Малиновая Водка

      Стук костяшек пальцев по входной двери Чимина — самый громкий звук, который Чонгук когда-либо слышал в своей жизни.       Чимин живёт в скромном маленьком таунхаусе, расположенном прямо за территорией кампуса. Танцевальный корпус виднеется сквозь листву деревьев по всей округе, так что должно быть этот район был выбран Чимином из соображений удобства. Во всех окнах темно, тёплый, приглушённый свет горит лишь из комнаты наверху, и Чонгук гадает, один ли Чимин сегодня дома. Он чувствует некоторое облегчение от этого, не желая, чтобы кто-либо из его знакомых знал, что он здесь.       — Минуту.       Голос Чимина слабо доносится сквозь входную дверь, и сердце Чонгука внезапно кажется слишком большим для его груди. Возможные варианты развития событий, в которых что-то может пойти не так, проносятся в его голове в каком-то тошнотворном слайд-шоу. Вполне может быть, что и он, и Тэхён совершенно неверно истолковали намерения Чимина. С какой стати ему вообще быть заинтересованным в сексе с Чонгуком, а уж тем более в том, чтобы учить его чему-то, когда он может заполучить (и получает) любого, кого только захочет. Чонгук нервно оглядывается по сторонам, задерживая взгляд на лестнице, ведущей обратно на парковку. Он мог бы уйти. Мог бы сказать Чимину, что что-то случилось и…       Входная дверь распахивается, заливая коридор тёплым светом. Освещение от лампы за спиной Чимина просачивается сквозь кончики его волос, охватывая их пламенем, и отбрасывает тени на его лицо, подчёркивая все плавные линии и острые края. Он не накрашен, без блестящей косметики на шее или фирменной красной помады, одетый в простые спортивные шорты, облегающие бёдра, и свободную укороченную футболку, подчёркивающую его талию. Чонгук задерживает взгляд на маленькой полоске гладкой золотистой кожи, но тут же переключает внимание на лицо Чимина, как только осознаёт, что творит.       — Наслаждаешься видом? — произносит Чимин, уголок его губ ползёт вверх в сдержанной ухмылке.       Чонгук сглатывает огромный ком, застрявший в горле.       — Привет, — по-глупому отвечает он. — Рад снова тебя видеть.       Чонгук внутренне морщится от такой формальности, но выражение лица Чимина смягчается от едва сдерживаемого смеха.       — Входи. Хочешь чего-нибудь выпить? У меня есть вино, виски…       — Никакого алкоголя, — Чонгук делает шаг внутрь и закрывает за собой дверь. Его взгляд невольно опускается вниз, к крошечным шортикам, облегающим чиминову задницу, пока тот проходит через гостиную к открытой кухне, и у Чонгука складывается ощущение, что наряд этот был подобран специально. — Воды будет достаточно.       Чимин достаёт графин из холодильника, наливает немного воды в огромную кружку и толкает её через всю поверхность стола Чонгуку в руки. Чонгук садится на стул напротив, и Чимин, налив себе вина, упирается локтями в поверхность стола, небрежно обернув пальцы вокруг ножки бокала.       — Итак, — произносит Чимин. — Я полагаю, есть причина, по которой ты здесь.       Чонгук тут же жалеет, что отклонил предложение выпить чего-нибудь покрепче воды, и всматривается в своё отражение в насыщенно-бордовом цвете бургундского вина в чиминовом бокале. Он выглядит немного бледным и слегка измотанным, его рука бессознательно взлетает вверх, к волосам, чтобы пригладить торчащие пряди. Когда Чимин приглашал его к себе домой, Чонгук и не подозревал, что обстановка будет настолько интимной. Даже несмотря на то, что его собственная квартира невелика, и в ней живут только они вдвоём с Тэхёном, в комнатах всегда горит свет, и, может быть, работает телевизор, играет музыка или же Тэхён зачитывает вслух свои слова из предстоящей пьесы, в которой он исполняет главную роль, одновременно готовя яйца себе на плите. В квартире Чимина же стоит мёртвая тишина, повсюду темно, лишь небольшие светильники создают лёгкий полумрак в комнатах и наоборот душат его своим мягким свечением. Разве у Чимина нет соседей?       — Я хотел поговорить о том… что происходит между нами.       — Только не говори мне, что ты уже влюбился в меня, Чонгуки, — подразнивает его Чимин. — Настало время поговорить об отношениях?       — Ох, — сердцебиение Чонгука ускоряется за считанные секунды. — Нет, нет, не в этом смысле.       — Я просто дразню тебя, — Чимин делает большой глоток из своего бокала, но его взгляд не отрывается от глаз Чонгука. — И что насчёт нас?       — Что ж, — Чонгук делает глубокий вдох, и Чимин терпеливо наблюдает за ним, его бокал мягко прижимается к нижней губе. — Я уже говорил тебе раньше, что я не очень… опытен… и я знаю, что ты… — Чимин вскидывает брови, и Чонгук обрывает себя, бормоча: — Прости, это прозвучало плохо, я просто хм… хотел спросить, не мог бы ты помочь… мне.       — Ты хочешь, чтобы я научил тебя заниматься сексом?       Чонгук запинается, не ожидая, что Чимин скажет это так прямо.       — Когда ты так об этом говоришь…       Он жалеет, что они не обсудили это по смс. Чонгук ждёт, что Чимин возмутится, может быть даже посмеётся над ним. Конечно, он намекал ему о следующем разе в ту ночь, на террасе, но одно дело просто поддразнить, и совсем другое — предполагать, что таким образом Чимин давал ему понять, что хочет научить его трахаться. Вряд ли подобного рода предложения поступают ему каждый день.       Однако Чимин не злится и даже не выглядит удивлённым. В действительности, Чонгук не ожидает ничего из того, что Чимин делает на самом деле: он берёт свой бокал со стойки и запрокидывает голову, осушая его одним глотком, демонстрируя чувственную линию горла, переходящую в острый изгиб его челюсти. Это заставляет укороченную футболку задраться вверх, обнажая напряжённые мышцы пресса; пульс Чонгука подскакивает, когда он видит это, его разум блуждает в мыслях о том, каково это — провести руками по гладкой коже, чувствуя, как напрягается живот под его ладонями.       Бокал со звоном опускается на мраморную стойку, и затем Чимин медленно огибает стол, пока не останавливается рядом со стулом Чонгука, опираясь локтем о стойку и кладя голову на ладонь. Светлые пряди рассыпаются по его руке, и он накручивает одну из них на палец, высовывая язык и скользя им по нижней губе.       — Ох, Чонгук, — произносит он. — Ты ведь уже так хорошо умеешь говорить мне, чего хочешь.       Его голос вновь слегка хриплый, и низкий слог режет слух акцентом, который напоминает Чонгуку о доме. У него пересыхает во рту, и пальцы дёргаются от ощущения холодных капель конденсата на внешней стороне кружки, но Чонгук не хочет подносить её к губам и ломать возникшее между ними напряжение. Чимин придвигается ближе, так близко, что Чонгук может почувствовать жар его тела и как воздух вокруг наполняется сладким ароматом лаванды и мёда. Этот запах вызывает в нём немедленную непроизвольную реакцию, и его голова кружится, когда вся кровь устремляется в пах.       — Я просто подумал, что ты можешь… показать мне, что нужно делать, — говорит Чонгук, его голос звучит едва ли громче шёпота. Чимин наклоняется ещё ближе, пока их лица не оказываются всего лишь в нескольких сантиметрах друг от друга, его глаза прикрыты.       — Забавно, что ты спрашиваешь, — Чимин протягивает руку, чтобы заправить крошечную прядь волос Чонгуку за ухо, кончики его пальцев легко скользят по раковине, оставляя за собой след из фейерверков на коже. — Потому что у меня уже было кое-что подобное на уме.       Чонгук выдыхает с облегчением, и губы Чимина растягиваются в небольшой гордой улыбке.       — Моя комната наверху, — добавляет Чимин.       Он отстраняется, и Чонгук невольно тянется следом за теплом его тела, когда бедра́ касается прохладный воздух. Он борется с желанием обхватить ладонями тонкую талию Чимина и притянуть его обратно к себе, заключив всё его тепло в свои объятия. Воспоминания о той ночи, когда они почти что переспали, такие расплывчатые и смазанные, затуманенные алкоголем и чувством стыда, но всё же Чонгук помнит совершенно другого Чимина. Нуждающегося и отчаянного, умоляющего Чонгука прикоснуться к нему. И тот образ так далёк от берущего всё под свой контроль, настойчивого Чимина из настоящего, который шёл сейчас через гостиную, покачивая бёдрами и задирая руку, чтобы откинуть волосы со лба, тем самым демонстрируя открытую кожу своей спины. Чонгук хочет знать, куда подевался тот Чимин. Он хочет знать, как заставить его вернуться.       Чимин уже на середине лестницы, когда Чонгук наконец прекращает пялиться, насмотревшись достаточно, чтобы заставить себя подняться со стула и последовать за ним.       Комната Чимина отличается от того, что он себе представлял. Аляповатая, с занавесками из ярких лоскутов и кучей мелких безделушек, которые выглядят так, будто были куплены на барахолке или сделаны вручную. Длинная гирлянда, увешанная полароидными фотографиями Чимина и его друзей, тянется вдоль стены над его кроватью. Чонгук узнаёт некоторых людей, а именно Юнги и Джина, и ещё на нескольких фото присутствует огненно-рыжий парень, которого, как Чонгук думает, зовут Хосок. Хосок один из друзей Тэхёна, они вместе учатся на театральном, он талантливый актёр и потрясающий танцор.       Чонгук замечает аккуратную стопку полароидной бумаги и пару камер на комоде Чимина, одну новой модели и одну более винтажную.       — Ты сам их сделал?       Чимин кивает.       — Я учусь на танцевальном, но мне нравится заниматься фотографией. Что ты изучаешь?       Чонгук пожимает плечами.       — Ещё не знаю. Бизнес, как вариант. Что-нибудь надёжное. Я слышал, что в конце года у тебя важное соревнование.       Чимин мычит в знак согласия, порхая взад-вперёд по комнате и доставая кое-какие вещи из ящиков своего комода.       — Да. Тебе Намджун сказал, верно? Он действительно очень талантлив, музыка, которую он написал для моего выступления, просто потрясающая.       Разговора с Чимином оказывается достаточно, чтобы успокоить нервы Чонгука. Если бы он только мог думать обо всём этом как об обычном уроке, о чём-то менее личном и интимном, чем оно есть на самом деле, тогда бы у него получилось пройти через это без всякой паники. Он просто посещает позднюю ночную лекцию с очень, очень горячим профессором, который также случайно подрочил ему на террасе три дня назад. Это нормально. Всё хорошо.       Чимин оборачивается и бросает на кровать несколько вещей: бутылёк смазки, маленькую упаковку презервативов и длинный кусок шёлковой ткани. Чонгук не уверен, для чего им нужна последняя вещь, но если она является неотъемлемой частью процесса занятия сексом, может быть, ему стоило чуть подробнее ознакомиться с содержанием той книги.       — Ложись на спину и расслабься, — командует Чимин, и Чонгук садится на край кровати, подтягивает к себе ноги, опираясь спиной на гору взбитых подушек.       — Должен ли я что-нибудь снять, или…       — В этом нет нужды, — говорит Чимин, сверкнув взглядом. Он подцепляет пальцами край своей футболки и стягивает её через голову, приводя в беспорядок волосы, которые каким-то образом по-прежнему умудряются выглядеть лишь слегка растрёпанными и сексуальными.       — Честно говоря, я думал об этом с той самой ночи, когда мы впервые встретились, — произносит Чимин. — Думал, может, если заставлю тебя кончить, то ты будешь нервничать немного меньше, — он смотрит на Чонгука, уголки его губ приподнимаются в лёгкой улыбке. — Похоже, я был прав.       Чонгук кивает.       — Это было хорошо, — говорит он, а затем шёпотом добавляет тихое спасибо, чувствуя неловкость из-за своего странного, формального поведения.       — Ты был таким послушным для меня в тот раз, — вспоминает Чимин, и Чонгук вспыхивает. — Будешь ли ты таким же хорошим для меня и сегодня тоже?       Чонгук снова кивает.       — Я буду.       — Сегодня, если ты не против, я покажу тебе, как доставлять удовольствие кому-то другому, — Чимин смеётся. — Под кем-то другим я подразумеваю себя, только если ты не хочешь пригласить кого-то ещё.       Чонгук несколько раз моргает. Мысль о том, чтобы вовлечь ещё одного человека в эту и без того странную ситуацию, вызывает у него желание опустошить свой желудок прямо на дорогие кашемировые простыни Чимина.       — Нет, спасибо, — бормочет он.       Смех Чимина разливается по комнате словно солнечный свет.       — Я просто шучу. Не волнуйся. Я слишком эгоистичен для этого.       Он подходит к краю кровати и забирается на неё, пока они не оказываются всего лишь в нескольких сантиметрах друг от друга, лицом к лицу. Однако Чимин не предпринимает никаких попыток прикоснуться к нему — вместо этого он устраивается поудобнее на одеяле и разматывает свёрток атласной ткани, лежащей рядом с ним.       — Начнём со скучных вещей. Самое главное — это согласие.       Чонгук оживляется.       — Я знаю об этом, не волнуйся.       Губы Чимина раскрываются с небольшим хлопком.       — Ты в этом уверен? Всё далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.       Он кладёт черную ткань себе на ладони, позволяя Чонгуку хорошенько её рассмотреть.       — Ты не будешь против, если я свяжу твои руки? Или, может быть, надену её тебе на глаза?       Мысль об этом заставляет сердце Чонгука биться немного быстрее. У него ведь даже и обычного секса никогда не было, так что он не уверен, готов ли к подобного рода вещам… пока что. Но он верит, что Чимин не причинит ему вреда, так что всё может быть не так уж и плохо, особенно если это важно для того, чему он хочет его научить. Чимин терпеливо наблюдает за ним, пока Чонгук обдумывает всё это в своей голове.       — Д-да, думаю, я не возражаю.       Чимин щёлкает языком.       — Так ли это? Ты уверен? Если хотя бы самую малость сомневаешься, то я не буду этого делать. Это нормально — говорить «нет», даже если ты с партнёром, которому доверяешь.       Чимин словно читает его мысли. Чонгук сглатывает, дабы удостовериться, что его голос не дрогнет, желая показать Чимину, что он вполне может быть уверенным в своём выборе.       — Прямо сейчас я немного нервничаю, так что может быть мы могли бы попробовать это позже, когда я буду чувствовать себя более комфортно.       Чимин дарит ему тёплую улыбку, благодаря которой давление в груди Чонгука немного ослабевает.       — Очень хорошо, — произносит он, и душа Чонгука ликует от гордости за то, что он сказал всё правильно. — Не позволяй кому-то другому решать за тебя, что ты чувствуешь или что тебе нравится, хорошо?       — Хорошо.       Чимин отбрасывает шёлковую ленту на спинку стоящего рядом стула, а затем переключает внимание на презервативы.       — Думаю, мне не нужно объяснять тебе, почему презервативы так важны, — говорит Чимин. — Очевидно, что ты не заделаешь мне ребёнка… я надеюсь. — Чонгук смеётся, и глаза Чимина превращаются в очаровательные маленькие полумесяцы. — Но всегда есть риск подцепить ИППП.       — Я не думаю, что со мной тебе нужно об этом беспокоиться, — говорит Чонгук, и теперь наступает очередь Чимина смеяться.       — Может и нет, но ты всегда должен беспокоиться о своём партнёре. Я часто проверяюсь, так что я тоже чист. Но если ты или твой партнёр не уверены, никогда не рискуй. Оно того не стоит.       — Я не буду, — говорит Чонгук, и Чимин отправляет упаковку презервативов на стул вслед за лентой.       — Ещё не заскучал?       Чонгук искренне удивляется этому вопросу.       — Конечно нет. Я хочу быть здесь. Ты очень мне помогаешь. Иногда я чувствую себя таким идиотом, будучи двадцатилетним девственником, не имеющим представления о том, как всё это работает.       — Эй, — говорит Чимин, его голос немного смягчается. — Здесь нечего стыдиться, ясно? Секс — это не медаль и не знак почёта. Это просто то, чем занимаются двое людей, потому что это весело и приятно. Если в какой-то момент ты почувствуешь, что мы движемся слишком быстро или делаем что-то, чего ты не хочешь делать, скажи мне, и мы сразу же остановимся.       — Я знаю, — говорит Чонгук. — Я доверяю тебе.       В глазах Чимина мелькает что-то такое, чего Чонгук не может распознать, однако в следующую секунду парень моргает, и это — что бы это ни было — исчезает так быстро, что Чонгук сомневается, не показалось ли ему.       Чимин прочищает горло.       — Итак. Ты готов перейти к весёлой части?       — Не очень. Но да.       Улыбка Чимина становится шире, когда он передвигается ещё выше по кровати к Чонгуку и выдёргивает одну из подушек у него из-за спины, а затем откидывается назад, обхватив коленями бёдра Чонгука, и подкладывает подушку себе под поясницу. Чонгук наблюдает за ним с крепко сжатыми на коленях руками, так что даже костяшки его пальцев побелели.       — Подвинься чуть ближе, — просит его Чимин, и Чонгук делает, как ему было сказано, подтягивая колени и скользя чуть вперёд, пока бёдра Чимина не оказываются лежащими поверх его ног. Быть с Чимином так близко ошеломляет, его запах задерживается в воздухе, им пропитан каждый сантиметр его кровати, и тот факт, что он лежит, распростёршись под ним в одних лишь крошечных спортивных шортах, уже делает Чонгука полутвёрдым.       — Раздень меня.       Чонгук сглатывает. Его пальцы судорожно сжимают ткань джинсов. В прошлый раз Чимин не позволил ему прикоснуться к себе, но теперь он здесь, распростёртый на кровати в тихой, пустой спальне, и сам просит Чонгука снять с него одежду. Чимин наблюдает за ним, его выражение лица спокойное, а тело расслаблено, пока Чонгук наконец-то не набирается смелости, чтобы подцепить пальцами резинку на поясе его шорт.       В спальне достаточно тихо, и Чонгук слышит, как дыхание Чимина прерывается в ту же секунду, как костяшки его пальцев касаются тазовых косточек, и маленький пузырь гордости лопается в его груди, немного облегчая беспокойство. Иногда так легко забыть, что Чимина тоже влечёт к нему. Если бы это было не так, он бы не пригласил к себе Чонгука и уж точно не оставался бы здесь, с ним, до сих пор, даже после того, как ему пришлось иметь дело с его постоянной неуклюжестью, идиотизмом и социальными навыками, сравнимыми только с белухой в отличном расположении духа.       Чимин выгибает спину, позволяя Чонгуку полностью снять с себя всю оставшуюся одежду, слегка виляя бёдрами, чтобы помочь ему, а затем отбрасывает её на пол.       Это первый раз, когда Чонгук видит Чимина обнажённым, и если до этого он не был в восторге от всех этих светильников и гирлянд, то уже в следующую секунду его мнение резко меняется. Лампочки над кроватью отбрасывают поистине неземной свет, который красиво ложится на смуглую кожу Чимина, и Чонгук не в силах сдержать долгий, дрожащий выдох, когда видит все эти красивые мягкие изгибы и линии его тела. Когда он снова переводит взгляд на лицо Чимина, его глаза сияют.       Чимин заговаривает с ним вновь, и его голос понижается на октаву.       — Самая важная часть секса — это подготовка. Если ты не уделишь этому должного внимания, то в конечном итоге можешь серьёзно навредить своему партнёру. Все люди разные, и всё станет намного проще, как только ты изучишь тело того, с кем собираешься заняться сексом, но в первый раз всегда лучше действовать с осторожностью.       Чимин вытягивает руку над головой, чтобы достать смазку, и со щелчком открывает крышку, выдавливая щедрую порцию себе на ладонь и проводя по ней пальцами. Он ставит ноги на бёдра Чонгука, раздвигая их шире и слегка приподнимая вверх, а затем просовывает между ними руку.       