***
Телевизоры работали во всех номерах, транслируя медальную церемонию с главной площади. Эмиль и Анна, которую, наконец, выпустили из изоляции, разрешив и тренировки, и общение с командой, наблюдали за награждением один с кровати, вторая со стула, где увлечённо накладывала на лицо слой вечернего крема. Шарлотта слушала музыку, с закрытыми глазами лёжа поверх покрывала на своей постели. — Убери ноги с моей кровати! – Анна наморщила нос. – У тебя носки – грязнущие! — Это очень по-женски – сперва не заправить постель, а потом ругаться на тех, кто на неё садится, – проворчал Эмиль. – Очень в твоём духе! Он не шевельнулся, провоцируя Анну как всегда умело. Та начинала злиться и краснеть. — Я не говорю, чтоб ты не сидел! Сиди, сколько хочешь! – воскликнула она. – Только ноги убери! Когда ты в последний раз менял носки?! — Эм… Ну… – Эмиль почесал голову и опустил глаза на свои ноги. Носки, на его взгляд, были вполне чистыми. – Дома? – осторожно предположил он. Анна закатила глаза. Он приготовился праздновать победу и устроился поудобнее, но не тут-то было: из-под стола девушка подхватила свой лыжный ботинок и легонько швырнула в его сторону – так, чтобы Эмиль смог его поймать. Он немедленно бросил ботинок в ответ, и они перекидывались бы долго, громко ругаясь друг на друга, но на четвёртый или пятый раз точность подвела Йонссона – он попал в угол шкафа. Тот чуть пошатнулся, и из-за него по стене выползло крупное чёрное насекомое, напоминающее таракана. Анна мгновенно завопила и буквально через сотую долю секунды запрыгнула на кровать, и теперь стояла на ней, крепко вцепившись в Эмиля, который неожиданно для себя тоже подскочил. — Убери его! – пронзительно завизжала она, явно пытаясь убить таракана взглядом. — Как же я его уберу, если ты меня держишь?! Отпусти! — Нет! Мне без тебя страшно! — Тогда… – он попытался сдвинуться с места вместе с Анной, но та упиралась, не желая приближаться к страшному животному. Не выдержала Шарлотта – покрутив пальцем у виска, она замахнулась надетым на ладонь шлёпанцем и прихлопнула его. — Я бы на твоём месте готовилась к гонкам! – она обратилась к Эмилю, обувая тапок на ногу. – Боишься тараканов? — Не боюсь! – когда Анна, наконец, его отпустила, Эмиль спрыгнул на пол, пока она не заметила, что он стоит ногами на подушке. – Я просто дал тебе возможность с ним расправиться. — Мне? – Шарлотта рассмеялась. – Ну, спасибо. Повторюсь – ты бы лучше настраивался на гонки, а не занимался ерундой. — Настраиваться? – недоумённо переспросил Эмиль. – На то, что будет только послезавтра? Он никогда не рефлексировал даже перед самыми важными гонками. Он просто методично тренировался для достижения лучших результатов, а вместо того, чтобы нервничать по каждому поводу, предпочитал более интересные занятия: поиграть в сетевые игры, с кем-нибудь поболтать, подёргивать Анну за волосы. — Не волнуешься? – спросил после успешной квалификации кто-то из тренеров. Он покачал головой, не понимая, почему должен волноваться. Физическая форма была отличной, и всему следовало пойти своим чередом. Эмиль наблюдал, как из своих забегов в полуфинал вышли Ида, Шарлотта и Анна Олссон; равнодушно поглядел на результаты первого четвертьфинала у мужчин, а когда стартовал второй, принялся делать в стартовой зоне разминочные пробежки и упражнения на растяжку. В этом предолимпийском сезоне основное противостояние складывалось между ним и Ула Вигеном Хаттестадом – почти в каждой спринтерской гонке они оспаривали друг у друга пальму первенства в финалах. А теперь жребий свёл их в первом же забеге – в четвертьфинале, и это означало, что настроиться нужно серьёзнее, чем когда-либо прежде. Кто-то из их соперников сделал фальстарт, и Эмиль сжал зубы, ругаясь про себя, пока провинившемуся выносили предупреждение в виде жёлтой карточки. Мыслями он уже был на трассе, рванувшись туда с первым выстрелом стартового пистолета, но приходилось ждать ещё, пока судья не сделает повторный знак. Главной тактикой Эмиля было отсутствие любой тактики в принципе. Долго не раздумывая, он возглавил