О послушных ведьмаках и не только

      Они оставили деревню позади. Геральт был странно молчалив и непривычно задумчив. Некоторое время Лютик не решался прервать его молчание. Он плелся позади, изредка тихонько тренькая по струнам лютни, и пялился в широкую спину ведьмака.       — Геральт, почему ты не избавил деревню от силенов? — спросил он.       — Это не мое дело, — ответил ведьмак. — Все равно искать их в реке бесполезно. А платить за это никто не будет, сам видел.       Лютик недоверчиво уставился на него.       — Но как же та девушка, которую эти твари загрызли? Бедняжка, наверное, просто поутру решила постирать белье у реки или собрать цветы…       Геральт ничего не ответил.       — А если однажды им попадется кто-то, кто не сумеет постоять за себя? Нам ведь повезло только потому, что рассвет наступил, да? Геральт? Может, есть какой-то способ выманить их ночью? Почему только весной?       — Потому что их утопили весной.       — Геральт, разве нельзя их как-нибудь упокоить? Не по-человечески это как-то… А если кто-то еще пострадает? Девушку жалко.       — Зараза! — Ведьмак резко развернул лошадь.       — Геральт? Мы возвращаемся? — встрепенулся Лютик, удивленно глядя на спутника.       Тот подъехал к нему и остановил Плотву.       — Я возвращаюсь, — сказал Геральт раздраженно, глядя на барда сверху вниз. Он склонился к нему, больно ткнув пальцем в грудь, так, что Лютик дернулся: — А надоедливый бард остается здесь, понятно?       Лютик видел свое удивленное отражение в чернильных зрачках ведьмака, заполнивших почти всю радужку.       — Ты все-таки убьешь силенов? — внезапно севшим голосом спросил он.       — Попытаюсь, — процедил Геральт, окинув его нечитаемым взглядом с ног до головы, и тронул Плотву пятками.       — Я пойду с тобой!       — Я сказал: нет. Тебе мало было утра? Я пойду один.       — Но…       — И в деревню не суйся. Подожди где-нибудь здесь, я тебя найду.       Пришпорив лошадь, ведьмак скрылся в клубах пыли, оставив Лютика одного посреди дороги.       Лютик Геральта, ясное дело, не послушался. Нет, он действительно посидел у обочины дороги с полчаса на облюбованном камушке, пытаясь докончить ту песню, которую так внезапно сочинил на привале несколько дней назад. Но рифмы в голову не шли.       В животе заурчало — время шло к обеду. И бард решил пойти в корчму, ведь все пожитки и нехитрые съестные запасы остались в седельных сумках на треклятой Плотве. Но ничего, Лютику было не впервой. Он решил сыграть редким посетителям, чтобы заработать хотя бы на обед. Деньгами его, конечно, не одарят, деревенька-то не из богатых. Зато, может, хоть едой кинут.       Но слушатели оказались неблагодарными. Они косились на играющего веселый мотивчик трубадура с плохо скрываемым раздражением. Не расщедрились даже на кусок хлеба или хотя бы гнилую картофелину.       Пришлось убраться из корчмы несолоно хлебавши. Ноги сами принесли неудачливого барда к дому старушки, с которой они разговаривали утром. Потихоньку вечерело.       Старушка копалась в огородике перед домом. Заметив Лютика, сама его поманила. Бабка оказалась на удивление словоохотливая, единственная в этой деревне, кто относился к незнакомым путникам дружелюбно. Назвалась Нарьей. Узнав, что ведьмак все-таки отправился избавлять местных кметов от силенов, она предложила Лютику переночевать в амбаре. Детей у нее не было, дом пустовал, земельного надела тоже не имелось, поэтому в сарае, что стоял на заднем дворике и который кметы обычно использовали как склад, было пусто.       — А что, бабушка, народ здесь такой неприветливый? — поинтересовался Лютик, помогая ей выдергивать сорняки на огороде.       — Дык померла дочка войтовская, — тяжко вздохнула Нарья. — Похороны в деревне.       — Как она умерла? — насторожился Лютик.       — В реку упала, — буркнула старушка неохотно. — Утопла, вот. Не спрашивай больше ничего, не знаю.       