Чонгук не знает, хочет ли он больше смотреть на пальцы Чимина или же на его лицо; его первым желанием было узнать, что он делает, чтобы потом он смог это повторить, но его взгляд задерживается, когда Чимин цепляет зубами нижнюю губу и позволяет себе слегка прикрыть глаза; ресницы отбрасывают длинные, изящные тени на его лицо. Незамедлительно его щёки приобретают лёгкий розовый цвет, тело напряжено, и, господи, Чимину удаётся пленить его так, как раньше не удавалось никому другому.       Чимин приоткрывает один глаз.       — Смотри, что я делаю, — говорит он, но в его словах нет упрёка, он явно польщён вниманием со стороны Чонгука.       Чонгук позволяет своим глазам опуститься ниже, не торопясь, чтобы ещё раз взглядом окинуть его тело, а затем он впервые видит Чимина раздетым ниже пояса; его невозбуждённый член мягко лежит между ног. Он меньше, чем член Чонгука, но толще в обхвате и такой же розовый, как и румянец на щеках Чимина.       Чимин медленно раскрывает себя, круговыми движениями скользя средним пальцем по входу, легко и без особого давления. Чонгук настолько зачарован его действиями, что вздрагивает от неожиданности, когда Чимин заговаривает с ним снова.       — Лучше начинать медленно, нежели быстро, — говорит он, его голос хриплый. — Большинству хочется сразу же перейти к проникновению, но половина удовольствия заключается в том, чтобы научиться чувствовать тело своего партнёра, медленно раскрывая его, заставляя умолять и просить большего. Это может быть лучшей частью всего процесса.       Чонгук кивает, его щёки горят от всей той крови, прилившей к его лицу. Однако он чувствует себя на удивление комфортно, несмотря на всю неловкость ситуации. Чимин так терпелив, добр и заботлив с ним, и Чонгук ловит себя на мысли, что из всех людей мира, Чимин — единственный, с кем он бы хотел сейчас быть здесь.       Чимин снова щёлкает крышкой смазки и протягивает её Чонгуку. У него так пересохло во рту, что кажется, кожа слезет с его губ, если он не перестанет облизывать их, и Чонгук жалеет, что не захватил с собой воду. Он неуверенно протягивает руку, дрожащую от волнения, и Чимин выдавливает немного смазки ему на ладонь. Чонгук проводит по ней пальцами, повторяя то, что ранее делал Чимин.       Рука Чимина липкая, когда он обхватывает ею запястье Чонгука и направляет его вниз.       — Будь нежным, и у тебя всё получится.       Угол немного неудобный — Чонгук пытается скользнуть рукой вниз, но ноги Чимина упираются в его собственные, делая это затруднительным, и он замирает с зависшей над бедром Чимина ладонью, не уверенный, что ему разрешено прикасаться к нему где-либо ещё, за исключением тех мест, куда указывает ему сам Чимин.       Чимин, кажется, читает его мысли.       — Ты буквально собираешься вставить в меня свои пальцы, Чонгук, — произносит он со смехом в голосе, но его тон звучит мягко и без насмешки. — Ты можешь прикоснуться ко мне.       — Прости. Я нервничаю.       — Не нужно. В этом деле не бывает ошибок, и я дам тебе знать, если мне вдруг станет некомфортно.       Чонгук кивает, преисполненный решимости. Он хочет доставить Чимину удовольствие, хочет заставить его чувствовать себя так же хорошо, как Чимин заставил его чувствовать себя в прошлые выходные.       — Хорошо.       Он обхватывает одной рукой бедро Чимина и опускает вниз, прижимая к его груди; это движение даётся ему так легко, что сознание Чонгука мгновенно заполняется фантазиями о том, как он сгибает Чимина пополам. Его джинсы становятся ещё теснее только от этой мысли. Он скользит ладонью вверх по ноге Чимина, чтобы подсунуть руку под его колено, удерживая его в нужном положении. Дыхание Чимина тяжелеет, его глаза прикрыты, и член гораздо твёрже, чем был до этого.       Чимин резко втягивает воздух, когда Чонгук наконец прижимает подушечку среднего пальца к его входу. Он никогда никого не растягивал, даже самого себя, и поэтому не уверен, насколько сильным должно быть давление в самом начале. Но Чимин помогает ему, удерживая свою ладонь крепко обёрнутой вокруг его запястья и направляя его руку медленными, аккуратными круговыми движениями. Тело Чимина плавится под его прикосновениями, понемногу открываясь движению его пальца.       — Ты можешь надавить сильнее, — шепчет Чимин, сгибая запястье Чонгука. — Можешь скользнуть внутрь, но только совсем чуть-чуть.       Чонгук делает, как он ему сказал, входя пальцем чуть выше первой фаланги. Чимин издаёт хриплый звук из глубины своего горла, и когда он говорит снова, его голос звучит ниже.       — Теперь делай то же самое движение, что и раньше.       Чонгук проводит пальцем по внутренним стенкам его ануса, и Чимин дрожит, выгибая спину, чтобы изменить угол.       — Я хорошо справляюсь? — шепчет Чонгук.       — Лучше всех, — отвечает Чимин, и Чонгук не может сдержать улыбку, расползающуюся по его лицу.       