Я ― шум в твоих ушах

      Первое, что он почувствовал, ― какой-то камень, упершийся в позвоночник. Затем то, как саднило горло. А потом вдруг вспомнил всё.       Отто умер.       Питер распахнул глаза, тут же сощурившись от яркого солнца. С трудом оторвал спину от холодной земли и схватился за закружившуюся голову.       С громким всхлипом он вытер нос тыльной стороной руки. Осмотрелся ― логово Осьминога затонуло, и только у берега торчал круглый бок, ушедшей на дно цистерны. Вода едва уловимо волновалась, сверкая бликами яркого солнца. Лицо свело скорбью, и пришлось закусить губу, чтобы затолкать эти чувства поглубже, и ведь сначала даже показалось, что получается! Будто у него и правда вышло рассудительно и спокойно смотреть на вещи: на то, что Отто устроил всю эту кутерьму, едва не убив кучу людей, на то, что его больше нет, на то, что Уэйд узнал его личность таким глупым образом, на то, что он оставил его одного на этом берегу. Питер хотел поверить, что в этом нет дурного знака, но он чувствовал, что был.       На четвереньках он подполз к кромке воды. Острые камни больно врезались в коленки, но это чувство оказалось странно притуплено. Мир вокруг казался пустым. Может, не вышло всё исправить и планета опустела? Смешно. Питер плюхнулся на пятки и горько усмехнулся, вжимая ладони в глаза.       Сколько бы он не просидел там, это чувство не уходило. Костюм уже почти просох, а вокруг всё ещё не было ни души, ни единого звука, который бы извещал о том, что ещё остался кто-то живой. Питер поднялся на ноги и побрел вдоль воды, лениво уворачиваясь от мелких волн. Вдруг впереди он заметил знакомое красное пятно. Его маску вынесло на берег? Хоть что-то хорошее должно было случиться. Как иначе он выбрался бы оттуда?       Почему Уэйд ушёл?       Вопрос повис в воздухе, как ядовитое облако. Питер поморщился. Наверное, он сможет предположить. Единственное, что предугадать он был не в силах, так это, что будет дальше. Питер не мог вообразить даже, куда ему сейчас идти и как забрать вещи из университета, что уж говорить о том, чтобы убедиться в сохранности друзей и Мэй. Он даже не знал, где они.       Первое, что необходимо было сделать наверняка ― это убраться оттуда, пока не случилось ещё что-нибудь дерьмовое. Питер отряхнул мокрую маску от налипшего песка и с трудом натянул на голову. Внутри жутко воняло тиной и какими-то химикатами. На макушке пристал мелкий мусор и больно давил на кожу, но он проигнорировал и это. ― Как вы себя чувствуете? ― вдруг подала голос Карен. Боже, он почти забыл о её существовании.       Пришлось прокашляться прежде, чем открыть рот. ― Всё путём, ― солгал он, не поведя и глазом. ― Ваши жизненные показатели заставили меня поволноваться, ― безжизненный голос ИИ, притворяющийся реальным собеседником, заставил его холодно фыркнуть. ― Ага, ещё скажи, что обидишься, если я пошлю тебя куда подальше. ― В мою систему вписан протокол на подобный случай, но на самом деле мне не знакомы подобные эмоциональные проявления.       Питер закатил глаза. Такой собеседник, наверное, лучше, чем никакой? ― Карен, ты можешь отследить местоположение мобильника? ― спохватился он, когда вышел на знакомую грунтовую дорогу. ― Только ваш, ― ответила она своим обычным приветливым тоном. ― Чтобы отследить прочих нужно обладать бóльшими полномочиями. А вообще это незаконно.       Толку от неё?.. ― Тогда позвони Неду, пожалуйста.       Голос звучал ужасно. Наверное, купаться осенью ― так себе затея? ― Эй, чувак! ― громкий вскрик в динамиках больно ударил по ушам. ― Ты там живой вообще? Какого хуя произошло?       Нед звучал абсолютно обычно: перевозбужденно и восторженно. Питер и не задумывался, что тот тоже может переживать за него, как и он за него. ― Ты как? ― хрипло спросил он. ― Ой, да нормально. Что у меня может быть не так? Всё это время отбивался от каких-то рандомных чуваков. Как мало оказывается надо для популярности: попасть в лапы к злодею, ― тараторил он. ― Хотя я думаю они просто хотели выведать личность Человека-паука. Я им не сказал! Ни одного намёка не дал, и оборонял твою тайну, как чёртов джедай.       Питер улыбнулся ― Нед точно в порядке. ― Я знал, что твои мидихлорианы в порядке, ― фыркнул Питер, неторопливо бредя по дороге, пиная попадающиеся под ногу камни. ― Богохульство, ― прокряхтел он в ответ. ― "Новая надежда" смотрит на тебя с осуждением. ― Вот, когда это будет "Скайуокер. Восход", тогда уже можно будет начать волноваться, ― на губах против воли расплылась слабая улыбка.       Хорошо, что что-то оставалось, как прежде. Спокойно. И если сконцентрироваться на этой эмоции, на этом моменте, то идти вперёд станет, может быть, чуть легче. Чугунная голова не станет тянуть к земле, и не забивая её домыслами и воспоминаниями, можно и продержаться некоторое время. ― И что, никто меня не заподозрил? ― Были, конечно, несколько человек, ― признался Нед нехотя. ― Но ты ни за что не поверишь, кто тебя спас! Я уже голову начал ломать, какое бы алиби тебе выдумать правдоподобное, но тут в игру вступил... барабанная дробь, ― интригующе проговорил друг и изобразил звук, по правде, больше похожий на рычание какого-то очень жалкого тигра, ― до-октор-р Коннор-рс! ― О! ― удивленно воскликнул Питер. Он и правда не ожидал, что это будет именно его профессор. ― Ты выглядел больным, по его словам, и резко убежал в туалет. Он подумал, тебе плохо стало, а я ― что?, я его поддержал, говорю: да, жаловался на слабость и тошноту, поэтому со мной на обед не пошёл. Во как! ― Ты молодец, ― искренне похвалил он. ― Настоящий навигатор.       Его улыбку вдруг перекосило резко нахлынувшими воспоминаниями. Отто был другом Коннорса. Наверняка новости о его кончине разобьют ему сердце. ― В общем я несу твои шмотки домой. Туда можно возвращаться? ― Думаю да, ― пожал плечами Питер. ― Но... будь всё-таки осторожен, и не оставляй там девчонок одних. Если что, сразу же звони мне. И не пугайся, если я вдруг пропаду, ― сказал он, смаргивая жжение в глазах. ― У меня осталось одно дело, оно не опасное, так что можешь не волноваться за меня. Просто надо ещё кое с чем разобраться, и это займёт время, я думаю. ― А есть какой-то лимит, когда действительно будет повод начать переживать? А то вдруг тебя машина собьёт по дороге, а я и не узнаю, потому что буду думать, что... ― Три дня, ― выпалил Питер, не думая. ― Давай три, окей?       Нед задумчиво промычал что-то в трубку. ― Дело секретное? ― бросил он нейтрально. Он слишком хорошо читал Питера. ― Н-нет... просто больная тема. Я потом всё расскажу. Сейчас ещё ничего не ясно. ― Лады, ― тут же ответил Нед. Питер мысленно поблагодарил его на проницательность, и они распрощались.       Следующей на очереди была Мэй.       Слова Отто должны были внушить ему какое-никакое спокойствие, но набирая именно её номер, у Питера затряслись коленки. Потому что без неё он не сможет никак. ― Питер! ― её вскрик прозвучал так испуганно, что он даже заволновался, что что-то случилось. Пока до него не дошло... ― Привет, Мэй. Ты слышала про Отто, да? ― Конечно слышала! А ещё видела фото, и поправь, если я не права, но разве это не твой друг у него в клешнях?! И почему ты не брал трубку? Я звонила уже раз восемь! ― кажется, ей перестало хватать воздуха, и Питер поспешил воспользоваться образовавшейся паузой на вдох. ― Да, он, видимо, перепутал Неда с кем-то, я не знаю, почему он к нему прицепился, ― ловко соврал он, размахивая рукой, чтобы выдумка текла рекой, и не вызывала подозрений. ― Я оставил телефон в рюкзаке, извини. ― Ну, как всегда, ― вздохнула Мэй. ― Меня Линдси уже валерьянкой отпаивает, а тебе хоть бы что.       Питер вздохнул. ― Прости. Мы сами испугались, и долго отходили.       Он слышал, как тётя нервно перебирает ногтями по столу, наверняка подбирая какой-нибудь хлёсткий эпитет для его персоны. Безответственный? Глупый?       У него получилось отвлечь её сторонним разговором. Да, она всё ещё путалась в словах, но хотя бы перестала возвращаться к этой теме, переключившись на подковерные войны в сестринской у неё на работе. Сьюзан постоянно ест чужие йогурты без спроса, чем всех ужасно бесит, даже не смотря на то, что всегда возвращает украденное. Иногда с процентами. А вот Мэнди, новенькая, молоденькая девчонка, чересчур уж пытается влиться в коллектив и зачастую нарушает субординацию. Но вот Мэй она нравится. Там было ещё что-то про их охранника Боба и его сменщика Рика, который приходится ему мужем, но Питер не слушал, потому как был слишком сосредоточен на том, чтобы не пыхтеть, пока взбирается на крышу первого в квартале многоквартирного дома.       Минуты скакали друг за другом, пока разговор наконец не подошёл к концу. Слава богу, а то голова Питера начинала навязчиво трещать. Он уже открыл рот, чтобы попрощаться, когда Мэй завела знакомую шарманку, и стало ясно, к чему она ведет прежде, чем эти слова прозвучали в динамике. Конечно, она спросит. Глаза-сканеры, сердце, всегда чувствующее перемены, ― возможно, Мэй была ведьмой, но Питер всё же склонялся к прослушивающему устройству, вживлённому ему под кожу в раннем детстве. Иначе эту паранормальную способность обо всём догадываться он объяснить не мог. ― Ты рассказал, наконец, Уэйду обо всём?       Питер остановился на краю крыши, по которой шёл. Затуманенный взгляд различил далеко внизу перегруженные мусорные баки. Глядишь, если прыгнет, переломается насмерть... ― Нет, ― глухо ответил он.       Мэй выразительно промолчала. ― Ты обещала подождать, пока я сам тебе всё расскажу, ― с укором произнёс он, ошатываясь назад, чтобы не дать волю дурным мыслям. ― Не думала, что ты будешь так тянуть. Сколько же можно измываться над человеком?       