Песочный Человек

      Заседание главных членов партии медленно подходило к концу, подводились итоги, закрывались документы с добытыми сведениями и предварительными опросами граждан. Выводы оказались неутешительными, что в некоторой степени огорчало Ким Намджуна. Однако он и ранее осознавал, что песочные могли специально оттягивать момент наступления, чтобы они расслабились и убедились в своей безусловной победе. Это ведь война… война за власть и богатство. Такая же, как и многие другие, только без явного кровопролития и горы трупов. Всё чисто и гладко со стороны, но на самом деле было задействовано много людей, денежных потоков и средств массовой информации, дабы победа оказалась на стороне Sandman.       Представители этого клана вовсе не светили лицами рядом с политикой. Они действовали через посредников и доверенных лиц, и даже тот факт, что по наводке людей Ким Сокджина были произведены массовые аресты среди представителей закона и власти, ситуация сдвинулась в сторону партии Намджуна лишь самую малость. Как бы не хотелось избежать грязи, мужчина чётко понимал — без неё не обойтись.       Дверь открылась, являя всем статную фигуру Сокджина. Каждый без исключения встал и глубоко поклонился ему, тогда как их лидер обменялся с ново-пришедшим лёгкими кивками.       — Был очень рад всех видеть сегодня. Благодарю за то, что приехали, — произнёс Намджун, прежде чем покинуть кабинет. — Если кто-то хотел бы переговорить после с глазу на глаз, пожалуйста, оставайтесь здесь. У меня срочный разговор. — Мужчина учтиво поклонился членам совета и принял в ответ одобрительные голоса, обещающие предпринять всевозможные меры, дабы их партия смогла получить необходимый процент голосов избирателей.       Намджун отошёл от овального стола, прихватив с собой очки, лежавшие рядом с кучкой бумаг.       — Нам, ты уже порядочно оттянул с ответом… — услышал Намджун деланно непринуждённый голос Сокджина, как только вышел в коридор. — Ещё немного и все наши усилия окажутся бесполезными. Ты же знаешь, что они перекупили район Сондонг и Сонгпа и это лишь то, что мы знаем достоверно только о Сеуле…       — Я в курсе, — коротко ответил Намджун и оглянулся на людей, выходящих из комнаты совещаний, медленно складывая очки в нагрудный карман пиджака. Несколько раз кивнув уходившим, он вернул своё внимание Сокджину, протягивая руку к мужской спине в районе лопатки, дабы направить в нужное направление. — Пройдём к окну, там никто не помешает нашему разговору.       Согласно покивав и оглянувшись, мужчина направился в указанное направление, засовывая руки в карманы брюк. Но его нетерпение сквозило даже в движениях.       — Просто скажи да или нет. Этого будет достаточно на данный момент. Люди Тэхёна уже с неделю следят за домом Мина, за ним самим и его женой. Знаешь, её выловить не так-то легко, можно ещё с месяц прождать удобного случая. Если мы хоть один упустим, считай всё — рыбка уплыла, — тут же пояснил Сокджин, снизив тон, как только мужчины дошли до конца коридора. Пусть это, пятиэтажное здание, и принадлежало им, но осторожность ещё никогда не бывала лишней.       Намджун знал, что в случае их неудачи, Сокджин разозлится и отходить будет достаточно долго. Он уже давно сотрудничал с братьями Ким, чтобы хорошо знать одного и второго. У каждого был по-своему тяжёлый характер и сойтись с ними, «ужиться», стоило политику больших усилий и много времени. Однако, оно того стоило.       — Мой ответ — да. Но, Сокджин, делать это нужно разумно. Нужно учесть риски. Мы можем упустить рыбку и все усилия аннулируются, однако если мы налажаем и с этим, то это будет ноль в квадрате.       — Я тебя понял, — после минуты молчания ответил Сокджин, потерев пальцем у носа и вздёрнув бровями. Он ужасно не терпел, когда ему указывали и наставляли, но Намджуну это было позволено. Джин уважал его за безграничный ум и образованность. Поэтому каждый раз лишь стискивал зубы, прикрывал глаза и проглатывал оскорбляющие его гордыню слова. — Давай сперва устроим рыбалку, а после соберёмся и устроим обсуждение сложившейся ситуации. Тэхён после моего предложения, места себе найти не может. Дома его теперь не нарисуешь, телефон вечно вне зоны… Я просто дам ему «добро», а остальное за ним.       Намджун всё ещё не до конца верил, что соглашался на подобное, но отступать было поздно. Актив партии признал, что им необходим рывок, дабы оторваться от соперников, ведь у песочных повсюду были свои люди. Чтобы вычислить их, ушло бы много времени, а они им не располагали.       — Необходимо напугать её до ужаса. Чем больше она испугается, тем легче будет добиться желаемого. Только пусть не перестарается. Если нам придётся возвращать умалишённую, спасибо нам никто не скажет… — добавил Нам в конце. Зная Тэхёна и то, насколько мужчина может быть одержимым. Слабая женщина вполне могла бы лишиться рассудка.       — Понял. — Послышался глубокий вздох. — Тогда… я буду держать тебя в курсе. Остальное обсудим после.       Сокджину не терпелось уйти и побыстрее передать решение Намджуна братцу. Пребывание вблизи поставленной цели раззодаривало до дрожи в пальцах и нервного подёргивания ногой. Казалось бы, стоило лишь протянуть руку и поймать удачу за хвост, однако эта птица так легко не давалась. А теперь напряжение этих дней потихоньку спадало, давая надежду на победу. Сокджин ни капли не сомневался в Тэхёне. Его брат знал своё дело.       Попрощавшись, Намджун вернулся в кабинет, в котором больше никого не было.       Вспоминая себя прошлого, мужчина иронично хмыкал и качал головой, понимая теперь насколько был наивен в те годы. Добрый, порядочный, открытый миру и обществу, он действительно хотел стать связующим звеном между народом и власть имущими. Казалось бы, демократическое государство - благоприятная почва для этого. Намджун считал политику своей стезёй, дорожкой, по которой ему следовало идти. Он хотел сделать мир людей лучше, чтобы ни один гражданин не мечтал уехать из страны туда, где комфортнее, где справедливее.       Но, как оказалось позже, всё это «лучше» и «справедливее» совершенно не о реальности. Ни одно общество, страна, государство не обходилось без подводных камней. Всё, что видели люди и он сам, всего лишь обёртка, в которой скрывалась гниль. Пробиться хоть куда-то оказалось невероятно сложно, пока не подлижешь кому-то задницу, не обзаведёшься влиятельными «друзьями» или же сам не станешь непомерно богат. А так… Ты кто? А ведь по сути… никто. Просто человек. А простых людей к вершине никто не допускает. Пусть ты окончил старшую школу с отличием и вошёл в рейтинг лучших выпускников ВУЗов Южной Кореи. Всем плевать, насколько ты умён и целеустремлён.       Намджун варился в этой каше довольно долго, даже добился неких результатов в определённых кругах. Однако подобными темпами, он мог войти в парламент годам к семидесяти и то в том случае, если никто из вышестоящих не подставит ему подножку. Мужчина начал ломать себя, пытаясь смириться с тем, что некоторых целей ему никогда не достичь и некоторые мечты просто останутся мечтами. Зачастую это удавалось, и Ким почти был доволен своей деятельностью одного из учредителей общественного фонда, призванного помогать гражданам. У него прекрасно получалось преподносить необходимую информацию возможным взносчикам. Но сказать, что фонд работал добросовестно, он затруднялся. Бывало часть средств уходила на цели, о которых никто не подозревал, а постоянный благодетель, чеболь Ким Сокджин, похоже, просто отмывал деньги, прикрываясь благотворительностью.       Намджун понимал, что мог бы реализовать себя в более значимых структурах, однако гордость не позволяла пачкать руки грязными деньгами и сомнительными связями. Так и продолжалось дальше. Намджун молчал о своих догадках и знаниях о подпольной деятельности организаций, по большей части из-за молодой жены, которая носила под сердцем ребёнка. Ни к чему ему были проблемы и угрозы, которыми мужчина и так был по горло сыт за всю свою «политическую карьеру».       Тогда-то на него обратил внимание Сокджин. Бизнесмену нужен был талантливый человек с чистыми руками, безупречной репутацией и располагающей внешностью.       Завеса окончательно спала перед Намджуном, обнаруживая отвратительный спектакль на сцене под названием Корея. Сокджин открыл мужчине все факты, известные ему о подпольной деятельности Sandman и то, кем на самом деле являлись все люди, стоящие за этим конгломератом. Мир снова перевернулся с ног на голову, заставляя мужчину впасть в раздумия из-за предложения Сокджина. Однако здравый разум взял верх, и он отказался.       Но жизнь прежней не стала. С тех пор, как он узнал о связи «песочных» с многими должностными государственными лицами, их лицемерие резало слух Намджуна, а столкновения с ними участились, будто теперь и они знали о его осведомлённости. Стычки оказались лишь вопросом времени и, когда они в действительности начались, случилось непоправимое. Его жена погибла. Женщину сбила машина, когда та, вместе с многими другими людьми переходила дорогу. В тот день умерла не только она, однако в подкоркe сознания Намджуна прокралось подозрение, будто Sandman причастны к этому. Ничего доказать было невозможно. Связь водителя с «песочными» установить не удалось. Тот просто не успел затормозить, но… убитый горем Намджун ожесточился и напрямую обратился к Сокджину, прося помощи в этом деле.       