***
Асакура Сора — Истребитель демонов из потомственного клана мечников дыхания Воды. Она была младшей из детей и единственной дочерью. Девчонка плохо ладила с двумя братьями, но постоянно бегала за самым старшим. Асакура Аситака — лучший друг его деда. Похоже Глава был прав. Их свела судьба. Кёджуро по-иному назвать это не мог. Несмотря на то, что старший сын Ренгоку учился дыханию Пламени сам, по семейным письменам и дневникам, он никогда не вчитывался в личные истории. Ему казалось это неприличным, чем-то очень личным. Кёджуро сомневался, что покойники были бы рады, если бы он прошел вместе с ними их путь через рисунок чернил. Но Асакура Сора — другой случай. Потому что тот описанный путь — её. Они знакомы относительно немного. Да, их связала общая битва и раны, но ближе подпустить девушка просто не могла, потому что ничего у нее не было. Ни прошлого, ни будущего, лишь страх и одиночество. Кёджуро был рад, когда в дневниках деда нашел её упоминания, затем ещё и ещё, но затем… Ренгоку пожалел. Потому что впервые увидел её слезы. Они побежали прозрачными дорожками летнего дождя. Прерывистое дыхание не громче шелеста листвы в высокой кроне. Сора кусала губы, утирала лицо рукавами, но дождь всё капал и капал, обрушиваясь на рисунок чернил. Кёджуро умел поддержать, но сейчас не мог сдвинуться с места. Он не знал, как поступить. Ему хотелось её утешить, попросить перестать рыдать. Но одновременно с этим понимал — эти слезы ей нужны. Канроджи тоже часто плакала, её Кёджуро без раздумий тогда обнимал крепко-крепко. Но с Асакурой почему-то… Так не получалось. И мужчина не знал почему. Она была другой. Такой далекой, как луна на небе, до которой как бы ни старался, не дотянуться. Но Кёджуро удается. Его теплая ладонь ложится на волосы, едва-едва зарываясь в их мягкость. Судорожный всхлип прячут ему в плечо. Так несчастная Сора плакала до восхода луны. С мокрым опухшим лицом девушка рассыпала извинения, но ни одно Кёджуро не поднял. Лишь крепче обнял, преодолевая боль в сломанных ребрах. В одном бою он ей уже помог, и в этом, с неудержимым горем, Кёджуро обязательно поможет. Сумерки — время, когда встречаются солнце и луна. То, что никогда не должно пересекаться. Кёджуро ощущает этот дискомфорт на собственной шкуре. Потому что Асакура Сора — не принадлежит его времени. Они не должны были встречаться, их жизни пересеклись бы на конце и начале, быть может глубокой старушкой она бы и застала его маленьким… Безумие! Ведь Асакура Сора сейчас испускала последние всхлипы. Той ночью мало кто спал. Лишь юный Сенджуро, уморенный переживаниями, уснул под тихие разговоры старших. Они говорили обо всём и одновременно ни о чем. Кёджуро рассказывал о своём детстве, о становлении Истребителем. В ночной прохладе его голос звучал треском огонька, пускай свеч сегодня они зажигать не стали. Ренгоку рассказал о своей безмерной любви к своей семье, отцу, покойной матушке. А Шинджуро молча слушал. Тонкие стены их дома не скрывали оживленных бесед юного поколения. Его глаза прикрыты, но сон никак не шел. Иногда его губы растягивались в кроткой улыбке, когда Кёджуро с особой страстью говорил о Матушке. Разумеется, Сора поняла, какие здесь были проблемы. Но выбрала молчать. Она вообще поймала себя на мысли, что ей чертовски нравилось просто наблюдать за ним. За его активной жестикуляции, как успевал поглаживать огненную голову Сенджуро у себя в ногах. — Знаешь… Я хочу попытаться найти кого-то из моей семьи. Ренгоку-сан писал ведь, что ездил на свадьбу брата. Может