Он поджал губы, сдерживая вырывающиеся слова. Носком легонько пинал низкий парапет, словно ребёнок, надеясь, что эта тишина в разговоре окажется достаточно информативной, и ему не придётся больше ничего комментировать. Точно не сейчас. Не тогда, когда его кумир умер, не тогда, когда с соулмейтом всё стало так страшно и неясно, не тогда, когда его тайна была под угрозой всё время, а вместе с ней и благополучие всех близких людей. Распинаться перед тётей, выдумывая какие-то несуществующие обстоятельства, он не мог. Всё это как-то потеряло смысл. Зачем ей знать? Брать энергию на поддержание легенды было неоткуда. ― Ладно, ― вздохнула Мэй обреченно, когда пауза затянулась. ― Я поняла, Питер. Позвони мне, пожалуйста, когда будешь готов поговорить. Хоть о чём-нибудь, ― сказала она и, немного помолчав, добавила: ― Может, ещё как-нибудь захочешь переночевать дома? Посмотрим кино, поедим какой-нибудь гадости, ― предложила Мэй. ― В среду по ящику будут крутить "Тело Дженнифер", помнишь, ты хотел пересмотреть его? ― Хочешь спать с включенным светом? ― хмыкнул Питер, вспоминая, как посмотрел этот фильм первый раз.       Он ещё подумал: вот, какой был бы мир без родственных душ. Все слоняются от человека к человеку, надеясь найти того самого, близкого сердцу, а натыкаются на тех, кто приносит в ответ очень много боли. ― Ладно тебе! ― рассмеялась Мэй. ― Думаю, сейчас он не покажется тебе таким страшным. Ты раньше и от Дарта Вейдера трясся в страхе!       Питер хмыкнул, а у самого в голове ― Уэйд, с радостью натягивающий чёрный шлем, с присущей ему детской непосредственностью, пародирующий фирменный хрип Энакина. Наверняка, ему бы понравился такой вариант для хэллоуина. И Уэйд в такой ситуации точно предложил бы Питеру стать мужской версией Падме Амидалы, и воссоздать киношные события, но со счастливым концом... хотя нет ― всё же, он королева драмы! ― печальный конец тоже пришёлся бы ему по вкусу. ― Эй! Не хочешь попрощаться? ― вдруг вырвал его из мыслей вскрик Мэй. ― А? ― Я говорю: пока, всего тебе хорошего, любимый племянничек! ― с шутливой раздраженностью проворчала она. ― Извини, я задумался. Пока, ― он нервно хихикнул. ― Я позвоню тебе на неделе.       Питер мысленно дал себе пинка. Нельзя давать таких обещаний, когда ты не уверен даже в следующем часе своей жизни!       Итак, Уэйд знал о Человеке-пауке. И что-то подсказывало Питеру, что данное открытие далось ему нелегко. Он видел его, слышал даже в битве, далеко позади, сидящего в машине, за гулом рычащего мотора. Как бы он не пытался абстрагироваться, всё равно слышал каждое чёртово слово.       В голове возникали всполохи, пережитого стресса, след адреналина всё ещё бороздил вены. Люди, выкидываемые в воздух, несущийся прямо на него состав и ужасная, нестерпимая боль от столкновения. Он помнил эти мгновения так детально, будто пережил их пару минут назад. И каждая мелочь делала его конфликт с самим собой всё более и более неразрешимым, не давая договориться, прийти к компромиссу и наконец успокоиться.       Он составлял списки в голове, расставляя галочки с нужной графе, пока перелетал от здания к зданию, направляясь в хорошо знакомый, неблагополучный район, где надеялся решить хотя бы одну дилемму. Вспоминая всю историю от самого начала Питер вдруг почувствовал, какой же большой ошибкой было ввязаться во всё это! Попробовать разоблачить Фиска ― дело хорошее, даже очень, учитывая сколько плохих вещей он делает каждый день, какой бизнес поддерживает, и можно с уверенностью поставить галочку в графу правильных поступков, но... то, как Паук попался, как разоблачил себя перед всех этой сворой, натравив на себя, как на кусочек лакомого мясца, повлекло за собой весь этот кошмар. Отто Октавиус наверняка не связался бы с этим уродом, если бы для осуществления его плана не нужно было финансирование и поддержка, и не нашёл бы этого в лице Фиска, если бы в противовес тому не встал любимец Нью-Йорка Человек-паук, засадивший не одного злодея, в паре с бессмертным анархистом, известным своей отбитостью и жестокостью. Таким образом само появление Питера в этой истории не заслуживало ни похвалы, ни порицания, потому что имело последствия в обе стороны.       Питер остановился у пожарной лестницы, откуда виднелся дом Уэйда. Руки сами сцепились в крепкий замок, сжимая друг дружку до боли. То, как он поступил с ним... это однозначно плохо или он может позволить себе галочку в хорошем столбце? Может, даже парочку или хотя бы половинку ― неуверенную палочку в счёт того, как счастливы они были находиться рядом друг с другом? Или же он доставил ту боль, которой избегал сам?       Находясь в прострации, он спрыгнул вниз на асфальт, бесшумно приземляясь на безлюдную улицу. На негнущихся ногах перешел дорогу к зданию и прошёл то самое место, где Уэйд не дал ему во всём сознаться. Он остановился глядя туда, где они стояли тогда, вспоминая как же всё тряслось от волнения, как он был уверен, что вот он, момент, когда всё кончится. Когда неизвестности и вранью придёт конец. Минув это место, он оставил позади неуютную сцену, и двинулся к другим воспоминаниям, которыми наполнялось это место, старательно взвешивая все "за" и "против" своего жизненного выбора.       Он постучал, как вежливый мальчик. Внутри стояла тишина. Звонкая, почти осязаемая, некомфортная тишина. Питер готов был быть застреленным наёмником, не ждущим гостей, готов был быть выставленным за порог или не принятым вовсе, но он не слышал в квартире даже намёка на то, что там был кто-то живой. Глаза осмотрели новую, блестящую дверную ручку, и Питер решил обойти дом к окнам. Там он заглянул сначала в гостиную, выглядевшую абсолютно пустой, а затем и в спальню Уэйда, в которой также совершенно определенно никого не было. ― Блять, ― тихо выругался он, раздраженно пиная стену носком.       Путь до его дома и так занял неприлично много времени, за которое он успел изрешетить себя терзаниями, так он ещё и убедил себя, что Уилсон непременно уже дома, сидит попивает чаёк с английским кексом или хрен знает, что делает. Питер так глубоко зациклился на себе, что даже не предполагал, что весь его замысел так быстро пойдёт прахом.       Хотя, может, оно было и к лучшему, ― он так и не придумал, что ему сказать. Как выразить всё так, чтобы Уэйд понял, правда, по-человечески понял его. Так, как Питер сейчас понимал его. ― Чёрт, Уэйд, ― выдохнул он, упираясь лбом в кирпичную стену, прикрывая глаза.       Нервозность высасывала силы, словно вампир.       Он знал не так много мест, где мог находиться его соулмейт. Если так подумать, что он вообще о нём знал? Уэйд мог быть дома, в баре, либо работать, а последний пункт подразумевал под собой абсолютно любую точку мира. И теперь единственное, что ему оставалось это снова сунуться в сомнительную дыру, где работал его друг Визл.       Тот встретил его, молниеносно обратив к нему ироничные, несколько удивленные глаза. Пятно метки на лбу перекрывали светлые, тусклые волосы, из-под которых испытующий взгляд выглядел ещё более пронзительным. Питер при первой же встрече понял, что он тот ещё фрукт, и точно собаку съел в своей профессии. Нарочито расслабленный и безразличный вид был его защитой, необходимостью, чтобы не выдать напряжение и внимательность, с которой он воспринимал всё происходящее вокруг. Да и как иначе, когда тебя окружают сплошь воры и убийцы? Люди, готовые продать чужую жизнь за стопку купюр. Ладно, за чемоданчик, наполненный стопками купюр. ― И что ты тут забыл? ― Визл иронично изогнул бровь, наполняя пивом высокий бокал. ―Ищу твоего друга, ―просто ответил он, храбрясь, чтобы скрыть тревожность.       Казалось, это было невозможно, но Визл выгнул бровь ещё сильнее, выдавливая выражение полнейшего сомнения на лице. ― Вау, вы и правда, как голубки. То Уилсон порхает за тобой, пуская слюни, то ты припираешься. Зайчик, ты в этом месте, как в волчьем логове, ― причмокнул он и отошёл, чтобы отдать заказ. ― Так что, где он? ― повторил вопрос Питер, когда тот вернулся. ― Здесь так вопросы не решаются, ― фыркнул он и похлопал себя по карману. ― Я путешествую без бумажника, ты уж прости, ― закатил глаза Питер. ― Тогда это не мои проблемы. Как видишь, здесь его нет.       Визл уже собрался уйти. Его лицо было абсолютно безразличным к нему и его паучьим проблемам. Питер запаниковал. Если не он, то кто ему поможет? Заказ для Дэдпула мог поступить откуда угодно, если он работал, и с таким же успехом можно разыскивать маковое зёрнышко на городской свалке. ― Стой, ― настойчиво проговорил он, стараясь не привлекать лишнее внимание.       Он заметался, но когда бармен обернулся, понял, что сейчас знает только один способ убедить его. Питер вскочил и быстро обошёл стойку, хватая Визла за предплечье и, применив каплю паучьей силы, завёл его в подсобку, которую прекрасно помнил. Там он резко задрал рукав на правой руке и, дав только на несколько секунд показаться метке, тут же спрятал её обратно, пробегая обеспокоенным взглядом по бару, оставшемуся за спиной. Благо за стойкой никого не было, а остальные быстро потеряли интерес к Человеку-пауку, заявившемуся в бар для наёмников.       Визл изумленно выставил шею вперёд и на его лице, что очень удивило Питера, появилась искренняя усмешка. Губы, которые будто никогда не брала улыбка, вдруг широко растянулись, и тогда подсобку наполнил громкий, неудержимый хохот. Визл задрал голову к потолку, хватаясь ладонью за бок, и смеялся так, будто Человек-паук прочитал только что несравненно ахуенный стендап, остроумнее которого он никогда и ничего не слышал. ― Ты угораешь, ― сквозь выступившие слёзы простонал он. ― Блять, это самый опиздохуительный бред, который я вообще слышал в своей жизни! Я знал, что судьба та ещё сука, но это... ― его вновь разобрал громкий хохот, прервавший его на полуслове. ― Это просто ахуенно! ― Визл едва ли не повизгивал от восторга. ― Такое нарочно не придумаешь... ― Хватит, ― оборвал его Питер. ― Ещё не хватало, чтобы об этом вся эта свора узнала, ― он кивнул на зал за спиной. ― Это так смешно, что я бы транспарант развернул, прям на входе... бля! ― вскрикнул он, когда Паучок схватил его за грудки и без усилий поднял в воздух, прижимая к стене. ― А Уэйду это покажется столь же смешным? ― промурлыкал он, иронично наклоняя голову.       