Февраль-март

Резким синхронным движением Майк распахивает створки и ныряет в подсвеченное диодами чрево. — Мы как раз собрались сваливать… Разводит по углам, как рефери боксеров, две бутылки Эвиан, и назойливое дребезжание стихает. — …но ты выпер нас из джипа нахрен… Усадил этого… белобрысого… Пристегнул и отчалил в закат, нагло сделав ручкой. Пришлось всю дорогу слушать унылый треп Тэда, — выдал без запинки, будто дело было только вчера. Собирался еще что-то вменить, поспешно сглотнув слюну, но споткнулся о мой многотонный взгляд и заглох, уставившись. И пялился, не моргая, наверно, с минуту. Пока у него наконец не щелкнуло: — Не хочешь ли ты сказать… — Еле слышно промямлил, закрыв рот ладонью, и блестящий шоколад глаз сделался непроницаемо черным. — Хочу. — Но так же не бывает… — Усомнился. Мальчик, выросший на фантастических сказках. Пожимаю плечами и за три тяги рассказываю все о «заебическом» путешествии в Миллер-холл и неожиданном «знакомстве» с его хозяином. Весьма экономно расходуя эпитеты в отношении мрака первых дней и не слишком распаляясь от охуительности последних — Майк и так с трудом держится. То морщит брови, то жует губу, о чем-то напряженно размышляя — ревнует, чего ж еще. — Он появился из ниоткуда… — Вдруг захрипел, словно под кадыком дыру проковыряли. И мне на спину пролился ледяной дождь — удивительно странная реакция на начало. Уже знакомой истории. — …из клубов желтоватого пара, застилавшего асфальт. Перешел дорогу, встал под фонарем и принялся таращиться… Фигура… Наклон головы. Выражение глаз… В тот миг, клянусь, я будто призрака увидел… Да и ты, видимо, тоже… Дрожа пальцами, подкуриваю новую — у Майкла слишком хорошая память. — …потому как засветился весь и не пошел, полетел ему навстречу… Хотя пару секунд назад выпал из «Вавилона» почти без сил… Затягиваюсь, выпускаю. Майк в ответ кашляет. Наигранно, но звучит уже гораздо чище. — Приблизился и завис на его лице, точно зачарованный. — Какой?! — Ох уж эта «художественная проницательность», замешанная на ревности. — Находу сочиняешь, что ли? — Он тебе был вот досюда… — Майкл устал от красивостей и просто черканул ладонью на уровне уха. — А выглядело наоборот… — Пф-ф-ф, — выдуваю неловкость вместе с дымом — гребаный, блядь, эксперт. — Потом вы говорили… Хрен знает, о чем… Но я и без звука понял: влип ты. По самые яйца… Выпалил и опять заглох, поджав губы. И не дождавшись нужной реакции — бровей, безразлично вскинутых — закурил. Смешно зажав сигарету меж средним и безымянным — с пятнадцати нихуя не поменялось. — Эммет тогда «сосватал» мне парня. — Пепельный кончик оставил в воздухе дымную дугу. — Только вместо мыслей о трахе думал о тебе… — А разве ты не всегда так делаешь?.. — …как дурак надеялся, что вот-вот раздастся звонок, — не повелся Майки, — и ты будешь проклинать впустую потраченный вечер, костеря никчемного сопляка… Потом позовешь, и мы опять будем томиться в лофте, ожидая известий… Но время ушло за полночь, а нихуя не происходило — ты молчал. Значит… — …«было круто»… Майк оскорбленно кивнул. — Но когда после звонка Мел, я набрал сам, и ты ответил, пообещав немедленно приехать, наконец выдохнул — пронесло. А то боялся, что ты с него до утра не слезешь, и опять начнется ебаное сумасшествие: парень, блядь, вылитый Мартин… «Мартин»… Пробую вспомнить лицо, и… ни-ху-я. Зато Тэйлора — и мучиться не надо. — Знаешь, Майки, не было никакого Мартина. Никогда. Был только… — «Я имя позабыл ее, отец», — грустно подъебнул и затянулся до слез в глазах.— Слушай, он и правда Персиваль? — Он Джастин… — «Джастин», — шепотом пробует Майки, и ноздри судорожно раздуваются. — …и если бы не он, я бы не выжил… Карие глаза по-птичьи округлились, налились слезой. Обиженный подбородок начал подрагивать. — …все думал, как бы поскорее завалить, — пытаюсь успокоить, — на том и держался. Но Майки все равно выгибает рот скорбной подковой. — И, как видишь, получилось — теперь со мной полный порядок… Наверное… — Тогда ты тоже твердил: о «полном порядке», — Майкл всхлипнул и задребезжал почище недавних Эвиан, — а сам так накидался какой-то тихуанской дряни, что из госпиталя рулил уже я. В лофте, то ли на радостях, то ли от злости, хрен теперь поймешь, разворотил всю мебель, оборвал с перегородок жалюзи, раскроил к хуям кофейный столик, нарочно уронив на него вазу… И потом пил, пил, пил… А я не останавливал… — Майки, — вряд ли выдержу продолжение, — давай поедим. Шмыгая носом и растирая по лицу слезы, послушно опять идет к холодильнику. А я прикрываю глаза, борясь с тошнотой — меньше всего сейчас мне хочется есть. Хочется просто раздолбать мебель, и пить, пить, пить… *** Но аперитивчик на скорую руку — полстакана Джека — укрощает тошноту и дурные порывы.