дети или внуки остались от него. — Это прекрасная цель, — подбадривает её Кёджуро своей улыбкой, — Я хочу отправиться с тобой. На этот раз Асакура улыбается: — Куда тебе, — она кивнула в его сторону, — Встань сначала на ноги, а потом поговорим. — Я быстро поправлюсь, — гнет мужчина свою линию. — В любом случае, я бы хотела для начала выплатить свой долг перед Корпусом. Шестнадцать демонов, которых я не убила, будучи человеком. Давай так, Ренгоку Кёджуро. Когда я их всех убью, мы начнем охоту на Аказу. Если ты к моменту моего возвращения сможешь меня победить в тренировочном бою, тогда мы отправимся вместе. Так что… Кушай хорошо и выздоравливай. Сора улыбалась ему как лунный месяц в небе. Слезинки поблескивали звездами. На выполнение своей цели ей потребовался один месяц. На это время связь между ними почти оборвалась. Кёджуро писал письма в одну сторону, и лишь ворон, достаточно воспитанная птица, объяснял тишину в ответ большой занятостью. Асакура не спала, не ела, лишь выслеживала добычу за добычей. Столп знал — ей сон и отдых не так важен, как человеческая кровь. И всё равно тревожно на душе становилось. Ворон прилетал лишь для того, чтобы сообщать о постепенном выполнении задачи. 1, 5, 10, 15 демон. Новость о последнем, 16 демоне, пришла Кёджуро с наступлением жары. Солнце начинало по-летнему подпекать макушку. Но Истребителям не должно помешать ни жаркое солнце, ни кусачий мороз в исполнении своего долга. Потому Ренгоку продолжал гонять ученика по ката вновь и вновь. Камадо-кун не жаловался. Ему вообще любое слово Столпа было в радость. Послушный и усердный ученик. Кёджуро старался отплатить за рвение юноши дельными советами и уймой уделяемым временем лишь ему. От того весь этот месяц Шинджуро пришлось слушать громкие голоса во дворе. А вот Сенджуро был лишь рад. Поселившееся в их доме одиночество и тоска начали наконец уходить. Наблюдая за тренировкой двух Истребителей, юноша наслаждался прохладой тени веранды. На его лице легкая улыбка не сходила ни на минуту. Закрывая глаза, Сенджуро просил богов продлить это мгновение на чуть подольше. Оставить с ним внутри это ощущение покоя. От её шагов не было вибрации. Плавные, прямо как настоящий Охотник, крадущийся к своей добыче. Но Асакура не кидается на маленького Сенджуро. Девушка лишь опускается рядом с ним в тени, поджимая под себя ноги, и ждёт, когда мальчишка её заметит. Заметил в конце концов. И благо не стал кричать, ведь встречается с жестом, просящим быть тихим. Её палец прижимается к губам, синие глаза блеснули под тенью налобной повязки. Из-за белого ремня вытаскивают оружие. Катана ложится по правую сторону. Вот она — Асакура Сора в боевом воплощении. Теперь в её образе не было болезненной разбитости. Ровная спина, лоснящиеся черные волосы и синяя повязка на голове, расшитая белоснежными нитями. Рисунок особенный, с тремя четырёхлистными цветками. Поверх черной формы Истребителей, на Асакуре синее хаори с короткими рукавами, расшитое точно таким же необычным узором. Сенджуро раньше подобного никогда не встречал. Пока же её так открыто рассматривали, Асакура наблюдала за проводимой тренировкой. На нем остались шрамы. Свежая рубцовая ткань ярко выделялась на фоне остальных, давнишних. Следы когтей, острого, даже нечто похожее на пулевое. Но, судя по движениям Столпа, его уже перестали сковывать полученные ранения. Даже отсуствие глаза перестало быть ему изъяном. Асакура внимательно следит, чтобы его шаги оставались всё такими же уверенными. Без обоих глаз