Он продолжает делать то, что кажется ему естественным, пальцем очерчивая сжатое колечко мышц и погружаясь в него постепенно, пока не входит до самых костяшек, и вскоре дыхание Чимина становится тяжелее, а член твердеет, прижимаясь к его животу, — это заставляет Чонгука ощутить прилив гордости и уверенности, когда он видит наглядные доказательства тому, что его действия доставляют Чимину удовольствие. Это даже близко не так сложно или пугающе, как он себе представлял. Он движет пальцем с большей смелостью, постепенно растягивая Чимина, оглаживая его тугие стенки и смакуя каждую мелкую дрожь и прерывистое дыхание, которое он заставляет вырываться из чиминовых губ.       — Добавь ещё один, — произносит Чимин, срываясь на судорожный вдох, когда Чонгук безо всякой причины сгибает свой палец внутри него, только чтобы посмотреть, не заставит ли это Чимина поперхнуться собственными словами. Он вводит свой безымянный палец рядом со средним, и Чимин отвечает негромким ах удовольствия, отпуская запястье Чонгука и вместо этого перемещая руку на свой член, прижимаясь к нему основанием ладони. Небольшие капли смазки собираются на уретре, и Чонгук смотрит на них голодным взглядом. Ему приходится физически сопротивляться желанию наклониться вперёд и взять член Чимина в свой рот, испытывая жгучую необходимость слизать липкие бисеринки смазки и ощутить его вкус на своём языке.       Вскоре Чонгук растягивает Чимина уже тремя пальцами, скользя ими внутрь в размеренном ритме, который заставляет Чимина издавать все эти прелестные судорожные вдохи. Он узнаёт, что Чимин чутко отзывается каждый раз, когда он сгибает пальцы под правильным углом, что его бёдра дрожат, когда Чонгук практически полностью выходит из него, чтобы вместо этого подразнить его дырочку, и в какой-то момент Чимин даже раздражённо фыркает, пытаясь самостоятельно насадиться, чтобы почувствовать его глубже. Но только после того, как Чонгук погружает все три пальца глубоко внутрь и сгибает их вверх, Чимин стонет так громко, рассекая густой воздух в комнате словно нож, что Чонгук почти останавливается, потрясённый этим, и испугавшись на секунду, что случайно причинил ему боль.       — Нет, нет, — говорит Чимин, отчаянно подаваясь бёдрами навстречу, глаза его были прикрыты, а руки судорожно сжимали простыни. — Сделай так снова, Чонгук, пожалуйста, в том же месте, в том же самом… ах, месте.       Чонгук делает, как он сказал, вновь скользя пальцами внутрь и сгибая их вверх. Чимин извивается, ещё один долгий, высокий стон вырывается из его горла, когда он откидывает голову назад, его волосы рассыпаются по глубоким складкам тёмного покрывала.       — Это так приятно? — спрашивает Чонгук, вынимая пальцы и вновь повторяя то же самое движение, воздух в комнате заполняется судорожными вдохами Чимина, его стонами и иногда даже повторяющимся именем Чонгука. Чимин принимает его так хорошо, тугие горячие стеночки сжимают и буквально засасывают внутрь, и Чонгук чувствует, что практически готов сойти с ума, представляя, каково это было бы — ощущать всё это членом вместо пальцев. Он вновь попадает в нужную точку внутри Чимина, и густая ниточка молочно-белой смазки сочится из головки его члена.       — Очень, — выдыхает Чимин. — Так, так хорошо, продолжай, вот так, прямо ах… ах, там.       — Я хочу, чтобы ты кончил от этого.       Чонгук толкает бедро Чимина назад, пока оно не оказывается прижатым вплотную к его груди, предоставляя ещё лучший доступ, чтобы ввести свои пальцы так глубоко, как он только может, и согнуть их, прижимая к той точке, что заставляла Чимина задыхаться и извиваться под ним.       — Скажи мне, как.       — Прикоснись ко мне, — невнятно произносит Чимин, его слова почти невозможно разобрать. Чонгук высвобождает из-под него своё колено и прижимает его к бедру Чимина, удерживая согнутым, так чтобы освободившейся рукой обхватить его член. Он собирает ладонью липкий предэякулят и распределяет его по всей длине, чтобы облегчить скольжение, прежде чем начинает надрачивать ему в такт своим толчкам.       Если Чимин был красив и раньше, то сейчас он просто великолепен, с лёгким блеском пота, покрывающим его тело, что лоснится под тусклым свечением ламп каждый раз, когда он извивается от прикосновений Чонгука. Тонкая струйка слюны тянется из уголка его опухших, искусанных губ и собирается в лужицу на простыне под ним, и Чонгук задаётся вопросом, насколько разрушенным бы он был, принимая его член, если он готов кончить так красиво только от одних его пальцев; его эрекция пульсирует в джинсах, голова вновь кружится от мысли оказаться внутри Чимина, он хочет этого так сильно, что практически готов скулить от желания.       — Я близко, — выстанывает Чимин. — Не останавливайся, вот так, господи боже блять…       Чонгук гонит прочь все эгоистичные мысли из своей головы, напоминая себе, что сегодняшний вечер — время удовольствия Чимина, а не его. Он решает попробовать кое-что другое, молясь, чтобы это сработало; вместо того, чтобы скользить пальцами внутрь и наружу, он загоняет их так глубоко, как только может, и находит ту точку внутри Чимина, что заставляет его чувствовать себя так хорошо, потирая её круговыми движениями. Чимин вскрикивает, громко и пронзительно, и его тело бьёт крупной дрожью, член истекает смазкой так сильно, что на секунду Чонгук думает, что он кончает; подстёгиваемый его реакцией он продолжает двигаться, безжалостно массируя простату, пока Чимин не превращается в один сплошной скулящий, захлёбывающийся своими стонами беспорядок.       — Я с-собираюсь, — это всё, что Чимин успевает выдохнуть, прежде чем его глаза быстро закрываются и он хлопает ладонью себя по губам, чтобы заглушить громкий стон, когда кончает сильно, член брызжет белым до самой его груди, спина изгибается, а бёдра дрожат.       Чонгук позволяет ему пройти сквозь оргазм, не убирая давление ни с его простаты, ни с члена, пока Чимин не начинает извиваться на кровати, пытаясь уйти от чрезмерной стимуляции. Когда Чонгук вытаскивает свои пальцы, Чимин падает спиной на грязные простыни, взгляд его расфокусирован, а румянец с щёк спускается до самой груди.       — Ты уверен, что никогда не делал этого раньше? — произносит Чимин сквозь тяжёлое, прерывистое дыхание. — Боже, какого чёрта.       — Я уже писал о таком в своих фанфиках. Просто представил, что ты это Саске.       Чимин с изумлением смотрит на него. В течение долгой секунды, кажущейся вечностью, Чонгук думает, что вновь умудрился облажаться по высшему разряду.       Но затем смех Чимина прорывается словно плотина и заливает комнату, и это заставляет Чонгука расслабиться.       — Ты просто нечто, — говорит он. — Я никогда прежде не встречал никого, похожего на тебя.       — Очевидно, у тебя просто не было возможности познакомиться с кем-то из моего школьного аниме-клуба.       Чимину требуется ещё пара секунд, чтобы прийти в себя и привести в порядок дыхание, и Чонгук не может точно сказать, из-за смеха или же из-за оргазма (вероятно, всё вместе). Но затем он приподнимается на локтях и выражение его лица сменяется на немного более серьёзное.       — Если честно, — говорит он, подползая ближе к тому месту, где сидит Чонгук, останавливаясь всего лишь в нескольких сантиметрах от него. Он обхватывает пальцами пуговицу на его штанах и расстёгивает её. Член Чонгука пульсирует так, будто он только сейчас внезапно вспомнил, насколько был возбуждён. — Я собирался просто показать тебе, как растянуть меня, но… — Чимин дёргает вниз собачку на ширинке чонгуковых штанов, встречаясь с ним взглядом, словно спрашивая, всё ли в порядке, и продолжает только после того, как Чонгук кивает. — Я действительно хочу твой член внутри себя. Типа, прямо сейчас.       — Ох, — говорит Чонгук, скорее выдыхая, чем произнося слова. — Эм. Да. Хорошо.       — Чёрт, ты такой твёрдый, — Чимин обхватывает рукой оставленный без внимания чонгуков член, и Чонгук практически видит звёзды просто из-за того, что к нему наконец-то прикоснулись, задыхаясь, когда Чимин движет рукой и размазывает смазку, оставшуюся на его пальцах с момента, когда он растягивал себя. — Из меня вышел действительно плохой учитель.       — Всё нормально, все мои учителя отстой, вот почему я постоянно торчу в библиотеке.       Чимин вновь смеётся, наклоняясь вперёд и упираясь лбом в плечо Чонгука. Это кажется странно интимным в том смысле, что так быть не должно, учитывая всё то, чем они здесь занимаются.       — У тебя может быть прирождённый талант к растяжке, но над грязными разговорчиками нужно будет поработать. Возьми смазку.       Чонгук делает то, что ему сказали, и распределяет больше смазки по своим пальцам.       — Нам нужно больше?       — Никогда не бывает слишком много смазки, — говорит Чимин. Он просовывает пальцы в петли чонгуковых джинсов и стягивает их вниз до его коленей. После этого всё происходит слишком быстро — Чимин говорит ему смазать свой член и хихикает, когда он вздрагивает от того, насколько она холодная, это ощущается в тысячу раз сильнее, потому что он сверхчувствителен и болезненно твёрд. Чимин нависает над ним, коленями сжимая его бёдра и опуская руки ему на плечи. Это та же самая поза, в которой они были в ту ночь на террасе, но с совершенно другим смыслом.       Чонгука ударяет запоздалым открытием, что он вот-вот лишится своей девственности. Он всегда представлял это в своей голове как какое-то грандиозное, значимое событие, но когда Чимин обхватывает рукой основание его члена и удерживает его, направляя вверх, чтобы опустить свои бедра, Чонгук понимает, что, возможно, причина, из-за которой он так сильно нервничал, заключалась в том, что его учили придавать этому такое большое значение. Может быть, всё действительно должно быть просто, как сейчас. Потому что это весело и приятно, как и сказал Чимин.       