небольшой караван из шести человек. Никто не пытался оспорить эту роль – даже Хаттестад предпочитал работать вторым номером. Швед шёл первым на протяжении всего первого круга из двух, и только на его исходе соперники обнаружили себя. «Потом обязательно поблагодарю сервисменов», – подумал Эмиль, когда на спуске с видимой лёгкостью накатил норвежского конкурента из-за в разы лучше скользящих лыж. Начинался заключительный круг, и он неустанно напоминал себе не распаляться: это был не финал, и совсем необязательно устранять всех соперников или сбрасывать их ценой нечеловеческих усилий. Однако когда более опытный Хаттестад решил проверить его по правому радиусу, Эмиль вмиг забыл о самовнушении. Он принялся работать на параллельном курсе столь же интенсивно, а потом азарт захватил – захотелось быть непременно впереди, а не выполнять роль второй скрипки. Эмиль рванулся вперёд быстрее, чем следовало, и сбился с удобного ритма, носком лыжи зацепив налипший снег. Он слегка покачнулся и потерял драгоценные секунды, расконцентрировавшись. К горлу поступила удушающая паника – в спринте всё происходило молниеносно, и об оспаривании лидерства с Хаттестадом можно было забыть. Он откатился в основную группу и шёл теперь пятым-шестым. Но думать, что всё пропало, деятельная натура Эмиля Йонссона смогла недолго: он погнался на всех парусах, стремясь подобраться как можно ближе к заветному второму месту, дающему право на прямой выход в следующую стадию. Теперь «экономиться» было нельзя. Только рисковать. Идеально готовые лыжи помогали, и на финишной прямой Эмиль развил такую феноменальную скорость, что обогнать его смогла бы, пожалуй, только камера, закреплённая на проложенных вдоль специальных рельсах. Он обогнал одного, другого, третьего… Остальное украла дистанция. Будь она чуть подлиннее… Эмиль бросил обозлённый взгляд на фиксирующее результат табло, припоминая хронометраж предыдущих забегов. Время ударило по голове тяжёлым обухом топора – медленнее. Его забег был более медленным. Заняв в четвертьфинале третье место, один из главных фаворитов гонки не смог стать лаки-лузером и потерял все шансы на дальнейшую борьбу. Он быстро шёл, сам не зная куда, досадливо и даже со злостью отмахнувшись от персонала команды, в бесконечном желании поскорее скрыться с чужих глаз. Горьким водопадом изнутри подступали слёзы, и он из последних сил старался их сдержать. Сейчас его не должен был видеть никто. — Эмиль! – послышался тонкий девичий вскрик позади. – Эмиль, подожди! Он прибавил шагу, едва удерживаясь, чтобы не перейти на бег. «Ты тем более не должна меня сейчас видеть, – подумал он. – Только не ты». — Эмиль, да постой же! Анна не считала зазорным побежать. Ей удалось догнать его и развернуть к себе, схватив за руки. — Ты не должна видеть меня таким, – выговорил он неестественно низким, надтреснутым голосом. — Как раз я – и должна, – отвечала Анна. – Куда ты так торопился? Оглянись вокруг. Было впору засмеяться: с застланными пеленой глазами Эмиль набрёл аккурат на фотопозицию, которая была рассчитана для съёмки последнего перед выездом на стадион поворота. Но теперь все объективы развернулись на сто восемьдесят градусов, заметив интересную цель. Эмиль дёрнулся было в попытке скрыться, но Анна решительно остановила его. — Пусть смотрят, – она взяла его лицо в ладони. – Пусть видят, что тебе не всё равно! В ответ на это Эмиль крепко обнял её, привлекая к себе. Ощущения смешивались. Было сложно вытеснить досаду от обидного проигрыша в первом же забеге. В горле жгло по-прежнему, и он шмыгнул носом, а потом украдкой провёл ладонью в перчатке по глазам, отпуская Анну. — И всё-таки, – пробормотал парень. – Не хочу попадаться никому на глаза. Анна знала, как никто другой, насколько сложно его переубедить – поэтому не стала тратить время на бесполезные увещевания. Она просто неуловимо приблизилась и поцеловала его. А Эмиль задумался о том, что проиграть спринт на чемпионате мира в неполных двадцать четыре года – безусловно, огорчение, но не слишком серьёзная трагедия. Куда более важным