перестаешь осознавать истинное расстояние, теряется обзор и в общей сложности становится тяжелее сражаться. Но Кёджуро справляется. Со своим учеником так точно. — Камадо-кун! Следи за концентрацией дыхания! — Да! — тут же подтянулся мальчишка. — Ещё раз! Нападай! И деревянный звон боккенов вновь стал раздаваться в саду поместья Ренгоку. Асакура же продолжала ловить каждое движение, каждое натяжение мышц и вдох Столпа, да с таким жадным взглядом, что бедный Сенджуро весь зарделся, не смея издать и крошечного писка. Неподобающие мысли стали закрадываться в голове, и пазл сложился. Только вот мальчишка совсем подумал не о том, что на самом деле связало его брата с этой Охотницей. Так же молча, как и пришла, Асакура исчезает обратно в недрах дома. Сенджуро с распахнутым ртом остается в прострации. Приходит в себя лишь когда слышит странный звук на крыше. А это всё Охотница, выбирающая наиболее подходящее положение для нападения. В руке её небольшой камушек. Который со всей силы вовремя кидает. Кёджуро находился в ней максимально в слепой зоне. Камушек ловят не глядя. Следом уже Асакура спрыгивает с крыши. Её приземление, совмещенное с ударом, попадает в землю. С разворота пытается попасть по ногам. Кёджуро вовремя наращивает расстояние, проворачивает боккен, блокируя им уже знакомый удар. Кулак попадает в тупое лезвие. И давит, давит, давит… Асакура слабее Третьей высшей, но куда грязнее дерется. Потому что следующий её удар был ему в свежий шрам. Все его мышцы напрягаются в ожидании боли, но вместо этого Сора с улыбкой легонько тыкает ему в живот, замедлившись прямо перед столкновением. Холодный пальчик утыкается в шершавый шрам. Жар обнаженного пресса обжигал. — Неплохо, — произносит Асакура с придыханием. А Кёджуро ей улыбается горящими глазами. — Есть ещё к чему стремиться. Оборона проседает. — И тело не обманешь. Помнит ещё его удары. Это может стать проблемой. Они всё ещё стоят слишком близко, но кого это волнует? Точно не этих двоих. Потому что Ренгоку лишь качает своей пылающей шевелюрой, стирая со лба пот. — Нет! — заявляет Кёджуро со своей фирменной уверенность, — Это будет моя сила! В этот раз мы его одолеем. Ему отвечают робкой усмешкой. Хотелось Асакуре верить в слова Кёджуро, очень сильно хотелось, но и её тело помнит страх и силу его ударов. Соре тоже было очень страшно. — Опять ты! — раздался крик со стороны дома, — А ну отошла от моего сына! Ишь, нашла дурака, демоница. На злые тирады Шинджуро отвечают тремя шагами от сына и поясным поклоном. Асакура здоровается с юным Камадо, весело трепля по влажным от пота волосам, и уходит в сторону дома. Не хотелось, чтобы Шинджуро выхвалит её меч, лежащий рядом с младшим, и всё же зарубил её. Опасение сбываются, Ренгоку-старший действительно обнажает клинок. Но вместо атаки, бывший Столп придирчиво осматривает работу. — Красивый, но не практичный. Сколько выдержал голов? Уже зазубрины. Скоро на замену. Асакура мрачно глядит из-под хатимаки: — 16. Я не давала ему отдыхать, от того и быстро износился. Но он ещё послужит хорошую службу. Шинджуро красноречиво поглядел в ответ. Семя сомнения упало в благостную почву. Когда ей возвращают клинок ничирин, Асакура начинает внимательней его осматривать на наличие трещин, пальцем проводит по всему острому краю. Боль резанула нервы. Это кровь потекла по лезвию меча. Порезанный палец сразу прячут меж губ. Клинок всё ещё такой же острый. — Ты что здесь снова забыла? — всё такой же раздраженный Шинджуро в ожидании ответа сложил руки на