***
— Рад познакомиться, Асакура-сан! С-спасибо большое!.. Что помогли братцу. Эта встреча была неизбежна. Юный Сенджуро ходил в традиционных одеждах. На лицо точная копия старшего брата, только вот выражение лица всегда такое… Растерянное. Сожаление срослось с ним второй кожей. Сора пообещала себе, что не будет лезть в их семейные дела. Просто не имела права, как приглашенный гость. Но почему-то, когда лично разговаривает с младшим Ренгоку, то холодное сердце само по себе оттаивает. Словно под лучами весеннего солнышка. — Твой брат отважно сражался, — кивает Охотница, натягивая улыбку, — Но битвы с высшими лунами требуют чего-то большего, чем отвага. Например, демонической крови. Сенджуро не совсем понял ответ Асакуры, но вот Кёджуро… Невольно у Соры получилось произнести непрозрачное послание ему. Не намеренно девушка задевает и так пошатнувшееся самоуважение Столпа. Подал ли Кёджуро виду? — Пойдемте, — лишь подгонял своих сопровождающих. Для Сенджуро была проведена лекция лично Кочо, на которой в полной мере объяснили, как ухаживать за ранами старшего брата. Пускай Сенджуро и раньше сталкивался с задачей обрабатывать ссадины Кёджуро, но сейчас дело было куда хуже. Благо младший Ренгоку трудностей не боится. Главное старший брат вновь будет дома. Вот Асакуру и взяли с собой. Взяв на себя груз из лекарств и настоек, девушка шагала рядом. Медленно, размеренно, подстраиваясь под ритм Кёджуро. Как бы не храбрился Столп, раны его не пускали. Боль вгрызалась своими клыками в тело с каждым шагом. Предлагали ведь на телеге довести, нет, сказал сам. — Может, всё же… — пытался младший Ренгоку повлиять на старшего, но в ответ тому лишь улыбались сквозь пот на лице. Сора молчит. Терпеливо ждет каждый раз, когда боль превозмогает его упрямство. Ловит уверенно под руку, когда спотыкается на нервной дороге. Молча. Без осуждения. Всё же маленький Сенджуро с трудом удерживал высокую фигуру Столпа. — И всё же хорошо, что ты согласилась быть моим Цугуко. Выучив правильные ката, ты станешь намного сильней. Асакура невольно бросила взгляд через Кёджуро, на младшего. — Ты так уверен, что мой стиль схож с твоим… — Не просто уверен! Я знаю! Дыхание пламени ни с чем не перепутать. К тому же, ты была знакома с мечником из моей семьи. Это ведь очевидно! Сама же Сора очевидного ничего не видела, но спорить с Кёджуро не стала. Она вообще заметила за собой удивительную перемену. Раньше была голова любому глотку порвать, как она ругалась с Юширо, но сейчас, даже на такое забавное и немного раздражающее поведение Столпа, просто молча соглашалась. Наверное, ею движет послевкусие его крови. Его слов. Его поступков. Его крепко сжатой ладони на своих и взгляда уверенного. — Ничего. Мы найдем ответы. И Сора от чего-то верит. — Только для начала… Нужно познакомить тебя с отцом. — Ох, — тяжело вдыхает Сенджуро. Собственное сердце тревожно кольнуло. Это ощущение знакомое, отзывается с разбитой душой. Сора непонимающего уставилась на Кёджуро, но тот даже перестал улыбаться. Впервые Сора видела такое выражение лица у этого солнечного мужчины. Всегда улыбчивый, грозный в бою. — Подождешь здесь немного, хорошо? — тихо шипит голос Ренгоку, словно огонек на остывающих углях. Ей приходится послушаться. Замирает прямо перед воротами в большое поместье. Скорее всего это их семейная обитель. Но от чего тогда веет от этих ворот чем-то… Темным. Пугающим. Мертвым. Таким знакомым. Её глаза всё так же открыты, но видят перед собою не пыльную дорогу, а влажный пол родного дома. Горные туманы холодом жгучим пробирались до костей. Зелень в объятиях опустившихся облаков. Сора слышит, как