для него казалось то, что у него есть самая лучшая девушка на свете. «Завтра, – решил он. – У меня будет шанс завтра, если попаду в состав на командный». — Идём обратно? – когда их губы разомкнулись, он увлёк Анну за собой. – Посмотрим, как там наши! Уже финалы, наверное! Нервные клетки сохранились бы, не попади их обладатели на эти финалы. У женщин в решающий забег попали Ида и Анна – Шарлотта, упав, распрощалась с шансами на выход в последний раунд в полуфинале. Ида стала четвёртой, Анна – пятой, и всем переживающим было впору взвыть от подобного невезения. У мужчин сборную Швеции представлял лишь Маркус – лыжник, специализирующийся на длинной дистанции, тогда как Эмиль, главная надежда именно в спринте, а также олимпийские чемпионы Тобиас Фредрикссон и Бьорн Линд, выбыли на более ранних стадиях. Хелльнер иногда попадал в коньковые финалы, но вряд ли кто-то рискнул бы ставить именно на его выход в топ-шесть на этом чемпионате мира. В итоге Маркус повторил результат Анны Олссон, наошибавшись тактически: где-то его блокировали более удачливые и опытные соперники, где-то пока ещё не хватало именно спринтерской сноровки. Эмиль, наблюдая за ходом борьбы, метался вдоль бортика туда-сюда. Он уже забыл, что при большей удачливости должен был бежать в этом финале сам, лыжа в лыжу сражаясь с новоиспечённым чемпионом мира в лице Ула Вигена Хаттестада. — Да что же это такое! – кричал он, потрясая кулаком куда-то в пространство. – Он вам всем ещё покажет! — Не сомневаюсь, – пробормотала Анна. На следующий день у сборной Швеции было уже две медали: к серебру Андерса добавили серебро командного спринта Анна Олссон и Лина Андерссон. Мужской дуэт в составе Эмиля и Матса добраться до пьедестала почёта не смог. — А вообще, я – неудачница, – с улыбкой заявила Анна, снимая медаль после награждения. – Олимпиада – не в счёт, там я поставила на кон буквально всё и больше так не смогу. Не считая вчерашнего пятого места, у меня на чемпионатах мира было ещё много четвёртых. Вечером они с Йоханом сидели в общей комнате. Там же были ещё некоторые участники команды, слушавшие разговор. — И к чему сейчас было это самоедство? – миролюбиво уточнил Йохан. – Не всё измеряется в медалях, и… — Видимо, к тому, что всё всегда может быть ещё хуже, – отозвался стоящий у выхода Дани, только что разговаривавший через дверь с тренером. – У меня плохие новости, – он подошёл к столу, за которым собрались многие, и присел на одно из свободных мест. — Ну кто ещё принесёт мрачную весть, как не ты, – мрачно пошутил Маркус. – Выкладывай: что стряслось? — Йоке* только что обмолвился, что Андерс подхватил инфекцию, – слова звучали, как приговор. – Эстафету пропустит практически точно. Повисло тягостное молчание. Те, кто позволял себе оценивать возможности товарищей по команде, понимали, что способная конкурировать за медали эстафетная четвёрка наберётся и без Андерса, но именно Сёдергрен был душой и сердцем этой сборной. Без него борьба не представлялась возможной. Растворился в реальности и сам факт проведения чемпионата мира – у единого организма как будто насильно выдернули с мясом ту часть, которая отвечала за жизнь и нормальное функционирование. К тому же, и звенящая форма Андерса, на этом турнире лучшего после Нортуга, как никогда пригодилась бы в эстафете. А уж коньковый марафон мог стать его звёздным часом – молодому Петтеру Нортугу могло не хватить опыта против двукратного триумфатора Холменколлена. — Андерсу везёт, как никогда, – хрипло произнёс Йохан, криво усмехнувшись. — Интересно, как нас теперь перетасуют… – пробормотал Маркус. — От тебя твой четвёртый никуда не денется, – Йохан пожал плечами. — Нужно узнать, насколько всё серьёзно, – высказалась Анна. – Вдруг успеет восстановиться… — Гонка же послезавтра, – поддержала Шарлотта. – А завтра – мы…***