груди. Ох, кажется это у них семейный жест. Потому что подошедший Кёджуро встал точно так же, лишь с одним отличием, но всё ещё был раздет на верхнюю часть тела. — Да, Асакура-сан, Ренгоку-сан не предупреждал о вашем визите. — Как интересно, — кинула взгляд Сора, хитро улыбаясь на то, как сам Кёджуро делает вид полной невинности. — Ворон! — громко выкрикивает мужчина, — Ворон с официальным приказом всё ещё не прилетел. — Приказ? О чём ты, братик? А Асакура лишь качает головой, не сдерживая тихий смешок. Потому что совсем скоро она поняла причину такого странного поведения Ренгоку Кёджуро. Когда ворон всё же прилетел с официальным приказом Главы, уже одетый в полное облачение Истребителя демона, он гордо заявляет: — Отец, Сенджуро, я отправляюсь на миссию! — Нет! Сора с Танджиро стояли за воротами. На плечах их сидели верные черные вороны. Камадо тоже сегодня отправляется на миссию. Семья Ренгоку не хотела прощаться. Сенджуро прятал слезы в форму брата, обнимая крепко-крепко, а отец зло сверкал глазами да тянул за пламенное хаори назад, домой. Потому что Кёджуро всё ещё не готов, он не до конца восстановился, у него нет глаза и сил победить Третью высшую, каким бы он не был прекрасным мечником. Но долг не ждет. Охота открыта и приказ Главы необходимо исполнить. — Асакура! — кричит им в спину Шинджуро, — Береги его! В груди холодная пустота резонирует. Туман прошлого развеивается, постепенно раскрывая руины. Это её жизнь. Теперь Сора понимала, что испытывал Аситака и Ренгоку-сан, уходя от нее в дальний путь. Только на этот раз пламенное хаори развивается рядом с ней, а дорога ведет их черными вороньими крыльями на север.***
Центральный вокзал встречает их оглушительной смесью звуков. Гудит толпа, не исчезнувшая даже с наступлением темноты. Шипят поезда, испускающие жаркий пар. Звенит оповестительный сигнал. Даже лампочка над головой противно трещала, готовая вот-вот перегореть. Натянутые нервы звоном в ушах подыгрывают общей атмосфере вокзала. Асакура была готова взвыть от скрипа колесиков тележки с багажом таких же пассажиров. — Вот это толпа! И даже Кёджуро, пытавшийся пересилить общий гул, вызывал в ней иррациональное раздражение. Общий воодушевленный настрой Столпа был подкормлен добротной порцией рамена, пригубленной перед отъездом. Собственно, от того Охотники запрыгивают в вагон одними из последних. Не мог Ренгоку остановиться благодарить очаровательного старичка за прекрасный ужин. У самой же Асакуры кусок в рот не лез из-за волнения. А может это банальный страх? Захлопнулись тяжелые двери в купе словно упавшая крышка гроба. Нет, демоническое чутьё сейчас молчало, на этот раз человеческая интуиция била во все колокола. Нет ничего пугающего в удобных местах сегодняшнего ночлега, только вот внутренности скручивало от одной мысли отправки на далекий север. Туда, где горы всё ещё таят в себе секреты. — На этот раз поездка куда комфортнее. Не сидя спать так еще и не в пузе демона, — выдает некое подобие шутки Асакура, — А если учесть, что меня магия крови свалила просто на пол… Кёджуро посмеивается в ответ: — До Аомори ехать достаточно долго, поэтому, целесообразно сберечь силы к прибытию. А что лучше помогает набраться сил, как не хороший сон! В отличие от Асакуры, Столп был совершенно невозмутим. Ему отправиться вновь на опасную миссию было в радость. Форма Истребителей родным боевым облачением прильнула к телу, клинок вновь крепко лежит в руке. Только пламенное хаори неожиданной тяжестью опустилось на плечи вместе с ответственностью. Ведь