Благодаря связям чеболя, обвиняемого подолгу допрашивали, избивая и вытягивая из него сведения. Смерть женщины действительно была чистой случайностью, однако водителя всё же заставили произнести слова «признания», нужные не столько политику, сколько самому Ким Сокджину.       «Мы отплатим им вместе», — однажды пообещал он, и Намджун согласился помочь Сокджину создать партию.       С тех пор прошло достаточно времени. Зачатки справедливости всё ещё теплились внутри политика, однако теперь все они были направлены на месть. Лицо дочери напоминало о боли и утрате, которую когда-то пришлось пережить Намджуну. Мужчина жаждал засадить каждого из виновных за решётку и теперь отчаянно боялся утратить здравый рассудок, получив в свою власть жену одного из «песочных».       Тройка Ким сработалась как нельзя лучше, каждый брал на себя ту работу, с которой справлялся лучше всего. Ким Намджун был мозгом, лицом и голосом этой компании. Его слова всегда были решающими во всех вопросах.       Ким Сокджин занимался финансовыми вопросами и был связующим звеном между Намджуном и Тэхёном, ведь репутация последнего легко могла запятнать политика.       Тэхён же являлся исполнителем и стратегом. Теория не по его части. Можно было делать кучу предположений, как всё обернётся, но младший Ким знал, в действительности — любой план мог пойти к чертям. Обладая устойчивой психикой и быстрой реакцией на любые события, он всегда выполнял поставленные задачи вместе со своими людьми.       Братья Ким всегда были разными. Сокджин рос чистоплотным мальчиком, имеющим прекрасную усидчивость и желание знать всё. Он читал много книг и часто сопровождал отца по делам бизнеса. Тэхён же любил свободу, гулять и играть со своими друзьями, даже если ради подобного приходилось сбегать из дома и после терпеть порку от отца. Наказания он переносил стойко, с улыбкой на лице, тогда как Сокджина вовсе никогда не ругали. Старший был гордостью семьи, младший же — её позором.       Их родство не имело смысла скрывать, об этом знали все. Но считали, что братья настолько далеки друг от друга, что только наличие общих родителей кое-как удерживало их общение. Однако братья умели сотрудничать, не смотря на всю свою непохожесть. Зачастую Тэхён брал вину брата на себя, а Сокджин после отплачивал ему своими методами. Таким образом, каждый из них оставался на своём месте и в своём образе.       — До тебя невозможно дозвониться… — послышался записанный голос Сокджина из телефона. Тэхён, наконец, позволил себе передохнуть, ведь семейство Мин снова собралось под одной крышей. — Впрочем, как всегда. Нам согласился, Тэ, бери её. И напугай, как следует… Всё, я отключаю запись, позвони мне, как будет возможность. Я уже устал общаться с твоими людьми, соскучился, считай.       Отложив телефон в сторону, Тэхён не сдержался от улыбки и потянулся к пакету с фастфудом, лежащим на столе в небольшой снятой квартирке. Предстоящее задание волновало его не на шутку. За всю жизнь, что только не приходилось ему делать, начиная с обычного шантажа и заканчивая жестоким убийством. Но действующими лицами всегда были мужчины. Женщины… они всегда были где-то рядом, визжали от ужаса, убегали или прятались, боясь, что и им тоже достанется. Слабые, что с них можно было взять? Слово о том, что никому не расскажут об увиденном? И так не расскажут, боялись же, тряслись и плакали. Они в жизни никогда и никому не доверят эту тайну…       Единственное общение с противоположным полом сводилось к сюсюканью с дочерью Намджуна и сгребанию всех свободных проституток своего борделя в кровать, дабы те компенсировали нехватку ласки в его жизни.       А тут… представительница слабого пола оказалась главным действующим лицом нынешнего задания. Чёрт возьми, да если бы можно было сверлить дырки глазами, госпожа Мин давно бы светилась, словно решето. Тэхёну чертовски интересно узнать, как изменится её поведение, когда он доберётся до неё. Будет ли визжать, драться или пытаться сбежать, подкупить… Возможно она описается от страха и всю дорогу до его логова проведёт в мокрых трусах. Её же следовало припугнуть, чтобы жалостливее молила мужа сделать всё необходимое ради спасения милой попки.       За своими всепоглощающими мыслями Тэхён не заметил насколько много откусывал и как быстро жевал гамбургер, словно куда-то спешил. Слюновыделение работало с удвоенной скоростью и мужчина понимал, что эта миссия будет гораздо вкуснее еды, что он сейчас ел.

