***
Точный расчёт никогда не был его правилом и приоритетом. Ясный ум позволял Йохану вникать в разнообразие тренировочных схем, биохимических сводок собственного организма, результатов контрольных тестов и потом анализировать их, претворяя некий получившийся итог в жизнь на гонках. Другое дело, что отсутствие аналитической жилки не позволяло ему заниматься этим долго и монотонно, он не упивался этим, как прирождённые тактики и стратеги. Он был человеком вдохновения и не представлял, как воплотить нестандартное, отчасти творческое, мышление на лыжне. — Ты сделал всё правильно и без моей помощи, – он улыбнулся Андерсу, который вернулся на Кубок мира после рекордно недолгого восстановления от операции и решился рассказать Йохану о давнем, ещё сентябрьском, разговоре с Лизой. – Не давить – это очень важно, а рассказав семейную историю, ты влияешь опосредованно, даёшь ей самой возможность поразмыслить и принять решение. — Правда, сдаётся мне, не будет никакого решения, – Андерс опустил голову. – Прошло уже много времени… — А она очертила тебе сроки? – Йохан поднял брови, а после того, как в ответ покачали головой, произнёс: – В таком случае, ей может понадобиться и год. Тема ведь довольно скользкая… Андерс поднялся на ноги и неторопливо прошёлся по тесному гостиничному номеру, заложив руки за спину. Он хорошо помнил, что это Йохан подсказал ему в прошлый раз, но сейчас Олссон не говорил ничего конкретного. — Как бы поступил ты? – он спрашивал твёрдым голосом, но неловкость ощущалась во внешней скованности движений. – Если бы ты хотел ребёнка? Чувствовал, что тебе пора стать отцом? — Это будет решать Анна, – отчеканил Йохан. – И только она. Знаешь, мне вовсе всё это кажется… странным. — Что именно? – Андерс его не понял. — Мы с тобой одинаковы по социальному статусу, – он начал объяснять, – как и по семейному положению. Но ты при этом воспринимаешься мной правильно, именно как взрослый женатый мужчина, а в себе я вижу прежнего подростка. — Ты как всегда самокритичен, – ухмылка Андерса была доброй. – Со своей стороны могу сказать, что ты очень изменился с тех пор, как закрепился в сборной несколько лет назад. А ведь признаться честно, поначалу я считал тебя довольно странным молодым человеком. Йохан усмехнулся, опуская взгляд. С этими доводами ему не согласиться было трудно – он довольно хорошо помнил себя новичком, боящимся не только вставить слово или высказать своё мнение, но и лишний раз попасться на глаза старожилам. Перед общими пресс-конференциями команды он всякий раз пытался спрятаться за спонсорским билбордом, в надежде, что о нём забудут. — Может, ты и прав, – произнёс он. – Даже, скорее всего, прав. Но есть какое-то псевдо-психологическое учение, с разделением людей на четыре типа… Довольно занятное. И я-таки по всем признакам – инфантил. — Инфантил? – переспросил Андерс. – Если ты инфантил, то кто тогда я? — Агрессор, – последовал уверенный ответ. — Я? Агрессор? – он усомнился. – Я же не ору по любому поводу и не закатываю скандалов, и… — Агрессор агрессору рознь, – нравоучительно произнёс Йохан. – И не путай это с типами темпераментов. Агрессор не означает «орать по любому поводу». Томас, например, не орёт, но разве ты сомневаешься в том, что он – агрессор? – Олссон ударил по больному, хотя уже откровенно не знал, куда заведёт этот разговор и стоило ли ему делиться своими наблюдениями из области психологии. — Не сомневаюсь, – обронил Андерс. – Но… — Ну, вот и про тебя – то же самое. Если тебя разозлить, вывести из себя… — Убедил, – он прервал его жестом. – Достаточно. Он удостоверился в этом, поняв, что редко ищет компромиссы, пусть даже в спорах всегда выглядит дипломатично. Его натура всегда заставляла настаивать на собственном мнении. — Пойду к себе, – проговорил Андерс, – спасибо. К завтрашней гонке нужно подготовиться. — Подготовиться? – Йохан опешил. – Но ведь… Ты же не хочешь сказать, что пойдёшь на трассу? – он махнул рукой в сторону окна, за которым давно стемнело. Тренировались лыжники в любое время, и их совершенно не пугала вечерняя тьма и мало освещённые трассы. Закрепляющийся на лбу фонарик решал все