Весёлость спала с потрёпанного жизнью лица. ― Да я шучу, ― выпалил он трусливо. ― Точно? ― спокойным тоном уточнил Питер, второй рукой выдирая кусок из стены. ― Потому что, знаешь, если хоть одна душа узнает, ― он сжал ладонь, и кирпичи затрещали между пальцами, ― это, ― кусок растрескался и резко лопнул в железной хватке, ― будет твоя голова. ― Ой, сказочник, ты ж святая наивность и ни разу никого не убивал, ― фыркнул Визл, боязливо бегая маленькими глазками в поисках какого-то выхода из положения. ― А Уэйд? ― улыбнулся он. ― Ёбнутые, ― шепнул тот на выдохе, раздраженный таким положением дел. Питер прижал его сильнее. ― Ладно-ладно, ― тут же сдался Визл. ― Не хватало мне ещё проблем. Нахуй ты вообще мне сказал?! ― Где он? ― настойчиво прорычал Паук, приближая своё лицо к его. ― На заказе, блять, где. Нехуй тебе там делать, клиент мне яйца потом с корнем вырвет, ― голос его стал куда натужнее и тише. ― Не он, так я, ― уверил его Питер, хотя понимал, что угрозы были пустыми. ― Дело не сложное. Он наверняка вернётся с него уже сегодня. ― Хватит мне зубы заговаривать, ― низко проговорил Паук. ― Я сказал, он нужен мне сейчас.       Визл попытался оттолкнуть его, пихнув в грудь обеими руками. ― Кончай зажимать меня тут, как школьницу. Если я не сдавался головорезам, то что мне ты, синие трусишки? ― плюнул он с вызовом. ― Район. Назови, ― членораздельно прорычал в ответ Питер.       Он не испытывал той злости, что отыгрывал, но, похоже, звучал убедительно. Внутри клокотало раздражение и нетерпение от настойчивости этого парня, но он прекрасно понимал его осторожность, поэтому и зашёл с козырей. ― Я не собираюсь мешать его делу. Мне нужно найти Уэйда. И всё. ― Да прям,― саркастично вскинул бровь Визл. ― Так и вижу, как ты покладисто ждёшь, пока он кому-то шею сворачивает. А потом подбегаешь, нежно берёшь за ручку, и вы бежите в закат, как ёбаные молодожёны. ― Визл, ― зло прикрикнул он. ― Он ещё ничего не знает.       Тот призадумался о чём-то, глядя на него в упор. Потом усмехнулся, отводя взгляд ему за спину, и с усмешкой облизнул губы. ― Нет его там, ― улыбнулся он гадко. ― Тело, может, и найдёшь, но раскрыть ему карты даже не пытайся. ― Что ты имеешь в виду? ― нахмурился Питер. ― Там кто-то другой, ― покачал Визл головой. ― Хочешь убедиться ― тебе в Бронкс. Но не удивляйся, если он попытается тебе брюхо вспороть.       Он сам не заметил, как опустил его на пол. Страшная догадка проползла в мысли, затуманивая восприятие реальности. Раньше он и предположить не мог, что такое возможно, но, кажется, Визл не врал, не пытался его напугать, скорее... предупредить. ― Блять, я бы в Ванессу больше поверил, но Человек-паук это уже просто, нахуй, слишком, ― вновь прыснул тот, отходя от него подальше. ― Пиздец, кто бы мог подумать. ― Будешь пиздеть ― я доктору Стрэнджу наберу, и ты обо всём забудешь быстрее, чем откроешь свой поганый рот, ― на всякий случай пригрозил Питер. ― На твоём месте я не стал бы ждать. Хотя, если Уилсон тебя убьёт, то хоть кто-то сможет рассказать всем суровую правду: он одевался, как гимнаст, и вёл себя, как придурок и ёбанный подросток, ― воодушевлённо вздохнул бармен, прижимая ладонь к сердцу. ― И клал на свои принципы ради сморщенного чл... ― Завали, ― заткнул его Паркер прежде, чем тот успел закончить. Паутина всегда была эффективной в данном вопросе!       Покидая бар, он уже сожалел, что сознался самому неподходящему для этого человеку, но чувства почему-то уверяли, что этот незнакомец был надёжным, и не станет распространять информацию, которая напрямую может повлиять на его друга. И, эй, неужели их союз выглядит настолько нелепо?! Питер был практически оскорблен его реакцией.       Желание поскорее найти Уэйда разбавлялось тошнотой ужаса от мысли, что это и правда произойдёт. И когда в Бронксе, в какофонии шумов всех мастей и пород он стал различать отзвуки борьбы, пришлось сделать очень короткую, но необходимую передышку. Кажется, всю храбрость он растерял в баре, пытаясь не опозориться перед пьяными бугаями и их верным псом, разливающим пиво по бокалам.       Несколько кварталов спустя звук становился всё отчётливее, и Человек-паук замедлил полёт, чтобы получше распознать место, откуда он доносился. Голос Уэйда привычно закрался в уши, непрекращающимся белым шумом, который невозможно было проигнорировать, и Питер тут же двинулся к нему, как загипнотизированный. ― Пусть сидит и помалкивает, ― расслышал он слова. Возня уже затихла и теперь, судя по звукам, Уилсон куда-то шёл. ― Слишком долго длилось это невнятное существование. У меня мозгов побольше, ― голос принадлежал совершенно однозначно Уэйду, но... что-то в его интонации смущало Питера. Вероятно, он просто недостаточно хорошо знал его?       Паук приземлился на крышу, останавливаясь, чтобы понять выдал ли он себя. ― Эй, не думай, что твой гундёж меня разжалобит, ― со злобой фыркнул Уилсон. ― Буду делать, что захочу, понял?       Питер медленно пошёл ближе к краю, аккуратно и бесшумно ступая по бетонному покрытию. ― Можешь не прятаться, ― ледяной тон Уэйда стал громче и жёстче.       Он вздрогнул удивлённо. Неужели заметил? ― Глупо было полагать, что ты сможешь подкрасться. К Уилсону ещё может быть, но не ко мне.       Питер нахмурился и уверенно запрыгнул на парапет, оглядывая картину, развернувшуюся внизу.       На заброшенной автомобильной парковке никого не было видно кроме него. Это был Дэдпул, Питер готов был руку отдать на отсечение! Костюм, фигура, голос ― всё его. Но он стоял странно напряженно, будто удерживая в тонусе каждую чёртову мышцу своего тела, направив пистолет Паркеру в грудь. И... паучье чутье мерзко зудело под кожей, так непривычно, что стало страшно. Опасность жужжала в воздухе, как осиный рой, но Питер не доверял этому чувству до конца, потому что Уэйд не мог сделать ему больно. По крайней мере не физически. ― Паучок, ― лживо радостным тоном протянул наёмник. ― Я по тебе не скучал. ― Что происходит? ― громко спросил Питер. Мог бы и крикнуть, да только слова застревали в горле, словно кости. ― А что, не нравится, когда от тебя что-то скрывают? ― издевательски ввернул тот, наклоняя голову на бок. Он видел, что Уэйд улыбался под маской, только вот совсем не от радости.       Поначалу он даже не нашёлся, что ответить. Чутьё так взвинчивало его, что он против воли стал просчитывать пути к отступлению. ― Убьёшь меня за то, что я не рассказал тебе сразу? ― спросил Питер, так некстати дрогнувшим голосом. ― А может и да, ― пожал тот плечами.       Он хотел спуститься, но предчувствие сковывало члены. Широко раскрытые глаза начинали слезиться от напряжения. ― Ты знаешь ещё не всё, ― громко сказал он, пробегая глазами по старым, ржавым авто, брошенным в этом месте. ― И... ты пожалеешь, если сделаешь это.       Дэдпула будто перемкнуло. Голова резко дёрнулась, опрокидываясь назад, под маской заиграли желваки. ― А я ведь говорил тебе, ― тихо прорычал он не своим голосом.       Питер затрясся, не понимая, чего ему ожидать.       Он смотрел на Уэйда, стоящего прямо перед его взором, но в упор не видел его, не чувствовал, убеждённый не то в подмене, не то в помутненном рассудке. Кто бы это ни был, но он не был тем, кого знал Питер. И страшная тоска затянула разум, заставляя дрогнуть лицевые мышцы в спазме, выпуская горькие дорожки слёз. ― Он меня слышит? ― несмело проблеял он, не уверенный, что слова долетят с высоты четырех этажей.       Голова наёмника крутанулась по кругу, снова обращаясь к нему в ироничном полунаклоне. ― Уэйд, ― позвал Питер, уже не в силах скрыть дрожь. ― Дай мне шанс объясниться.       Дэдпул взвёл курок. ― Ты должен выслушать меня. Пожалуйста. ― Вали, ― тихо и низко рыкнул стоящий перед ним мужчина, бывший одновременно его соулмейтом и кем-то абсолютно ему незнакомым. ― Уэйд... ― Вон, ― громче повторил тот, и его и без того уверенная стойка стала ещё жёстче.       Питер протянул руки вперед, порываясь молить его о прощении так долго, как сможет, как вдруг паучье чутьё откинуло его в сторону, заставляя перекувырнуться через голову и неуклюже приземлиться на самый край. Пуля просвистела в месте, где ещё секунду назад была его голова.       Он понимал, что второй выстрел не заставит себя ждать, и отскочил на пару метров от края, оказываясь скрытым из поля зрения Дэдпула. Сердце колотилось о рёбра в испуге. Питер слышал сдавленно бормотание Уэйда, но в ушах так шумело от всплеска адреналина, что он не мог сконцентрироваться, чтобы разобрать слова.       И он решил убраться оттуда. Сбежать, совсем как в ту ночь, когда выкрикнул имя, которое не должен был знать, когда его ложь начала осыпаться, словно оползень, норовя снести всё на своем пути. Он перелетал от здания к зданию, то и дело промахиваясь, едва не падая под колёса несущимся по улицам авто. Расфокусированный взгляд не улавливал деталей, какие-то тусклые пятна проносились мимо, и казалось, что мозг отказывался обрабатывать любые внешние раздражители, делая Питера и слепым, и глухим, и отметал даже запахи, которыми всегда полнился Нью-Йорк.       Вскоре он оказался в проулке, между двумя кирпичными стенами, которые видели Человека-паука чаще, чем кто-либо в этом городе. Аккуратно спустился к окну своей старой спальни и прислушался. Из разговора с тётей он понял, что та, по-видимому, находилась на работе, но проверить всё же должен был. Ещё одного раскрытия за день он не выдержит.       Он влез в окно. Отражение в зеркале на дверце шкафа не было к нему благосклонно: костюм изрядно перепачкался, а бензин и прочая дрянь из воды засохли на ткани разводами. Лицо под маской было ничем не лучше, может, даже хуже, потому что помимо зарастающих ссадин, крови, коркой присохшей под носом, и желтеющих синяков, дерьмовости его образу доставляли будто бы чужие глаза ― настолько тусклые, что практически чёрные. Вспоминая аффирмации тёти Мэй, он хотел было улыбнуться отражению, чтобы обмануть мозг и убедить его, что настроение было получше, чем та сраная помойка, что сейчас догорала внутри, только вот мышцы не двигались. Эта пустая маска стала столь же чётким олицетворением его состояния, сколько зеркало отражало облик.       На верхней полке лежали старые, рваные джинсы, там же, в глубине нашелся дурацкий голубой свитшот с эмблемой Центра, который подарили тёте коллеги на рождество, а потом она перепачкала его краской для волос. Благо в доме осталась и обувь, хотя и неподходящая ему по размеру.       Питер прошёл в ванную, умылся и, убрав за собой, скрыл следы пребывания. Вернувшись в спальню сунул в школьный рюкзак грязный суперкостюм и выскользнул обратно на улицу, плотно притворяя за собой оконную раму.