***

      Ильсу было сложно принять одно единственно верное решение и, пока она склонялась к голосу разума, старалась не подпускать к себе Юнги и запирать дверь спальни на ночь. Женщина испытывала некое садистское удовольствие от того, как муж пытался наладить их быт. Для него всё было в норме до тех пор, пока жена оставалась ревнивой стервой, сильной, эгоистичной озлобленной… Непонятно в какой момент, его собственный эгоизм перевесил остальные чувства и все переживания, накопленная злость из-за ревности Ильсу, вылились в желание издеваться над ней.       Теперь же, осознание реальности сильно резануло, заставляя очнуться и предпринять какие-то действия. Слишком поздно? Слишком… Если бы не Ери и скорое рождение малыша… Юнги должен был быть и там, и там, наконец, осознавая сполна, что жить на две семьи достаточно сложно. Раньше было легко, ведь господин Мин не скрывал своих похождений от жены, теперь же, сокрытие посещения любовницы — стало главной задачей.       Он навещал Ери днём, в обеденное время, или перед тем, как поехать домой, заезжал минут на десять-двадцать. Будучи уже дома, за семейным ужином, который специально откладывали ради него, он говорил отчего задержался, хотя Ильсу и не интересовалась. Ей и так всё прекрасно было понятно. В чём, чём, а во вранье Юнги она разбиралась. Пусть он хоть состроит важную гримасу и расскажет в подробностях о своих делах, она ни разу не поверит, что Юнги вдруг оставил Ери в то время, когда ей нужна его поддержка больше всего. Телефон мужчина ставил на беззвучный режим и убирал его подальше, будучи рядом с женой и Даёнгом. Госпожа Мин лишь бросала на него снисходительные взгляды, поджимая губы. Очень хотелось бы верить Юнги, но не выходило. Фальшь всё равно просачивалась. Понимание реального положения дел удручало её. Ей нужен он полностью, а полностью Юнги уже давно не принадлежал никому.       Вечер и ужин накануне дня рождения Ильсу был по особенному тревожен для неё. Постоянные попытки Юнги застать жену вне её спальни вечером, напрягали. Хорошо, что это ещё ни разу не произошло, иначе она, возможно, уже давно бы проводила ночи не у себя. Госпожа Мин не должна позволить мужу снова втянуть её с головой в этот омут. Годы перенесённой боли выработали в ней рефлекс, не дающий надежде снова всплыть на поверхность и не заполнить всё нутро измученной женщины. Надежды нет и не будет, она должна смотреть правде в лицо, не приукрашивая яркими цветами.       — Даёнг, не хочешь, чтобы сегодня мама почитала тебе книгу на ночь? — вдруг спросил Юнги прямо посреди молчаливого ужина. От этих слов, казалось бы, стало ещё тише.       Ильсу перестала жевать, ровным счётом, как и Даёнг, не привыкший к тому, чтобы отец подталкивал его к матери. Госпожа Мин же прекрасно понимала для чего это было сказано. Обычно, пока Юнги укладывал сына спать, она успевала уйти в свою комнату и запереться, чтобы муж не смог войти, поговорить с ней или предпринять что-то, чтобы снова завоевать её тело. Ильсу постоянно напоминала себе, что всё это из-за чувства вины, мучающее мужчину, и из жалости, которая проснулась в нём после увиденного в ванной, поэтому твёрдо стояла на своей позиции.       — Не знаю, наверное… — ответил мальчик, слегка пожав плечами.       — Ну, вот и хорошо. — Юнги перевёл взгляд с сына на жену, пока та с каменным лицом за ним наблюдала, надеясь, что выражение его лица выдаст прежние насмешки. Но нет, мужчина со спокойствием и без какого-либо превосходства принял её насупленный взгляд и кивнул, давая понять, чтобы та продолжала трапезу. Но вместо этого она сложила палочки обратно в тарелку и обратилась к Даёнгу:       — Милый, ты же умеешь читать?       Малыш активно закивал, потому что рот был наполнен едой.       — Так почему же кто-то должен читать тебе книги? — Голос женщины был абсолютно нормален, раздражение к Юнги никак не касалось сына, но факт того, что муж использовал его в своих манипуляциях, её напрягал.       — Мама забыла как читать, — пошутил мужчина и подмигнул Даёнгу. — Значит почитаешь ей сам, она же никогда не слышала, как ты умеешь, м-м?       «Твоими стараниями» — хотела бы сказать Ильсу, но знала, что будь она упорней и настойчивее, то выбила бы право быть с сыном и проводить с ним больше времени.       — Мам, ты не рада? — заметив немного потухший взгляд женщины, спросил Даёнг.       Она тут же улыбнулась и поспешила заверить в обратном. Мальчик ведь не знал по какой причине Ильсу печалилась. Но столкнувшись с Юнги глазами, ей тут же стало не по себе от того, что он заметил её потеплевший взгляд. Улыбка тут же сползла с лица и губы превратились в тонкую линию. Сердце заколотилось, и Ильсу снова заволновалась перед завтрашним днём. Кто знал, что Юнги ей готовил. Казалось, она была более рада, если бы он попросту забыл о дне рождения.       