В отличие от мужского состава, набрать четырёх дистанционщиц на женскую эстафету тренерский штаб не мог. Поэтому перед Бриттой, Анной Хааг и Шарлоттой первый этап закрывали то Анна Дальберг, то Лина Андерссон. В этот раз выбор пал на Лину. И у неё, и у Анны бывали как выдающиеся эстафетные отрезки, так и откровенно провальные – сейчас же получилось нечто среднее: Бритта ушла на второй этап четвёртой, но с двадцатишестисекудным отставанием. Бритта, в свою очередь, не пропустила вперёд никого, но гандикап стал ещё более солидным и перевалил за минуту. «Не столь страшно», – рассудила Анна, сразу стартуя на максимум возможностей. Она работала с полькой и японкой, по умолчанию являясь сильнейшим звеном. — Пелотон растягивается! – крикнули ей на экваторе этапа, – а вы сокращаете! Анна упёрлась сильнее, сжала зубы. Эта тройная связка шла на четвёртой-шестой позиции, и Анна делала всё возможное, чтобы Шарлотта смогла побороться за медали. «Бронза, – стучало в голове. – Бронза у нас обязательно будет». Стоя в зоне для передачи эстафеты, Шарлотта поспешила оценить ситуацию. Первыми ушли норвежки – находящаяся в великолепной форме Кристин Стёрмер Штейра отыграла свыше полуминуты, и Марте Кристофферсен упорхнула, не имея перед собой спин соперниц. В восьми секундах за ней убежали финки в лице Айно-Кайсы Сааринен, в пятнадцати – немка и чуть оторвавшаяся полька. Анна сократила отставание Бритты почти вдвое, но Шарлотту хлопнула по спине шестой, а не четвёртой. План родился быстро – Шарлотта знала, как действовать, и была уверена в своих силах. Японку и вскоре отставшую польку она прошла быстро, и впереди замелькал костюм Клаудии Нистад, идущей третьей, если Шарлотта не ошиблась в расчётах. «До бронзы уже рукой подать, – думала она, широко и интенсивно раскатываясь по треку. – Бронза-то должна быть. Ведь у Маркуса именно бронза…» Ей некстати вспомнился прошлый чемпионат мира. Они с Маркусом ещё бегали третьи этапы, и на своём она выложилась по максимуму, вернув команде надежду на медали, а потом почти весь вечер прорыдала у друга на плече – после того, как на последнем этапе Бритта упустила бронзу. Маркус подобрал её на следующий день, своеобразно отомстив, и сейчас Шарлотта стремилась восстановить паритет. Спина немки была уже в шаговой доступности, и тремя прыжками шведка смогла к ней приблизиться, встраиваясь позади лыжа в лыжу. Ей казалось, что Клаудия Нистад не торопится, и невысокая Шарлотта постоянно пыталась выглянуть из-за длинноногой крупной немки, чтобы оценить ситуацию. Когда это получилось, Шарлота не сразу поверила своим глазам – в одном скоростном броске был виден ярко-красный комбинезон норвежки – видимо, Айно-Кайса Сааринен смогла достать её и уже убежала к золоту. Принимать решение нужно было незамедлительно: осталось не так много километров дистанции, чтобы рассуждать. При всей своей важности и престижности, женская эстафета была краткосрочной гонкой, где на каждый этап у лыжниц уходило чуть больше десяти минут. «Мне не догнать её в одиночку, – поняла Шарлотта, думая о Марте Кристофферсен. – Я слишком сильно потрачусь, и можно будет вовсе остаться без медалей. Вот если бы мне помогли…» — Давай догонять! – она решилась, громко обращаясь к немке на пределе своего голоса. – Мы можем её достать! Тогда у кого-то из нас будет серебро! Соперница кивнула, показывая, что согласна. В подъём они взорвались на параллельных курсах, где Шарлотта солировала, и эта атака действительно стала решающей. Финки готовились праздновать чемпионство, когда они догнали Марте Кристофферсен и лишь на мгновение позволили себе перевести дух – перед финальной борьбой. На финишном отрезке норвежка была бессильна – Шарлотта оказалась права: либо они, либо Германия – кто-то мог вырвать серебро. «Не мы, – падая после пересечения черты, она успела заметить, что ботинок Клаудии Нистад очутился на заветной линии на какие-то доли секунды раньше. – Бронза, как у Маркуса. Так и должно было быть…» Анна, Бритта и Лина расцеловали её, а потом заключил в медвежьи объятия Магнус Ингессон. — Отлично, но это не предел, – заявил он. Мужчина пытался сохранить присущую себе строгость, однако сквозь неё проглядывали и иные эмоции. Впрочем, Шарлотта этого не заметила. — По-моему, он тебя боготворит, – с любопытной улыбкой шепнула ей Анна перед