***

      Он снова проник в его дом без спроса. На этот раз не стал ломать замок, и влез через окно. В квартире никого не было ― он слышал. Сразу же сбросил тесные кеды, сидя на подоконнике, прошёл к дивану, не задумываясь, и плюхнулся лицом в подушку.       Питер перекатился на бок и притянул колени к животу, зарываясь носом в холодное одеяло. Он не знал, сколько придётся ждать Уэйда, но готов был хоть прописаться в этом доме, чтобы встретиться и объяснить ему всё, как он это ощущал. И пока минуты тянулись одна за другой, пока пустота окутывала его, а тишина стучала в висках часовым механизмом, Питер думал. Обо всём, что было, обо всём, что может быть в будущем. Старательно заталкивал обратно в глубь болезненные, душащие чувства, прижимая к груди одеяло, пахнущее, как Уэйд, и всё размышлял, сможет ли он достучаться до него, потому как он вообще нахрен не имел никакого понятия о том, что происходило с его соулмейтом, и мог ли он на это как-то повлиять. В мыслях по кругу крутились воспоминания об их последней встрече, снова и снова напоминая о том, что если Уилсон и придёт домой, найдя в своей постели Питера, это будет совсем не он. Тогда... тон его голоса был таким чужим...       Незаметно для себя Питер уснул. Холод, тишина и пустота, окружавшие его в реальности перенеслись в сон, и он видел себя совершенно одиноким и покинутым. Единственное, что жгло, словно огненным поцелуем, ― метка.       Когда сон отступил, он всё ещё чувствовал себя разбитым, но на улице уже стемнело ― Питер проспал несколько часов. В квартире всё ещё никого не было. Он напрягал слух, надеясь различить чужое дыхание или легчайшее шуршание одежды и шагов, но ничего не было. И он вновь закрыл глаза. "― Он вернётся," ― мысленно убеждал он себя.       Долгие мгновения Питер не видел и не чувствовал ничего кроме тьмы вокруг себя, когда вдруг... вскочил. Проснулся, резко усаживаясь в постели.       Лба коснулся металл. Питер аккуратно поднял глаза, подтверждая свою догадку, что это пистолет Уэйда упирался в голову. Сердце колотилось, раззадоренное резким пробуждением, и Питеру пришлось сосредоточиться на дыхании, чтобы угомонить его. Он делал медленные и глубокие вдохи и выдохи, прикрыв глаза, затем снова обращая к Уилсону выжидающий взгляд.       За окном потихоньку светало ― утро подкрадывалось неспешно. Из-за здания, практически примыкающего с этой стороны к дому, в комнате всё ещё было темно. Костюм Дэдпула мягко очерчивал свет, зажжённый в гостиной, подчеркивая детали в виде длинных разрезов, пулевых отверстий, под которыми была уже целая кожа, не потревоженная извне, и потёртостей, возникающих, когда носишь что-то слишком долго. ― Уэйд, ― тихо проронил Питер в качестве приветствия и облизнул пересохшие губы. ― Сталкерство и проникновение со взломом ― не слишком ли круто для невинной овечки с моральным компасом покруче, чем у сэкси-Кэпа? ― в ироничной интонации не было и капли дружелюбности.       Питер молча смотрел на него, игнорируя ствол, прижатый ко лбу. Уэйд перемялся с ноги на ноги, будто не в силах сдержать себя в узде. ― И о чём ты говорил? ― с вызовом плюнул он. ― Когда? ― Вчера. С чего мне жалеть о твоей смерти?       Питер зажмурился, до крови прикусывая нижнюю губу. ― Ты же уже всё понял? ― хрипло прошептал он и вновь посмотрел на него, ничего так не желая, как сорвать с него эту чёртову, пустую маску. ― Мне кажется, это было ясно с первой встречи... только вот я убедился в этом при дурацких обстоятельствах... ― Что ты мне тут втираешь?! Хорош увиливать!― раздраженно воскликнул тот. ― Ты... Белый?       Уэйд замер, но быстро нашёлся: ― Я тот, кто тебе голову прострелит. ― Я бы хотел сказать об этом ему, Белый, ― тихо сказал Питер, не понимая, откуда черпает эту смелость. ― Пожалуйста, пусть он услышит меня.       Его голос был спокойным и твёрдым. Как бы не тряслись от волнения коленки, всё же была вещь, в которой Питер был уверен на все сто процентов ― чувства.       Фигура в красном костюме не выказала ни единой эмоции или жеста, но Паркер не верил, что личность внутри Уэйда могла столь разительно отличаться от него, а он... дал бы шанс. ― Это я, Уэйд, ― со слабой улыбкой прошептал он. ― Я... ― храбрость мигом покинула его. ― Мы с тобой... Уэйд, мы...       С губ рвались только извинения. Он обрывал фразу раз за разом, в попытке отыскать нужные слова, но сердце всё равно стремилось к совершенству: признаться так, чтобы никому не было больно. Собственные чувства казались каким-то глупым спектаклем, наигранной чушью, которые будто бы лучше вообще не выносить в мир, не то что рассказывать о них тому, кого покалечил своей тупостью. Питер чувствовал, что с первой секунды делал всё неверно, ошибался, и теперь не мог найти путь к отступлению... Да, чёрт бы его побрал, идеала вообще не существует! ― Ты моя родственная душа.       Он сделал это. Резко, страшно, но всё же смог. И застыл наедине с цепенящим ужасом, широко раскрыв слезящиеся глаза. Дэдпул статуей возвышался над ним, и жизнь в нём выдавала только вздымающаяся от частого дыхания грудь. Питер хотел сказать тысячу слов о том, что чувствовал, о том, как сожалел обо всём, и о том, почему поступил так, но чувствовал, что должен дать время своему бушующему изнутри соулмейту. Этот ураган подхватил и его.       Тишина в ответ убивала, и Питер задыхался от недостатка кислорода. Слёзы побежали ручьем, хотя это признание и не было грустным. Только напряжение, затягивавшееся всё это время, вдруг выпрыгнуло, выстрелило, как пружина, и тело дало себе волю реагировать как ему будет угодно. Лишь бы легче стало. Теперь, всё, что оставалось Питеру: послушно молчать, плача под прицелом пушки, и ждать своей участи. ― Чудесно, ― шипяще выплюнул Уэйд, стремительно приближая свое лицо к нему. Его колени согнулись, чтобы он оказался так низко, и теперь дуло пистолета подпирало Питеру подбородок. ― Наверное такой ответ крутился в твоей прелестной головке? Вот этого я ждал тридцать четыре года! Кусочек сладкого, молодого мяса, насквозь пропитанного фальшью и ложью, ― низкий голос рокотал то у одного уха, то у другого. ― Промежность Несс, пропустившая через себя сотню мужиков, доставляет и то больше наслаждения, чем эта милая новость. Косматое чудище и плюшевый мишка ― это ли не шутка, Пити? ― издевательски шептал Белый, вдруг с силой упираясь ему в плечо рукой и вжимая его в спинку дивана. ― Знаешь почему я здесь, малыш? ― по коже Питера побежали мурашки. ― Я сильный. И я злой, ― отчеканил Белый. ― Уилсон не спасёт тебя, если я захочу свернуть тебе тонкую шейку. Поэтому он не пускает меня ― боится, ― издевательская усмешка сорвалась с его губ. ― И если он готов прострелить себе башку, чтобы заткнуть меня, то тебе бы тоже стоило обеспокоиться, ― он покачал головой. ― И не приходить.       Питер дрожал от головы до пят. Он мог оттолкнуть его в любую минуту, но... этот, другой Уэйд пугал его больше, чем любой из суперзлодеев. Это был Дэдпул, машина для убийств. Это был Белый, разозлённый на него до чёртиков, который был готов насадить его на рога, чтобы избавиться от этого чувства.       Он полностью перекрыл свет, и теперь его фигура возвышалась над ним чёрным, угрожающим силуэтом. Костюм ― пустая оболочка. Бездушная преграда, скрывающая зеркало души. Уэйд был скрыт от него и внешне, и внутренне, а Питер был готов открыться полностью. Распахнуться и показать всех скелетов в своём шкафу, все переживания и заморочки, и все жаркие, пылающие чувства, наполняющие грудь. Раскрыть рёбра и выложить сердце на блюдо: препарируй, изучай, выкидывай ― что угодно, только выслушай.       Аккуратно, без резких движений, Питер поднял руки к его лицу, бережно заключая в ладони, и с наслаждением ощутил жар чужого тела. ― Уэйд, ― мягко произнёс он, вглядываясь в глазные патчи. ― Ты прав, я перед тобой виноват. Но давай поговорим. По-человечески, ― он старался звучать уверенно и нежно, но предательские всхлипы ломали голос. ― Пожалуйста, Уэйд.       Вдруг тот отстранился, так быстро, что ощущение пустоты удивило Питера. Уэйд выскользнул из его рук, как мыло, отшатываясь назад в опасливой, нерешительной позе, будто внезапно потерял равновесие. Его голова дёрнулась в сторону, словно пытаясь прогнать назойливого комара, а руки напряглись, кажется, борясь сами с собой.       И тут пистолет взлетел к его голове, и Белый в ужасе и злобе закричал: ― Не смей, блять!       