Февраль-март

— Дорогая! Я дома! — ведусь наконец на уговоры. И Шмидт прыскает со смеху, когда чересчур стремительно направившись в сторону приемной, задеваю локтями кафельные углы перегородок. Хрипло зудит телефон, папочки-блокнотики-листочки; пестрит сотней цветных окошек монитор. Большая розовая чашка извергает ароматное облако. Рядом — дюжина любимых сердечек «Годивы» тускло поблескивают шоколадными боками. Только владелицы всего этого уюта нет и в помине. — Ждет, говоришь? — Выковыриваю из коробочки нечаянное угощение. — Заметно. — Ну мало ли, — Шмидт начинает оправдывать беглянку, — носик припудрить приспичило, чулок подтянуть. Выбрать кнут подлиннее… Неожиданно замаячил шанс сдвинуть все на завтра — не готов я к прилюдной казни. — Давай-ка съебемся отсюда… пока она амплуа не сменила. На метательницу ножей. — Спрячемся в кабинете — там не достанет, — предлагает заговорщик и снова толкает в плечо. — Не будь наивным, Тэодор… — Еще одно сердечко исчезает во рту. — Эта, — тыкаю в чашку, — достанет где угодно. — А что? Отличное было бы шоу… — Превращение меня в Святого Себастьяна? Нет уж, лучше вызови нам с «Джеком» такси. — Тянусь, в надежде обратно получить бутылку и смотаться. В аэропорт… Да хрен там. — Брай… Бледные щеки пошли пятнами, тонкие губы стали еще тоньше — Шмидт мучительно старается не выйти из себя. — Я понимаю… Нездоровье, длительное пребывание в… непривычной обстановке. Вынужденное изменение многолетнего режима и… прочие неудобства несколько расшатали твое внутреннее состояние. Но мое за это время расшатано не меньше, поверь… Балансировать между беспощадной укротительницей, — чашке опять достается, — глупыми клоунами худотдела, дрессированными курицами бухгалтерии и жаждущими — не одних только зрелищ — клиентами… Гребаный балаган какой-то! Лишь тебе под силу вся эта эквилибристика. — Ну, блядь, и зануда… — Глаза непроизвольно закатываются от количества произнесенных им слов. — В кои веки повезло побыть Брайаном Кинни, а ты ноешь. Или притворяться Паваротти в жалком макаронном дворце нравилось больше? Брови подскочили дюйма на два, ресницы нервно задергались, маленький безгубый рот приготовился разразиться новой порцией негодования. — Я понял твой план, — не даю ему и слова вставить, — сдаешь меня на руки Синтии, и пока буду укрощать неукротимое, отправляешься высасывать из стоматологов скидки. Нихуя не получится, Тэодор. Минимум до завтра я в отпуске. — Ну, Брай… — наконец умудряется промямлить Шмидт. — Что «Брай»?.. Хорош, блядь, скулить. — Нагло ворую новое сердце. — Справляешься охуенно. Агентство на месте — значит, все заебись… — Даже более чем… — моментально меняет настроение и начинает лихорадочно ковыряться в бумажках Синтии. — Вот, смотри, — тычет в нос пачку страничек. — Айконик, Браун… все как говорил… Договоры, прибыль, бонусы… Но впереди новый сезон, новая кампания, а я от старой еще не отошел. Устал… просто адски, — заканчивает шепотом и отдает бутылку. — Ладно, — сдаюсь, впечатленный количеством нулей и неожиданной щедростью, — спеши занять место в первом ряду — будет тебе шоу. Говорю как директор гребаного балагана. Пойдем. Шмидт с явным облегчением выдыхает и счастливый сворачивает к кабинету. И тут до меня доходит — но поздно, как же, сука, поздно — шоу давно началось, мало того, действие первое уже отыграно. А сию секунду я самолично распахнул занавес в действие второе. — Сю-ю-юрпри-и-и-из! — взвывают хором нестройные голоса, едва толкаю стеклянную дверь. — Еба-а-ать… — тяну, охренев от яркости вспыхнувших ламп и количества зрителей, что тут же умолкли, настороженно уставившись. Только Гас, отпустив руку онемевшей