цветочной церемонией. – Ингессон. — Ой, перестань, – та отмахнулась. – Конечно, он доволен, вот и всё! Радуясь бронзовой медали, одновременно Шарлотта расстраивалась, что с ней не отмечает этот успех Маркус – они привыкли быть рядом во время побед и поражений. Перед мужской эстафетой тем, кто претендовал на участие, настоятельно рекомендовали избегать лишних контактов, а отель покидать только для выезда на плановую тренировку. На то, что к эстафете будет готов Андерс, надеялись до последнего, но врачи не дали положительного прогноза, когда пришло время подавать окончательную заявку в оргкомитет. Положиться пришлось на тех, кто был в наличии: Дани и Йохана поставили на классику, Маттиаса и Маркуса – на конёк. — Мне не нравится эта идея, – как всегда ровным и маловыразительным голосом протянул Рикардссон. – Со мной в составе. Маркус смог лишь устало закатить глаза. — Твои упаднические умозаключения перестали удивлять меня эдак два года назад, – произнес он. – Но сейчас… Кого ты предлагаешь вместо себя? Дистанционщиков у нас больше нет, если ты не заметил. Хелльнер продолжал недоумевать, как с таким подходом к собственным возможностям Даниэль отобрался в главную сборную страны практически на самый главный турнир. «На данный момент ты входишь в девятку лучших лыжников Швеции!» – ему хотелось кричать и трясти его за плечи. Но экспрессия была не лучшим способом. Эту мысль стоило озвучить позже. — Почему бы не Матс? – начал свои рассуждения Дани. – Пусть у него и идёт спринтерская специализация, он не раз бегал эстафеты, причём именно на первом этапе. У него бронза Турина, в конце концов. И он отличный классист… — Как и ты! – возразил Маркус. – Матс – после болезни. Его может не хватить на десять километров. Разве мы можем рисковать?! — Тогда Эмиль, – Даниэль проигнорировал его риторический вопрос. – Он-то в форме, ему просто не везло. Да и как раз жаждет отмщения. — Это и плохо! – выпалил Хелльнер. – Первый этап – не для геройств, не для того, кто может «захлебнуться» этим отмщением. Первый этап – для таких, как ты; здесь нужно железное спокойствие и холодная голова. Вот на последнем… – он усмехнулся. – На последнем нужна ярость, коей у тебя нет. А пессимистичный настрой – это самое страшное в спорте. — Не пессимистичный, а философский, – пояснил Дани. Маркус после этих слов в очередной раз возвёл глаза к потолку. На лыжи налипал мокрый снег. Термометр показывал выше нуля, что являлось плюсом для лёгких и невысоких спортсменов – они могли ловко и быстро проскользить по образовавшейся ледяной корке. Габаритные лыжники оказались в куда более безвыигрышном положении. Дани проваливался в снег под каждый шаг, отчего приходилось прилагать больше усилий. Основная работа пришлась на руки, когда вскоре ноги начали затекать – лыжи не помогали ничуть. Там, где они должны были скользить, они вставали колом, не позволяя бороться за удачные позиции. Поначалу Дани держался в лидирующей группе, но потом физические кондиции подвели – на первых километрах он слишком выплеснулся. Мелькнула одна спина, вторая, третья; потом он сбился со счёта, думая только об одном: добежать, дать остальным хотя бы теоретическую возможность побороться за что-то стоящее. «Я же говорил, – пульсировала размеренная мысль. – Маркус, я же тебе говорил!» Лидеры ушли на второй этап полминуты назад, но Йохану ещё не было смысла даже появляться в зоне передачи. Дани проиграл на своём этапе больше минуты, показав девятое время, и тяжело осел на снег. Йохан сразу начал работать в максимальном ритме. Он обошёл одного конкурента, подобрался к другому и тоже оставил за собой, но впереди маячил слишком большой просвет. Он не видел спин соперников, что было неудобно при контактной борьбе. «А если думать, что я убегаю, а не догоняю?» – подсказка пришла сама собой и облегчила его гонку морально. — Не приближаешься! – крикнули ему. – Лидируют финны и немцы, в тридцати пяти секундах перед тобой – Норвегия. «Не в этот раз, – подумал Йохан, на экваторе этапа понимая бессмысленность этой эстафеты для их четвёрки. Лыжи