Чтение книги с Даёнгом оказалось занятием довольно приятным для Ильсу. Она даже сама этого не ожидала. Не привыкшая к долгим разговорам с сыном, да и вообще с кем-либо, подобное показалось ей увлекательным. Лёжа вместе на детской кровати, они читали диалоги по очереди, когда вдруг в дверь тихонько постучали. Оба тут же замолчали, переводя своё внимание к вошедшему Юнги. Мужчина уже переоделся в просторную одежду для сна и выглядел немного сонным.       — Уже поздно, Даёнг, тебе же завтра в школу… — проговорил он, подмечая изменения в Ильсу. При виде мужа, она всё ещё пыталась вернуть своё безразличие во взгляде, но теперь это давалось ей с трудом. Белая в тонкую розовую полоску рубашка на ней слегка прикрывала худые бёдра, а хлопковые бежевые лосины подчёркивали тонкие икры.       — Хочешь, я посплю сегодня с тобой? — предложила Ильсу мальчику и тот тут же согласно покивал, не желая оставаться один. — Выключи свет, пожалуйста, — попросила она Юнги и тот сперва замер на месте, не веря, что жена снова ускользнула от него, а после послушался и выключил свет.       — Спокойной ночи, пап, — сказал Даёнг.       Зашуршало постельное бельё, пока мать с сыном устраивались на подушке и укрывались одеялом. Юнги не уходил, вместо этого подошёл к постели пожелать спокойных снов, наклоняясь через Ильсу и целуя мальчика в щёку. Женщина, ощутив его так близко, собиралась уже повернуться набок, как последовало:       — И тебе тоже. — Юнги нащупал ладонью сперва шею жены, а после и линию челюсти, фиксируя её в нужном положении, чтобы не промазать губами.       Мужчина лишь прижался ими, замирая так ненадолго. А после улыбнулся, не отстраняясь, от чего Ильсу прочувствовала эту довольную улыбку и положила ладони на грудь мужу, намекая на то, что ему пора уходить. Не останься она в детской, на этом бы дело не закончилось.       Когда дверь открылась и в светлом проёме показалась фигура Юнги, выходящая из комнаты, Ильсу испытала облегчение от того, что ей снова удалось избежать поражения. Однако оно привлекало сладким вкусом, с горечью на языке после. Что-то внутри жалко стонало, просило снова испытать эти чувства. Хоть ненадолго забыться неким подобием счастья, чтобы потом осознать всю никчёмность своего положения заново и с новым яростным рвением воздвигнуть стены вокруг себя.       Сложно было сомкнуть глаза этой ночью, она проспала совсем немного, а проснулась на рассвете. Ильсу тихо встала с кровати. Мальчик спал почти без движений, оставшись в том же положении, в котором и уснул. Драгоценный момент для неё. Женщина задавалась вопросом почему она раньше не приходила вот так ночью или же ранним утром полюбоваться на него спящего. Сын сильно напоминал ей мужа. Иногда эти черты отталкивали её. Приходили не совсем хорошие мысли, в которых малыш выростал и превращался во второго Юнги, относящегося к матери, как к тряпке. В присутствии отца он уже мог позволить себе пренебрежительное отношение к ней, а что могло случиться дальше?       Но это не имело значения сейчас. Даёнг крепко спал и был ещё совсем маленьким для осознания того, в кого его превратит папа. Проводя пальцами по отросшим, жёстким волосам Ильсу думала, что ему ещё многое придётся испытать. Им Санву обязательно устроит её сыну боевое крещение. Иначе никак. Не пройдя физические и моральные испытания, он не сможет стать достойным наследником Юнги, а будет лишь балованным богатеньким парнишкой.       Ильсу старалась создавать как можно меньше шума, направляясь к своей комнате. Там она лишь оделась и привела себя в порядок, привычно глядя в зеркало на своё отражение. Юнги не давал ей выпивать и заставлял питаться, однако её худоба пока ещё никуда не исчезла. Ключицы сильно выпирали, а шея казалась неестественно тонкой. Сглотнув, Ильсу не стала изучать себя дальше. «Внимание» Юнги последнее время творило с ней непонятные вещи. Она даже снова ощутила вкус жизни и желание её продолжить, за что ненавидела себя и свою слабость. Уж лучше бы он оставался эгоистичной тварью до конца. Они стоили друг друга…       Сегодня ей двадцать девять лет, восемь из которых Ильсу была женой Юнги. Набросив лёгкое пальто и взяв сумочку, женщина вышла из дома, направляясь к охранному посту, прося разбудить её телохранителя. Мужчина не заставил долго себя ждать. Авто уже было подано, водитель и ещё один охранник сидел спереди. Донхван же присоединился к Ильсу на задних местах, учтиво поздоровался и не стал мучить вопросами, куда и почему так рано госпожа Мин собралась из дома.       Женщина просто собиралась весь день провести вне дома. Она знала, что Юнги приготовил для неё сюрприз, так как уходя, заметила насос для воздушных шаров, который кто-то забыл убрать на место. Её поступок разозлит мужчину, пусть в глубине души, он будет понимать, почему Ильсу уехала. Он привык, что все его усилия оправдываются, но здесь отдачи снова не случится.

