Песочный Человек

      Просторная белая сорочка прикрывала ноги девушки по колено, однако спереди, из-за огромного живота, ткань значительно поднималась выше, открывая вид на бледную кожу, под которой были заметны синие разводы вен.       — Приляг, говорю же, Ери, — с небольшим наездом проговорил Юнги тихо, отчего голос стал ещё более грубым. Девушка хорошо его знала, поэтому понимала — таким образом он выражал заботу.       Он встал подле беременной, которая в ответ на его слова лишь озарилась улыбкой, продолжая помешивать еду в сковороде.       — Но мне так хочется… Я должна заботиться о тебе тоже.       — Ничего ты не должна, давай, иди, иди… — подгонял её Юнги, строя недовольное лицо.       Но оно её не пугало ни капли. Девушка знала, что этот человек никогда не сделает ей ничего плохого и очень ценила всё, на что пошёл ради неё Мин. Она была его лучиком света и доброты, островком понимания и спокойствия. Мужчина удивлялся, как после всего, что пережила девчонка, ей удалось вновь пробудить в себе жажду к жизни и счастью.       Ери поднялась на цыпочки и обняла Юнги за шею. Тонкие руки касались очень мягко и нежно, будто были из бархата. Пальцы погладили его щёку, а губы приблизились для поцелуя. Им приходилось стоять на расстоянии из-за дочери, которая вот уже как несколько месяцев не давала Ери продыху, колотя изнутри живота ножками и ручками.       — Если только проводишь, — произнесла девушка.       Как вообще можно отказать этому невинному созданию? Взгляд Юнги смягчился. Пусть мужчина был очень скуп на искреннюю улыбку, однако выражение его лица всегда было «говорящим». Подчинённые могли угадать настроение лишь по одному взгляду босса.       Проведя рукой по длинным, густым и насыщенно-чёрным волосам Ери, Юнги оставил свою ладонь на её пояснице, и они вместе направились к спальне.       — Потерпи немного… скоро всё кончится и ты снова сможешь быстро двигаться. А пока береги малышку, — сказал Юнги и поцеловал любовницу в губы, помогая улечься на подушки. Последнее время она стала совсем неуклюжей и даже приём душа давался с большим трудом. В свою очередь, Мин панически боялся, что Ери когда-нибудь поскользнётся и упадёт, поэтому накупил кучу специальных ковриков и застелил ими пол, потому как не мог вечно находиться рядом. Это вызвало бы подозрения, не смотря на то, что Глава назначил Юнги опекуном девушки. Пусть она и была совершеннолетней, однако управлять семейным бизнесом сможет ещё не скоро. Однако помимо проведения финансовых операций от ее имени, мужчина был обязан заботиться о Ери, как о собственной родственнице.       У девушки, наконец, получилось удобно улечься на боку, после нескольких минут пристраивания подушек под ноги и живот. Юнги присел у кровати и замер, положив ладонь на округлый живот. Минут через пять он почувствовал колебания и улыбнулся, поправляя белую ткань сорочки.       — Иди, кушай, не то остынет, — посоветовала Ери и взяла в руки пульт от телевизора, провожая мужчину взглядом.       Мин Юнги давно не испытывал мук совести и стыда, поэтому теперь, словно впервые, пытался свыкнуться с этими чувствами. Свыкнуться потому, что время назад не отмотать и ничего уже исправить невозможно. Оставалось лишь жить с этим, видеть как в глазах сына появлялся страх при его появлении, слышать как тихо захлопывалась дверь спальни его жены. Мужчина пытался найти общий язык с Даёнгом, поговорить с мальчиком о случившемся, объяснить, что он был зол и очень постарается больше никогда так не злиться. А с другой стороны… жизнь, которую Юнги уготовил для сына, вовсе не легка. Ему придётся постоянно сталкиваться с насилием и самому его чинить. Однако все эти размышления казались бесполезными, ведь Даёнг избегал разговоров, а однажды даже расплакался. Как ни крути, ребёнку нужно время.       С Ильсу тоже требовалось поговорить. То её предложение Мин, конечно же, считал бредом, и чем больше думал об этом и представлял, что у его жены будет любовник, тем больше бесился. Если перед сыном Юнги ощущал стыд после случившегося, то к его матери — злость и жалость. Злость от того, что эта чёртова женщина спровоцировала его на насилие, а жалость потому, что он заметил явные изменения в Ильсу. Она готова отпустить его? Да неужели? После стольких лет ядовитой ревности, женщина просто возьмёт и отступит? Ему всегда казалось, что она скорее задушит его, нежели перестанет ревновать. Что-то происходило… И он не мог до конца разобраться, что именно. Пока это было лишь лёгким чувством, однако Мин ощущал, как медленно, но верно что-то приближалось.       Уже порядком остывшая еда совсем не лезла в горло. Юнги ел без аппетита, просто шевелил челюстью, немного скривившись, словно пережёвывал жидкую глину.       Квартира его любовницы всегда была местом, где Юнги мог расслабиться, по-настоящему отдохнуть и забыться перед тем, как вернуться в свою реальную жизнь. Но сейчас что-то пошло не так. Непонятное чувство тревоги с каждым днём становилось более ощутимым. Даже Ери начала замечать, что Мин напряжён. Мужчина часто задумывался над чем-то, физически находясь рядом с ней, но мысленно пребывая далеко от сюда. И его тревожные мысли не были связаны с Ери и предстоящими родами, хотя ранее Юнги выражал сильное беспокойство по этому поводу.       