яростно распахнулись двери в генкане. Как шуршит одежда и хрипит дыхание в легких. Как яростно топчется каменная дорожка. Еще немного и трещины пойдут. Но Кёджуро стоит обездвиженный, смиренный, и лишь произносит: — Здравствуй, отец. В ответ ему молчат. И Сора знает это молчание. Мурашки холодные бегут по спине. В горле появляется ком, и этот же ком она слышит в речи Кёджуро. — Прости меня. Я… не смог победить Третью высшую. Пускай я вышел живым из боя, но упустил его. Мне… Стыдно, за свой проигрыш. Я позор нашей семьи. Она тоже. Сора передала право палача ему, а Кёджуро — своему отцу. И оба теперь ждут под тяжестью своих сожалений, когда вынесут за них приговор. Кёджуро её оправдал, подал руку и улыбнулся. Благодаря ему Сора смогла сразиться со своим главным страхом. Она вновь здесь! Она нашла родных. А родные её в могиле. Но что-то в груди рвется. Льды вновь приходят в движение, и внутри сердце сводит. — Не совершать старых ошибок, — повторяет слова Кагаи Сора. В её сердце пламя, зажженное вновь отвагой Кёджуро. Мгновение. Рывок. Сора бросается между двух мужчин. Какая жалость, что те слишком уж высоки, даже для нее. Как жаль, что человеческая ипостась не настолько сильна, чтобы сдержать все напасти жизни. Потому Сора принимает удар лицом. Пощёчина настолько сильная, что голову по инерции отбросило в сторону. Болью отозвалось лицо и губа. Звон в ушах заглушают крики сыновей, а Сора поднимает горящий взгляд на Шинджуро Ренгоку. И в ночной синеве не демоны пляшут вокруг голубого костра, а что-то человеческое. Потому что Сора вновь чувствует, что поступила правильно. И боль. Кровь. Делают её вновь живой. — Бейте меня, — произносит Асакура, вновь расправляя плечи, — Но ни Кёджуро, ни Сенджуро, я не дам. — Паршивка… — рычит бывший Столп, и каждый чувствует разгорающийся конфликт. — Да! Обзовите меня еще, мне на ваши слова всё равно. Потому что я и так знаю, что только по моей вине Третья высшая луна вообще появился в ту проклятую ночь! Что только из-за меня ваш сын получил эти раны, и только из-за меня демон сбежал. Кёджуро ни в чём перед вами не виноват. И я не позволю, чтобы из-за вас Кёджуро испытывал это чувство вины. Потому что живу с ним всю свою гребанную жизнь! Ох, что-то в Шинджуро меняется. Пылкие чувства становятся одним устремленным потоком. Направленный прямо на нее. — Тогда вы оба — бестолочи. Сора искажается в усмешке. Она приставляет ладонь к уху, задорно распевая: — Ничего не слышу~ Повторите еще разочек~ Если этот мужчина хочет драки, он её получит. Только с равным противником, а не покалеченным сыном. И началась страшная битва ни на жизнь, а насмерть. Кулаки летят во все стороны, Асакура уворачивается, отвешивая пинки неповоротливому Шинджуро. — Прекратите! — пытается привлечь их внимание Кёджуро, но эти двое совсем перестали слышать что-то помимо своих же яростных воплей. В ярости бывший Столп выламывает дверь Асакурой. Буквально вкидывает её несчастную тушку в дом, проламывая всё на пути. Треск стоит страшный, бьются стекла и Сенджуро в ужасе кричит. Но это еще ничего. — Давай! Вымести свою злость на мне. Может быть еще палку возьмешь, чтобы ею отхлестать, а?! Кёджуро ничего не понимает. Он впервые прибывает в такой растерянности. Дом крушат, бранятся грязно и зло друг на друга, хотя эти двое толком и не знакомы. Отец словно с цепи сорвался. Тяжеленный кулак попадает в блок. Кости звенят от удара, мышцы сводит. Только Сора не унималась. — Что, так сильно разочарование в собственном отпрыске, да? Так ненавистна родная кровь?! Ха-ха! А их ты так же бил?! Сора не знает, чьи это слова вырываются изнутри. С кем говорит её