Февраль-март

Но Тэйлор вспыхивает первым и, крепко обхватив ладонями за шею, принимается поить жидким пламенем. Заставляя то и дело пугаться предвестников оргазма, бегущих мятным холодком от ступней к коленям, и выше, к разжаренному паху. Где они, не найдя выхода, вязнут в густой крови, становясь тянущей болью в поджавшихся яйцах. Из страха не вынести адских мучений жестко всасываю неугомонный язык. И Тэйлор, протяжно застонав, послушно сбавляет напор — сладким перышком легонько трогает нёбо, шелково проходится по губам… Обманщик… Надолго его кротости не хватает — снова врывается раскаленным жалом и начинает мстить, доводя до иступления обоих. «Хочу… тебе отсосать»… Acaricia mi cuerpo, besa me… …выдыхает в губы, опять опередив. И я, дурея от его смелости, соглашаюсь. Дать. Все, что просит. А потом взять самому… Прямо посреди раскаленного похотью «Вавилона», ни на секунду не теряя горячечный ритм. Cha Cha Только кто-то вконец охреневший смеет нам мешать. Дергаю плечом: «пошел ты». Желая навеки остаться в тягучей томительной неге. Да так, что дыхание спирает, и стоны гаснут в пересохшей глотке. Тогда настырный тянет сильнее, бесцеремонно возвращая в реальность. — Брайан! — настойчиво зовет. — Очнись, слышишь? Взбесившись, сглатываю поцелуй и поворачиваюсь, чтоб послать наглеца ко всем чертям. Или сразу набить морду. А все, что выходит — испугаться: каменное, с пурпурным отливом, лицо, в футе от меня. — Мистер Кинни, домой пора… Салливан… — А… вы? — Сердце от страха фигачит, все еще соблюдая ритм. Cha Cha — И мне тоже. — Сейчас… — Смежаю веки, в надежде отдышаться и хоть еще ненадолго нырнуть в пышущий жаром вавилонский ад, туда, где Тэйлор… Но поздно, блядь — ни его, ни бьющихся в экстазе полуголых тел. Одна красная темень зреет под веками. — Брайан, сынок, тебе плохо?.. — Интересуется Салливан, наплевав на субординацию. — А вам что за дело?.. — цежу сквозь зубы. Салливан растерянно пожимает плечами. — Уработался, — отвечаю шепотом, чувствуя, как начинает мутить. — Да уж вижу, — кивает в сторону бутылки, — но это ты зря, конечно… Умолкает, не договорив, и протягивает снятое с вешалки пальто. — Если позволите, я вас отвезу. И гасит лампу, клацнув выключателем. *** А в Корвете накрывает адское дежавю: Салливан, я и тошнота. Хорошо, хоть едем в тишине. По крайней мере, Салливан. У меня же в башке вавилоном ухает мигрень, и сквозь ритмичный гул крови — Тэйлоров хриплый шепот… Ровно до тех пор, пока Салливан не позволяет несвойственную себе выходку — не иначе пустая бутылка «Джека» развязала ему язык: — Брайан? С вами ведь уже все было в порядке… О, еще один сочувствующий жертвам «земноводных» нарисовался. — Не бойтесь, Салливан, мотаться за сорок миль вам больше не придется. При любых раскладах… Хмыкнул довольный: — Тогда, пожалуй, глупо мерять жизнь пинтами, если кто-то наверху явил вам ее как величайшую милость… — Пожалуй, да. Только не верю я в кого-то наверху. И не милость это, а всего лишь удачное стечение обстоятельств. — Не верите? Вам же такой случай предоставился… Понесло, блядь, мужика, а я к беседам крайне не расположен: огни мельтешат, мутит все больше; в левом виске — пиздец. В паху… и того хуже. А все, сука, Тэйлор, возможно, сию минуту сжигающий дотла «Вавилон»… — Знаете, Салливан, нихрена у вас не выйдет без запеченных макарон. И косяка. Скалистый лоб маои поморщился в недоумении. — Все это пряники, — объясняю, — прилагаемые к кнутам наставлений, небезызвестной вам рыжеволосой famme fatal. — О, дааа, с famme fatal мне не сравнится… — ухмыльнулся Салливан, — весьма изобретательна, знаете ли, — нетерпеливо потер оплетку руля, — в кулинарии… — А вам так по вкусу ее фирменные изыски… Салливан смущенно кашлянул, поправил галстук, подвигал туда-сюда зеркалом, кашлянул еще раз… и крутанул ручку радио. «В эфире Питтсбургский джазовый канал», — салон заволокло бархатом, — «круглые сутки на волне 101 и 1 только ваши любимые мелодии…» Шепот ударных, тихий всхлип саксофона — и темно-свекольные щеки собрались улыбчивыми складками. Спекся. Ну вот пусть и грезит о своей пассии. Молча. Приторная песенка шоколадной Эллы ему в помощь. Stars shining bright above you Night breezes seem to whisper «I love you» Birds singin' in the sycamore trees Dream a little dream of me Say nighty-night and kiss me Just hold me tight and tell me