Линдс, кидается ко мне, заливаясь смехом: — Папочка, папочка! — Дергает за штанину. — Ты сказал плохое слово! Подхватываю умника и крепко жму к себе, целуя в мягкий лобик. Заодно прислушиваясь к непробиваемой тишине, повисшей в футах десяти. Линдси, Мэл, Ханикатт. Синтия со стаей подопечных. Майкл… Какого хрена так смотрят? Неужели, блядь, в курсе? Шмидту тогда точно пиздец, махинатор хренов… Но тут голос подает Мэл: — Линдс, отбери у него ребенка — уронит. Весь полет, похоже, бухал. И страх разоблачения моментально исчезает. Линдс послушно подходит. Тычется робко, целуя. Раз, второй. Затем, осмелев, обнимает за плечи, превращая нас троих в сладенькую илюстрацию из Family Circle. Этого оказывается достаточно, чтобы Мэл сорвалась. И все разрушила. Прошипев напоследок не слишком тихо: — С приездом, засранец. Натрахался? Одной фразой разбудив неудержимую лавину банальных фраз, смешков, объятий, поцелуев… Обычно ненавистных. Но так необходимых сейчас: взгляды «клоунов» и «куриц» полны неподдельной веры — босс вернулся с Ибицы — и столь убедительны, что я уже и сам не способен помыслить иначе… — Господа! — Неожиданно твердым тоном выдает Шмидт и дважды хлопает в ладоши. — Прошу оставить нашего Брайана в покое и перейти к фуршету — время ланча на исходе! «Господа» тут же мигрируют к столу для переговоров, где сразу начинают звякать бокалами, оглушительно ржать и громко перешептываться. Обсуждая температуру шампанского, ассортимент канапе и еще какой-то съедобной хрени. Обо мне, слава яйцам, ни слова. — Присоединяйся, босс! — Шмидт салютует бокалом. — Готовь лед, — отвечаю, подняв вверх бутылку. — Или групповуха назревает? Лизуньи спешно пялят на протестующего Гаса шмотки и переругиваясь шуруют на выход — «ни секунды в этом вертепе». Ебаные монашки. Синтия вызывается проводить, но успевает на ходу отсканировать с головы до ног и мигом объявить результат: — Солнце, наверно, только из окна видел?.. — А еще ел много фруктов и пил воду исключительно из-под крана, — посылаю вдогонку развернутый ответ, купировав разом ее подозрительную подозрительность. Предчувствуя долгую беседу. Не по работе — висла на мне дольше остальных и явно что-то нащупала, выглаживая спину под курткой. Да и наплевать, выкручусь как-нибудь. Сложнее с Майклом. Он единственный меня до сих пор не обнял. Ханикатт хоть ручкой помахал. Теперь сидят на диване, изображая вдовствующих королев: оба в черном. Правда, Ханикатт слегка поблескивает. Но физиономии идентичны. Падаю меж них, поближе к Майку. — Скучаете, мальчики? — С чего бы? Такое веселье!.. — вскидывает подбородок Ханикатт. — Значит, вся эта канитель не твоих рук дело? Без ответа понято, кто способен на такую сервировочную геометрию. — А разве не видно? — Резко повернулся, чуть не выколов глаз лакированной челкой. — Кому нужен позор в стиле 90-х? Лучше бы Тэдди парочку стриптизеров нанял. — Взгляд из обиженного сделался зловещим. — Блондинов, например… И пока я соображаю, что это нахуй только что было, вскакивает, сдергивает со спинки пальто из черного кашемира, целует Майкла в щеку и исчезает в дверях. Гаденько промурлыкав на прощанье: — Bienvenido, синьор Кинни! Все, что остается — хорошенько присосаться к горлышку. — Будешь? — протягиваю Майклу не глядя. — Ну, и как дом? — так же не глядя спрашивает Майк и отпивает. — Какой дом?.. — Кровь стремительно прилила к голове: Шмидта сейчас убить или подождать до вечера? — На Ибице. — Отпивает еще. — Или Ма что-то напутала? — А-а-а-а, дом. Как дом. Большой. Шесть спален, весь в дереве. Сад, конюшни… Так, ничего особенного. И ведь не вру. Ну если только самую малость. Но смотреть ему в глаза нет никаких сил.