Но палец успел нажать на курок, и Питера оглушило. Он инстинктивно зажмурился. На кожу брызнуло что-то тёплое и склизкое. Он вжался в диван, боясь открыть глаза, ладони сцепились в замок на груди, угрожая продавить рёбра от силы, с которой он прижимал их к себе.       Раздался грохот, и... он зарыдал. Прекрасно понимал, что стекает по щеке к его губам, знал, что упало и почему, и это было слишком. Слишком, блять. Питер ревел навзрыд, не открывая глаз, сжимая пальцы до хруста костей, и ему впервые в жизни так сильно хотелось перемотать время, чтобы это наконец закончилось, чтобы всё разрешилось любым из исходов. Пусть Уэйд его выгонит, пусть попытается убить, пусть не простит, но только пусть будет жив.       Рыдания надрывали лёгкие, срывая с губ скулеж и стоны. Вдруг стало невыносимо от мысли, что кровь Уэйда застилает веки, и он изо всех сил тёр её рукавом, смешивая со слезами. Питер попытался открыть глаза, но слиплись ресницы. ― Боже мой, ― прохрипел он. ― Боже, Уэйд, боже мой, ― простонал Питер, растирая веки пальцами.       Нос хлюпал, как при болезни. Слёзы смывали кровь и капали смесью на нежно-голубой свитшот.       Наконец у него получилось разглядеть Уэйда, о чём он тут же пожалел, падая обратно в одеяло с приступом горьких рыданий. Тело лежало, неестественно изогнув шею о стену, на которую упало. Обои над ним пропитались густой, тёмной кровью и ошмётками мозгов. Питер едва сдерживался, чтобы не наблевать на подушку.       Его рот перекосился на вжатом в подушку лице, и из горла то и дело вырывались хриплые всхлипы. Сердце кололо с каждым новым ударом. Правое запястье жгло огнём. А Питер всё плакал, и плакал, пока странные звуки не привлекли его расфокусированный взгляд, заставляя зарыться в подушку лицом от омерзения. Новообразовавшаяся кость черепа уронила осколок прежнего на пол с глухим, непривычным даже для супергероя звуком, (кто на свете вообще знает, что слышится, когда костные ткани приземляются на старый ламинат?!) а кровь, спешившая вновь стартовать в забеге по венам, смачно плюнула сверху небольшую лужу. Питер только надеялся, что это не будет приходить ему в кошмарах... ― Свалил, ― прохрипел Уэйд через какое-то время. Счёт секунд, минут и часов был безвозвратно утерян, но Питер успел насчитать тридцать три внезапно появившихся вдоха и тридцать два выдоха прежде, чем мужчина подал голос.       Смешно. Он правда думал, что у него получится выгнать кого-то столь упёртого, как Человек-паук?       Питер медленно повернул голову, лишь слегка высовывая лицо над подушкой, которую, кажется, просолил насквозь. Уэйд сорвал остатки маски и теперь ощупывал заросший затылок, кажется, удовлетворённый результатом. Его мышцы были расслабленными, движения свободными, а в лице абсолютно чётко угадывался знакомый, родной Уэйд Уилсон, сохраняющий мягкость, с которой он обычно общался с Питером. Ему было больно, и совсем не от того, что пуля ещё недавно прошла насквозь через его черепушку, эти чувства были внутри и читались в сведённых бровях, изредка подрагивающих пальцах и изгибе печальных губ. И этот изнеможденный, разбитый вид заставлял Питера чувствовать себя чудовищем. ― Вот так Гарри следовало прогонять Волдеморта из своей головы, ― со знанием дела произнёс Уилсон, усаживаясь и укладывая локти на расставленные колени. ― Авада кедавра ― и нет проблем.       Питер мог бы поспорить, но сил не было даже оторваться от дивана. Он продолжал лежать в неудобной, скрюченной позе, в которую приземлился для нескончаемой истерики. Лицо стянуло от слёз, и ужасно хотелось пить, а он всё не мог пошевелиться, с отстранённым чувством нереальности происходящего наблюдая за ожившим вдруг мертвецом. ― Тогда пришлось бы и остальные фильмы подгонять по рейтингу, ― бесцветно болтал Уэйд, растягивая рваную маску в разные стороны. ― А то в первом мир-дружба-жвачка, а потом ― бац! ― и Гарри Поттер убивает себя на глазах у кучки подростков. Сам Тёмный Лорд наверняка наложит в штанишки от этого зрелища! Кто бы знал, что сказка о волшебстве сможет превратиться в остро-социальную драму о подростковом суициде? Интересно, а Волдеморт носит трусики под своим модным чёрным балахоном? ― Уэйд, ― прохрипел Питер. Он знал, как далеко может унести его соулмейта поток сознания, и сейчас был к этому не готов.       Тот так резко замолчал, будто только вспомнил, что Паркер всё ещё находился в комнате, хотя Питер был уверен, что он отнюдь не глуп. ― Паучок, ― издевательски поприветствовал его Уэйд лёгким кивком. ― Отрадно видеть, что я успел вовремя.       Питер упёрся ладонями в одеяло и с усилием поднял себя, усаживаясь ровно также, как и до этого. Призрак оружия, прижатого к голове, всё ещё витал в сознании неприятным послевкусием. Казалось, он ещё чувствует запах ледяного железа. ― Успел?.. ― Ты же не думаешь, что я по приколу вышибаю себе мозги? ― его стальной взгляд исподлобья прожигал кишки. ― Конечно несколько минут тишины это ценная вещь, но ты не настолько сильно меня выбесил. ― Тогда почему он вообще вылез? ― поморщился Питер, вспоминая, как Белый выражался в поведении Уилсона: от голоса до жестов.       Уэйд ухмыльнулся. Искренне. Покачал головой, пожевывая щеку изнутри, и снова поднял к нему глаза, практически чёрные во мраке комнаты. ― Естественно пирожок не тупой. Пирожок учится в университете, закончил школу на отлично и был протеже Железного Дровосека, ― просюсюкал он кому-то в своей голове. ― И раз ты не тупой, ― взгляд Уэйда мгновенно стал жёстче, ― то уж мог понять, насколько хуёвая идея была обманывать меня.       Молчание казалось куда тяжелее поезда, врезавшегося тем днём в его ладони. Питер знал, что необходимо сказать, но какие слова были наилучшими? "Прости"? "Мне стыдно"? "Я дурак"? И он молчал. ― Должна быть причина, по которой ты всё ещё не убрал отсюда свою задницу, ― предположил Уэйд, склоняя голову набок. ― Ты же не думаешь, что это я должен тут оправдываться? Если есть, что сказать, то время пошло.       С чего начать? Ускользающие секунды действовали на нервы, как капли, падающие на макушку одна за другой, и расстроенный, расклеившийся ум не успевал улавливать бег времени. ― Все умирали, ― с губ сорвались самые неожиданные даже для него слова. Захотелось вернуть их обратно, потому что они показались ужасно неуместными, но... с другой стороны, это именно то, что было на сердце. Питер всю жизнь ощущал себя цепляющимся за порванную верёвку, которая держалась на последних тоненьких ниточках, обрывающихся раз за разом, приближая его к краю, и ему необходимо было схватиться за что-то ещё. ― Мама, папа... дядя Бен, мистер Старк, ― продолжил Питер, смотря в никуда, замерший словно в вакууме. ― Осталась только Мэй и друзья. И... ― он говорил медленно, тщательно выскребая слова из дальнего угла своего сердца, куда он спрятал их много лет назад, продолжая накидывать сверху каждый день. ― Когда Пеппер проболталась, что наёмный убийца вершит произвол в городе, я не сомневался, что должен тебя остановить. Столько крови, ― он нахмурился под тяжестью воспоминаний, ― пролито было. С такой изощренностью. Я не мог поверить, что можно быть настолько... бесчувственным и жестоким, и я ненавидел тебя, ― произнёс Питер тихо, чувствуя, как слёзы начинают застилать глаза. ― И если бы ты не был профи, давно засадил бы тебя за решетку. ― Слова истинной родственной души, ― наигранно умиленный тон заставил глаза Питера устремиться к чужому лицу в ярости. ― Маска нужна мне не только для того, чтобы скрыть личность. Она помогает прятать слабости от злодеев, страхи и эмоции. А знаешь какой главный страх Человека-паука? ― с вызовом вскинул он голову. ― Трупы, ― слово горько проехалось по языку. ― Пустые оболочки, безвозвратно покинутые душой. Холодные, со стеклянными глазами, ― он зажмурился, утыкаясь лицом в предплечье. ― А тебе было плевать на всех них. Ты издевался над ними ради шутки. Уэйд, ― Питер вновь посмотрел на него, в попытке понять, получается ли у него донести мысль. ― Что я мог ещё сделать? Я должен был обрадоваться? ― Ты должен был поступить по-взрослому и рассказать обо всём мне, ― прикрикнул Уэйд с неожиданным пылом и вскочил на ноги. ― Ты мог просто проигнорировать метки и никогда не пересекаться со мной, если для тебя это такой ахуенно непосильный труд ― открыть рот и говорить им слова. И что тебе точно не следовало делать, так это пиздеть мне направо и налево, притворяясь двумя разными людьми! ― его глаза расширились от злости, а ладонь хлопнула в грудь.       Питер изо всех сил старался удерживать слёзы. Это он виноват во всём, и нечего плакать и давить на жалость тому, перед кем ему в ногах валяться, моля о прощении. ― Тебе не нужно было соглашаться на встречи со мной, если ты считал меня диким чудищем, без эмпатии и совести, ― продолжал он кричать, медленно надвигаясь на него. ― Тебе не нужно было пытаться починить меня, как ломанную игрушку! ― Уэйд выделял каждое "не", будто вбивал в его сердце очередной гвоздь. ― И тебе не стоило притворяться дружелюбным, всепрощающим мальчиком, если это не так, ― добавил он гораздо тише и спокойнее. ― Ты выстрелил себе в голову, ― уязвленно протянул Питер, упираясь руками в жёсткую диванную обивку. ― Не тебе учить меня быть взрослым. ― Да ты нихуя понятия не имеешь, о чем говоришь, ― воскликнул Уэйд. ― Не твою личность затягивает куда-то в глубь твоей же башки, чтобы сделать безмолвным, безвольным зрителем собственной жизни! Попробуй хоть на секунду представить, что вместо тебя какой-то левый чувак, и ты просто наблюдаешь за тем, как он руинит твою жизнь. Да, я позволял Белому работать, потому что он... ну, знаешь, любит отрывать людям котелки и играть ими в футбол, ― пожал он плечами. ― Иногда он хочет крови. Но... ― Уэйд отступил на шаг, смотря на него сверху вниз с лёгким испугом. ― Когда эта кровь оказалась твоей... ты уж прости, ― он всплеснул руками, ― да, я выстрелил себе в лицо. И я сделаю это снова, если пойму, что...       