Глядя на глупо улыбающуюся статуэтку кота, стоящую на подоконнике, мужчина решил, что ему необходимо вернуться домой. Его нахождение у Ери в глазах остальных членов клана легко оправдывалось беспокойством о её состоянии перед родами. А парень, которому Юнги уготовил роль отца ребёнка, ещё до конца не был одобрен Главой, поэтому Мин имел полное право и возможность помогать девушке в ежедневных хлопотах. Им Санву приставил двадцати трёх летнего Чонгука к себе, и вот уже как семь месяцев наблюдал за парнем. Слишком уж подозрительным было то, что представитель низких ступеней в иерархии клана, рискнул затащить в постель девушку, стоящую на одной из верхних.       Чонгук же, по мнению Юнги, был человеком уникальным. Такие зачастую добивались того, чего хотели, какую бы невероятную цель они себе не поставили. Сам Чонгук навряд ли осознавал свою твердолобость и упорство. Он мог добиться многого, однако пока довольствовался малым и был полностью счастлив на том месте, на которое его ставили, не умея завидовать или желать власти. Малец очутился в клане по «вине» своего отца, предпринимателя среднего бизнеса, который занял немалую сумму у господина Мина и не смог полностью её вернуть. Когда пришло время платить по счетам, сын вступился и предложил себя взамен. Он был настолько живым, энергичным и упрямым, что вызвал у Юнги невольное восхищение. Такие люди были ему нужны, особенно сейчас.       Доев, мужчина встал из-за стола, из-за чего стул издал скрипящий звук, проехавшись ножками по полу. Разблокировав телефон, он набрал номер Чонгука.       — Господин Мин? — раздался искажённый помехами голос парня сразу после первого гудка.       — Гук, собери с собой какие-то вещи и езжай вечером к Ери, ясно?       — Ясно, — твёрдо ответил Чонгук, значительно понизив голос, и тут же аккуратно поинтересовался: — Могу я спросить почему? Что-то произошло?       Юнги устало потёр лоб пальцами.       — Не по телефону. Делай, как велю, с главой я договорюсь сам.       После разговора господин Мин тут же заблокировал телефон и, вертя его в руке, направился к Ери, чтобы извиниться за необходимость уехать.       Юнги взял в жёны сильную женщину. Именно такая была ему нужна, ведь поприще, которое выбрала ему судьба не любило слабаков. Ильсу именно та, которая уверенно встала бы во главу семьи, случись что с мужем. Она прекрасно умела командовать, и её внутреннему стержню охотно покорялись люди. Мин знал, что их уважение жена заслужила самостоятельно, а не под влиянием его покровительства.       Однако было то, что несказанно раздражало в Ильсу. Это желание тотального контроля. Женщина не лезла в дела мужа, касающиеся политики, бизнеса или их клана. В этих вопросах она мало разбиралась и откровенно боялась в них влезать, хотя и это было бы ей по силам. Однако каждое возвращение домой Юнги, сопровождалось не только ежедневным «Я тебя люблю», но и «Где ты был?». Этот вопрос задавался будто просто так, но уклончивые или нечёткие ответы не принимались, женщина становилась дёрганной и обижалась. Каждая минута требовала отчётов, а если ей мало верилось в его объяснения, она настырно добивалась иного ответа.       Можно было представить, что произошло, когда Юнги впервые не ночевал дома. Тогда у Sandman появились серьёзные проблемы и всю ночь мужчины провели в приватной комнате элитного клуба, обсуждая дальнейший план действий, прикрываясь обычным времяпровождением. Ильсу обиделась, стала резкой и грубой, когда мужчина отказался принять обвинения в измене. Его жена была полностью уверена, что тот был ночью с другой, ведь от него несло куревом, выпивкой и чужими духами, по её мнению, хотя та даже не удосужилась подойти ближе, чтобы ощутить запах. Юнги не из тех, кто станет доказывать свою невиновность, поэтому предпочёл просто промолчать и дать женщине остыть. Но нет, Ильсу не потухала, она продолжала тлеть и, как только муж делал попытки помириться, прося не думать о нём так, вспыхивала, будто подожжённый порох. Единственный выход — объясниться, заверить в своей верности, повторить слова клятвы, некогда сказанные им на свадьбе. Юнги делал это не единожды. Ситуация повторялась и доходила до абсурда. Ильсу могла позвонить в любой момент и попросить снять своё окружение, чтобы убедиться в его верности. Однако господин Мин далеко не всё мог снимать на камеру, поэтому часто отказывал в этом жене. Однажды терпение мужчины лопнуло и тот, выйдя из себя, прорычал, что раз она так упёрто хотела видеть его изменщиком, то, пойдёт и точно трахнет кого-нибудь.       