Лютик понятливо кивнул, а про себя подумал, что нечисто здесь что-то.       Вечером гостеприимная хозяйка вынесла еды на двоих и ушла спать. Лютик устроил в амбаре лежанку из соломы, зажег масляный фитилек в стеклянном футляре и стал дожидаться ведьмака.       Ему было тревожно, он все порывался пойти в лес следом за Геральтом, но стоило вспомнить тех отвратительных тварей, как все желание отпадало. Оставалось только надеяться, что Геральт скоро вернется. Его не было уже достаточно долго. Бард знал, что тот его найдет. Геральт всегда его находил, где бы Лютик его ни ждал.       Но на всякий случай он вышел во двор и стал напряженно всматриваться в дорогу, ведущую к лесу. Он уже сотни раз успел пожалеть, что присел ведьмаку на уши с этими глупыми силенами. А что, если Геральта убьют?       Да нет, не может быть.       Лютик весь измаялся и издергался, когда ближе к двум часам ночи наконец увидел Геральта. Тот устало и медленно брел с опущенной головой, ведя в поводу Плотву. С него ручьем текла вода, мокрые следы оставались в пыли. Перепачканный, как всегда, с ног до головы в какой-то отвратительно воняющей на всю округу жиже. Бард без труда узнал запах болотной тины и ряски и готов был поспорить, что часть из этого — не только грязь.       Лютик кинулся к нему, но остановился в паре шагов. Геральт поднял голову. Глаза его были угольными, как два провала, а от них по скулам расползалась вязь иссиня-черных жил, видневшихся даже из-под грязи.       — Ты в порядке? — шепотом спросил Лютик. — Геральт?       Геральт, ничего не ответив, молча накинул поводья лошади на забор. Лютик торопливо направился на задний двор, показывая ему дорогу.       — Черт, Геральт, я уж думал, ты не вернешься, — шепотом выругался он. — Больше никогда меня не слушай! Ну и пошли бы дальше, чем я только думал? Что вообще на меня нашло? И на тебя, кстати, тоже! Ты же никогда меня не слушаешь!       — Я бы и не вернулся.       — Что?!       — Силенов было чертовых двадцать тварей, — устало сказал ведьмак.       Они дошли до сарайчика, в котором Лютик устроил ночлежку, и Лютик обернулся, чтобы спросить:       — Как ты выманил их?       Геральт молча протянул руку и разжал кулак. На ладони лежала маленькая детская заколка.       — Это… Маланьи?       — Нет, конечно. Попросил.       Лютик представил, как грозный ведьмак, сплошь облаченный в кожаный доспех, подходит к маленькой девочке и просит у нее заколку, и с трудом сдержал смех. Губы задрожали, разъезжаясь в улыбку.       Геральт нахмурился. Надо сказать, выглядело это внушительно, учитывая абсолютно черный взгляд и эти жуткие вены по всему лицу. Лютику резко смеяться расхотелось.       — Это не больно? — спросил он, осторожно дотрагиваясь до лица. Порыв был неосознанным, и Лютик подался ему прежде, чем вспомнил, что может остаться за такое самоуправство со сломанной рукой.       — Нет. — Геральт смотрел сверху вниз абсолютно невыразительным взглядом.       Лютик внезапно осознал, что ведьмак нависает над ним, фактически прижав к двери. Сглотнул. Внизу живота сладко екнуло.       Геральт наклонил голову, как будто… будто собираясь поцеловать. Поднес к лицу Лютика руку, и тот напряженно замер, боясь даже вдохнуть лишний раз. Он мог только как загипнотизированный смотреть в непроницаемо черные глаза. Невозможно было прочесть в них хоть какую-нибудь эмоцию, но они затягивали, как два чернильных омута, и Лютик потерялся в этой тьме, забыв обо всем — о том, что они стоят на улице, о невыносимом запахе речной ряски и какой-то гадости, исходившей от Геральта.       Огрубевшие пальцы ведьмака коснулись его щеки, так осторожно и бережно, что у него подкосились ноги. Если бы не дверь в качестве опоры — Лютик бы упал. Геральт наклонился еще ниже, парализовав Лютика взглядом. Теплое дыхание коснулось губ.       Но потом пальцы ведьмака бессильно мазнули по скуле, оставляя полосу липкой грязи, а он сам начал медленно заваливаться на Лютика.       — Геральт! — охнул бард, обхватив ведьмака за талию и вымазавшись в грязи, тонким слоем покрывавшей его.       Геральт ничего не ответил. Уткнувшись носом ему в шею, он потерял сознание. Его тело обмякло, навалившись на барда всем весом. Лютик крякнул, едва удержав его, и, опустив взгляд над плечом Геральта, увидел наконец торчавший прямо из-под лопатки длинный шип, похожий на… кость?       — Боги! — выдохнул бард.       Кое-как затащив ведьмака в сарайчик и уложив на подстилку на живот, Лютик заметался, не зная, что делать. Но уже спустя минуту взял себя в руки и кинулся к дому Нарьи.       Она спала чутко, вышла по первому же стуку и, узнав, что случилось, побежала за знахаркой. Пока ее не было, Лютик попытался раздеть ведьмака, что было очень сложно, учитывая засевший под лопаткой шип. К счастью, местная лекарка жила неподалеку, но, что еще более важно, она оказалась действительно толковой целительницей, а не обычной травницей.       Крепко сбитая женщина средних лет с первыми седыми прядями в копне густых рыжих волос быстро взяла дело в свои руки, оттеснив барда.       — Ведьмак? — только и спросила она, замечая, как исчезают черные прожилки на лице Геральта.       Лютик кивнул.       В четыре руки они раздели его по пояс, обтерли от грязи, а потом лекарка послала Лютика за горячей водой и чистыми бинтами к хозяйке, сама же занялась извлечением предмета из раны.       Когда начало рассветать, усталая знахарка ушла, наказав поменять бинты через пару часов и вручив Лютику какую-то мазь. Денег не взяла, заявив, что с ведьмака брать монеты грешно, что Лютика очень удивило.       Геральт очнулся только ближе к вечеру, открыв глаза, плеснувшие жидким мутным топазом.       — Лютик? — хрипло позвал ведьмак.       Лютик встрепенулся и подскочил к лежанке.       — Здесь, Геральт, — склонившись над ним, ответил он. — Как ты себя чувствуешь?       Геральт неопределенно помотал головой.       — Что-нибудь хочешь?       — Пить.       Лютик торопливо налил ему свежей колодезной воды в оловянную кружку и приподнял голову, чтобы помочь напиться. Ведьмак, как ни странно, даже не подумал попытаться встать или забрать у него кружку. Обычно он предпочитал делать все сам.       Геральт опустошил две и с явным облегчением снова откинулся на подушку.       — Я посплю еще, — пробормотал он и закрыл глаза.       — Ты не хочешь есть? — встревоженно спросил Лютик, убирая с его лба влажные от пота пряди. Геральт неопределенно покачал головой.       Вечером за забором старой вдовы, которая приютила их, собралась толпа селян во главе со старостой Пашеком.       — Нарья! — заорал он.       Старушка вышла на крыльцо, вытирая руки полотенцем.       — Паша, чего орешь? — сощуренными глазами оглядев всех пришедших, недовольно спросила она. — Что это за представление?       — Ты ведьмака приютила? — сплюнув на землю, зло спросил войт. — Говорено тебе было не раз, шоб чужаков не привечала, дурья твоя башка?       — А тебе каково дело, шо я гостей в своем доме приветила? — с вызовом бросила Нарья. — Чего толпу привел? Боишься не справиться в одиночку?       — Ты знаешь, почему таков закон, — прорычал староста. — Где мутант и его приблудок? Давай сюды обоих. Пускай выходят, пока их не выволокли.       — Это мой дом, — жестко сказала Нарья. — Пшли вон отсюда, пока я собак не спустила.       — А это — моя деревня! — раздраженно буркнул Пашек. — Или слушайся местных обычаев, или уезжай!       — Пошто это я обязана отседова уходить, коли тут еще родители моих родителей жили? — повысила голос старушка.       Лютик тоже вышел, услышав голоса.       — Что здесь происходит, милсдарыня? — спросил он у Нарьи.       — Эй ты, певун, где твой ведьмак? — требовательно обратился к нему войт.       — Ведьмак ранен, — ответила Нарья холодно. — Оставьте его в покое.       — Все-таки не стерпела! — взвыл староста. — Рассказала! Язык твой — как помело, проклятая баба! Что ты ему сказала?       — Он убил этих тварей, — почти выкрикнула Нарья. — По крайней мере, мы теперь можем спокойно наших детей и девушек на речку отпускать!       — Что ты наделала, дура?! — заорал Пашек.       — Так, может, мы все успокоимся и вежливо поговорим? — попытался вмешаться бард. — Что не так, милсдарь? Разве плохо, что ведьмак убил чудищ, что вас третировали не один год? И похорон больше не будет! Вы радоваться должны, что чудовищ, которые растерзали вашу дочь, Геральт убил! — возмущенно окончил Лютик, не заметив, как под конец повысил голос.       — Их нельзя было убивать! — брызгая слюной, рявкнул войт. — Кто просил вас совать нос не в свое дело?! Кто? Я же сказал вам, чтобы вы отседова шли прочь! Что теперь делать-то?       — А в чем, собственно, проблема, милсдарь? — поинтересовался бард любезно, при этом нехорошо сощурив глаза.       — Не ваше дело! — неожиданно агрессивно взревел Пашек. — Мужики, приведите ведьмака!       Лютик вцепился в калитку, чтобы не дать им пройти.       — Ну уж нет! — заявил он. — Объясните, в чем дело! Почему нельзя было трогать этих силенов?       — Потому что войт их сам убил, — внезапно раздался хриплый усталый голос.       Лютик резко обернулся: Геральт стоял в тени дома, держась за стену и сцепив челюсти от боли. Бард кинулся к нему, поднырнув под руку для опоры, и укоризненно покачал головой:       — Вот зачем ты встал, Геральт? Рана может открыться.       — Хватайте ведьмака! — Побледневший Пашек указал на Геральта.       Но селяне, которых он привел, стояли опустив глаза долу и мяли шапки в руках, отчего-то мешкая. Никто не торопился наставить на гостей Нарьи вилы и черенки от лопаты.       — Ты убил два десятка детей, — сказал Геральт. — Зачем?       Войт опустил глаза, сжав ладони в кулаки до побелевших костяшек пальцев. Вдруг весь сдулся, словно его гневный запал иссяк, и шапкой вытер резко покрывшийся испариной лоб.       — Была эпидемия, — сказал он глухо спустя долгую паузу. — Вспышка какой-то непонятной болезни. Мы ничем не могли вылечить детишек. Все заразились один за другим. Зараза распространялась быстро.       — И вы решили их утопить, пока вся деревня не полегла?       — А что еще нам оставалось делать?! — завопил Пашек, побагровев от злости.       — Сколько уже людей утащили силены?       — Каждый год по одной девушке, — тихо ответила Нарья. — Простите, что солгала тогда.       — Жертва? — хмыкнул Геральт. — Как глупо, войт. За свой проступок чужими жизнями платить этим тварям. Даже собственную дочь не пожалел.       — Это тяжкий грех на наших душах! — отрубил Пашек. — И мы, утопив этих несчастных детей, должны нести свой крест!       — Это уже давно не ваши дети. Ты девять девушек сгубил, отдав на растерзание нечисти. И это только твой грех. И тебе с этим жить.       — Они теперь придут за нами, души этих погибших невинных детей, боги нас покарают за то, что ты их убил! — завопил Пашек.       — Да он безумен! — с ужасом в голосе пробормотал Лютик.       — Не придут, ведьмак их убил, — громко объявила Нарья, решительно перехватив контроль над ситуацией. Селяне с надеждой уставились на нее. — И не придется теперь каждый год по весне кидать жребий и посылать на реку невинную девицу. Поблагодарите ведьмака, люди, и отправляйтесь по домам.       — Не слушайте старую дуру, хватайте всех троих! — заорал войт.       Кметы не двинулись с места, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. То, что каждый в глубине души хотел услышать, только что сказала Нарья, и все они испытали огромное облегчение.       — А что, милсдарь ведьмак, вы правда энтих душегубов на тот свет отправили? — спросил кто-то из толпы.       Ведьмак кивнул.       — Река чиста, вы можете без опасений ходить на берег.       — И заодно сменить старосту, — добавила Нарья. — Давайте, давайте, идите по домам, а войта надобно бы запереть. Он совсем из ума выжил, старый идиот.