Февраль-март

Шмидта озадачила несоразмерность аппетитов, и он попытался повысить мои шансы легким расширением меню: каре из тарталеток, вооруженных креветочными завитками. И десерт. Унылые шеренги дынных кубиков на плацу из толстого стекла. Похоже, именно сей ебаный парад порвал тонкую душевную ткань нашей принцессы. — Давай Брай, не отлынивай, — включил Шмидт еврейскую мамашу. В чине сержанта. — Знаю я эти завтраки… в самолетах. Нечего на язык положить — сплошная безвкусная дрянь. — А как же стояки стюардов? — я изо всех сил следовал легенде. И получалось, видимо, неплохо: ничего не подозревающий Майк продолжил уплетать за обе щеки, бросая хмельные взгляды. Полные любви и гастрономического удовольствия. Жаль, Дэбби уехала. Вид счастливого и сытого детеныша обязательно привел бы ее в восторг. Хотя все, что не залито соусом маринара едой не считается. Как и болезненная зависимость — счастьем. Только Майкл плевал на предрассудки. Тем более в момент, когда я наконец рядом. А в брюхе покоится гора бесплатных угощений. — Не отлынивай, Брай, — скопировал Шмидта и заботливо подвинул оставшееся. Дождался пока сжую розовый хвостик несчастной креветки и направился «хапануть бокальчик шампанского для улучшения пищеварения». Чтоб тотчас объявить о «жутком головокружении», улечься на диван и, с упоением икая, вещать о покупке «сто семнадцатого номера «Капитана Америки» за шестьдесят девятый год». — Пер-рвое появление С-сокола, представляешь?.. Цвета, гра-афика. Охуенно кр-руто… Целых триста баксов отдал. Но Бе-ену не говори. И что я напился — тоже… Чертов паршивец. Настроение меняется, как картинки в его комиксах. Сперва самозабвенно истерит, исходя соплями, а потом спокойно жрет в три горла, рассуждая о гребаном Капитане… Не то что я — похуистического запала хватило ровно на пинту. И опять внутри загудел пожар бессильной злобы, обугливая сердце. Погасить бы. Да «Джек» уже был бессилен. Кокс? Истлеешь нахрен. Пока доставку дождешься… Из Тихуаны. Мальборо! Похлопал по карманам — пусто, блядь… Но тут вспомнил про заныканный в сейфе портсигар с травой… …и очнулся, когда Шмидт, настойчиво теребил за рукав, громко требуя: — Брайан, подъем! Сколько он так кричал?.. Хрен знает. Пару раз попытался подняться самостоятельно. Да нихуя не вышло — пробоина, видать, разошлась вконец, и трюмы затопило. Потому сквозь сумеречные лабиринты бывших бань волокли меня на буксире. У левого борта Шмидт, приняв на себя основную тяжесть. У правого — рыбка-прилипала, Майкл Чарльз Новотны. Бесполезный до последней возможности. И столь же бухой. Хорошо, что Дебби уехала. *** — Повезло… — еле слышно прохрипел Майкл. — В чем, блядь? — Конструкции под потолком спальни вот-вот рухнут, и я снова закрываю глаза. — …что мамы не было… — натужно запыхтел, выбираясь из постели. — Ну да. Тогда к твоему похмелью прибавились бы несварение и изжога… — …а еще проповедь «отец — кавалер Пурпурного сердца, а ты — дерьмо собачье»… Посидел немного, обулся, медленно пошаркал в ванную и там зажурчал. Сперва в унитаз, затем — над чашей умывальника. Надо бы тоже, но мне не встать — изображение вертится ветряными мельницами, расшевеливая змеиный клубок тошноты. — Пиздец, у меня состояние. Как у пятнадцатилетнего, — Майки отлил, умылся, и голос стал заметно бодрее, — в смысле, помнишь, мы впервые надрались. Из-за… — Да помню я, заглохни… О чем говорить, если накрыло еще со вчера. И теперь приходится сжимать зубы, чтоб не заорать от боли. Понимая, что в этот раз перетерпеть не получится и надо срочно снижать концентрацию Тэйлора в крови. — Майки, плесни чего-нибудь. Из бара… — Лучше кофе. Он почти оправился. Шаги — увереннее, голос — тверже. — Тэдди ждет — работы тьма. А здоровье вечерком поправишь. В Вуди сходим? — орет уже из кухни. — Виски неси, слышишь?! — Жилы, переполненные злостью, больно пульсируют, меж ребер грохочет, к горлу подошло. — Сейчас! Бросает возню с посудой, моментально взлетает по ступенькам и начинает носиться вокруг кровати. Смешной и нелепый в жеваных шмотках. — Зеркало дать? — спрашивает, набычившись. — Нахрена? — Прищуриваю глаз, стабилизируя изображение. — Надпись на лбу почитаешь. — Sic volo*? Майк застывает, задумавшись над неведомым. Но сразу сдается. — «Хватит бухать!» — вот, что там написано. И не втирай про «достаточно никогда не бывает». Потому, как за два месяца ты уже… — Резкое движение ладони по горлу. — А вчера? Еле уложили. Опять в аэропорт рвался. Стонал, матерился… Все какого-то Персиваля звал… Имя жаркого испанца? Или Черный рыцарь** привиделся в горячечном бреду?.. Падаю на спину и закрываю глаза. Бляяядь… Мельницы под веками притихли, зато сияет жетоном «какой-то Персиваль». Лыбится, сука, целясь сразу с двух рук. Будто не меня изрешетил… — Ты прав, Майки, хватит… Вари кофе. Жду, пока свалит и нехотя сползаю с кровати. Балансируя на макаронных ногах, кое-как догребаю. Стягиваю шмотки, делаю шаг внутрь стеклянного куба и дергаю рычаг в стене. Сверху прорывает. Сперва холодным, потом все горячее и горячее. Дожидаюсь до нестерпимого, поворачиваю рычаг вправо и застываю, подняв голову. Ледяной огонь колко хлещет по лицу, выжигая похмелье и замораживая воспоминания. Смывая с кожи февраль, март. Тэйлора. Превращая все в сон. В ложь. И теперь только шрам в паху и запись в карте знают правду.