злость и эта страшная обида? Это ведь не Шинджуру. На месте этого лица должно было быть другое. И Сора отступает. Уворот, уворот, ступая по обломкам разбитого «я». — Паршивая девчонка! Ты ничего не знаешь! Захлопни пасть, пока я её тебе не вышиб. Асакура врывается в открытые двери, через расписные фусама в комнату. — Ну так вышиби! Расскажи в чем мы все повинны! Но не молчи. Не смотри смотрим пренебрежением. Не забывай о её существовании. Давай! Ударь её посильнее, и может быть ты вспомнишь… Сора спотыкается в момент отступления. Падает с невысокой веранды вниз, на землю, но приземляется на ноги. А затем звон. Осколки и жжение на открытые раны. — Хватит! Вспомни! С кем на самом деле ты говоришь? Полная луна. Человеческая кровь. И это отчаяние, с которым рвались голосовые связки. Преодолевая боль. Преодолевая страх. Преодолевая годы одиночества и обиды. Наконец взгляни в чужие глаза, так и не ставшие тебе по-настоящему отцовскими. — Асакура-сан! — зовет её мальчик, — Вы в порядке? Осколки не попали в глаза? Не трите! Сейчас. Всё будет хорошо. Ничего не будет хорошо, потому что ответа от адресата Сора не получит. Ей не ответят на крики бестолковой дочери. Не будет ничего хорошего, ведь эту вину из себя Сора едва ли сможет искоренить. Приходит в себя Асакура уже сидя на земле. Осколки от горшка с вином разбросаны вокруг неё, и вот она, главная разрушенная композиция. Сора утирает вино с лица, чувствует боль, но ещё хуже, так это, что видит чужие слезы. Это Ренгоку Шинджуро рыдает навзрыд, хватаясь за свою голову. Он такой же разбитый, рухнул на пол, и боль потекла из трещин этими чистыми слезами. — Я ведь мог его потерять! Сын правильно поступает, обнимает нерадивого родителя, выслушивая истинные мысли. Слыша, что за него переживал самый близкий человек. И Сора действительно рада. Видеть, как Сенджуро тоже присоединяется к этому удивительному действию. И только Асакура Сора сидит разбитая на земле, не имея возможности никому поплакаться в плечо. Потому что её семья давно мертва. Из-за неё.***
— Я приношу свою извинения. Сора искренне просит прощение. Уткнулась лбом в сложенные ладони, почти сливаясь с татами. Черные волосы рассыпались по полу, где совсем недавно были следы их ожесточенной драки. Теперь они остались лишь на её лице. Бывший Столп хмурится, ворчит, сложа руки на груди. Но стоило получить укоризненный взгляд сына, как всё же неподатливым языком произносит. — Я принимаю твои извинения. И ты прости меня. Не хорошо поднимать руку на женщин. — Прекрасно! Наконец мы можем приступить за обед. Всем приятного аппетита! — воскликнул вмиг посветлевший Кёджуро. После их битвы наступило затишье. Ярость всё еще отголосками грома отдавалась в венах, но уже прямого конфликта удавалось избегать. Шинджуро отправлен Кёджуро восстанавливать поломанные вещи, как, например, входная дверь, а Асакура отправлена под присмотром Сенджуро готовить обед на всех. Тяжелое наказание для них обоих. И всё же зря Асакура сомневалась в природном таланте быть учителем. Кёджуро умудрился обоих приструнить, толком ничего не делая. Теперь, довольный проделанной работой, он поглощал за обе щеки предложенные угощения. Асакура смотрит на плошку белого риса, смотрит на уплетающего мясо Кёджуро, на придирчиво рассматривающего свой обед Шинджуро и в конце концов на тихо радующегося Сенджуро. — А ты не думал, что я могла отравить еду? Шинджуро подавился тушеными овощами, а Кёджуро как ни в чем небывало продолжал запихивать за щеки лапшу. — М-м-м! Тогда поняфно, почему ты не еф, — и продолжил своё любимое дело. Поглощение вкусной пищи. Маленький Сенджуро весело хихикает, растворяя