***
Зря не сел сзади — рубашка Салливана из самого блестящего в мире бирюзового шелка моментально вызвала частичную потерю зрения. Приклеив к сетчатке немыслимой яркости пятно, затмившее собой окружающие краски: хрен сморгнешь. — Подарок Дебби? — спрашиваю, пытаясь не смотреть — в левом виске заворочалась мигрень, слегка задевая скулу: нервничаю, предвкушая встречу с Камински. Хотя еще вчера было плевать. — Да, — гордо кивает стриженым ежиком и поправляет идеально выглаженный воротник, посматривая в зеркало заднего вида. — Вчера был мой день рождения. — Поздравляю. Цвет просто оху… сказочный. — Благодарю. Мой любимый… теперь, — добавляет, снова потрогав у горла и чуть ослабив узел полосатого галстука. Жесткая ткань намертво въелась в багровую шею, слегка пережав кровоток. Отчего лицо, приобретя некую одутловатость, оттененное дикой бирюзой, кажется фиолетовым. «Ежевика со сливками.» Спасибо, Эмми Лу. Похоже, неплохо отпраздновал парень. Кьянти, паста, кальцоне. Ноькки. Чем там обычно пытают Новотны? — Повеселились? — спрашиваю, стараясь смотреть на летящие мимо окон пестрые обочины, а не в сторону Салливана — «цветобоязнь» прогрессирует. Вместе с головной болью. И страхом узнать результаты пятничных анализов. Кивает в ответ, и дальше едем молча. Думая каждый о своем. Он, видимо, об изжоге и Деб, что в принципе одно и то же. А я… Может, бросить все и остаться в Питтсе? Шмотки потом привезут. Сбежать, пока не загнулся в блядском замке от спермотоксикоза: заебался ходить со стояком, как гребаный тинейджер, сохнущий по Суэйзи. «И вянет, как цветок, решимость наша», да, милый? А куда подевалось «…я заколю тебя…»? Позвонить наконец Майку. Затем постараться не утонуть в неиссякаемых потоках навязчивой заботы, претензий и слез. Зажить прежней жизнью, послав к черту Тэйлора вместе с его идальго — мало ли белобрысых пигалиц вокруг? Да и за каким хуем они нужны — «Вавилон» набит под завязку шикарными телами. Трахай, особо не парясь. Возвращая прежние привычки. И утраченную покорность. Стояку. Желающему кончать исключительно в зефирную задницу. «Можно подумать, один стояк этого хочет». Вот только что делать с оставшейся оплаченной неделей? Тэодор не простит выброшенных на ветер денег. «Пусть заодно шестьдесят два часа в минуты переведет — ровно столько у тебя осталось!» Какого ты орешь, Ханикатт?! «Скала, до тебя же не докричаться. А часики тикают.» Ага, скала. Рассыпавшаяся к хуям, под блядски синим взглядом. «Тик-тик-тик…» — Мистер Кинни? Брайан? «Брайан-н-н»… — тихо просит Тэйлор. От воспоминаний о белобрысом в животе вдруг тоскливо заныло. — Брайан, вы слышите? Мы на месте. — Пес оказался глухим, Салливан, — тихо отвечаю, уставившись куда-то за окно, чувствуя в виске мерзкую пульсацию. — Какой пес? — недоумевает. — Соседский… Короче, неважно. — Берусь за ручку, готовый выйти. Хотя адски тянет остаться. — Брайан? — Салливан мнется, то потирая оплетку руля, то поглядывая в зеркало. Наконец решается: — Я отъеду, пока вы будете у доктора? Ненадолго. Знаю, куда он собрался: миссис Новотны — его цель. — Без проблем. В вашем распоряжении около часа. Но я могу рассчитывать на ответную услугу? — Пусть я и ненастоящий мистер Шмидт, но игнорировать нечаянные выгоды не стану. Салливан насторожился, даже слегка посветлел лицом, чего с ним никогда не бывает. — Не переживайте. Ничего особенного. — Достаю из кардхолдера две сотни и кладу между сидений в выемку для стакана. — Купите бутылку Джека. Лучше две, — каковы бы ни были результаты, их все равно нужно отметить. — И несколько пачек Мальборо. На оставшееся — букет для дамы. — Но я же только… — Салливан делает попытку напомнить о пятничной доставке. — Это все, о чем я прошу. — Сжимаю пальцами переносицу, прикрыв глаза — ненароком глянул на чертову бирюзу. — Только Дебби ни слова. Ни о пятнице, ни про сегодня: не нужно давать пищу ее слишком развитому воображению. Иначе не видать вам чудных рубашечек и премий от агентства. Кивает, соглашаясь. Снова поправляет воротник и выдает некое подобие улыбки. Выхожу из машины, и он тут же срывается к своей подружке, с визгом развернувшись на маленьком пятачке. Расколет его Дэб. У нее талант, достойный Лэнгли. С госпиталем, как с «Вавилоном» — сколько бы не посещал, все равно каждый раз внутри копошатся нервные муравьи ожидания. Только в «Вавилоне» они радостно-возбужденные. Бегают, мельтешат. Нетерпеливо толкутся. В груди, животе. Потом, слегка расслабленные виски, послушно сбиваются в стаю и дружно мигрируют в пах. Чтобы там притихнуть, предвкушая момент, когда им наконец позволят выбраться на волю. Вместе с оргазмом. Сейчас же эти ребята растерянно-суетливы. Мечутся, испуганно прячась, то в грохочущем сердце, то в сведенном спазмом желудке, готовом в любой миг вывернуться наизнанку. Или сгрудятся комом в горле и сидят там, дрожа от страха. И только отдельные смельчаки, набравшись наглости, прорываются в слегка дрожащие пальцы и похолодевшие ступни, обходя пах стороной.***