***

      Даёнг весь день прождал маму. Направляемый отцом, он приготовил ей подарок своими руками к её празднику. Вместе с Юнги они думали, каким именно должен быть сюрприз и когда его устроить. Пусть Мин старший прекрасно бы справился и без сына, он знал, что, в первую очередь, именно ребёнку будет интересно этим заниматься. С помощью него же, можно было значительно смягчить Ильсу. В этой мысли он ещё прочнее убедился, когда увидел их вместе читающими книгу.       Приготовил бы он подарок жене, если бы не наткнулся на полупустующий бар? Нет, обычно Юнги уезжал в этот день или же вовсе не возвращался накануне, чтобы не заставлять себя произносить хоть что-то положительное в сторону Ильсу. Он не желал ей плохого, но и хорошего пожелать не мог. Крупная сумма на счёт — была доказательством того, что он помнил о дне рождения, однако участвовать в нём не хотел.       Дозвониться до госпожи Мин так и не удалось. Ещё утром она отключила телефон, чтобы кто-то, вдруг вспомнив об этой дате, не стал портить дерьмовый настрой. Хосок, к примеру, мама… А может одна из жён из клана. Или же… Ери. Пожалуй от её поздравлений Ильсу не отказалась бы. То, что нужно, чтобы вновь разбудить в ней злость.       Юнги позвонил Донхвану, всё разузнал и решил не настаивать на возвращении жены домой. Ему хватило той информации, что он получил. Ильсу просто не хотела возвращаться, значит пускай так и будет.       На часах уже была полночь, однако мужчина не желал ложиться спать. Он ожидал возвращения жены, чтобы высказать ей всё, что держал на языке весь день. И хорошо, что наступили следующие сутки, значит Ильсу так и не дождётся поздравления.       Пол часа назад охранник жены написал, что они вскоре выедут домой, поэтому Юнги сидел на кухне, ожидая скорого прибытия. Он крутил средним пальцем кольцо на безымянном и с виду казался совершенно спокойным, если бы не это, постоянно повторяющееся, движение. Мужчина вслушивался в звуки с улицы. Когда же он, наконец, различил едва уловимый гул машины, то сразу поднялся с места и приблизился к окну. Да, это было авто жены. Юнги сглотнул, понимая, что сейчас снова продолжится их старая грызня. Пожалуй, было бы лучше, если б он вовсе промолчал, показывая своё отношение к её поступку, однако это совсем не в его характере.       Господин Мин предполагал, что Ильсу оценит его старания. Он уже много лет не делал ничего, чтобы помириться с ней, всегда первые шаги проделывала жена. Одиночество, в котором она постоянно пребывала, доканывало, от чего женщина готова была снова и снова наступать себе на глотку, лишь бы хоть на время избавиться от удручающего чувства. Любимая забава Юнги — наблюдать за её мучениями, отражающимися на лице в эти дни. Смотреть, как Ильсу давила в себе ревность, пытаясь глубже вдохнуть и сделать вид, будто ничего её не цепляло, услада для глаз. Чтобы он не делал плохого, как бы явно не афишировал свои измены, делая удар в самое слабое место, Ильсу не теряла к нему своей привязанности.       Юнги застыл в коридоре, опираясь спиной о дверцы шкафа. Дверь вскоре открылась, и супруги на миг встретились взглядами. Однако вслед за женщиной вошёл и охранник. Мин вмиг оживился и вопросительно глянул на него. Тот потупил виновато взгляд и заговорил:       — Простите, господин! — Мужчина резко поклонился, замирая под прямым углом, и продолжил в том же положении: — Это моя вина, не уследил, простите ещё раз! Готов понести наказание.       — Разогнись, Донхван, — проговорила Ильсу, облокотившись о стену ладонью. — Это лишь моя вина. Иди, отдыхай, я разрешаю.       Охранник явно переживал, несмело выпрямился, но уходить не спешил, ожидая вердикта от босса.       — Ты что, пьяна? — выплюнул он слегка брезгливо, что не укрылось ни от Ильсу, ни от телохранителя. — Где вы были?       — Я не мог отказать госпоже в ее желании. Мы ездили в клуб, потому что…       — Я хотела потанцевать, какие-то проблемы? — с вызовом спросила Ильсу, пошатнувшись и сгибая одну ногу, дабы снять туфлю, которая незамедлительно полетела в Юнги. Тот не ожидал подобного. Ударившись о ногу мужчины, туфля упала, а Ильсу уже запустила в него второй, от которой мужчина успел увернуться.       — Госпожа, прошу, прекратите… Господин Мин, этот клуб был на нашей территории… — заговорил было охранник.       — Заткнись и иди. С тобой разберусь завтра, — рявкнул Юнги и проследил, как мужчина кланялся и поспешно выходил за дверь.       — Я хотела выпить в свой день, какое тебе до этого дело? И не смей его наказывать… Это мой телохранитель. — Под злым взглядом мужа, Ильсу гордо прошла мимо, стараясь не оступиться или пошатнуться.       Если бы Юнги знал, что было в клубе, то разговор был бы сейчас иным. Ильсу пришлось заплатить пареньку, дабы тот пронёс выпивку в женскую уборную, где уже после они вдвоём всё это и выпили. Она смогла выговориться, тогда как парень просто слушал, время от времени бросая пустые замечания к её рассказу.       