Чимин останавливается, когда член Чонгука едва прижимается к его входу, и Чонгуку практически хочется заскулить от того, как сильно ему нужно толкнуться внутрь, тяжело дыша и пытаясь сосредоточиться.       — Ты ведь уверен, правда? Я не хочу давить на тебя, — шепчет Чимин, его губы так близко, что дыхание касается чонгукова носа. Воздух между ними разрежен, и это заставляет голову Чонгука слегка кружиться, но он знает, чего хочет.       Он кивает, но затем открывает рот, чтобы добавить: «Я уверен», вспоминая правило Чимина всегда использовать слова. Чимин улыбается, а затем одним быстрым движением опускается на член Чонгука.       Чонгук не ожидал, что это будет так, так, так сильно. Его зрение плывёт и мерцает, он всегда считал, что такое случается только в книгах. Он едва ли слышит тихие стоны Чимина, как он выдыхает что-то по поводу того, какой член Чонгука большой и толстый и заполняет его так хорошо, и Чонгук пульсирует внутри его стенок, словно отзываясь на похвалу.       — О боже мой, подожди, Чимин, о господи, — повторяет и повторяет Чонгук, его бёдра дрожат от усилий, которые он прикладывает, чтобы не толкнуться в него, используя собственные слова в отчаянной попытке привести себя в чувства. — Чимин, блять, это…       Чимин вращает бёдрами, и Чонгук задыхается, мышцы на его животе натягиваются так туго, словно тетива лука, а пальцы ног поджимаются так сильно, что их сводит судорогой. Понимая, что сейчас произойдёт, он хватается за бёдра Чимина, чтобы остановить его, но уже слишком поздно — он дрожит и крепко впивается пальцами ему в кожу, неглубоко толкаясь внутрь, когда кончает, изливаясь в горячее нутро.       — Чимин, блять, — Чонгук стонет, едва ли в состоянии связать слова в полноценное предложение. Он никогда в своей жизни не кончал так сильно, и послеоргазменная нега скользит вниз и вверх вдоль его позвоночника, когда задница Чимина сжимается, как будто он пытается выжать из него всё до последней капли.       Когда Чонгук наконец спускается с небес на землю, произошедшее обрушивается на него, и смущение, которое ему удалось подавить, сразу же возвращается обратно. Он пристально смотрит на бёдра Чимина, туда, где его член всё ещё остаётся глубоко внутри, капли молочно-белой спермы стекают по внутренней стороне бедра Чимина и скапливаются вокруг основания. Это грязно, но его член дёргается от этого вида, неутолимый теперь, когда Чонгук наконец вкусил этот плод.       Чонгук встречается с Чимином взглядом, переживая, что тот будет над ним смеяться, но он выглядит даже более довольным собой, чем до этого.       — Со мной никогда раньше такого не случалось.       — Мне жаль, — говорит Чонгук. Он покачивает бёдрами, дёргаясь от чувствительности, когда его член движется внутри. Ещё немного спермы просачивается из дырочки Чимина и разливается по его бедру.       — Жаль? Не сто́ит. Я очень рад, что заставил тебя чувствовать себя хорошо, Чонгуки.       Чимин давит на его плечи, используя свою руку, как рычаг, чтобы приподняться, и они оба громко выдыхают, когда член Чонгука выходит из него. С лёгким уколом стыда Чонгук замечает, что Чимин снова возбуждён.       — Ты хочешь, чтобы я… — он указывает на него рукой.       — Я? — Чимин, кажется, искренне удивлён, его глаза широко распахнуты, а брови взлетают вверх. — Ты растягивал меня минут двадцать, наверное, — он смеётся. — Я в порядке, но спасибо за предложение. Очень мило с твоей стороны.       Чонгук кивает, надеясь, что Чимин говорит правду. Он не выглядит недовольным, но Чонгук не может не чувствовать себя слегка пристыженным. Случайные партнёры Чимина, вероятно, трахают его до тех пор, пока он не превратится в один сплошной кричащий беспорядок, заставляя его кончать снова и снова, пока он не будет оттрахан и полностью удовлетворён.       Чимин исчезает в своей ванной комнате, и секундой позже из дверного проёма прилетает полотенце, которое Чонгук ловит, подорвавшись с кровати. Оно смочено тёплой водой, и он использует его, чтобы вытереть смазку и сперму со своей кожи.       К тому времени, как Чимин приходит в себя, Чонгук уже успевает небрежно натянуть свою одежду обратно.       Чимин выглядит растерянным.       — Ты можешь остаться, если хочешь? Мы могли бы посмотреть фильм. У меня всё равно нет пар завтра утром.       Чонгук качает головой. Он не хочет вторгаться в личное пространство Чимина, и особенно не хочет, чтобы Чимин думал, будто должен ему сочувствующие обнимашки или что-то в роде того, только потому что лишил его девственности.       — Я очень благодарен тебе за помощь, — говорит он, и губы Чимина раскрываются, как будто он хочет сказать что-то ещё, но затем он сжимает их, скрещивая руки на груди.       — Да, конечно, — его голос звучит мягче, чем обычно.       — Ещё увидимся?       — Мм.       До двери Чимин его не провожает.