Он вдруг замолчал, вздрагивая всем телом, чтобы удержать себя и не начать бродить взад-вперёд, измеряя комнату шагами. Уэйд отмахнулся от него, так и не закончив предложение, и отвернулся, качая головой. Несколько секунд он продолжал нервозно подскакивать на носки. ― И знаешь, что самое смешное? ― продолжил он снова, резко разворачиваясь, чтобы заглянуть в его стыдливо опущенные глаза. ― Самое ахуительно угарное в этом то, что ты заставлял меня чувствовать себя рядом с тобой, ебучим ангелом, словно кусок гнилого дерьма. Ты так старался угодить всем, поступать правильно, ― его голос дрожал от переизбытка рвущихся эмоций, ― и в итоге обошёлся с другим человеком, о которым ты знал, что он твой соулмейт, ― подчеркнул он, ― как это самое дерьмо! Ты так сильно хотел думать о других, заботиться, а в итоге что?! Думал только о себе. ― Нет, Уэйд, ― слабо возразил Питер, хмурясь. ― Я никогда не хотел, чтобы ты... ― Ты буквально, ― перебил его Уэйд, ― пришёл в мой дом, зная кто я, понимая, что я не знаю, кто ты, и решил потрахаться, ― он растопырил руки в стороны, будто ожидая поддержки своего возмущения у воображаемом публики. ― Думал ли ты, что когда я раскрою твой маленький, грязный секретик, возможно, ну, знаешь, самую капельку, мне может быть больно? "Как-то в голову не пришло," ― передразнил он его. ― "Я ведь волнуюсь о каждой прохожей собаке, но что там почувствует мой соулмейт мне похуй," ― желчно выплюнул Уэйд, размахивая руками.       Лицо горело огнём от стыда, и Питер не смог больше сдерживаться. Подбородок прижался к груди в отчаянной попытке спрятаться, и слёзы тут же полились на голубой свитшот, падая к присохшим каплям чужой крови. ― Прости, ― жалко выдавил он, задыхаясь. ― Нет, Жёлтый, ты просто вспомни всю эту срань, пораскинь мозгами. Столько времени нагло пиздеть и при этом учить меня морали! ― Уэйд истерично рассмеялся, закрывая лицо руками, переваливаясь с ноги на ногу, больше не в силах стоять на месте. ― Уэйд, ― голос казался чужим оттого, как инородно звучал. ― Послушай, ― Питер аккуратно поднялся на ноги, наблюдая за шатающимся из стороны в сторону Уэйдом, который то и дело хватался за голову, как помешанный. ― Мне жаль, ужасно жаль!       Уилсон замотал головой, зажмурив глаза, без остановки переступая с ноги на ногу. ― Выйди из комнаты, Питер, ― тихо и уверенно проговорил он. ― Сейчас.       Питер удивленно уставился на него, наконец замечая, что в правой руке наёмника вновь оказался пистолет. Без промедления он рванул к двери, вылетая в гостиную в ту же секунду, как раздался выстрел. Содержимое желудка с плеском приземлилось на грязный пол. Питер прижал ладонь к губам, прикрывая глаза, сдерживая повторные позывы. Продолжал медленно, глубоко дышать, упершись рукой в колени, пока тошнота не отступила, а паника не улеглась в мозгу. Отдышавшись он поднялся и оглядел комнату.       Мягкий, тёплый свет лампы, стоящей на тумбе у дивана, мог бы сделать это помещение уютным, если бы не царивший вокруг неряшливый беспорядок. Да, с потолка не свешивалась паутина, краска не слезала с кухонного гарнитура, и полотенца, висящие на ручке духовки, были относительно свежими, но то тут, то там валялись коробки из-под готовой еды, какие-то вещи, оружие или коробки от пуль. Глядя вокруг можно было с уверенностью сказать, что жил там не кто иной, как Дэдпул. Отсутствие его соседки пагубно сказывалось на порядке. Кажется, Уэйду было просто наплевать, где жить. Питер читал в этом тоску и усталость от будничной жизни: когда один день похож на другой, и всё так приелось, что окружающее тебя пространство уже не играет роли, потому что и завтра, и послезавтра эта будет всё та же комната, та же жизнь. А уборка... что ж, её ведь можно провести когда угодно!       Он понял, что должен делать что-то, убивать минуты ожидания, заполняя разум более продуктивными вещами. Например, стоило начать с лужицы рвоты прямо у двери в спальню.       В ванной комнате всё было куда хуже, чем в гостиной. Светло-голубой кафель в углу комнаты имел отличный от остального желтовато-коричневый оттенок, и Питер с отвращением осознал, что это может быть. Тем более, если прикинуть в голове рост Уэйда, и угол под которым его мозги разлетаются после выстрела, да, и отколотый борт ванны ровно в том месте, куда упало бы его тело, если.... Блять.       Он отвернулся к нечищеной раковине, утыкаясь взглядом в заляпанное мыльной водой зеркало. Отражение было ещё более жалким, чем то, что он лицезрел в своей старой комнате у Мэй. Выражение лица: усталое, вымотанное донельзя и несчастное, будто кто-то помер... Технически, правда, так оно и было, только с одной маленькой поправочкой. Кровавые брызги и разводы засохли на щеках, веках и лбу, и их он смыл в первую очередь. Затем нашёл что-то похожее на половую тряпку и убрал рвоту, стараясь не вслушиваться в происходящее за стеной. Напряги он суперслух, может, услышит, как нарастают мышечные ткани и трещат вправляющиеся кости. Но нет, нет-нет, он не станет делать этого.       Вернувшись в ванную Питер заметил, висящую на штанге для шторки чёрную толстовку, и, сорвав её вниз, принюхался ― чистая, ему очень повезло. Стянул свитшот, откидывая в кучу грязного белья в углу, где, вероятно, была похоронена и корзина, и занырнул в чужую кофту, ощущая небывалое облегчение просто оттого, что он больше не ощущал себя грязным.       Коробки с кухни он собрал в общую кучу и, стянув их вместе паутиной, юркнул в окно, по левую сторону от которого, неподалеку в стороне стояли мусорные баки. На улице уже совсем рассвело. Он сделал лишь пару глубоких вдохов, чтобы освежить ум, и сразу вернулся. Следующим делом он перемыл немногочисленную посуду, уткнувшись лбом в верхний шкафчик, не в силах удерживать голову, налитую свинцом, убрал всё лишнее со стола, отнёс грязные вещи в ту же кучу в углу, а пустые упаковки от пуль закинул в мешок под раковиной. Питер оглянулся и понял, что справился слишком быстро. Наверное просто привык спешить из-за специфики своего жизненного стиля, и прибрался, затратив на это не больше десяти минут.       Облокотившись поясницей на столешницу, Питер уцепился за неё руками, стараясь не выломать куски от напряжения, охватившего всё тело, и откинул голову назад. Какой же он еблан.       В последние часы ему пришлось удостовериться в этом, и не было сомнений, что его вина действительно была огромной. И Уэйд был прав ― Питер не задумывался о последствиях. Он ни разу не подумал о том, что делает, в долгосрочной перспективе, и было важно лишь, что здесь и сейчас вся эта ситуация держится в неком подобии равновесия. И вот оно рухнуло.       Как Уэйд смотрел на него... Питер смог бы вынести его гнев, ярость или обиду, ему по силам было бы безразличие, но в голубых глазах читалось холодное разочарование, и это было хуже всего. Наверняка Уэйд презирал его за то, как он с ним поступил.       Он обязан был дождаться пробуждения Уилсона и поговорить с ним ещё раз. Всё внутри стонало от мысли, что они могут так и не помириться в этот день, ведь всё, чего только желал Питер это прижаться к нему всем телом, обхватить талию руками, зарываясь лицом в грудь, и вдыхать, вдыхать, вдыхать его запах, чувствовать его рядом с собой каждой клеточкой. Понимать, что всё наладилось, что эта мука кончилась, наконец, и они смогут быть рядом несмотря ни на что.       Руки чесались сделать что-то. Питер ещё раз обошёл квартиру, не заходя в спальни, подобрал оставшийся мусор, а потом плюхнулся на диван. Толстовка была больше него на несколько размеров и сильно сосборилась, поднимая ворот к подбородку. Питер опустил голову, зарываясь носом в ткань, и крепко прижал её к лицу ладонями. Пахло им.       В день их свидания в парке, когда они обнялись на прощание, Питер так же вдыхал его, уткнувшись в плечо Уэйду. Он вспоминал те дни, будто они остались в другой жизни. Будто то время ушло безвозвратно, потому что он не понимал, сможет ли Уэйд относиться теперь к нему с тем же трепетом. Смогут ли они говорить ни о чём с той же лёгкостью и весельем, смеяться и смущаться от того, как же легко протекает их разговор. Теперь в его глазах Питер только лжец. И не более того.       Питер зажался в угол дивана, закинул на голову капюшон, не высовывая носа из-под ткани ворота, и прикрыл глаза в ожидании. ― Платить за эту дикую идею с уборкой я не стану, ― безрадостно заявил Уэйд за его спиной. Питер вздрогнул. Он не заметил, как тот оказался рядом, может, просто немного задремал? ― Извини, ― хрипло пробормотал он. ― Руки надо было занять.       Хотел было пошутить что-то про то, что облевал ему пол, но потом подумал: зачем? ― Спел песенку, и твои дружки крыски и таракашки прибежали смахивать с мебели пыль? ― насмешливо проговорил Уэйд, подходя к обеденному столу. ― Тут понадобится как минимум енот-полоскун. Сколько у тебя шмотья в ванной? ― фыркнул Питер, теребя в руках шнурочки капюшона. ― А нечего шарахаться по чужому дому, ― недовольно пробормотал тот, открывая холодильник.       Оглядев пустые полки, вздохнул, а потом вдруг спросил: ― Когда ты последний раз ел?       Питер удивленно обернулся. Уэйд снял костюм Дэдпула и сменил его на знакомые домашние штаны с растянутыми коленками, оставшись с неприкрытым торсом. ― Э-э... позавчера вечером у Мэй немного... э-э немного перекусил.       Больше на задавая вопросов, Уэйд набрал номер и позвонил в какую-то пиццерию, делая заказ. Питер с интересом наблюдал за ним, пытаясь разгадать, что же, блять, происходило у того в голове. Как там умещались одновременно и злость, и забота?       