понял, что секундомер только что отсчитал время для старта Шарлотты. Он привстал на цыпочки – как будто смог бы разглядеть – и попытался дотянуться до неё мысленно. Позже он сидел в отведённом для ожидания месте с прочими участниками будущей гонки, но внутренне отсутствовал. Телевизора в этом закутке не было, но воодушевление полностью заменяло для него трансляцию.       Шарлотта уверенно бежала вперёд. У неё были дни, когда удавалось абсолютно всё, и сегодняшний явно был одним из них – это она поняла с первых же метров. Стартовав четвёртой с конца, она знала время почти всех соперниц, кроме трёх сильнейших, не пустивших её в тройку общего зачёта. После первой отсечки Шарлотте сообщили, что она выигрывает у финки, а чуть позже, в следующей зоне, где также располагался кто-то из штаба, получающий информацию по рации, что ей проигрывают и идущие следом норвежка, полька и немка.       Шарлотта выигрывала «Тур де Ски» и отдельные гонки по пути к этой победе, выигрывала командный спринт и длинную эстафету, была на подиуме марафонской дистанции и некоторое время носила на плечах жёлтую майку, но никогда не выигрывала полноценный этап Кубка мира. Сейчас эта цель была близка, как никогда, и было вдвойне приятно достичь её в Елливаре. Здесь были родители и родственники, друзья и подруги. Здесь были первые тренеры, следившие за её дебютными шагами в лыжах. Она отработала эти десять километров до конца, отработала финиш, где приняла поздравления от Айно-Кайсы Сааринен, обновившей предыдущий результат и не успевшей даже подойти к креслу лидера. Чуть меньше, чем через минуту, накатила Марит Бьорген, вклинившись между ними. Трио призёров позировало перед фотографами под гул шведских трибун, а победительница улыбалась шире всех. Десять километров коньком должны были стать её вотчиной не только на Кубке мира.       Она быстро шла вдоль стадиона после цветочной церемонии и пресс-конференции по направлению к зданию допинг-контроля в сопровождении своего тренера, а навстречу, среди прочих, с лыжами в руках бежал Маркус. Они широко улыбнулись друг другу, и он замедлился, чтобы коснуться её ладони.       — На удачу! – крикнула Шарлотта вслед.       То, что произошло между ними весной, никак не повлияло на дружеские отношения. Шарлотта не обманула, сказав, что на них ничего не скажется. Частенько после такого парни становились ответственнее, но ответственность Маркуса в её отношении зашкаливала и ранее.       Её удача пригодилась бы не только Хелльнеру, но и всей мужской сборной. Когда внезапно стало известно, что Андерс срочно прооперирован и пропустит начало сезона, было впору рвать на себе волосы: без лидера сборной, на предсезонных соревнованиях продемонстрировавшего отличную готовность и выигравшего обе гонки, перспективы на этап казались самыми что ни на есть плачевными.       Маркус стартовал пятьдесят четвёртым, выйдя на дистанцию аналогичную, но в полтора раза длиннее шарлоттиной. Но всё было непривычно наоборот: она начала свою гонку в конце стартового протокола, он – в середине. Она была в числе главных фаворитов, он – хорошо, если входил в круг теневых. Она была Шарлоттой Каллой, юной победительницей престижной многодневки и кумиром миллионов шведов; он, будучи старше на два года, продолжал быть просто Маркусом, одним из многих.       Однако пока он обновлял лучший результат отсечка за отсечкой, хотя не обманывал себя, прекрасно зная, что все жаждущие крови фавориты – позади, в поздних стартовых номерах. Он рвался вперёд, вдохновлённый в том числе и примером Шарлотты, и на последнем круге прибавил ещё, желая выжать из себя максимум возможностей. Но организм взбрыкнул, не желая принимать на себя такую нагрузку, голова закружилась, а перед глазами встала белая пелена. Маркус покачнулся, нарушив технику, и с трудом сфокусировал взгляд – стало лучше, но и трасса, и бортики, и спины впереди бегущих спортсменов по-прежнему расплывались. Только вот ноги он упорно переставлял в заданном раньше темпе, не сбавляя. Выкат к трибунам получился у него, скорее, по инерции, а разноцветье флагов снова превратилось в неясный туман. Маркус не понял, пересёк ли он финишную черту, когда упал на снег и отключился от внешнего мира.       