поднимая каждый раз взгляд на девушку, он видит эту нервную дрожь. Хотелось разгладить заломанные пальцы, стереть истеричные нотки в голосе, но Кёджуро знал — уже узнал, — что с ней лучше просто сохранять спокойствие. Она сама потянется к нему, главное оставаться надежной опорой, за которую могла бы ухватиться в момент своего падения в бездну отчаяния. Но Асакура держалась молодцом, даже продолжала шутить, попутно пряча клинок под сидение: — Я бы ответила тебе, что может быть лучше сна, но боюсь это будет не совсем уместным. Гудит поезд, шумят колеса, кричат проводники. Девушка тянется к форточке, чтобы наконец погрузиться в него подобие тишины хоть на какое-то время. — К слову, нам бы обсудить детали миссии! — неотрывно следя взглядом за Охотницей, — Как обстановка с твоим голодом? Слово инородно перекатилось по языку, придавая кислинки. Кёджуро был бы рад и дальше игнорировать её темную часть, любоваться глубоким кобальтом чужих глаз, но реальности куда более жестокая. Асакура тоже слегка поморщилась. Ей вовсе не в радость подобные слабости: — Моя знакомая позаботилась об этом. Если ты увидишь пятнистую кошку в ночи, не прогоняй её, она ко мне. Но напомню, мой голод обостряется только когда использую демонические способности или магию крови. Испытывая слишком сильную жажду, я не смогу вернуть человеческий облик. — Вот как, — ответил задумчивый Ренгоку, сложивший руки на груди в своем привычном жесте, — Почему, если не секрет? Как работает этот механизм твоего перевоплощения? Асакура не замечает нервозность Кёджуро за своей поволокой извечного страха. — Моя знакомая говорит, что нечто в моей человеческой крови не дает клеткам Короля демонов окончательно поработить меня. Но чем больше я использую силу демона, тем меньше человеческой крови остается, поэтому, приходится демона внутри «кормить», чтобы не случилось… Того, что уже произошло. Я о потере памяти. Ты ведь знаешь, что демоны при обращении теряют память о прошлом, да? Состав тронулся с места. Медленно набирают скорость железные колеса. Стучат рельсы, гудит паровоз в ознаменование начала долгого пути к забытым горам севера. Вагон со скрипом качнулся, как внутренние ориентиры двух Охотников. — Вы… со знакомой… — тихо, прощупывая лед под собой. Среди тишины раздает приглушенный смех. И это не Сора смеялась над своей беспомощностью. — Не получается. Именно поэтому мы сейчас с тобой едем в такую даль. Мне нужно вспомнить о себе и выяснить причину, чтобы на основе моей крови сделать… Не знаю. Противоядие? Хоть что-то, что может противостоять Музану. Моя знакомая положила всю свою жизнь на поиски способа убить его. Хах… Если бы она меня не выгнала из дома, мы бы и не встретились. Плохо Кёджуро играет в игры с людьми. Вместо того, чтобы интересоваться нужным, он выбирает спросить: — Выгнали?! Как же так? У Асакуры поджимаются губы в невеселой улыбке. Она снимает свою хатимаки с головы, проводя по узоры. Заплатки почти не видны, но шрамы-швы остаются ощутимыми. Так собирается разбитое, с напоминанием о расколе. — Я безумная трусиха, Кёджуро. Я забилась в самый темный угол на пол века, лишь бы не сталкиваться вновь с этим кошмаром. Но я не безнадёжна! — Сора воодушевленно вскинула голову, — Видишь эти узоры? Тебе, наверное, они ни о чем не говорят, но они принадлежат племени Айну на самом севере. В ночь, когда мы пересеклись, я собиралась направиться именно в Аомори, чтобы затем оттуда на Хоккайдо. Но в этот раз мы едем расплетать другую нить. Хатимаки возвращается на