И он пошёл, пропав на целую неделю. Днём работа, ночью бордель. Там он оставался на ночь, беря каждый раз новую проститутку. А, освободившись от злости и обиды на жену, осознал, что уже поздно, и он в действительности стал тем, кого так сильно презирала его любимая Ильсу. С тех пор всё пошло по наклонной. Супруги предпринимали попытки помириться, но каждый раз всё оканчивалось тем же. Оба обозлённые, вспыльчивые, они кололи друг друга словами и действиями. Ильсу швыряла в Юнги предметы, круша дом и посуду, Юнги уворачивался и клял её, снова и снова хватая свой пиджак и убираясь из дома, подальше от жены-истерички. В моменты же, когда уйти он не успевал, Ильсу получала отрезвляющую пощёчину и ядовитые слова о том, что если бы не Даёнг, то Юнги давно бы убил её голыми руками. Она в ответ мужу могла лишь бросать обжигающие слова, жалеть о замужестве и даже рождении сына. Что только не говорили они в пылу злости, о чём после сильно жалели, но и забрать слова обратно не могли.       Всё быстротечно сгорало. Чувства, привязанность, любовь, трепетность, словно прах уносились порывом сильного ветра. Ничего не удавалось вернуть, и жить так было очень сложно. Но Юнги смог, найдя для себя тихое пристанище, где получилось сохранить те жалкие частички своего умения любить.       В течение дня разговоры, обсуждения предстоящих выборов и возможных способов сбить с ног своих оппонентов, вытеснили тревожные мысли. Однако сейчас, по пути домой, они вновь вернулись. Юнги всё пытался идентифицировать их, хоть это было сложно. И вдруг он всё понял, воскресив в памяти ту ночь, когда срывал с жены одежду. Ему не показалось, тело Ильсу стало слишком худым, тазовые кости и рёбра выпирали, словно у заболевшей анорексией. Как долго он не видел жену голой, чтобы настолько упустить момент тотального изменения?       Госпожа Мин всегда выглядела хорошо. Она подолгу ухаживала за своей кожей, волосы всегда опрятно лежали на её плечах, макияж аккуратно подчёркивал выразительные глаза, одежда на ней всегда выглажена и подобрана со вкусом, туфли на каблучке. Юнги никогда не было за неё стыдно. Но как так вышло, что за всей этой прекрасно сидящей одеждой скрывалось истощение. Между супругами было много всего, но ни один из них искренне не желал друг другу смерти.       Господин Мин нервно потирал костяшками пальцев губы, борясь с собой, чтобы не рявкнуть на водителя, дабы тот ехал быстрее. Всё в порядке, Ильсу же чёртова эгоистка, она любила себя так, как никого другого в мире. Она не могла сделать себе ничего плохого. Мужчина пытался себя убеждать, но не прекращал нервничать. Ему было интересно что, когда и сколько она ела? Нужно будет дать задание домработнице проследить за ней, не самому же шпионить… Может Ильсу уже поехала крышей, и ей нужно срочное лечение? От чего-то вдруг, мысль, что она могла умереть, ужаснула его.       Что только не передумал Юнги, пока авто приближалось к их дому. Когда ворота разъехались в стороны, мужчина, не в силах больше терпеть, открыл дверцу и направился прямиком ко входу. Вот только он не знал, с чего начать и как подступиться к Ильсу. После всего, что было, она ответит ему разве что сарказмом или же вовсе промолчит, не откроет дверь своей комнаты, не отзовётся… Да и самому как-то непривычно было проявлять к ней заботу, всё внутри него протестовало и взывало к прежнему тону, к пренебрежительным взглядам. Нет, она не заслуживает хорошего обращения, чёртова психичка. С её ревностью никто и никогда не смог бы ужиться, и Юнги просто тоже совершил ошибку когда-то.       Было поздно. Первым делом мужчина заглянул в детскую, пройдя внутрь дома не разуваясь. Мальчик спал. Господин Мин не выдержал и тихонько приблизился, склонившись над ребёнком, свернувшимся в калачик. Вся его поза будто просила объятий, защиты. Юнги мягко опустил ладонь на шелковистые волосы сына и погладил их. Даёнг не давал ему к себе прикасаться вот уже как неделю, поэтому мужчина ужасно соскучился по детскому запаху, частым вопросам и непослушанию сына. Поцеловав мальчика в висок, Юнги пообещал себе, что ляжет спать рядом с ним сегодня.       Прикрыв дверь, мужчина вернулся в холл, неопределённо постоял посреди комнаты, не зная... всерьёз не зная, что делать, а после направился к кухне. Ему не мешало бы выпить. Возможно тогда он расслабится и сможет спокойно уснуть.       Включив свет, он прищурился, и направился к бару, но, открыв дверцы шкафчика, просто замер на месте на несколько минут. Да, он знал, что Ильсу выпивала, частенько видел её с бокалом в руке, однако… Настолько? В таком случае, она должна была каждый день валяться пьяная вусмерть. Такого же не происходило? Или же просто Юнги не был этому свидетелем, просто уезжал по делам, к Ери, не заботясь о состоянии жены. Ильсу запиралась у себя в комнате, плакала и пила до тех пор, пока не отключалась, будучи не в состоянии даже встать на ноги. А после — боли в боку, желудке, тошнота, рвота, отёки на лице, которые вполне можно было скрыть макияжем. Женщина отлёживалась в своей ванной, после чего прихорашивалась, укладывала поредевшие волосы, делая небольшие начёсы, чтобы причёска по прежнему смотрелась отлично. Со стороны же, она не изменилась, всё такая же высокомерная, сильная, красивая, но внутри…