Мужчина перехватил жену за запястье и втянул в тёмную гостиную рывками. Ильсу, наконец, поняла, насколько он сдерживался, но алкоголь и упрямство делали своё дело.       — Убери руки, ты мне противен, — прошипела она. Нет, не противен.       Мин включил свет и глазам хозяйки дома предстала совершенно иная гостиная, не та, которую она помнила. На небольшом столике стоял торт со свечами по кругу, внутри которого её фото, перенесённое на вафельную бумагу. Стены украшены лентами и бантами, мелкие воздушные шарики были, казалось, повсюду…       — Сюрприз, — выплюнул Юнги.       С минуту женщина рассматривала всё это, а потом насмешливо хмыкнула.       — Это даже не смешно… Устроил здесь цирк и думаешь, что надутые шарики — это достаточный аргумент, чтобы простить тебя?!       — Я не просил прощения, — отрезал Юнги.       Ильсу готова была в очередной раз напомнить ему, за что ненавидела. Но больше не видела в этом никакого смысла. Глаза её заблестели от обиды, когда всё пережитое лавиной опустилось на плечи снова.       Юнги наблюдал за изменениями на лице жены из-под полуопущенных век, опустив уголки губ вниз. Казалось, даже кожа на его щеках в этот момент перестала быть мягкой. Он окаменел.       — Даёнг ждал тебя весь день. Он ушёл спать расстроенным. Что ты за мать?! Своего не признаёшь и чужим смерти желаешь, — прорычал он, вспоминая былые пожелания Ильсу ребёнку Ери. Юнги понимал, что на самом деле она этого не хотела, но уколоть хотелось больнее.       Её голос значительно притих, когда она, наконец, сказала:       — Знаешь, как прошёл этот день ровно год назад? — Она выждала с минуту, глядя в чёрные глаза Юнги, и продолжила: — Тебя не было… но это ничего… Мне хотелось провести день с Даёнгом, съездить с ним куда-то, и он был не против. Вот только няня всё не прекращала рыдать, падала в ноги, рыдала и говорила, что ты убьёшь её, если она позволит мне взять ребёнка…       — Я не запрещал этого, — вдруг ответил Юнги.       — Должно быть, ты не уточнял, что мне можно брать его раз в год, — произнесла Ильсу. — Я звонила тебе, но ты был не доступен. Отключил телефон, наверняка, был со своей сукой.       Ильсу поджала губы и покивала головой. Юнги захотелось оправдаться, но в тот же момент что-то внутри блокировало эти порывы.       — Почему ты не сказала после?       — А после уже поздно, Юнги. И что взять с разговоров с тобой? С тех пор я отчаялась как-либо привязать к себе Даёнга. А теперь ты стоишь передо мной и отчитываешь за то, что я не провела этот день с сыном. Будь уже постоянен в своих решениях! То вытираешь о меня ноги, то пытаешься примириться… То забираешь у меня сына, а теперь навязываешь его мне же. Я устала подстраиваться! Уйди уже из моей жизни! Не нужна мне твоя жалость! Ты сам сделал из меня то, что теперь так презираешь!       Эти слова затронули что-то внутри мужчины. Внутренности будто сжались и заболели все разом. Он мелко покивал, уводя глаза.       — Надо было не вытаскивать тебя из ванны. Похоже, для тебя всё лучше, чем та жизнь, которую ты выбрала.       — Да, лучше умереть, — внезапно тихо согласилась Ильсу и обхватила себя руками.       Женщина опустилась в кресло, больше не обращая внимания на Юнги, который стоял, не в силах сделать шаг к выходу. Не этого он хотел, не так видел итог этого «разговора». В результате стало лишь хуже, чем уже было, и путь к отступлению смыло водой, словно следы на песке.       Когда мужчина молча вышел, госпожа Мин ещё долго сидела, не двигаясь, успокоившись, словно наконец на что-то решилась окончательно. Её улыбающееся лицо на торте раздражало, поэтому Ильсу смазала его ладонью, смахивая и свечи тоже.       Уже ближе к утру, госпожа Мин включила телефон, после чего на него посыпалась куча уведомлений. В основном, отправителями были мама и Хосок. Сообщения последнего Ильсу так и не открыла, зато прослушала голосовое от матери. Женщина ругалась на неё за то, что заставила волноваться и ей пришлось звонить Юнги, чтобы узнать всё ли с ней в порядке. Мама просила приехать, навестить её вместе с Хосоком и Даёнгом. Но Ильсу не собиралась брать ни одного, ни второго. Женщина снова привела себя в порядок, чтобы не напугать родного человека своим внешним видом, и тихо вышла из комнаты. К её удивлению, Юнги тоже не спалось. Совсем не на долго ей показалось, что он волновался из-за неё, сидя на стуле и оперевшись одним локтем о столешницу. Мужчина пил крепкий кофе, запах которого плотно устоялся в пространстве кухни. Несколько минут Ильсу удавалось оставаться незамеченной, но когда их глаза встретились, она просто сказала:       — Я уехала к матери. — Не дождавшись ответа, женщина снова увидела безразличный профиль Юнги. Опустив взгляд к полу, Ильсу прошла к коридору, где выбрала обувь по погоде, подхватила вчерашнее пальто и вышла из дома. Солнце уже показалось на горизонте и вскоре молодую траву освежит роса, потеплеет и люди выйдут на улицу в выходной день, спряча куртки под мышку и подставляя лицо слабому ветерку. Однако чистое небо постепенно затянуло тучами, предвещая мрачную погоду.