своё законное место. А вот и наконец истинная причина её нервозного настроения. Почему-то читать Асакуру Сору у Кёджуро получается как открытую книгу. Он чувствует на уровне неких неизвестных волн каждую испускаемую её вибрацию. Как горькие слова чужими голосами наполняют её сознание и Сора перестает его слышать. В ней пробуждаются тысячи сожалений и безграничное желание мести, сдерживаемое лишь человеческой волей. — У моего брата осталась дочь и внук. Я хочу с ними увидеться, чтобы… Кое-что прояснить. — Что именно? К Ренгоку самого руки сложены на груди, но продолжает давить на только приоткрывшую свои двери душу. Заставляет прогнуться, сказать правду, и судя по этому немигающему взгляду, Сора понимает — он чувствует гнилой запах её прошлого. Вновь возвращается ощущение, как при первой встрече. Словно Кёджуро хочет содрать с нее кожу, лишь бы добраться до правды. Оставить её душу обнаженной и узнать, насколько та была прогнившей. Уничтожит ли он, когда узнает всё?Предатель.
Клеймо выжжено на изнанке сердца. — Я подозреваю, что брат умер не своей смертью, — часть правды, но явно не то, чего Ренгоку добивался. Мужчина забавно склонил голову в бок, как сова: — На чем основаны подозрения? Ты отправляла запрос в канцелярию? — Да. Сразу после того, как… Додумалась до этого. Но в ответе говорилось лишь о том, что Аситака умер на 64 году жизни и штаб доставили уже его прах. Причин смерти зафиксировать не успели. — И на кого пали твои подозрения? — Аказа. Это точно сделал он. Демоническое пламя вспыхнуло в глубине кобальтовых озёр, освещая дно. А в нем хлам чужих убеждений и слов. Так сильно хотелось протянуть руку да стереть из её чистого взгляда этот мусор. Но, прежде чем Кёджуро хоть что-то ответит, дверь в купе отворилась. — Добрый вечер. Я ваш проводник. Позвольте проверит билеты, — охотники отрываются от напряженной беседы, протягивая свои билеты, — Ясно, вам до конечной. Благодарю. Если у вас возникнут вопросы или просьбы, сразу обращайтесь ко мне, в начало вагона. Приятной поездки. Но пока милая девушка произносила заученную фразу вновь раздался громкий смех и грохот. Будучи с открытыми дверями, даже увлеченные Охотники обратили на такое внимания, не то что подпрыгнувшая на месте проводница. — Там всё хорошо? Проводница на вопрос мужчины лишь неловко поправила шляпку: — В трёх купе от вас расположились военные. Прибыли уже навеселе. Я попрошу их быть потише. Простите за неудобства. Но Асакура уже понимает прекрасно, что такая хрупкая девочка, явно совсем еще молоденькая, не утихомирит пьяных мужчин. Захлопнулась дверь в купе. В образовавшийся тишине голос Соры звучит особенно зловеще, готовый порвать клыками глотку врагу: — Стоит Аказе узнать о нашем прибытие в Аомори, он тут же попытается напасть на родных Аситаки. А может и вовсе следит за ними, зная, что я попытаюсь их найти и связаться с ними. Нужно быть очень осторожными. — Будем, — подбадривает Кёджуро, — Но мне кажется ты не видишь полной картины. Точнее, я бы сказал, что ты переоцениваешь Аказу. Он не тот, кто бы пошёл на хитрость. Хитрость — это по твоей части. Отвечают ему со жгучим холодом заснеженных вершин: — Потому что без хитрости ты не одержишь победу над превосходящим противником. — Именно. Твоё тело выучило эту догму. Ни о каком честном поединке и речи не может идти. Как недавно, когда ты кинула камень в мою слепую зону. — Чтобы проверить, способен ли ты отразить атаку, — сразу оправдывается Сора, начиная поддаваться эмоциям, — Ты ведь Столп! Неужели каждое