Шарлотта пробилась к бортику как раз во время его последних метров, успев пройти допинг-контроль и перекусить. Во все глаза она смотрела на Маркуса, который продолжал лежать в зоне финиша, не двигаясь.       — Четырнадцать секунд, – прогудел голос у неё за спиной, обозначая имеющееся преимущество Хелльнера над текущим вторым местом.       — Да, – неопределённо отозвалась она, узнав Йохана Францена, одного из школьных друзей и однокурсников Маркуса. – Только бы удержался… А почему ты не на трассе, со всеми?       Она знала, что группа поддержки у них собралась довольно большая, состоящая человек из десяти-пятнадцати друзей и переживающих. Весёлой шумной толпой они направились на лесную часть трассы, но Йохан почему-то остался здесь.       — Я проспал, – признался тот. – Они ушли без меня – даже о твоей победе я узнал потом. Поздравляю, кстати.       — Спасибо. Вы вчера пили, что ли? – Шарлотта задала вопрос напрямую, чуть поморщившись. – Поэтому и проспал?       — Было дело, – парень не стал отпираться.       — Похоже, совсем много проиграл, – пришла её очередь констатировать: лыжник, финишировавший следом за Маркусом, отстал от него больше, чем на минуту, но Шарлотта ориентировалась лишь на интуицию – табло от неё скрывалось за прожектором. Вот если бы она была повыше…       — И Фредрикссон много, – отозвался Йохан. – Ох, как много! Тоже минута.       — Возьми меня на плечи, – потребовала Шарлотта. – Я не вижу табло!       В её душе нарастало волнение не только за результат – Маркус по-прежнему не шевелился. Над ним склонились командные доктора, кто-то из них держал в руках плед – лежать на снегу было опасно.       — Я же пил, – Йохан усмехнулся. – Не боишься, что уроню?       — Не уронишь.       На его плечах она получила лучший угол для обзора. Показатели на табло переключались между отсечками, а вкупе с зычным голосом комментатора ситуация становилась ещё понятнее.       — Нортуг, – ахнула Шарлотта. – Прибавляет и прибавляет!       — И итальянец классно начал, – мрачно подхватил Йохан, придерживая её за лодыжки.       К ним вскоре присоединились Анна с Эмилем, и они стали переживать вчетвером.       Нортуг начал не столь сильно, но по ходу дистанции постепенно отыгрывал. Пьетро Пиллер-Коттрер с предпоследним номером на груди нёсся и того быстрее, уже опережая время Маркуса на второй отсечке.       — Нортуг может выдать нереальный финиш, – пробормотал Эмиль.       — В масс-старте – может! – отреагировала Шарлотта. – А у нас – «разделка»! Вот увидите, у него ничего не получится!       Её голос был увереннее, чем она сама. Но в движениях показавшегося на стадионе Петтера Нортуга не было присущей ему резкости. И на их маленьком снежном пятачке у бортика началось настоящее безумие: норвежец проиграл Маркусу шесть секунд.       — А Пиллер-Коттрер на двенадцати километрах уже пять выигрывает, – заметила Анна, аналогичным образом восседая на плечах у Эмиля.       — Нет, – Шарлотта сжала её ладонь. – Он не удержит. Только не сегодня.       Она поглядела по сторонам, высматривая рядом Дани, у которого коньковая гонка не задалась. Он финишировал значительно раньше Маркуса и, переодевшись и отдышавшись, вполне бы мог присоединиться к ним, но поблизости Рикардссона не было. Шарлотта чуть перегнулась назад, заглядывая дальше, и едва не сверзилась – Анна поймала её за отворот куртки. Девушка, однако, успела заметить Даниэля – тот не стал покидать микс-зону, прохаживаясь возле фургона «скорой помощи», куда медики увлекли Маркуса.       Вокруг было чересчур громко, когда Пьетро Пиллер-Коттрер закончил гонку. Окрашенные в шведские цвета трибуны гудели, сотни голосов в один момент слились в гулкое «Heja». Шарлотта торопливо попросила Йохана опустить её. Несколько часов назад болельщики выпевали в её честь, успев сложить незамысловатое, но ритмичное и запоминающееся «Heja, heja, heja, Charlotte!». В данный момент они приветствовали Маркуса.       — Секунда и четыре десятых, – хриплым голосом поведал Йохан о том хлипком преимуществе, которое Хелльнер удержал. Он широко улыбался, как и Эмиль. Анна подпрыгивала на месте, а Шарлотта неожиданно для себя расплакалась. «Я знала, что по-другому быть не может, – говорила она себе, пока они пробирались к шатру с красным крестом, который в одночасье стал шатром победителя. – Почему мы не брат и сестра? Почему мироздание рассудило иначе?..»       