Когда он оказался в свете лампы, получилось отчётливо рассмотреть ничем не прикрытое лицо и голову. Кожа та же, что и прежде, ни вмятинки, ни одного нового шрамика. Единственные следы произошедшего Уэйд вытер влажным полотенцем, и голова вновь стала выглядеть нетронутой. Глаза покинули растерянность и безумие, и Питер воспользовался мгновением, чтобы как следует всмотреться в их глубину, пока мужчина этого не замечал. Уэйд был красивым. Наверняка его образ, данный от рождения, покорял с первого взгляда, но даже сейчас, когда всё его тело было кричащим отражением перенесённых мук, взгляд то и дело восторженно цеплялся за перекат мышц на руках и оголённой спине, за плавные линии твёрдых ног, изгиб губ, когда их озаряла улыбка. Свет контуром очертил его сильную фигуру, вызывая приятное тепло внизу живота от того, каким горячим Питер его находил. Раньше его смущало признаться самому себе в том, что он был не только влюблён, но и хотел, отчаянно жаждал Уэйда, а теперь засматривался даже на форму его носа и ушей, отчаянно впитывая в себя этот образ, в страхе, что больше не увидит его. ― Снова хочешь меня накормить или будешь есть у меня на глазах в наказание? ― он попытался разрядить обстановку, когда Уэйд так с ним и не заговорил после того, как повесил трубку.       Уилсон как обычно мычал что-то в ответ на реплики внутричерепных жителей, кружа по комнате, словно акула, заключающая жертву в кольцо. Только с той разницей, что создавалось ощущение, будто жертва ему до лампочки.       Снова вернулся к холодильнику, вытащил упаковку сока и отпил прямо из пакета, пристально глядя Питеру в глаза. ― Покажи, ― глухо отозвался он, вытирая рот тыльной стороной ладони. ― М? ― Ты понял.       Уэйд подошёл ближе и уселся на подлокотник, поставив ноги на диванные подушки. Босые стопы всё ещё были в засохшей крови, и шрамы покрывали их сплошным покровом. Серые спортивные штаны, под которые ещё два дня назад Питер резво забрался руками, странным образом оттеняли цвет его глаз. Голубизна их несколько померкла, раскрывая пепельный оттенок вокруг зрачков. Питер пробежал робким взглядом по его шее, с наслаждением оглядывая метку, и медленно оттянул вверх рукав, оголяя свою. Глаза Уэйда прилипли к пятну, выделяющемуся на коже, но прочесть его эмоции не получалось. Это выражение одновременно напоминало то, как люди смотрят на омерзительную сколопендру, заползшую в дом, и что-то на грани обожания и сентиментальности. Но сколопендры, похоже, всё-таки больше. ― То, что ты сделал, ― начал Уэйд строго, будто родитель отчитывающий несмышленого ребенка, ― мерзко. И я так зол, что ты всё это устроил, что мне хочется вышвырнуть тебя за порог прямо сейчас.       Сердце Питера сжималось от страха и стыда, но он ждал. Потому что чувствовал нечто в его голосе, что намекало, что ещё не всё потеряно.       Уэйд протянул руку, обхватывая его запястье горячей ладонью, и притянул ближе, жадно всматриваясь в контур. Питер продолжал вжимать в грудь колени, словно отгораживаясь от его реакции. В этой позе он чувствовал хоть какую-то собранность и защищенность. Дистанция между ними была так велика, что руки едва дотянулись друг до друга. ― Белый выгнал бы тебя не задумываясь, ― тихо продолжил он, обводя метку большим пальцем. Питер задохнулся, и Уэйд сжал руку чуть сильнее, оказывая приятное давление пальцем на пятнышко, ставшее в секунду самым чувствительным местом на теле. ― А я... не знаю, наверное, я готов послушать. ― Может, в цитадели Питеров найдётся тот, который поступил умнее, ― он слабо улыбнулся, завороженно глядя за движениями Уилсона. ― Но конкретно этот экземпляр не придумал ничего лучше, чем спрятаться от тебя, пока всё само как-нибудь не исправится. ― И как? Исправилось?       Голос Уэйда был непривычно тихим и спокойным. Может, самоубийства утомили его? ― А похоже? ― нервно усмехнулся Питер, и вдруг придвинулся ближе, словно завороженный, не отдавая себе в этом отчёта. ― Но с первой встречи я, ― щеки обожгло огнём смущения и он оборвал себя. ― Когда мы познакомились... я хотел узнать тебя лучше. И когда оказалось, что ты и есть Дэдпул, меня переклинило. Напрочь. А потом как будто бы и поздно было что-то менять, ― сказал он, пожимая плечами.       Уэйд скользнул ладонью от запястья к кисти, вдруг обхватывая его пальцы. Питер пораженно поднял к нему глаза, натыкаясь на его пристальный взгляд. ― Мне жаль, что я не подумал о тебе. Правда, мне очень стыдно, ― он зажмурился, качая головой. Он чувствовал, что может расклеиться в любой момент, и изо всех сил пытался найти внутри себя стержень, который убережет его от слёз. ― Так вот почему ты всегда такой замученный, ― усмехнулся Уэйд и выпустил из хватки его руку. Он громко вздохнул, оглаживая свой затылок, как вдруг подался вперёд и скользнул пальцами Питеру под капюшон, мягким движением сбрасывая его с головы. ― Это уравнение оказалось таким простым, что мне даже неловко, что я не решил его раньше. Хотя, математика мне никогда особо не давалась. ― Как видишь, школьные знания в этом деле бессильны, ― пожал плечами Питер.       Уэйд облокотился локтями на колени, наклонившись вперёд, но даже так между ними были достаточно пространства, чтобы Питеру захотелось приблизиться сильнее. Он долго рассматривал что-то в Паркере, обводя взглядом всего, от макушки до пят, а потом вдруг отстранился, громко фыркая и отводя голову в сторону. ― Потому что тебя ещё не было, Жёлтый! ― воскликнул он. ― Давно пора завести себе в голове голоса поумнее... да, не пизди, даже тапочки не такие тупые, ― Уэйд смешно сморщил нос, изгибая иронично губы. ― Так, а тебе, бледный, вообще слова не давали, ты наказан.       Сколько же странно было слушать его разговоры с самим собой и осознавать, что это не просто монолог с пустотой, столько же и интересно вникать в эти перепалки, разделяя личности на составляющие. ― Он правда хотел меня убить?       Уэйд мгновенно вернул взгляд к Питеру, полностью фокусируясь на разговоре с ним, а не с голосами. ― Поставь вопрос по-другому: хватило бы ему духу? ― даже немного кокетливо ответил Уэйд. ― Видишь, позитивное мышление решает! ― Он стрелял в меня. А потом приставил дуло ко лбу, ― поднял брови Питер. ― Если от первого выстрела я увернулся, то там, на диване, у меня не было шансов. ― Малыш, хотел бы убить ― убил бы. Поверь мне, ― грустно фыркнул тот, опуская глаза. ― Звучит дерьмово, понимаю... Просто поверь, что ему не хотелось этого так же, как и мне. К тому же, он большой фанат Человека-паука! Может, ему хотелось посмотреть, как ты уворачиваешься от пуль, словно грациозная пташка, ― Уэйд улыбнулся.       Губы сами собой расплылись в ответной улыбке. Он чувствовал себя таким дураком во всей это ситуации, но Питер был самым счастливым дураком, пока Уэйд не отрывал от него сияющих глаз. ― Но это ведь не значит, что ты простил меня, ― произнёс он так тихо, что не был уверен, что тот расслышал эти слова. ― Не значит, ― Уэйд поджал губы, хотя всё ещё улыбался. ― Да это и не важно, так ведь? Какая тебе разница? ― спросил он, не ожидая ответа. ― Может, хоть раз тебе нужно почувствовать себя плохим мальчиком, м? А то синдром отличника тебя когда-нибудь прикончит. ― Но ведь дело не в этом! ― горячо воскликнул Питер, опуская ноги на пол, возмущенный настолько, что в любой момент был готов сорваться и вскочить. ― Я не хотел причинять тебе боль не для того, чтобы чувствовать себя хорошим, а чтобы тебе не было плохо! Как видишь, я уже облажался, так что гнаться за идеальной картинкой нет смысла, ― тон его стал почти неприлично громким. ― И ты всё равно думаешь, что это единственная причина, почему я всё ещё здесь? Исправить то, что наворотил? Конечно, мне хотелось бы починить это как-то, но меня просто убивает мысль, что у меня не выйдет, ― голос задрожал от наплыва негативных эмоций. ― И не только потому что мне будет от этого плохо, а потому что я люблю тебя! ― Питер так разошёлся, что даже не понял, что выпалил в порыве донести свои мысли. ― Потому что я ненавижу себя за то, что тебе пришлось пережить из-за меня. Даже если ты не захочешь больше видеть меня, я бы хотел помириться с тобой. Чтобы ты понял, почему так вышло, ― Питер подавался вперед, к нему, с каждым словом, сжав в пальцах диванную подушку. ― Да, ты не должен оправдывать меня, но можешь попытаться понять.       Тело казалось выжатым лимоном. Спина сгорбилась от упадка сил. Питер смотрел на него влажными глазами, сжав до боли в дёснах зубы, и терпеливо ждал. Уэйд смотрел на него как-то иначе, странно: удивлённо расширенные глаза, взметнувшиеся надбровные дуги и застывшие в сцепке пальцы выдавали крайний шок, но что Питер такого... о боже. ― Вот блять, ― проронил Питер, сам ошарашенный так запросто вырвавшимся признанием. ― Что, занесло? ― фыркнул Уэйд насмешливо, снова введя себя в оборонительную позицию.       Питер уставился на него со смесью недоумения и ярости, а потом вдруг подскочил ближе и, крепко ухватив Уэйда за бёдра, резко сдёрнул его с подлокотника на диван перед собой, застывая практически вплотную к его лицу. ― Да, занесло, ― раздраженно выпалил он. ― В тебя, да на полную катушку! Так, что спать не могу, так, что мне не вытерпеть твоего презрения, ― говорил, а сам дрожал от головы до пят. ― Влип с первых встреч, несмотря на то, что знал. Несмотря на то, что ненавидел тебя другого.       Слова летели вперёд мыслей. Эмоции опережали страх. Он потерял столько времени на опасения, так запустил ситуацию, что теперь глупо было стесняться и скрываться, теперь осталось только раскрыться и ждать ответа. И найти в себе силы принять любой из исходов. — Are you wasting my time? — тихонько пропел Уэйд, усаживаясь на диване поудобнее. — Are you just being kind? Don't give me one of your lines.