в душистом бульоне горошину васаби. — Асакура-сан шутит так, отец. Всё хорошо. Мы же готовили вместе. — Тогда понятно, почему такая гадость. От того и не ест, — едко ответил глава семейства, но это лишь остатки былой бравады. Мужчина изрядно пообломал зубы. Асакура берется за палочки, показательно отправляя в рот кусочек мяса. — Очень вкусно, Сенджуро, — зеркалит девушка наигранно милым тоном, — Просто вкуснятина. — Согласен! Вкусно! Сенджуро вело хлопает в ладоши и отвечает таким невыносимым тоном: — Давно мы все вместе не обедали. Шинджуро невольно утих. Он продолжал жевать овощи с кислым видом, пока мысли его были далеко отсюда. — Вкусно! — Пф! Ха-ха! Ты опять? — Вкусно! — Да что такое… Еда что, вкуснее становится, если об этом кричать каждый раз? — Вкусно! Асакура закатывает глаза. Набивает полный рот еды, выкатывая грудь вперед и с гордо поднятой головой кричит: — Вкусно! Сенджуро в ответ смеется. Повторяет за старшими и с видом грозным кричит: — ВКУСНО! А Кёджуро в ответ заливается грудным, таким теплым смехом, что стены в доме дрожать начинают. — Да. Очень вкусно, — тихо слышится со стороны старшего за столом. Сора давно не получала такого искреннего удовольствия от обычной человеческой еды. Так еще и приготовленной собственными руками. И пускай ей доверяли лишь нарезку овощей да мяса, всем основным занимался маленький Сенджуро, это всё равно вызывало тепло в груди. Словно не билась она с криками всего час назад. Словно не сражалась с Аказой. Словно не становилась демоном. Словно у нее была нормальная, любящая семья. — Отец, пускай ваше знакомство не задалось, но Сора-чан прибыла сюда по очень важному делу, — когда желудки мужчин были задобрены едой, начал о деле Кёджуро, — Ты мог бы отыскать дневники нашего дедушки. Это очень важно. Шинджуро нахмурил брови и недоверчиво покосился на девушку: — Зачем это ей понадобилась такая рухлядь? — Если найдет в них нужное, тогда расскажет. Верно ведь, Сора-чан? А Сора вновь возвращается с небес на землю. Мягкая вуаль семейного очага, словно эти люди являлись и ей родной семьей, развивается прочь. Асакура вынуждена вспомнить, зачем она здесь оказалась. — Постараюсь. Нет. Будет опрометчиво говорить бывшему Столпу о том, что его сын привел в дом демона. И пускай у этого демона след от пощёчины и царапины от разбитого об голову горшка не проходят. Пускай этот демон страдает вновь от жажды крови и нестерпимого страха. Но на самом деле Ренгоку Шинджуро не плохой человек. Заядлый пьяница, бывает поднимает руку, но всё это от разбитого сердца. Сора ни разу не оправдывает, она продолжит стоять на их защите. Честно, Асакура не жалела о содеянном. Пускай и Кёджуро глядел на нее с осуждением. — Вот, — протягивает ей мужчина стопку старых рукописей, — Сумеешь разобрать хоть что-то, вперед. — Ох, точно. Помню, когда учился по старым записям первых мечников моей семьи, больше времени потратил на перевод. Язык успел сильно измениться. Шинджуро покачал неутешительно головой. — Я к себе. Не шумите сильно. — Хорошо! Приятного отдыха, отец! А Сора принимает первый дневник, смахивая с него толстый пласт пыли. — Тебе помочь? — интересуется Кёджуро, — Просто скажи, что искать. Я же хорошо знаю манеру речи Ренгоку. — Говоришь так, словно это отдельный язык. — Ха-ха! Ты ведь не понимаешь, что такое ВКУСНО! — Ладно, ладно. Не кричи. Ищи что-то связанное с кланом Асакура или моим братом. Аситака был очень близок с твоим дедом. И… Они что-то искали. Кёджуро нахмурился, становясь максимально серьезным: — Что именно? — «Голубую лилию» и исток всех бед. Не спрашивай меня, что это. Не помню. — Ясно. Тогда, за дело.