***

      — Одного мне оставите, ясно? — сказал Тэхён, наблюдая за тем, как один из охранников госпожи Мин вышел из машины под моросящий дождь, чтобы выкурить сигарету.       — А что с женщиной делать?       — Ничего, — подытожил Ким и тут же пробурчал себе под нос: — Похоже, она там надолго…       — А если закричит и убежит? Ловить? — поинтересовался другой издали комнаты, присев над трупом пожилого мужчины, хозяина дома, в котором они расположились.       — Далеко не убежит, — ответил Тэхён и передал бинокль мужчине рядом. — Ты видел как она на этих своих шпильках по грязи шла? Разве что уползти может попробовать.       Тэхён усмехнулся и добавил:       — Легче задания у меня ещё не было… Они не выберутся отсюда, если только кто-то из вас не выдаст слежки и они не вызовут подмогу. В ином случае, даже если придётся засветиться, всё получится.       Главный обвёл свою команду взглядом, прекрасно зная, что парни не подведут. Идиотов Ким отсеивал сразу. Ему ни к чему разгребать дерьмо после них.       Стемнело, а госпожа Мин до сих пор находилась в небольшом, но довольно ухоженном домике маленького городка, располагавшегося в получасе езды от Сеула. Вышло именно так, как Тэхён рассчитывал. Из-за темноты, им удалось подобраться ближе, избегая мест, которые могли осветиться включенными фарами. Будучи в непосредственной близости, они оставались незамеченными, потому что всё, кроме тонкой полоски для глаз, было покрыто чёрной одеждой.       У людей Мина имелись пистолеты, но они могли применить их в самом крайнем случае. По расчётам Тэхёна, охрана даже не успеет среагировать и уж тем более достать оружее, как уже будет мертва. По их внешнему виду становилось понятно, что мужчины не заметили слежки и уж тем более не проверяли машину на наличие отслеживающих устройств.       Вечно моросящий дождь поглощал лишние звуки, играя на стороне Тэхёна. Охранники расслабились от длительного ожидания. Периодически они выходили из авто, дабы размять ноги и проверить местность. Тишь да глушь, ничего не предвещало опасности, пока дверь в доме не отворилась, выпуская на крыльцо двух женщин. Они прощались, пока охрана госпожи Мин шевелилась, собираясь к отъезду. Донхван оттолкнулся задом от капота, доставая телефон и набирая номер босса.       — Господин, в течение пяти минут выезжаем. Всё в порядке.        Ильсу уже подходила к машине, щурясь в темноте и пытаясь выбрать более менее «безопасный» путь для своих сапожек. Телохранитель окончил разговор и собирался помочь госпоже сесть в салон, потянувшись к ручке двери. Водитель завёл авто, фары зажглись, обнаруживая «гостей». Однако всё случилось внезапно. Без лишнего шума, водитель был убит на месте длинным тычковым ножом в глаз. Сделать это было проще всего, ведь стёкла на дверцах оказались опущенными. Донхван осознал опасность за несколько секунд до того, как Тэхён схватил его сзади за плечо, делая рывок на себя и заключая шею охранника в тиски. Тот знал, что вырываться из захвата не имело смысла. После нескольких попыток перекинуть нападавшего через себя, мужчина убедился в невозможности этого, слишком крепким был противник. Он полез рукой к ножнам, прикреплённым ко внутренней стороне брюк и, несмотря на холод лезвия, прижатого к его шее, достал нож. Однако воспользоваться им так и не успел. Водитель и охранник уже были мертвы, пришла его очередь.       Запястье Донхвана с силой вывернули, смещая при этом лучевую кость. Ильсу онемела от ужаса и застыла на месте, не в силах что-либо предпринять. Вскоре оцепенение первых минут потихоньку сходило, позволяя женщине неуверенно попятиться назад.       — Пусть смотрит! — рявкнул Тэхён и сдавил горло Донхвана сильнее. Тот стиснул зубы, пытаясь одной рукой ослабить хватку, больше рефлекторно, чем осознанно. Умом он понимал, что ему не жить, но организм противился этому.       Видя, как корчился от удушья её телохранитель, Ильсу, казалось, совершенно перестала ощущать своё тело. Оно не слушалось и стало лёгким, как ветер. Две большие ладони схватили её за плечи в тот миг, когда она упала в грязь. Неизвестный мужчина в маске заставил приблизиться к Донхвану.       Теперь Тэхён был доволен. На миг убрав лезвие от чужой шеи, он опустил маску указательным пальцем. Пусть видит его, запоминает… Глаза жены Мин расширились, когда Тэхён полоснул ножом по горлу Донхвана. После этого Ильсу уже ничего не слышала, и она, будто оглушённая рыба, потеряла контроль над телом, обмякая и теряя сознание. Кровь всё ещё выходила толчками из раны. Перестаравшись, Тэхён сделал слишком глубокий порез, ощущая, как лезвие столкнулось с костью.       Но это всё было неважно, потому что единственный зритель был в отключке. Разочарование озарилось на его лице. Труп Донхвана упал на землю, а дождь продолжал смешиваться с его густой багровой кровью. Тэхён сжал пальцами лицо Ильсу, тряся его и пачкая красным. Но женщина так и не очнулась. Мужчина досадно поджал губы.       — Она вырубилась, босс, значит вы её очень сильно напугали, — подал голос его подчинённый, пытаясь успокоить мужчину.       Эти слова подействовали, от чего Тэхён немного оживился, приказав избавиться от машины и трупов. Двое парней отделились, запихнув тела в багажник и заводя авто госпожи Мин.       Осмотрев под освещением карманного фонарика место преступления, все остальные смогли, наконец, сесть в подогнанный фургон. Тэхён всё равно был расстроен. Он позволил себе рискнуть, надеялся на овации в виде попыток убежать, закричать или убедить его сжалиться, а Ильсу даже не досмотрела сценку до конца.