проблемы, но перед соревнованиями поздние тренировки, как правило, не практиковались. — Нет, зачем на трассу? – Андерс пожал плечами. – На трассу не пойду, а вот по схемам её надо бы повторить. Конфигурация, рельеф… Чтобы заранее знать, какая нужна раскладка, а не соображать на ходу. Йохан глядел на него с незавуалированной долей уважения. Андерс, наоборот, выглядел удивлённо. — Что не так? – спросил он. – А ты сам… Ты так не делаешь перед каждой гонкой? Олссон вздохнул, прежде чем дать ответ. — Меня не хватает. Если я сажусь анализировать, то через какое-то время понимаю, что думаю о другом; мои мысли – о чём угодно, но не о грядущей гонке. Да, я… всегда говорил и сейчас говорю, что лыжи – не моё. Мне не сконцентрироваться. Один-два раза в сезон – максимум, сколько стартов я могу продумать. Не больше. Андерс задумчиво молчал. Он бегал для того, чтобы бегать, это занятие доставляло ему удовольствие, но он в любой момент мог бы бросить, найдись в жизни более важные ценности. Для Йохана же очередной проведённый этап был перелистнутой страницей, к которой не хотелось возвращаться. — Попробуй тоже, – осторожно предложил Андерс. – Сегодня проанализируй заранее – посмотрим, что получится завтра. Просто на один раз. Любопытно, что у тебя выйдет. — Можно, – Йохан пожал плечами. – Хорошо, я попытаюсь. На разгоне он шёл вровень с финном, стартовавшим на полминуты раньше. Расчёт не был хитроумным и чересчур заковыристым. Если первая отсечка оказывалась пройдена с одним из лучших результатов, ему следовало ровно пройти два первых круга и взорваться в подъём на третьем, чтобы выиграть драгоценные секунды именно там. Круг в Давосе всегда был сложным, и многих рельеф «убивал» намного раньше; прежде, чем разборки становились серьёзными. Йохану казалось, что его план может быть правильным – почему-то это решение со стороны выглядело кристально ясным. — Первым идёшь, две секунды, – услышал он через шесть километров. Преимущество было не слишком большим, но он и не планировал рваться вперёд, едва появилась такая возможность. — Попробуй прибавить! – крикнул кто-то ещё из штаба. Йохан любил делать то, чего от него не ждут. Он любил поступать принципиально по-другому, пусть даже это получалось случайно и от него не зависело. Он не любил рисковать и всегда думал, что не умеет этого. Но сейчас с его точки зрения было неправильно послушать совета и ненадолго ускориться. Наоборот сделал бы один человек из пятидесяти, и этим исключением был именно Йохан Олссон. Он продолжил идти в своём темпе и на время потерял лидерство, терпеливо ожидая своего часа. — Шесть секунд! – голоса тренеров были одобрительными, когда он набрал ход перед тем отрезком, на котором замыслил решающую атаку. На выходе секунд было пятнадцать, а воплощение плана закончилось после пересечения финишной черты. Йохан вновь стал самим собой, недоверчиво щурясь в сторону электронного табло. «Кто, я?! – как бы спрашивал его взгляд. – Не может такого быть!» – синие глаза опускались, изучая снег и лыжные ботинки. — Поздравляю! – в зоне для переодевания Андерс тронул его за плечо и слегка потряс. – Так держать! Видишь, стоило только продумать… – он осёкся, поняв, что Йохан смотрит как будто отсутствующим взглядом. Эй, – окликнул мужчина. – Ты хоть улыбнись! Выглядишь, будто проиграл корову, и при этом тебя прилично так надули. Уголки губ Йохана поднялись. — Вот так? — Хотя бы, – Андерс усмехнулся. – Можно и пошире. Это твой день, в конце концов! — Не без твоего участия, – ответил Йохан, продолжая улыбаться. – Спасибо тебе, – и друзья крепко обнялись. Склонив голову набок и опираясь на собственные лыжи, он наблюдал, как радостно взлетает на третью ступень подиума финн; сдержанно улыбаясь, восходит на вторую немец. Йохан ждал своей очереди, и это было непривычно. Он не знал, как будет вести себя на высшей ступени пьедестала, но на обдумывание деталей времени не было. Услышав свои имя и фамилию, разнесённые по стадиону зычным голосом диктора, он шагнул вперёд и в темпе неторопливого бега достиг подиума, неопределённо махнув в сторону зрителей в приветливом жесте. Варианта могло быть два: сойти