¹ — Да что ты!.. — воскликнул Питер сгоряча, но осёкся. Он прекрасно понял, что тот имел ввиду, и ужасно разозлился, что Уилсон ему не верил, но… после всего, что произошло, что уж греха таить, даже он бы не смог. Разве он в праве его винить?       Сердце Уэйда словно скрывал стеклянный колпак, через который не выходило пробиться. Питер задумался. Был способ, каким, может, получилось бы убедить его, и нужно — всего ничего — раскопать в голове картотеку поп-музыки из нулевых, и постараться найти там то, что отражало бы его чувства. Уэйд не отреагировал на его выпад, и теперь молчаливо пялился в стену, пока эмоции на его лице сменялись будто в калейдоскопе, а голова изредка кивала или качалась из стороны в сторону в ответ на реплики голосов. Питер легко улыбнулся. Какой же всё-таки Уэйд сентиментальный чудак, раз слушает слезливые баллады и проецирует их на свою жизнь, и какой же Питер влюблённый дурак, раз этот факт заставлял его сердце биться чаще.       И тогда он вдруг нащупал нужное… боже! Питер едва не рассмеялся. Уэйд посмотрел на него, ничего не говоря, и выдалось ещё несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и… — Dreaming about the day when you'll wake up and find, — неловко запел Питер. Вот уж чего он точно не умел — так это петь, но сегодня… что ж, можно сделать исключение и рискнуть. — That what you're lookin’ for has been here the whole time.       Глаза Уэйда расширились от удивления, и он вдруг прыснул от смеха, закрывая их ладонью, но Питер успел разглядеть их искреннее, весёлое выражение. — If you could see that I'm the one who understands you... Been here all along so why can't you see? — продолжил он, стремительно краснея от стеснения и неловкости. Знал, что петь получалось плохо, но вот пробиваться через стеклянный купол — хорошо. — You belong with me. You belong with me!²       Уэйд что-то пробормотал, но голос звучал так довольно и едва ли не счастливо, что сердце Питера, и так колотившееся от волнения, пустилось восторженно вскачь. Неужели угадал? — Малыш, ты спел мне Тейлор Свифт? — всё ещё посмеиваясь спросил Уэйд, и у Питера не было шансов не улыбнуться в ответ. — Господи, он всё-таки гей! — Когда я последний раз залезал тебе в штаны, ты был мужчиной, — саркастично изогнул бровь он. — Такое предположение, конечно, маловероятно, но если предположить, что и я парень, и по совместительству твой соулмейт, то, возможно, я чуточку гей. И ты тоже, — с наигранной серьёзностью произнёс Питер и поправил на носу воображаемые очки. — Да ты учёный? — удивился Уэйд, не переставая широко улыбаться.       И вот он, этот момент. Когда его глаза светились счастьем изнутри, обращенные к нему, и только к нему, одному, когда все невзгоды будто бы остались позади, и было только будущее, может, и не безоблачное, но их, общее. И Питер взлетел. Душа его воспарила, унося его от блаженства за собой. Голову покинули страшные воспоминания этого вечера, ушли боль и страх, и долгие, радостные секунды этого единения, он был абсолютно, бесповоротно счастлив.       Пока улыбка Уилсона не ослабла, оттого, что его мысли и чувства никуда не делись, и напомнили о себе, поймав момент легкомысленности и забвения. Он отвёл взгляд в сторону, покусывая щеку изнутри, и, кажется, слушал кого-то. Питер только надеялся что тот парень внутри на его стороне. — Эй, — позвал он тихонько. — Это единственная песня Тейлор, которую я знаю, — он пытался зацепить его словно рыбу крючком. — Пиздишь, — фыркнул Уэйд. — Ну, да, есть ещё та, где баран орёт, — хихикнул Питер, всё ещё опасаясь поторопиться и забыться слишком рано. — Что эта молодежь вообще слушает? Могу поспорить, Билли Айлиш и-и... кто там ещё молодой и популярный? — он отвёл взгляд к потолку, задумавшись. — Нет, дурень, это кот из мультика... а, ты про актёра. Ну, он в любом случае не певец, даже если его кто-то и любит, — рассуждал Уэйд сам с собой. — Эти подростки в глаза не видели Мэрайю Кэри, а уж "ABBA" это просто набор букв... — Я всё же не в лесу вырос. У меня, знаешь ли, тётя застряла в восьмидесятых, — заметил Питер, утыкаясь взглядом в собственные сцепленные руки, которые потеряли покой от волнения.       Они сидели словно зеркальные отражения друг друга. Оба устроились на диване вполоборота, закинув на него одну ногу, а локтем облокачиваясь на спинку. Уэйд подпирал голову рукой и, насколько Питер мог заметить периферическим зрением, задумчиво смотрел на него, но вот парню поднять глаза духу так и не хватило. — Предлагаешь устроить викторину? — Лучше уж блиц, — поморщился Питер. — Второе имя Бритни Спирс? — Это будет такой опрос? — Жан, — быстро ответил Уэйд, тут же выбрасывая следующий вопрос. — Аврил Лавин? — Что, тоже второе имя? — Да нет, в целом. Знаешь её? — Разумеется, — фыркнул Питер, теребя рукава толстовки. — Николь Шерзингер? — Боже, это же "The Pussycat Dolls", — он даже закатил глаза. — Правда, Уэйд, я не так плох, как ты думаешь. — Эми Уайнхаус! — воскликнул Уилсон, щелкая пальцами, будто нашёл, чем подловить парня.       Питер рассмеялся. Нет, кем он его считает? Трёхлеткой? — Хорошо, хорошо, я понял, — фыркнул Уэйд весело. — Последний вопрос, — вдруг его пальцы коснулись подбородка Питера. — Ты боишься посмотреть мне в глаза?       Он замер, как сидел, не решаясь даже дышать. Хотелось подглянуть, поднять на мгновение взгляд и увидеть, как Уэйд смотрел на него. — Питер, — тихо позвал он, и его низкий голос скользнул под кожу, пробегая тысячью мурашек от кончиков пальцев к корням волос.       Он звучал очень мягко, и значило ли это, что...       Пальцы едва заметно подтолкнули его голову выше, заставляя поднять лицо. Питер робко посмотрел на него. — Блиц, — напомнил Уэйд, вскидывая брови. — Немного, — пожал плечами Питер. — Боюсь, что ты никогда не простишь меня, — он отчаянно пытался уткнуться глазами куда-то ещё, но Уилсон нарочно двигал голову в поле его зрения. — Боюсь, не полюбишь, — совсем тихо прошептал Питер и уставился на него, весь напряженный, как струна, готовая лопнуть. — Не полюблю, — покачал головой Уэйд с грустной улыбкой, а затем оторвал пальцы от его подбородка, чтобы легонько щелкнуть по носу. — Уже.       И струна лопнула. Питер издал непонятный писк, отстраняясь назад, охваченный облегчением и такой радостью, что её становилось всё тяжелее удержать, и закрыл лицо руками, в попытке успокоиться. Он всё правильно понял? Всё это происходит на самом деле? Он не спит, не обманывается, а Уэйд не шутит? Пальцы вжали глаза, заталкивая обратно всю сентиментальность, что пёрла наружу, скользнули вверх, к волосам, отводя их от лица.       И вдруг Уэйд оказался слишком близко. Он даже не понял, придвинулся ли тот, или это Питер упал на него без сил, но в следующую секунду он уже жадно вжимался в его шершавые губы, протягивая ладонь к шее. Уэйд не оттолкнул его, наоборот, подался вперёд, напирая. И всё было кончено.       Фейерверки взрывались внутри. Дыхание спирало от того, как хотелось кричать. Но Питер весь, абсолютно, до последней клеточки тела был в этом поцелуе. Никаких больше мучений, недоговорок и отмазок. Только чувства, только доверие и только любовь.       Горячая ладонь обхватила его лицо, притягивая ещё ближе, хотя было уже просто некуда, Уэйд чуть сильнее наклонил голову... и углубил поцелуй. Питер замер на мгновение от неожиданности. Он и не знал, что так бывает. Так горячо, так глубоко, так влажно и чувственно. Да, у него не было иного опыта, но он чувствовал, что другого первого поцелуя он и не хотел. Уэйд обхватил его за талию, утягивая на себя, и Питер наконец заметил, в какой неудобной позе он замер.       Он послушно подался к Уэйду, перекидывая через него одну ногу, обеими ладонями обхватывая шею под подбородком, оглаживая его большими пальцами. Осознание, что ему нужно сделать пришло мгновенно. Питер помнил, как горел сам у Уэйда под ладонью всего пару минут назад, весь сосредоточенный под подушечкой пальца, и без промедления нащупал на его шее метку. И вдруг мужчина под ним издал утробный, тихий, жадный стон, слегка откидывая голову назад. Питер улыбнулся в поцелуй, и принялся массажировать большими пальцами кожу, приподнимаясь на его коленях от возбуждения. Хотелось тереться о него, вслушиваясь в прекрасные звуки, которые он у него вырывал. И вот уже Питер нависал над Уэйдом, вжимая его в спинку дивана, не давая ему даже вдохнуть.       Оторваться просто не получалось. В старых джинсах и так было ужасно тесно, но теперь... возникла практически болезненная необходимость их расстегнуть. Ладони скользнули под его толстовку, обжигая огнём обнаженную спину. И Питер весь пылал.       Когда вдруг раздался звонок. Питер распахнул глаза от испуга, подпрыгивая у Уэйда на коленях. — Пицца, — хрипло подсказал тот и убрал руки на спинку дивана, раскидывая их в разные стороны.       Всё ещё пытаясь отдышаться, Паркер вновь отвёл волосы от лица дрожащими от перевозбуждения пальцами. — Возьми деньги в левом кармане, — всё так же тихо и низко пробормотал Уэйд, боднув его бёдрами, и Питер от этого движения чуть с ума не сошёл.       Едва соображая, что делает, он просунул руку в мягкую ткань спортивных штанов, не отрываясь от голубых глаз, смотрящих в ответ с любовью и похотью. Взял кошелек, на негнущихся ногах еле-еле поднялся с дивана и подошёл к двери.       Питер понял по выражению лица курьера, что выглядел он также, как и чувствовал себя: выебанно. Его лицо горело от стеснения, возбуждения и жары одновременно, а тело всё ещё дрожало. Глаза курьера с любопытством скользнули ему за спину, и лицо тут же удивленно вытянулось. — Спасибо, пока, — поспешно пробормотал Питер и захлопнул дверь у него перед лицом.       Пару секунд он продолжал стоять неподвижно, прижимая к животу горячие, ароматные коробки, а потом обернулся, и Уэйд с широкой улыбкой произнёс: — Это столбик монеток у тебя в штанах или ты был так рад его видеть?