you'll miss me While I'm alone and blue as can be Dream a little dream of me… Баюкает знойный голос. Закрываю глаза и, привалившись виском к холодному стеклу, мечтаю, как докачу до Фуллер… Stars fading but I linger on dear Still craving your kiss I'm longin' to linger till dawn dear Just saying this… …упаду, не раздеваясь, в постель. И просплю без сновидений каждую гребаную секунду этой ночи. Лишь бы не мучиться, гадая, «он или не он»… Sweet dreams till sunbeams find you Sweet dreams that leave all worries behind yo But in your dreams whatever they bе Dream a little dream of me… «Пусть самый сладкий сон, конечно, будет обо мне», попросила напоследок непревзойденная Элла, наша королева, наша черная жемчужина», — зачастил ведущий, — «всенепременно, дорогая, как только доберемся до кровати. А пока — вечер в разгаре, и мы продолжаем. Минута новостей в эфире»… Низкий чарующий голос враз преобрел официальную твердость. «Поступили свежие сведения относительно автомобильной аварии, случившейся сегодня в двух милях от въезда в Питтсбург…» — А ну-ка, — Салливан прибавил звук. «Двадцатиоднолетний водитель внедорожника «Тойота Секвойа», некий Кристофер Марк Хоббс, получивший в ходе аварии открытую черепно-мозговую травму, к сожалению, скончался час назад в отделении интенсивной терапии Центрального госпиталя… " — И чем только думают, — Салливан проехал широкой ладонью по щетке волос, — двадцать лет… — Тише, — выдавливаю из себя, чувствуя ледяной кол вместо позвоночника. «Кристофер Марк Хобс, любящий сын, надежда школы, звезда команды…» «…напомню, что именно Хоббса очевидцы называют виновником происшествия, устроившим безумное ралли на самом опасном участке трассы, и в конце концов влетевшим в бетонный отбойник…» «…был грязно спровоцирован и защищался. Превысив по неосторожности допустимые нормы самообороны…» «…Второго участника, управлявшего черным джипом «Вранглер», полиция ищет до сих пор…» — Ага, считай, нашли, — Салливан азартно дернул рычаг коробки, — если парень не дурак — машинку бросит, заявит об угоне — «и да поможет вам бог», уважаемый департамент… — Не бросит… Персиваль своего коня. Глаза Салливана по-рачьи округлились: — Вы что, с ним знакомы?! — Кажется, да. Сказал, и ледяной кол тут же стаял. От моментального жара между лопаток. — И очень… близко. — Очень близко, — тихо повторил Салливан, и отрешенно уставился в дорогу. «Маленький коричневый кувшин», между тем, интимно сообщил ведущий. И в динамиках тотчас заспорили контрабас, труба и саксофон: кто быстрее доковыряет дыру в измученном виске. Салливан закивал головой, лихо попадая в ритм, свободно, будто один в машине. Однако, быстро опомнился, кашлянул и щелкнул ручкой, заткнув к хренам бархатный баритон, пожелавший опять что-то поведать. — Я тут подумал… На счет вашего… знакомого: мало ли «Вранглеров» вокруг? — Пидоровозов? — А что скрывать — он водится с Деб. — Немного. «Нормальные» парни предпочитают… «Секвойю»… — …но время от времени их влечет… джип, — еле слышно добавил Салливан. — Охуеть… — Вырвалось само. — Все просто, сынок: ты знал обоих, потому имя погибшего и заставило тебя дергаться. Вполне возможно, что зря: джипов мало, но все же достаточно, чтоб спутать. Вдруг этот… Кристофер тоже… — Не думаю… Вспомнились розовые буквы во весь лоснящийся бок. — Тут думай не думай, а спросить самому быстрее будет. Так что иди, — уже минут пять как стоим на Тремонт, — звони… знакомому. Узнай — не он ли лидер сегодняшней гонки. — Идея отличная, только где номер взять… Салливан вскинул невидимые брови — в его мире принято знать телефоны знакомых. Тем более близких. — Н-дааа, незадача. — С силой потер подбородок, и под пальцами захрустела такая же невидимая щетина. — Однако должен же быть какой-то выход… Давай, сынок, соображай. А то зеленый весь… В голосе искренняя озабоченность — Деб не зря с ним водится. — Выход есть… Руки задрожали от мыслей о Миллерхолле. Но ведь «больше никаких сорока миль»… — Отвезите меня на Либерти. К «Вавилону»… Посмотрим, не там ли любитель скорости. — Слушаюсь, мой генерал. И до того резво разворачивает Корвет, будто век на нем ездит. *** «Ты же всегда сверху», — молюсь всю дорогу тому, в кого не верю, — «и должен думать о нижних своих. Яви мне снова чудо, или как там Салливан говорит, пусть это будет не он». И плевать, что адски хочется обратного.