с ума от счастья или смутиться, почувствовать себя скованно под пристальным взглядом коллег, болельщиков, теле- и фотокамер. У Йохана получился второй вариант: он не смог подпрыгивать до небес или отплясывать неадекватный танец. Конечно, он поднимался на подиумы в составе эстафет, но первый же личный подиум оказался победным, чего пока не бывало и в эстафетах. Выступая в четвёрке, на награждении всегда можно было юркнуть за спины товарищей по команде, дежурно пожав руки соперникам, а после – сбежать, оставив остальных на растерзание журналистам. Однажды, в самом начале карьеры в сборной, Йохану почти удалось простоять всю официальную пресс-конференцию команды за спонсорским стендом, предоставив отдуваться Андерсу и Маттиасу, но в последний момент его нашли и заставили отвечать наравне со всеми. Но теперь все взоры были направлены только на него. Он вскинул вверх руки, а потом растерянно произносил «спасибо» в ответ на поздравления официальных лиц, принимающих участие в цветочной церемонии. На протяжении всего времени Йохан всматривался в лица окружающих, силясь найти среди них Анну. Расписание доступности тренажёрного зала было составлено так, что силовая тренировка спринтеров, стартующих завтра, оказалась запланированной именно на время дистанционной гонки. Анна никак не могла увидеть его победу. Но услышала о ней вовремя, и, пробираясь через разноцветные костюмы представителей разных сборных, наконец остановилась рядом со шведским штабом. — Ты так и олимпийскую победу протренируешься, – в шутку укорил её Андерс. Анна в ответ задорно стукнула его по плечу и обратила взгляд на победителя. Встретившись глазами, Йохан улыбался только ей и понимал, что постепенно он «встаёт на ноги» сам. Ей приходится тратить всё меньше сил на то, чтобы оставить все его сомнения в прошлом. Она была его вдохновением. — Рассказывай, – потребовала Анна, обеими руками держа его чуть выше запястья. – Всё рассказывай! Благодаря чему всё получилось?! Какая у тебя была тактика?! От непрерывных поздравлений они сбежали из шведского домика на прогулку по городу. В декабре каждая семья в Европе начинала готовиться к Рождеству: люди украшали свои жилища не только изнутри, но и снаружи, чтобы поделиться предвкушением праздника. Переезжающие с места на место спортсмены между этапами заезжали домой лишь на несколько дней и не могли вдоволь насладиться подготовкой. А в Швейцарии зрелище было по-настоящему волшебным. Разноцветные фонарики, припорошенные снегом крыши деревянных коттеджей, украшенные деревья – это выглядело, будто на землю спустилась сама сказка. Йохан расслабленно рассматривал одну из рождественских фигурок, прикидывая, что такую нужно купить домой, когда Анна настойчиво дёргала его за рукав в ожидании гоночных подробностей. Он успел забыть о ходе гонки и уже не горел желанием вспоминать подробности. Он ответил, что секрет прост: поступать наоборот, делать то, чего никто не ждёт. Рисковать, когда другие медлят; использовать трезвый расчёт, покуда остальные безудержно рвутся к цели. Представить наиболее подходящую с точки зрения здравого смысла раскладку – и сделать по-другому. — Только это отчасти бессмысленно, – он пожал плечами. – Я имею в виду, такая концентрация. Меня не хватит на весь сезон. Я не могу таким вот образом продумывать каждую гонку на протяжении всего сезона. А выигрывать только одну… Кому это нужно? Анна взяла его под руку, и они неторопливо двинулись дальше по расчищенной от снега дорожке, гуляя между витрин вечерней рождественской ярмарки. — Раз в год проходит чемпионат мира, например, – произнесла она. – Или Олимпиада. Ты говоришь, твоих внутренних сил хватает на одну гонку? Может хватить на один краткосрочный турнир. — Кому нужен один раз? – горячо бросил он. – Ну, выиграю я один раз чемпионат мира, и что? Вот Маттиас выигрывал Кубок мира. Это не одна гонка – это весь сезон, почти полгода на высшем уровне. Это настоящий показатель. — Кубок мира? – переспросила Анна. – Да, было дело. Сколько, пять лет назад? Шесть? Но больше-то и ничего. Какая-то личная медаль чемпионата мира у него была, если мне память не изменяет, и