катили так же неважно, но его комплекция была чуть более выгодной и позволяла, по крайней мере, сохранять имеющееся отставание в том же интервале. – Не в этот раз – кто-то может выигрывать эстафеты с помощью таких, как этот Нортуг, гениев-самородков, но у нас небожителей нет. У нас рецепт один – по-настоящему сплотиться вокруг общей цели». Он прекрасно понимал, что даже четыре лучших друга ничего не выиграют, если их спортивная форма будет оставлять желать лучшего. Однако знал на собственном примере и то, что грамотный психологический настрой может решить многое, а ещё немного верил в высшие силы. Кроме того, Олссон прекрасно помнил то единение, царившее перед командным спринтом в Турине, когда Анна с Линой и Тобиас с Бьорном сделали золотой дубль. Они были уверены в собственных силах, а настраивались на гонку вместе, все вчетвером. Может, часть успеха заключалась в этом?.. «Андерс, эту гонку должен бежать ты, – мысленно обратился Йохан, передавая эстафету Маттиасу. – Тогда у нас всё бы получилось». Он заметил, что почти достал отставшего канадца, лишь когда перевёл дух. До пятого места Маттиасу оставалось пять секунд, но до третьего – немногим больше минуты. «Чудеса случаются, – стихия мыслителя не покидала Олссона, даже когда он сдавал после гонки инвентарь. – Но не сейчас». Маркус раскатывался в разминочной зоне, а Йохан и Дани молчали, погрузившись каждый в свои раздумья. Их умозаключения, однако, были схожими – в Маттиаса не верил никто. Дани – из общего неудачливого фона, преследующего их в этот день; у Йохана были и личные причины, которые он старался вытолкнуть или хотя бы замаскировать. Ему просто не хотелось верить в Маттиаса Фредрикссона. Он не собирался винить Дани, провалившего свой этап по объективным причинам, но Маттиас, по его мнению, бежал в этой четвёрке исключительно из-за болезни Андерса. Зато всё остальное казалось правильным. Теперь Йохан знал правильный состав, который мог бы побороться хоть за золото Олимпийских игр. Этот гипотетический состав объединяло неравнодушие. …Маттиас уходил в пяти секундах после канадца русского происхождения, Маркус – уже в полуминуте после Алекса Харви. В Маркуса верили, но уже никакое чудо не могло даровать сборной Швеции медали. В юношеском порыве Хелльнер пытался с этим не согласиться, но уже спустя километр понял, что тренерское наставление верно – ему нужно просто пройти десять километров в тренировочном темпе. Конечно, он представлял всё не так. Он рассчитывал уйти лидером, нога в ногу с Нортугом, а потом побороться с ним на финише. Интерес подогревала и скандинавская пресса – только ленивый не попросил у Маркуса оценить собственные шансы. Первые полосы крупнейших изданий Швеции и Норвегии занимало именно это противостояние. Сперва пара дерзких мыслей промелькнула, но улетучились они столь же быстро. Хелльнер не считал, что партнёры по команде виноваты в провале, а «взрывался» он только когда его личные интересы задевали чересчур сильно, ещё и поковырявшись в них заскорузлым пальцем. «Может, это и к лучшему… – рассеянно подумалось Маркусу. – А если бы я очно проиграл Нортугу? А так у нас с Шарлоттой теперь у обоих по бронзовой эстафетной медали. Всё правильно». Убеждения вновь изменились на последних километрах: проезжая вдоль тренерских позиций, краем уха Маркус услышал, что Норвегия ведёт с Германией борьбу за золото – Нортуг отыграл у Акселя Тайхманна пятнадцать секунд. «По бронзовой медали, – Маркус не сдержался и ухмыльнулся. – У меня одна жалкая бронзовая медаль, а у него сейчас будет третья золотая! Кто может радоваться бронзе?! Вечный аутсайдер из условной сборной Австралии!» – он налёг на палки так, что одна из них чуть не переломилась пополам. Его переполняла холодная ярость, когда он пересёк финишную черту и осознанно поглядел на табло – убедиться в победе Норвегии. На уровне подсознания он почему-то верил в Нортуга, и это было похоже на то, как не верил в Маттиаса Йохан. Норвежцы успели принять поздравления и сделать коллективные фото, когда Маркус только выходил из микс-зоны, где ему