Маркусу велели не совершать активных действий, когда он очнулся в горизонтальном положении и увидел над собой не небо, а светлую крышу. Он смог понять, где находится и почему, но попытка подняться немедленно была прервана врачом.       — Кто выиграл?!       — Тш-ш, – сказали ему. – Гонка ещё не закончилась. Полежи ещё пять минут, а потом можешь медленно вставать – но только чтобы голова не закружилась.       — На каком я месте?!       — Скоро узнаем. Скоро всё узнаем.       Услышав шум трибун, Маркус понадеялся, что выиграл кто-то из их сборной. Может быть, Йохан… Восстановив в памяти протокол, он вспомнил, что именно Олссон стартовал последним из шведов.       — Можешь идти, – сказал, наконец, врач, удостоверившись, что обморок у его подопечного не повторится. – Лыжи свои не забудь – стоят у входа.       Маркус на мгновение опешил, не понимая, почему его пару не мог унести персонал, но возражать не стал. Он не замечал, что доктор улыбался, и удивился ещё больше, когда на улице его встретила восторженная толпа, окружившая фургон. Это были сплошь знакомые лица, и все они улыбались, поздравляли, что-то наперебой выкрикивали… Остававшиеся на трибунах зрители скандировали его имя, и только тогда Маркус начал понимать. Он позволил себе слабо улыбнуться и поднял руку в знак приветствия. Первой его заключила в объятия Шарлотта, за ней потянулись остальные.       Церемонию награждения проводили вечером, на главной площади Елливаре, и казалось, что там собрался весь городок. Женщин и мужчин награждали отдельно, но после победителей всё равно вызвали на сцену. В первую очередь, для того, чтобы они смогли попозировать фотографам, но и болельщики постарались на славу, мгновенно организовав звуковую поддержку.       Мысли Шарлотты и Маркуса текли в схожем русле, отличаясь только полутонами, индивидуальными речевыми предпочтениями. «Мы вместе пришли в большой спорт и вместе добились первых успехов. Мы и продолжим блистать только вместе».       Болельщики скандировали их имена. Швеция встречала своих новых правителей.

***

      А на следующий день то, о чём они давно мечтали, воплотилось в эстафетных составах. Так как мастерство Анны на коньке заметно выросло, на третий этап поставили её, а Шарлотте впервые доверили последний отрезок Финишировать должен был и Маркус, но его отношения с четвёртым этапом сложились ещё в прошлом сезоне. Дани и Йохан встали на классику, третий этап в отсутствии Андерса предстояло закрывать Рикарду Андреассону.       Анну и Шарлотту подвели классические этапы. Йенни Ханссон и Бритта проиграли около пятидесяти секунд: первая завязла в арьергарде пелотона, вторая передалась на шестом месте. Конькисткам удалось вытащить команду на призовое место: Анна отквитала ещё две позиции, Шарлотта смогла оторваться от итальянки и комфортно финишировала третьей.       В мужской гонке усилия распределились более равномерно. Дани, для которого эта эстафета была дебютной за «первую» четвёрку, провёл свой этап не лучшим образом, но не лишил команду шансов даже на победу. Йохан с видимой лёгкостью отыграл четырнадцать секунд, но после третьего отрезка отставание вновь увеличилось. За финном, россиянином, немцем и итальянцем Маркус ушёл лыжа в лыжу с Нортугом: сборная Норвегии также имела небольшое семнадцатисекундное отставание. Поняв, кто будет его попутчиком, он принялся настраиваться на зубодробительную борьбу от первого до последнего метра дистанции и несказанно удивился, когда Нортуг не стал демонстрировать в ответ свои силы.       Путь до первой контрольной отсечки швед провёл впереди, несколько сократив отставание, а его вынужденный коллега-соперник ни разу не вышел на лидирующую позицию. Маркус не понимал, тактика это, действительно неважное физическое состояние норвежца или что-то ещё.       Вчера Нортуг стоял на подиуме рядом с ним: он был третьим, впервые заняв призовое место в «разделке». Нортуг радовался, как ребёнок, в глазах во время цветочной церемонии проступали слёзы. Маркус этого не видел – вечером ему рассказала Шарлотта, наблюдавшая за награждением среди зрителей.       «Но почему?! – Хелльнер изумился. – Я могу понять слёзы счастья от первой победы, но подиумов-то у него уже много, и победы есть…» – сам он, впервые выиграв на Кубке мира, мог лишь широко улыбаться. Он попытался вспомнить, как дело обстояло со слезами, и понял, что даже о них не задумывался. Он проявлял радость по-другому.       «Так первый раз же на подиум попал не в масс-старте, – объяснила Шарлотта. – Он уже всем журналистам это разболтал, – как и всегда, она следила за отражением картины в прессе, и про себя с Маркусом почитав, и о Нортуге не забыв. – Говорил что-то о мести всем критикам… О большой мести. Мол, клеймо побеждающего только в контактных гонках лыжника теперь снято».       «Месть… – Маркус закатил глаза и прижал ладонь ко лбу. – Не понимаю. Никак. Не могу понять. Он считает, что нет места иного, кроме первого и до слёз радуется третьему… Что будет потом?!»       Шарлотта не успела ответить. В ёмких выражениях Дани велел обоим замолчать и есть торт – или хотя бы сменить тему. Он едва ли не единственный не имел с Нортугом никаких конфликтов, но постоянное обсуждение этой личности ему претило.       «Триумфаторы сегодня – вы, – напомнил он. – А речи всё равно о нём».       Маркус ожидал подвоха, когда минула половина эстафетного этапа. Спины идущих впереди соперников уже виднелись на расстоянии резкого броска, а Нортуг так ни разу и не возглавил погоню. Однажды, обернувшись, он увидел, как между ним и Петтером замаячил просвет. Вскоре тот его закрыл, но потом это повторилось ещё дважды. Но времени на тактические игры уже не было, как не было и права вести выжидательную борьбу на глазах фактически у персональных болельщиков. Маркус ускорился и догнал лидирующую группу. Вместе с ним влился и Нортуг, вновь мгновенно встав заключительным номером.       «Он притворяется, – думал Маркус, бросая беглый взгляд через плечо. – Не может не притворяться!»       Но карты были раскрыты, кости брошены. Никто не ожидал, что именно им двоим, которые догоняли на протяжении целого этапа, удастся занять наиболее удачные позиции для итоговой атаки. Учуяв приближение финишной черты, Петтер словно сбросил с себя тяжелый груз, мгновенно выбираясь из группы. Маркус не отставал. Подъём, поворот – им удалось создать мини-просвет, они остались вдвоём друг против друга. Нортуг шёл по внутреннему радиусу, Маркус на внешнем работал интенсивнее, и он накрыл бы любого соперника, растоптав и уничтожив его своим финишным ускорением. Но только не этого.       — Who’s the king?!* – вскричал Нортуг, разводя руки в стороны.       Он как бы ни к кому не обращался, но Маркус знал точно, что этот выпад направлен на него. Всегда спокойный и выдержанный, после любого взаимодействия с этим норвежцем он был похож на раскалённую сковороду – стоило добавить масла, и он бы зашипел, расплёскиваясь во все стороны и обжигая всё вокруг. Это знали все, и поэтому с ним говорили о чём угодно, но только не упоминая прошедшую эстафету. Перед журналистами Хелльнер собрал в кулак всё самообладание, выдавив из себя общие фразы о том, что Петтер – достойный соперник, и придётся работать ещё больше, чтобы начать у него выигрывать. Нортуг же не озаботился элементарными правилами фэйр-плей и спортивного уважения. Он купался в своём успехе, радуясь, как обставил сборную Швеции и проходясь персонально по её финишёру. Конечно, Шарлотта потом промониторила свежую прессу и, разумеется, не показала ничего своему другу, но от Маркуса ничего не укрылось. Что-то он услышал сам, в микс-зоне стоя неподалёку от раздающего интервью Нортуга, а что-то прочёл и без участия Шарлотты, поискав самостоятельно.       Следующий этап традиционно должен был пройти в Куусамо – не столь далеко от Елливаре, если измерять километрами – и Дани решил остаться, не возвращаясь в Эстерсунд и не тратя время фактически на обратную дорогу. Вернее, они запланировали это довольно давно вместе с Маркусом, но пока всё складывалось совсем не так, как должно бы. Хелльнер упорно играл в молчанку, всё ещё переваривая своё поражение, а Дани не умел разговорить даже сам себя. Оставив Маркуса наедине с компьютером, он справился о том, может ли использовать его кухню, а получив разрешение, предпринял попытку приготовить ужин. Морить себя голодом он не собирался, а то, что Маркус в итоге придёт на запах еды, рассчитал совершенно правильно.       — Меня всё равно не перемолчишь, – произнёс Дани, ставя перед ним тарелку. – Можешь даже не пытаться.       — Угу, – глубокомысленно отозвался тот, поскорее заполняя рот едой.       — «Угу», – передразнил Рикардссон, усаживаясь напротив и неторопливо беря в руки столовые приборы. – Хватит. Мы вторые, а не пятнадцатые.       — Вот именно! – ключ был повёрнут, лишняя капля масла всё же пролилась на раскалённую поверхность сковороды. Могучим глотательным движением Маркус справился с тем, что жевал в данный момент. – Вот именно! – заговорил он чётче и громче. – Тут должно быть не «не пятнадцатые», а «не первые!» Петтер считает, что второе ме…       Дани резко положил вилку и нож и хлопнул себя по коленям.       — «Петтер считает», – вновь повторил он, чеканя слова. – «Петтер считает», «Петтер сказал», «Петтер сделал» – я слышу это от тебя на протяжении уже двух дней. Может, и думает за тебя тоже Петтер?!       — Да помню я, – Маркус опустил голову. – Ты уже говорил, ещё давно… Что мне нужно найти свой путь, свой метод, а не оглядываться на него. Так я и не буду оглядываться, я буду тренироваться ещё больше, чтобы выиграть-таки у него финиш!       Дани смотрел на него внимательно, забывая моргать. В молчании прошло довольно много времени, и Хелльнер уже собирался переспросить, когда он покачал головой.       — Нет.       — То есть?..       — Ты сам себе противоречишь. Ты говоришь, что будешь искать свой путь, и тут же поясняешь, что он будет заключаться в отрабатывании финиша. То есть, этот твой путь так или иначе заточен на его рывок. Это неправильный путь. Я сегодня видел ваш этап от начала до конца, а концовку потом пересмотрел ещё несколько раз. Из меня финишёр никудышный, но со стороны я могу сказать, что ты делал всё абсолютно правильно, ты рассчитал всё, как по нотам – ты бы выиграл у любого из нас, у любого другого норвежца, но чтобы выиграть у Нортуга…       — Ты считаешь, что я у него никогда не выиграю? – голос Маркуса стал подозрительным, он смотрел едва ли не волком.       — Я такого не говорил, – Дани покачал головой. – Не думай, что я в тебя не верю. Я уверен, что ты выиграешь у него не раз и не два, и выиграешь самые принципиальные гонки, чем приведёшь его в бешенство. Но тот способ, который пытаешься изобрести ты, к успеху не приведёт. Его финиш дан ему свыше, он с ним с рождения, как ещё одна часть тела.       — Но ведь если натренировать…       — Опять двадцать пять, – он уронил голову на ладони. – Тебе объяснить на банальном глупом примере?       — Объясни.       — Подойди сюда вместе со стулом, поставь его рядом с моим и сядь.       Дани вытянул перед собой ноги, велев Маркусу сделать то же самое.       — И? – тот недоумевал. – Что это значит? У тебя длиннее, – заметил он.       — Да, – Рикардссон подтвердил очевидное. – Длиннее. У тебя тоже длинные, но до моих не вытянутся, как ты ни старайся. Так и здесь. Ты не выиграешь у Нортуга, выкатившись с ним на прямую параллельным курсом. Ты будешь делать всё идеально верно тактически и в очередной раз биться об ту же стену. На финише у него никто не выиграет.       — Но ведь как-то у него выиграть можно?!       — А может, мы, наконец, поужинаем? А то я тоже найду, что предъявить Нортугу. Например, то, что из-за него я до сих пор не ел.       Маркус решил вернуться к этой теме ночью, когда оба обессиленно лежали на постели. Способы победы над Нортугом владели им безраздельно – было бы удивительно, если бы, сомкнув веки, он увидел бы не свой желаемый триумф в Ванкувере.       — Его нужно сбрасывать посреди дистанции, – ответил Дани. – Изматывать раньше, чем он увидит финиш. Придумывать что-то командой, где-то опекать персонально. А что касается эстафет… В эстафетах Нортуг – не твоя работа, а наша. Мы должны пробегать свои этапы так, чтобы ты уходил далеко впереди.       — На классике – ты и Йохан, – откликнулся Маркус, глядя на него в полутьме, к которой глаза уже привыкли. – На третий этап вернётся Андерс…       — Обещания ни к чему хорошему не приводят, – тихо произнёс Даниэль, – но я обещаю, что мы постараемся.       Следующую кубковую эстафету в Ля Клюза бежал именно этот состав. Показанное по этапам время было ровнее, чем в прошлый раз, однако последний отрезок, как и исход старта, были аналогичны гонке в Елливаре. Но впереди было ещё много эстафет, чтобы Йохан и Андерс помогли Дани сдержать его обещание. ____________________________       *Кто король?! (английский)