— Уикэнд вам пошел на пользу. — Цепкие холодные глаза забегали, осматривая куртку. Зацепились за вырез белой домашней футболки, оттаяли в едва заметной улыбке и двинулись вниз, по мягкому дениму от Армани. Затем снова вверх, к шее, лицу, и наконец зависли где-то чуть выше моей головы. Камински и сама выглядит довольно странно: обычно плоские мышиные волосы сегодня завиты и собраны на затылке крупным узлом. Лицо принцессы Габсбургской, смягченное легким макияжем, кажется приятнее и моложе. Даже тонкие губы, подмазанные чем-то нежно-блестящим, не вызывают привычного отвращения. — Вам тоже, док, отлично выглядите. — Опускаюсь в предложенное кресло, выкладывая ногу на ногу и мысленно выдохнув — готов к любым известиям. — Особенно эти штуки у вас в ушах. Массивные широкие полоски из двух оттенков золота, сплетенные между собой, создают замысловатый квадрат и слегка прикрывают уши, визуально укорачивая лошадиную челюсть. — Подарок мужа на годовщину, — смущенно улыбается, слегка покраснев, сделавшись почти милой: вспомнила, видимо, «процесс дарения». — Знаете, второй раз за сегодня слышу о чужих подарках. Надеюсь, и меня не минует чаша сия. Ведь для чего-то же вы назначили свидание? Нервничая, хватаю со стола маленькие песочные часики в изящном резном футляре и резко переворачиваю. Мелкий цветной песок мгновенно просачивается сквозь узенькое отверстие, и я переворачиваю снова. И снова. — Для того, чтобы сообщить последние новости, мистер Кинни. — Отнимает игрушку и ставит в футе от меня. — На данный момент вы здоровы, — начинает сразу с главного. Джек, сукин ты сын, слышишь, как шар грохочет обратно? — Анализ крови показал лишь некоторое снижение гемоглобина, все остальные показатели в норме. Компьютерное обследование не выявило новых очагов поражения, а также и метастазов. Что дает возможность говорить о наступившей ремиссии. — «На данный момент?» И сколько он продлится, этот момент? — Забираюсь дрожащими пальцами в карман с желанием закурить, но вовремя спохватываюсь. — Если через полгода все будет на том же уровне, можно будет надеяться на стойкую ремиссию и даже на полное выздоровление. Но для этого надо… — «…больше гулять, лучше питаться. Спать не меньше восьми часов…» — цитирую Памятку выздоравливающего. — Не бухать, не трахаться, не нюхать. А также… — Кстати, как у вас со сном? С аппетитом? — Сплю как убитый. Аппетит вернулся. Собачий… Вспомнился вчерашний стейк и шампанское. С ароматом Тэйлора. И резко потянуло в Миллер-холл. — Дюймы? — До-о-ок, а вы, однако, штучка! Глаза цвета линялой джинсы, подведенные темным, уставились без тени веселья. — Дюймы вернулись. Вместе с аппетитом. Хотите проверить? — Напряг отпустил и тянет повыебываться. — Должна заметить, мистер Кинни, в Гуччи вы были намного серьезнее, — не выдерживает и расплывается в рекламной улыбке, — но сейчас вы мне нравитесь больше. — Вы мне тоже, док. Я бы вас трахнул. — Судя по всему, наметилась кандидатура получше моей, — выдает еще одна претендентка на Лэнгли. — Правильно, продолжайте выздоравливать. С его помощью, — в словах ни тени осуждения. — У вас отлично получается. Куда делась мерзкая гомофобная сука? Или это метод лечения такой? — С вашей, док, тоже получается неплохо: дюжина инъекций «тяжелыми препаратами» — и паршивец как новенький. Вот что значит драгдилер с ученой степенью. Камински снова улыбнулась, укоризненно качая головой: — Идите, Брайан, идите. Вас заждались, наверное. — Пока, док. И не игнорируйте мое предложение: мало кому из женщин доводилось его получать. — Загляните ко мне через месяцок. Тогда и поговорим. — Ловлю на слове.***