очень давно; а с Олимпиады – точно такая же эстафетная бронза, как у тебя. Где он испортил всё. Успех относителен, – она шла быстрым шагом, и Йохану пришлось её придержать. — Не торопись, – примирительно произнёс он. – Мы же гуляем, а не бежим на скорость. Ну, хорошо, не Маттиас. Вот ты… — Я?! – Анна перебила его и рассмеялась, а потом вовсе остановилась, встав напротив. – У меня одно олимпийское золото – и всё. Золото – единственное, где мне повезло больше, чем ему! У меня нет медалей чемпионатов мира, нет глобусов. И… — У тебя будет ещё, – теперь ей не дал договорить Йохан, схватив за запястья. – Я же уже как-то говорил – в Ванкувере ты выиграешь золото и две бронзы! И чемпионат мира тебе по силам выиграть как минимум дважды, – настаивал он. – Да и через Олимпиаду… — Следующая – последняя, – припечатала Анна. – Это ты, надеюсь, не будешь оспаривать – в 2014-м мне будет тридцать семь. Но и чемпионат мира в этом сезоне для меня – последний. Я давно решила. Это было то, чего он не ожидал услышать ни при каких обстоятельствах. Он знал её, как карьеристку, усердно тренирующуюся для достижения очередной цели. Он растерянно хватал ртом морозный воздух и не знал, как реагировать. — Но… Ладно, Сочи – я согласен, не каждый имеет желание и возможность столько бегать. Но остальное! Почему ты хочешь, чтобы этот чемпионат стал последним?! Они всё-таки достигли конца освещённой яркими огоньками ярмарки и снова остановились. Здесь было в разы меньше людей, нежели у центральных прилавков. — Позволь, я задам встречный вопрос, – Анна сняла перчатку и нежно коснулась его щеки. – Он покажется тебе необычным, но, всё же, попробуй ответить. Кто я? — Кто ты?.. – Йохан, и вправду, был если не растерян, то удивлён. – Анна Даль… Олссон. Моя жена, – он сказал первое, что пришло ему в голову, назвал самое важное для себя, а не пустился перечислять её спортивные достижения. — Вот именно, – отозвалась женщина. – Мы теперь семья, и поэтому всё немного изменилось. Я должна родить тебе детей, да и вообще – быть поближе к дому. А ты в это время будешь тренироваться и побеждать. Если бы о происходящем снимали фильм, для достижения нужного эффекта сценарий велел бы Йохану упасть в обморок. В реальности он сдержался, хотя пошатнулся и начал заикаться. — Де… детей?! — А ты не хочешь? – Анна не думала обижаться: она, наоборот, искренне посмеивалась над реакцией мужа. — Я… не… Нет, я не это имею в виду! – он всплеснул руками. – Я же не против, но… как-нибудь потом! И как я буду тренироваться без тебя?! — Так я и не говорю, что сейчас, – она улыбнулась. – Или я сказала, что у нас будет ребёнок месяцев так через семь? — Не-ет! Нет, но… — Я сказала: «После Ванкувера», – теперь уже Анна взяла его ладони в свои. – Тебе пока не нужно об этом думать. Как и мне – в ближайшие полтора года я планирую сконцентрироваться на гонках. Может, даже выиграть золото и две бронзы, о которых ты так упорно говоришь. Правда, скорее, ты сам их и выиграешь… — Я не… — Хватит болтать, – вместо продолжения словесной перепалки Анна приподнялась на цыпочки и вовлекла его в неторопливый морозный поцелуй.***
В середине декабря Лиза украшала дом к Рождеству, поглядывая на экран телевизора, где из Давоса транслировали раздельную гонку на пятнадцать километров классическим стилем. Было понятно, что Йохан борется за победу, и на каждой отсечке Лиза замирала, сжимая кулаки. Контрольные точки всегда заставали её стоящей на табурете и готовящейся повесить очередной фонарик, а на финише она умудрилась сжать ёлочный шар так, что тот пошёл трещинами. Сезон начался для сборной Швеции относительно неплохо: на первом этапе праздновали двойную победу Маркус и Шарлотта, спустя два уик-энда выиграл Йохан. За последние годы Лиза превратилась в заядлую болельщицу, но больше всего ей хотелось, чтобы вновь побеждать начал Андерс. Она не смогла приехать в марте в Холменколлен, но когда смотрела этот марафон по телевизору, то страшно удивилась, почему соседи не вызвали ей полицию. На разбор гонки после финиша женщина уже не отвлекалась, посвятив себя делу. Все комнаты, кухня и прихожая вскоре засверкали яркими