***

      Немного отойдя от той ночи, госпожа Мин набрала воду в ванну и, проверив температуру воды пальцами, принялась раздеваться. Несколько часов назад она попробовала перекусить, но еда была почему-то странной на вкус. Ильсу уже не понимала виновата ли пища, а может это просто в её рту образовывалась горечь и слюна становилась вязкой и противной даже для самой себя. Или её органы уже подавали знак, что вскоре не смогут перерабатывать такое количество алкоголя.       В любом случае, Ильсу лишь хмыкнула. Разве не этого она хотела? Медленного угасания… Да, всё отлично, пусть желудок болит и бок ноет, достаточно выпить обезболивающее и всё отлично.       Она медленно опустилась в воду, покрытую по краям пенкой, и откинула голову назад в блаженстве, опираясь ею о бортик ванны. Чувство голода ушло на время и женщина могла спокойно отдохнуть перед сном. Массируя виски и от чего-то сильно уставшие веки, Ильсу не заметила как медленно погрузилась в сон. Тело в тёплой воде казалось невесомым, будто парящим в небе. Приглушённый свет нисколько не мешал её глазам отдыхать.       В то время Юнги, ошарашенный видом полупустого бара, приблизился вплотную к двери спальни Ильсу. Он до сих пор боролся с выражением своего лица, пытаясь привести его в порядок, но не выходило. Мужчина даже толком не знал, что скажет, когда войдёт или постучит, если дверь заперта. Что? Непонятно, но Юнги всерьёз вознамерился войти. Мужчина нажал на ручку очень медленно и аккуратно, будто хотел остаться незамеченным. Дверь была открыта, Ильсу не думала, что муж явится домой в ближайшие несколько дней или больше. А звуки открываемых ворот и въезжавшей машины заглушил шум воды, наполнявшей ванну.       Последний раз в комнате жены господин Мин был несколько недель назад, когда ворвался и отвесил ей пощёчину. Сейчас же кровать пустовала, хотя Юнги очень ярко увидел Ильсу сидящей на ней и прижимающей ладонь к щеке.       — Ильсу! — довольно громко позвал Юнги, зная, что жена, должно быть, в ванной комнате.       Замер на месте, прислушался. Ничего… абсолютная тишина. Пока мужчина преодолевал расстояние всей комнаты, будучи ещё в туфлях, в которых проходил весь день, в голове представлялись страшные картины. И во всех Ильсу была мертва. Он видел в жизни картины пострашнее, однако ни одна не пугала настолько, как эти, созданные его воображением. Дверь в ванную была открыта рывком, Юнги быстро вошёл внутрь, распахивая глаза от ожидаемого ужаса. Ему была видна лишь макушка Ильсу. Жена лежала в воде абсолютно недвижимая. Он хотел снова позвать её громко, но горло словно сдавили верёвкой, имя скомкалось и застряло на уровне кадыка, так и не выйдя наружу.       Юнги слишком быстро оказался рядом и в мгновение подхватил женщину, нос которой находился в каком-то жалком сантиметре от воды. Ещё немного, и она бы попросту захлебнулась во сне. Пиджак весь намок, когда мужчина рывком вытащил Ильсу из ванны. Её голова резко откинулась назад, отчего сон в мгновение развеялся, обмякшее расслабленное тело снова напряглось. Госпожа Мин в испуге, не понимая что происходило, схватилась за плечи Юнги и вскрикнула. Муж опустился на холодную плитку, увлекая брыкающуюся Ильсу за собой. Его словно снова реанимировали. Она двигалась, дышала и, казалось, готова была опять кричать на него и отбиваться. Хорошо, какое же облегчение. Он даже сдвинул брови и прикрыл глаза, расслабленно выдыхая.       Ильсу же, осознав где она и с кем, внезапно резко и со всех сил пихнула мужа в грудь. А его руки будто и не держали вовсе, тут же соскользнули с голой спины и плеч, теряя силу и твёрдость. Юнги поднял одну и приложил к лицу, отмечая про себя насколько они дрожали. Нужно спрятать и ни за что не показывать Ильсу, а самому лучше забыть, но это уже вряд ли…       Он поднял взгляд на женщину, которая поспешно встала и схватила полотенце с сушителя. Как бы быстро она не спрятала себя под тканью, худоба ярко бросилась в глаза мужчине снова, отчего тот сглотнул и понял: рано расслабляться, всё плохо и нужно что-то делать. Сперва Юнги поднялся, пока Ильсу продолжала стоять, прижавшись спиной к стене, сжимая одной рукой полотенце в районе груди и наблюдая за его действиями. Она уже всё поняла… Должно быть, заснула так крепко, что не отзывалась, отчего тот испугался и… Испугался! Испугался?       В ней с небывалой силой растёкся сарказм, отчего лицо тут же брезгливо исказилось, а сердце заколотилось быстрее, надеясь, что Юнги всё ещё не безразлична её судьба. Хотя кого она обманывала? Этого не может быть, там иная причина, она уверена. Тешить себя надеждами ей ни к чему… Уже столько раз муж доказывал ей обратное, раз за разом вытирая о неё ноги.       Пиджак, рубашка и брюки мужчины были местами мокрыми, даже волосы спереди свисали влажными прядями, из-за чего он смотрел будто исподлобья и немного… виновато?       — Ты давно ела? — наконец, неуверенно спросил он, сжимая руки в кулаки, ведь так дрожь становилась незаметна.       — Убирайся, — просто рыкнула Ильсу.       — Ещё немного и вода попала бы тебе в лёгкие… — будто объясняя своё поведение, сказал Юнги.       — Какое тебе дело? Зато мне бы больше не пришлось смотреть на тебя.       Юнги не верил ей. Ильсу часто говорила подобное, однако своей ревностью доказывала, что готова смотреть на него целую вечность. Он подошёл ближе, не зная как себя вести. Его замешательство Ильсу ощущала прекрасно и продолжала наблюдать за ним.       — Завтрак в девять, — выдавил мужчина, отчего госпожа Мин нахмурилась и собралась ответить что-то колкое. Но, заметив отрицание в глазах жены, Юнги в миг ожесточился, возвращая себя прежнего. — Не явишься вовремя, я вытащу тебя из кровати сам, умою и запихну этот чёртов завтрак тебе в глотку, поняла?       Поняла, конечно, поняла. Он ведь может и обязательно сделает. Мужчины клана Sandman не давали пустых угроз. Ильсу промолчала. Ответ и так был написан на её лице. Необходимость слушаться. Она готова была умереть, но не терпеть унижение перед мужем и домашним персоналом. Стиснув челюсть, женщина проводила взглядом Юнги, который поспешно покинул пределы её территории, прихватив по пути начатую бутылку вина с подоконника.       Он вернулся на кухню и, пока его жена отходила от столь внезапного появления мужчины, Юнги собрал оставшийся алкоголь из бара в ящик и отнёс в подвал. Мужчина надеялся, что Ильсу не опустится до того, чтобы бродить по дому в поиске своего средства утешения. Она должна понять, что он вышвырнет любой алкоголь, который каким бы то ни было образом попадёт в дом.

***

      С утра Ильсу вышла из комнаты как раз в тот момент, когда Юнги провожал Даёнга в школу. Хосок стоял в стороне, держа ранец мальца. Заметив хозяйку дома, телохранитель коротко кивнул, как и она ему. Ильсу улыбнулась сыну, отчего мальчик снова покосился на отца. Он всё ещё ощущал дискомфорт рядом с Юнги, но уже не убегал и даже что-то сказал перед тем, как уйти.       Завтрак проходил в тишине. Супруги сидели друг напротив друга и молча пережёвывали пищу. Юнги периодически смотрел на жену, как та нехотя клала кусочки в рот и чересчур медленно шевелила челюстью. Большая чашка чая оставалась нетронутой и мужчину это раздражало. Отхлебнув из своей, он поставил её обратно на стол со стуком, чем привлёк внимание жены.       — Вижу, ты предпочитаешь пить что-то другое? — с сарказмом спросил он, приподняв брови.       Ильсу поняла, что он теперь был в курсе её попоек, однако лицо женщины абсолютно ничего не выдало. Ни стыда, ни обиды или удивления.       — Спасибо, я наелась, — произнесла она и собралась было встать, но Юнги резко хлопнул ладонью по столу.       — Наешься, когда тарелка и чашка останутся пустыми.       Ильсу смотрела с вызовом, глубоко дыша, отчего её грудь высоко вздымалась. Жить нормально ей не давал, а умереть и подавно. Юнги ждал, насторожившись, потому что знал — эта чашка и всё её содержимое может тут же полететь ему в лоб, однако Ильсу вдруг опустила глаза, выдыхая и продолжая есть. Мужчина же не станет контролировать абсолютно все приёмы пищи.       Однако Юнги удивил её, дав указание поварихе подавать Ильсу еду три раза в день и следить за тем ест ли она и сколько. Похоже он всерьёз за неё взялся, а госпожа Мин попросту не понимала ещё как на это реагировать. С одной стороны это заставляло пересмотреть своё отношение к мужу. Неужели то, что Даёнг стал свидетелем насилия над ней, вернуло Юнги немного человечности? А с другой такое положение вещей Ильсу раздражало и, не только потому что над ней установили контроль… Нехотя, скрипя сердце, она призналась себе, что раздражало её именно то, что есть она будет одна, а не в компании с Юнги. Хотелось доказать ему, что с ней никто не справится, кроме него, чтобы вынудить либо забросить эту идею с едой, либо есть всегда вместе с ней. Потому на следующий день женщина уехала из дома с утра пораньше. Как обычно её сопровождало трое человек. Один из них, главный охранник, занявший место Хосока, по имени Донхван. Он держался ближе остальных и имел право корректировать её действия в отсутствии совета Юнги. По крайней мере, Ильсу было с кем разговаривать во время своих вылазок из дома.       Бокал вина, что заказала себе госпожа Мин сразу же, как только присела на высокий стул у барной стойки в кафе, был отобран и возвращён обратно бармену. Донхван объяснил, что это указание Юнги и она, если не желала зла своему охраннику, то должна была повиноваться. А помимо того, ещё и принимать пищу вовремя. Мужчина был довольно вежлив и всегда приветлив с ней, поэтому Ильсу, конечно же, не хотела для него наказания.       Юнги контролировал её даже на расстоянии, поэтому женщине оставалось лишь покориться и ждать, когда же у неё наступит следующий срыв. А он обязательно наступит, ведь вскоре у её мужа появится дочь, а его самого в первые месяцы после родов вряд ли нарисуешь дома.       Единственное, что она могла — это не появляться дома сама, в надежде, преследуя на самом деле две цели. Одна из них лежала на поверхности и была ей ясна. Это обычный протест против наставлений мужчины, которому вот уже сколько времени было на неё плевать. Пока он не вмешался, её здоровье — было единственной вещью, которой она распоряжалась самостоятельно, а теперь и это не имела право делать. Другая же цель — сокрыта в тени и даже сама Ильсу не могла до конца отдать себе в ней отчёт. Ведь внезапное поведение Юнги по отношению к ней навеяло много сомнений. Она давно не видела никаких проявлений чувств, помимо злости и пренебрежения в свой адрес от него. А тут проскользнуло явное и плохо прикрытое беспокойство. Желание покончить с собой как-то резко отступило на шаг назад, уступая место надежде, которая, казалось бы, уже покоилась с миром, но внезапно подала признаки жизни. И теперь своим поведением госпожа Мин пыталась прощупать почву, узнать насколько на самом деле к ней не безразличен Юнги или удостовериться, что это минутное помешательство.       