пришлось отвечать на вопросы журналистов. Необъяснимая злость ударила в головной мозг, когда за вакс-кабинами, по пути к своей, перед лицом возникла фирменная ухмылочка Нортуга, сквозь которую пробивалась издевательская улыбка. — Обыграл меня, чемпион? — Как видишь, нет, – Маркус попытался не ввязываться в долгий разговор. – А тебя – поздравляю. — С чего ты решил, что мне нужны твои поздравления? – Петтер поднял кривоватые брови. – Я хочу, чтоб ты перестал быть обманщиком. Выиграл у меня, наконец. — Мы спорили на Олимпиаду! – Хелльнер почти шипел, выдавливая из себя слова. – Она будет только через год, если ты не заметил… — Я помню, что на Олимпиаду, – норвежец пожал плечами. – Я и пришёл дать совет относительно неё. Хотите бороться в Ванкувере за медали – поменяйте забойщика. Ваш нынешний никуда не годится, сегодняшняя гонка это доказала. Момент, когда злоба окончательно перехлестнула за крутые берега, пришёлся именно на это высказывание. Не раздумывая, Маркус сжал кулак, коротко размахнулся и залепил Нортугу куда-то в лицо, не прицеливаясь точнее. Драться он не любил и подобные случаи мог пересчитать по пальцам одной руки. Удар пришёлся в челюсть – в данный момент Петтер ощупывал её, а сердце Маркуса заполонило чёрное равнодушие – ему было плевать, даже если он выбил своему конкуренту зубы. Более того, он этого даже желал. — Ты в него влюблён, что ли?! – Нортуг сплюнул на снег кровью. Он не желал оставаться в долгу и шагнул вперёд, втягивая Маркуса в неумелое, но крепкое подобие захвата. Сцепившись, они пытались повалить один другого на снег, пока на эту схватку не набрёл Дани, возвращающийся с допинг-контроля, куда его вызвали по случайному жребию. Как всегда невозмутимо, он развёл спорщиков в стороны на вытянутых руках, не обращая внимания на протесты. Рикардссон выжидательно молчал, ожидая, кто расколется первым. Он ожидал, что когда-нибудь этот противоборствующий дуэт сойдётся совсем не на лыжне. — Он сказал, что нам нужно поменять забойщика! – первым эмоционально заговорил Маркус, и тогда Дани отпустил обоих, поняв, что при нём они не станут продолжать драку. – В Ванкувере! Если хотим бороться за медали! — Сегодня всё было очень показательно, – вставил Нортуг, совершенно не смущаясь и пытаясь вывести конфликт на новый виток. – Как не прислушаться к такому совету? — Замолчи! – Маркус рванулся вперед, и Даниэлю снова пришлось его удерживать. – Ну, я и съездил ему в морду! – это объяснение адресовалось Рикардссону. — Не так он и неправ, – хмыкнул Дани. – Сегодня я, в самом деле, выступил погано. И вывод напрашивается сам собой. Нортуг уставился на него, как баран на новые ворота. Его глаза демонстрировали удивление, а беззвучно шевелящиеся губы – то, что он хочет что-то сказать, отреагировать, но не знает, как. — Удивлён, что я не кидаюсь в драку? – Дани продолжал сохранять совершенно невозмутимое спокойствие. – И тем, что я не начинаю спорить? – он перевёл взгляд на Маркуса и произнёс: – Идём отсюда. Даниэль едва заметно улыбался, когда они уходили. Он шёл размеренно и широко, а Маркус ступал чуть чаще, на полшага позади. — Ты ведь не хочешь сказать, что собираешься не бежать в Ванкувере?! – когда он смог чуть забежать вперёд, то с губ сразу же сорвался вопрос. — Не хочу, – Дани покачал головой. — А зачем же ты сказал, что согласен с ним?! — Но ведь на сегодня он прав. Только на сегодня. И я тоже был прав… Но сдаваться – нет, не собираюсь. Я же пообещал, что в Ванкувере Нортуг не доставит тебе проблем в эстафете? Остаток пути загадочная улыбка не покидала его губ. Кажется, он нашёл противоядие. Нортуг мгновенно терял интерес к происходящему, если с ним соглашались, если ему не перечили. Он становился бессилен, когда его показательные атаки оставляли кого-то без эмоций. Маркус же шёл, насупившись, сдвинув брови. Однако за внешней хмуростью по венам разливалась ледяная решимость. В новом сезоне он перестанет быть «кем-то». А в Ванкувере он станет убийцей. _______________________________________________ *Йоаким Абрахамссон – главный тренер сборной Швеции.