рождественскими красками: на столиках Лиза установила свечи, возле входной двери повесила большой красный носок для подарков. Под ёлкой она устроила фигурки Санта-Клауса и его оленя, наклеила на окна панно в форме снеговиков и прочих атрибутов. Закончив, она перевела дух, поправила волосы и оглядела творение своих рук. На её взгляд, получилось со вкусом: не слишком аляповато, но и не в стиле минимализма. Загвоздка была в другом. Праздничное настроение не приходило, несмотря ни на что. Лиза задумчиво опустилась на диван. Может, причиной было одиночество… Она никогда не считала это проблемой и любила иногда отдыхать от людей, но ждать праздника всегда было приятнее с кем-то. Женщина остро ощутила нехватку Андерса, а потом поток мыслей привёл её к их разговору, о котором она боялась вспоминать, хоть и обещала всё обдумать. Ведь если сделать то, о чём он просит, следующего Рождества она будет дожидаться не одна, покуда муж входит в олимпийский сезон через кубковые старты. Лиза помассировала виски и прошла в кухню, заваривая чёрный чай. Мысль не давала покоя. Все минусы давно были разложены в её голове по полочкам, но о плюсах она начала задумываться только сейчас. Когда её школьные подружки или, позже, однокурсницы, обзаводились в раннем возрасте детьми, она удивлялась и не понимала – ребёнок должен был рождаться в полноценной семье, которая могла его обеспечивать и воспитывать, давая самое достойное. А сейчас у неё было всё: семья, стабильный доход и отличные условия. К тому же, Лиза знала, что людям свойственно меняться, и то, что она не хочет детей в данный момент, не значит, что она не пожалеет об этом лет через двадцать. «Если не умру при родах, – настойчиво въедалось в голову. – Но ведь… не должна, – в дело постепенно вступал здравый смысл и знания по профессии. – Генетика у меня хорошая, в роду подобных проблем не было…» Ещё ей было неловко перед своими родителями, у которых она была единственной дочерью. На мгновение стало даже стыдно, что погрузившись в свои страхи и нелюбовь к детям, она твёрдо решила оставить их без счастья увидеть внуков. «Может быть, и стоит… – дрожащими пальцами Лиза доставала инструкцию из коробочки таблеток, с курсом которых не расставалась довольно давно. – Может, прекратить? Сейчас, только прочитаю, как правильно». Она не была уверена и в нужный час всё же проглотила очередную. Время, чтобы обдумать всё ещё подробнее, было – она не ограничила себя никакими сроками. Вернув мысли в привычное русло, Лиза вновь включила телевизор. Закончился показ горных лыж, и ведущие в студии обсуждали дальнейшие перспективы. В их речи промелькнуло слово «Ванкувер», и Лиза замерла. До Олимпиады оставалось чуть больше года, и, кажется, она знала, как поднять Андерсу мотивацию. Вернувшись к столику, она выбросила пачку таблеток в мусорное ведро. Это не значило того, что назавтра, вновь испугавшись своей смелости, она не побежала бы в аптеку за новой, но такое поведение Лиза расценила бы как слабость. Природная тактичность Андерса означала, что он не станет торопить и напоминать, и Лиза предпочла не говорить о своём решении заранее. Если всё получится – будет отличный сюрприз, а если нет – она сможет избежать лишних разговоров, не зная возможности своего организма досконально. Но важная новость появилась довольно скоро, на исходе января, когда Андерс собирался на высотный сбор перед чемпионатом мира. Лиза не ожидала, что всё случится так быстро, но о положительном результате знала наверняка. — Мне нужно тебе кое-что сказать, – деловито сообщила она, перешагивая через разложенные на полу вещи, которые должны были вот-вот отправиться в чемодан. — Да? – Андерс распрямился и отвлёкся от очередного предмета одежды. — У нас будет ребёнок, – Лиза не выдерживала пауз и говорила, как есть, не интриговала – не умела играть ни тембром, ни лицом. – Можешь начинать отсчёт с двадцать пятого декабря. И… – голос всё же дрогнул. – Раз такая дата, Рождество, то я, может, и не умру… Вначале он долго призывал типун на язык жены, пусть уже не столь уверенной в своей скорой смерти, и лишь потом, когда осознал сказанное, бросился её обнимать.