Проездив по городу вплоть до самой ночи, Ильсу побывала в нескольких парках, погуляла по торговому центру, заглядывая в магазины и меряя одежду, заходила в кафе, чтобы немного перекусить, ведь её желудок не привык принимать сразу много пищи.       Госпожа Мин всегда могла позвонить одной из жён членов клана Sandman, чтобы скрасить своё одиночество женской болтовнёй, но ей уже давно не хотелось компании. С тех самых пор, как Ери, которую она часто брала с собой на прогулки, предала её доверие. Теперь никому не хотелось открываться, да и болтать, собственно, ей было нельзя.       Когда её авто въехало во двор, а Донхван помог выйти из машины, кланяясь и желая госпоже доброй ночи, Ильсу заметила, что авто мужа тоже стояло на своём месте. Надо же… Что случилось, что вторую ночь подряд Юнги предпочитал спать дома? Сарказм так и плескался внутри, готовый вылиться наружу. Женщина тяжело вздохнула. Ей хотелось взглянуть на мужа, а ещё хотелось незаметно прошмыгнуть в свою комнату, оставшись незамеченной. Плечи опустились, и она на несколько минут зависла на месте, не решаясь приблизиться к дому.       Возможно, её там никто не ждал, Даёнг спал, а Юнги сидел перед телевизором или, лёжа в своей кровати, переписывался с Ери… Но у госпожи Мин было ощущение, что стычки с мужем не избежать. Он должен обязательно отчитать её за алкоголизм, рассказать как это безответственно показывать дурной пример сыну или рисковать его авторитетом на людях. Помимо всего, лицо Юнги часто появляется в бизнес журналах, его знают, ему завидуют, состояние их семьи подсчитывают, дабы составлять ежегодные топы преуспевающих предпринимателей. Им Санву не единственный, перед кем они должны держать марку.       Наконец, Ильсу сделала шаг, раздался стук от каблуков её туфель. Женщина остановилась и бросила взгляд на окно кухни, в котором мерцал слабый свет. Возможно кто-то просто забыл выключить вытяжку… Но, не смотря на это, женщина сняла с себя обувь и уже тихо направилась ко входу.       В темноте коридора она со всей осторожностью поставила туфли на полку, пытаясь не создавать лишнего шума. Ильсу так устала, что ей не терпелось быстрее закрыться в комнате. Женщина знала прекрасно, что она не лучший пример для подражания, и лишнее напоминание об этом от мужа никак не изменит её. Тихо выдохнув, она выпрямилась и принялась расстёгивать лёгкое пальто, прислушиваясь к звукам из дома. Очень тихо… Телевизор не работал, должно быть, все уже заняли свои спальни. Одна она только шляется так поздно.       Внезапно в коридоре зажёгся свет и Ильсу вздрогнула от неожиданности, выронив тремпель, на который собиралась повесить пальто.       — О, пришла, наконец… Я жду на кухне, разговор есть.       План Ильсу тихо проникнуть в свою комнату, провалился, и женщина тут же вернулась к своему обычному поведению, хоть Юнги и здорово напугал её. Госпожа Мин привычной походкой проследовала за мужем на кухню. Основной свет не горел, мужчина включил лишь подсветку для готовки над столом. Сам же опирался задом о столешницу, отчего его тень заняла практически всю комнату. Ильсу небрежно бросила на стол небольшую сумочку и сложила руки под грудью.       — Если ты вдруг хочешь прочитать мне лекцию о вреде алкоголя или о том, как я тебя позорю на людях, то воздержись, будь добр… Как видишь, я стараюсь держать себя в форме, никто и не заметил изменений, — с вызовом быстро проговорила Ильсу, зная, что лучшая защита — нападение, и она по этой части специалист.       — Я не об этом… собирался поговорить.       Госпожа Мин, готовая защищать себя и дальше, не сразу поняла слов. А после притихла, давая возможность сказать Юнги, так как он перебивать и перекрикивать не стал бы.       — Я о твоей просьбе… ну, той, про любовника, — не смотря на Ильсу, проговорил мужчина.       Женщина нахмурилась и продолжила молчать, ощущая крайнюю неловкость. Пусть Юнги хоть сотню раз ей изменял, она не перестала считать супружескую измену чем-то постыдным и себя бы корила, даже если бы муж сам дал добро на это. Но тепло и внимание были ей необходимы. К этому выводу пришла Ильсу после того, как поцеловала Хосока. Потому сейчас сильнее сжала руки под грудью, опустила взгляд и продолжила молчать, слушая.       — Разумеется, я не стану удовлетворять твою просьбу… — начал Юнги.       — Ха, на что я рассчитывала... — фыркнула Ильсу.       С этими словами она рывком схватила сумку за ручку и направилась к выходу.       — Я не договорил, — бросил мужчина ей в ответ, из-за чего госпожа Мин обернулась с видом крайнего раздражения.       Было в ней что-то ещё… Задетая гордость, обида… Она унижалась, прося у Юнги разрешение подобного рода, даже в собственных глазах она достаточно низко упала. Но ему мало?       — Что ещё? — Голос задрожал, выдавая её чувства.       — Ты сама понимаешь, что это небезопасно для нас…       — Конечно же. — Ильсу часто покивала, саркастично закатывая глаза. — А то, что ты делаешь просто верх безопасности?       — Я не ругаться тебя позвал, — начиная раздражаться, сказал Юнги.       — А зачем ты позвал? Сказать, как тебе жаль и, если бы не обстоятельства, то разрешил бы мне блядовать, как и сам делаешь?       Ильсу подошла ближе, взяла кувшин с водой и налила в стакан. Во рту пересохло, а ей по привычке хотелось что-то выпить.       — Нет, я хотел сказать, что нам следует снова занимать одну спальню.       Эта новость, казалось, совершенно поразила Ильсу. Она со стуком отставила от себя стакан и уставилась на Юнги, как на идиота. Несколько минут тишины, пытливого взгляда хозяина дома, и женщина издевательски улыбнулась.       — Ах, ну конечно, как я могла забыть… Мелкая шлюшка больше не может скакать на тебе, какая жалость…       — Не говори то, о чём пожалеешь, — предупредил Юнги.       У него действительно давно не было нормального секса. А то, что произошло недавно между ним и его женой трудно назвать чем-то нормальным вообще. Он много думал, прежде чем предложить Ильсу снова делить с ним кровать. Но сейчас, был точно уверен в необходимости этого.       — Это не из-за того, что Ери беременная.       Ильсу ни разу не была ему благодарна за лишнее напоминание о неизбежном. Её затрясло от переполняемых эмоций, губы задрожали. Юнги сверлил профиль жены, ожидая очередных колкостей. Но женщина вдруг не выдержала и кухня на секунду заполнилась её всхлипом.       — А из-за чего тогда, Юнги? Из-за чего? Я настолько жалкая, что ты решил снизойти, чтобы осчастливить меня своим членом? Не надо мне таких подачек.       Ильсу не хотела больше разговаривать, она сорвалась и показала насколько несчастна, а не должна была это делать. Она прятала глаза, желая уйти побыстрее и вдоволь поплакать в свою подушку и плевать ей на сумочку, которую забыла. Юнги не понимал, что делать с рыдающей женщиной, не успокаивать же её, в самом деле. Он это не умел, разве что самую малость, но терпения на подобное всегда не хватало.       — Ты не жалкая… — Жалкая — на самом деле думал он и именно поэтому был сейчас здесь. Ему было больно слышать её всхлипы.       Он быстрым шагом нагнал Ильсу и перегородил путь, после чего взял за руку, чтобы не дать ускользнуть.       — Прекрати рыдать, я ведь предлагаю выход из положения.       Госпожа Мин с силой выдернула руку из хватки и выплюнула:       — Ты мерзкий! Я никогда не прощу тебе измены. Уж лучше сдохну от одиночества, но тебя не подпущу. Убирайся к своей шлюхе.       Ильсу трясло от злости и рыдания одновременно. Она знала, как оттолкнуть Юнги и показать ему свою брезгливость по отношению к его связи с Ери. Руки Юнги чесались прибить за такие слова на месте, но он скрипел зубами и пока держался, боролся с собой, постоянно напоминая о том, что совсем недавно мог обнаружить жену мёртвой в её же ванне. Но Ильсу совершенно не собиралась останавливаться. Она вспыхнула и теперь ещё долго будет злиться, бросаясь грубыми словами и обзывая его с Ери самыми отвратными ругательствами.       Юнги резко заткнул ей рот ладонью, отчего женщина больно ударилась затылком о стену, зато притихла, жалостливо скривившись и утратив желание продолжать ругаться. Он никогда не хотел причинять жене физическую боль, но иногда так само собой получалось, а иногда было просто необходимо. После, Юнги корил себя за это, Ильсу тоже винила его, а женской обидой пропитывалась вся атмосфера в доме. Но показывать сожаление мужчине было нельзя, от того и сейчас он не извинился. Сама виновата. Ну, когда же она, наконец, сможет понять это?       Юнги смягчился, смотря, как Ильсу сжимала пальцами волосы в ушибленном месте и прятала лицо второй ладонью. Устало и беспомощно вздохнув, муж отодвинул её руку и слегка наклонился, чтобы коснуться губами.       Ильсу соврала бы, если сказала, что эти касания её не взволновали. Ей бы оттолкнуть Юнги, да страх, как хотелось вспомнить что значит, целоваться с ним. И ничего, что им руководила жалость… пускай, не страшно. Она готова проглотить это вместе с небольшой порцией внимания и нежности.       Сперва Ильсу не отвечала, прислушиваясь к ощущениям от влажных осторожных касаний. Лицо женщины всё также было опущено, из-за чего Юнги приходилось целовать жену под неудобным углом. Однако, как только он ощутил несмелое движение небольших губ, то с большей уверенностью коснулся лица рукой и увеличил напор, отчего Ильсу подняла голову, позволяя себя целовать.       От Юнги, как ни странно, пахло только им самим и его парфюмом. И даже запах этого мужчины оставлял после себя тяжесть в лёгких, а места касаний длинных пальцев долго хранили чувство прикосновения.       После того, как Ильсу нашла в себе силы оттолкнуть мужа и уйти, она села на свою кровать и принялась потирать ногтями свою шею, пытаясь избавиться от этого ощущения.       Должно быть, ей следовало принять предложение Юнги и занять хоть какое-то свободное место в его сердце. Хотя всё внутри неё кричало от неприятия. Она ведь достойна только первого места, достойна верности, любви, а не жалких остатков, которые Юнги был готов ей бросать словно старому ненужному псу под стол.