Узенькая табличка на добротной двери кабинета гласит: «Дэбора Камински, профессор медицины». Вот оно что… «Дэбора». Как я раньше не замечал? Стоило выбраться наружу из провонявшего безысходностью госпиталя, вдохнуть сладостный запах свободы, состоящий из горько-сладкой смеси бензиновых выхлопов и ранней весны, как «ссыкливые» муравьи сменяются «вавилонскими». А уж эти свое дело знают: в паху с новой силой заискрил вчерашний кураж, побуждая к немедленным действиям. Бежать, лететь, спешить. В Миллер-холл. А то пока я здесь, в суматошном Питтсе, Тэйлор опять куда-нибудь смотается. И тщательно подсчитанные секунды уйдут в ебеня. «Опомнился? Вот и ладно». Как иначе? Тебя же не успокоить. «Меня?!» Иди на хуй, Ханикатт. «Уже в пути. И ты не задерживайся». Выковыриваю из пачки последнюю сигарету и направляюсь к стоянке — Салливан, слава уцелевшим яйцам, уже на месте. Сидит, сияя — рандеву, видимо, состоялось — болтает по телефону. Ясно с кем. Ох уж эти натуралы. Получил удовольствие — свалил. Нет, надо звонить и битый час доказывать своей пассии, насколько она благополучна в постели. — Брайан, с вами хотят поговорить. — Протягивает трубку, заулыбавшись еще шире, делая каменное лицо моаи до нелепости романтичным. — Что? — спрашиваю в трубку, прежде чем затянуться. — Куришь?! — взвизгивает Дэбби вместо приветствия. — И тебе здравствуй, Дэб, рад слышать. Только я еще и пью. — Снова затягиваюсь, стараясь выпускать дым погромче. — Так и знала, что это твой виски у Дика в машине. Хоть он и пытался бездарно соврать о какой-то встрече бывших сослуживцев. Вот, блядь, что ты за человек? Не мог потерпеть до конца лечения? И что ж теперь… Делаю Салливану знак рукой заводить: не терпится поскорее вернуться. — Дэб, успокойся. Есть повод отпраздновать: я выбил страйк. В ухе стихло. Ровно на секунду. — Страйк… Не поняла. — Рано зачислил её в ЦРУ. — Страйк! — Наконец дошло. — Значит, ты выиграл! Значит, все хо… — Все охуенно, Дэб. По крайней мере сейчас. — Иисус, Мария и Иосиф! Я, блядь, молилась без конца, и они меня услышали! Милый… я так рада. Детка… — голос срывается, трубка тихо всхлипывает, чтоб тут же разразиться новым наездом: — Вот что. Собирай-ка ты барахло и вали в лофт. Так я смогу к тебе чаще наведываться. — Контролировать, имеешь в виду. — Да, а что тут такого? Ты же теперь снова примешься за старое: пить в три горла, шляться хрен пойми где. Трахаться, не спать нихуя… — Вас двоих я не вынесу, — намекаю на Майка. — Он утром свалил в Нью-Йорк, — сразу сообразила. — Их пригласили в Колумбию. Читать лекции по литературе. — Голос слегка обижен, но оттенок гордости присутствует. — Майки? Лекции? О чем? О влиянии Гомерова гекзаметра на диалоги в комиксах от Марвел? Внутри заворочалась ревность, тут же сменившаяся облегчением: Майку сейчас не до меня. — Ты прекрасно понимаешь, что лекции Бен будет вести, — выдает, чем-то там раздраженно громыхая. — А Майки, как примерная профессорская жена, станет варить кофе и стряпать мерзкую жратву из книги рецептов буддийских монахов. Предварительно облачившись в оранжевое. — Да, Бену охуенно повезло с моим сыном. — На том конце зашипело, забряцало, забулькало: миссис Новотны развлекается готовкой. — А ты не тяни, пакуйся — и домой. О тебе Я позабочусь. — Спасибо, конечно. Но сейчас не могу: еще целая неделя проживания проплачена. Денег жалко. — Ха! Денег ему жалко. — Хрипло смеется. — Дуру нашел. Так и говори — Джастин не повелся. — Лэнгли снова готов ее принять. — И ты торчишь там с одной целью: трахнуть его. — Даже не берусь оправдываться — ты сама озвучила отмазку. Так что я остаюсь. — Вот уж нихуя, Брайан, поезжай домой. — Вижу, как палец с красным маникюром нацелился на мой глаз. — Поиграешь, как обычно. И свалишь в поисках следующей жертвы. Не порти ребенку жизнь. — Этот твой… ребенок мне уже яйца в узел завязал! — Салливан ухмыльнулся, но тут же окаменел лицом, чересчур внимательно глядя на дорогу. — И пока я не отомщу тем же — с места не сдвинусь. — Крепко он тебя задел. И не отрицай, — голос в трубке резко изменился — развела меня. — Парень стоит того, чтобы повозиться. — В паху разлилось тепло воспоминаний. — Стало быть, «помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа». — За нимфу спасибо. — Хохотнула. — А ты смотри, грешник, не обижай его, Джастин хороший мальчик. Натворишь хуйни — пеняй на себя. Никакие молитвы тебе не помогут. — Ладно, мам, буду с ним нежен. Дай только до него добраться.