***

      — Похищение? — в восхищении приподняв брови, спросил Ким Тэхён и потянулся к журналу, чтобы взглянуть.       — Да, это неплохой вариант воздействия, как запасная подушка безопасности… — проговорил Ким Сокджин, устраивая одну ногу поверх другой и соединяя пальцы обеих рук на колене. — Эти выборы проиграть нельзя. Мы должны попасть в парламент, иначе «песочные» сожрут нас.       — Шансы неплохи и без этого, Джин, — успокаивающим ровным голосом проговорил Намджун и поправил аккуратные очки на переносице. Он протянул руку Тэхёну, чтобы тот дал ему журнал.       Кудрявый не сразу понял, чего от него хотят и медленно перевёл взгляд с семейного фото приближённых Им Санву к раскрытой ладони Намджуна. Глава партии «Лицо Южной Кореи» требовательно пошевелил пальцами и, наконец, принял вещь, поднося журнал ближе к лицу.       На странице была статья о Мин Юнги, одном из богатейших людей Сеула. Статья раскрывала его с иной стороны, показывая, что этот человек может быть семьянином, хорошим отцом сыну и заботливым мужем.       — Я всё продумал… — отозвался Сокджин, дёргая ногой, зная, что следовало советоваться с Ким Намджуном раньше.       Намджун опустил журнал, поджал губы и снял очки, в ожидании уставившись на мужчину.       — За семьями приближённых следили мои люди, вот взгляни… — После этих слов Ким Сокджин потянулся за папкой, из которой достал файлы с фотографиями. — Это жена самого Им Санву… Вот эта… Кан Ванрю…       Все три головы склонились над столом, слушая пояснения Сокджина.       — А почему детей не украдём? — вдруг задался вопросом Тэхён, излучая всем своим видом святую наивность.       — Потому что не украдём… — резко ответил его старший брат. — На ребёнке похищение может тяжело сказаться. Вдумайся, мы не собираемся намеренно причинять зло приближённым Санву. Это не в наших интересах накалять обстановку. Однако следует показать, что мы на всё способны, чтобы песочные лишний раз остерегались переходить нам дорогу. — Сокджин скосил взгляд к зашторенному окну офиса Ким Намджуна и добавил: — К тому же ребёнка труднее похитить. Они выезжают в основном в школу или детский сад. У всех, кроме семьи Мин по двое-трое… Они постоянно в городе, где полно камер. Другое дело жёны... Но тут тоже много нюансов. Жену главы трогать ни в коем случае нельзя. Остальных же редко когда можно встретить в одиночку. У них там своя община.       Намджун усмехнулся и покачал головой, улыбаясь. Вся эта задумка казалась ему абсурдной и противоречащей себе на корню. Намеренно нарываться на песочных, дразнить их, чтобы показать, что Кимы не такие уж и "желторотики" по части криминала. Это может и дать им возможность увеличить свою власть, но в тоже время, настроить Sandman против них и привести к началу конца.       — Но вот эта… которую я первой показал, любит одиночество, — подытожил Сокджин и наклонил голову набок. — Ты только взгляни на неё. Во что одета и сколько стоит, ну, хотя бы примерно, вот это колье?       Намджун приложил пальцы к губам, по которым поводил в раздумии.       — А кольцо? Браслет… Муженёк её сильно балует, любит до беспамятства, видимо, — подытожил Сокджин.       — Её и похитим? — спросил Тэхён.       — Нет, хах, — Намджун нервно усмехнулся и отстранился, — это нужно обсудить. Риски, выгоды… Возможно, это ни к чему.       — Всё под контролем. Мин не даст жену в обиду. Потребуем, чтобы Санву не знал о похищении, на этом и выедем. — сказал Сокджин, смотря на сомневающееся лицо партнёра. — Главное, чтобы результаты выборов были хорошими для нас. А после вернём жену в семью.       — А что, если никто не станет исполнять наши требования, не смотря на угрозу жизни похищенной. Об этом ты тоже подумал, Сокджин? — задумчиво спросил Намджун.       — Этого не случится.       — А если всё же случится? — настаивал глава партии. - Убьём её? Или вернём, чтоб не злить песочных со словами извинения?       Сарказм так и полился из него, после чего все умокли, размышляя. Старший Ким устало вздохнул, откинувшись на спинку кресла, потирая переносицу пальцем, и добавил:       — Нужно время... обдумать.