сражение побеждаешь с самурайским благородством? Но должна тебя разочаровать, даже самураи не все были настолько чисты душой, как ты. И это тебя погубит. Уже. Кёджуро не знает, как относится к её словам. Он видит боль, тело бессознательно реагирует, копируя защитную позу — сложенные на груди руки. Эти слова — вновь адресованы словно не ему, но взгляд её прикован лишь к нему одному. Особенно когда бегает между здоровым глазом и черной повязкой, скрывающая шрам. — Эх, ты приняла мои слова за оскорбление, — вздыхает Столп, — Я лишь хотел сказать, что благодаря твоей хитрости, ты вполне можешь проманипулировать Аказой так, как тебе того хочется. Я не против такого. Лишь подмани его к себе, а я снесу ему голову. Ренгоку Кёджуро — Столп. Это подразумевает под собой власть и опыт. Каким бы не был Охотник приветливым и дружелюбным, он остается выше по званию. Асакура — никто. Её ведущая роль в их миссии — лишь иллюзия контроля. Кёджуро с ней отправили не просто так. — Похоже, ты сам недооцениваешь Аказу. А зря. Асакура поднимается со своего места смертью. Неотвратимой, жуткой. Мгновение отчаяния застыло на её лице холодной маской. Свет над её головой не был нимбом. Закрывшиеся врата в рай. И этот ангел остался на земле страдать, вновь и вновь вспоминая, что такое настоящая смерть. — Потому что это Аказа всё спланировал. Он вынудил моего брата отречься от всего. Это из-за Аказы Аситака меня бросил. Поверил в благородство демона, представляешь? Ведь демон обещал мне не навредить. И что в итоге? Посмотри внимательно, Кёджуро, к чему привела вера словам демона. — Речь была не о доверии… — Ты меня совсем не слышишь! Аситака даже твоему деду не рассказал, молчал об это до самой смерти. На самом деле я бы такие тайны даже бы в завещании не писала, была уверена, что Глава его вскрывал, раз знает, что Асакура — клан предателей. Просто знай, Кёджуро, что всё это — творение рук Аказы. Я уверена, что он так же ждёт раскрытия тайны моей крови, как ты с Убуяшики. — Ты не доверяешь мне, — констатирует факт. Асакура усмехается с прищуром: — Нет. — Но мы должны доверять друг другу! Иначе как мы?!.. Кёджуро порывисто поднимается следом, желая остановить Сору, но та сама останавливается и оборачивается к нему. — Я ничего тебе не должна, кроме твоей защиты. Ренгоку молчит. Он не ругается в ответ, не кричит обидные слова, ведь весь яд скопился лишь в одной Асакуре. Вот откуда эта напряженность. Сора прочла завещание. Как давно? Почему не сказала ему? Видимо в нем было нечто такое ужастное, как предательство любимого брата. Кёджуро бы тоже не выдержал бы, если Сенджуро под честное слово демона предаст Корпус Истребителей. Потому Ренгоку молчит, стойко принимая её яд на себя. Он жжётся и болью режет сердце. Сора уходит. Сбегает из купе, не разбирая дороги шагает прочь, надеясь вдохнуть воздуха в более уединенном месте. Но поезд набирает скорость, а военные в купе перетекают из своего заточения наружу. — Дайте пройти. Только вот Асакура забывает предупреждение старичка без ноги в больнице. Когда-то давно, всего несколько месяцев назад, он брал её хатимаки с тоской по холодным снегам, говоря о неприязни и дискриминации народа Айну. Предупреждал ведь. А Сора не послушалась. Поддалась рвущимся наружу эмоциями, сама напарываясь на пьяных капитанов. Младший офицерский состав как по щелчку пальцев заводится от её вызывающего наряда. Но дело было вовсе не в открытых частях тела или выделяющейся талии, нет, всё было в этих узорах, вышитые её же рукой. Именно за налобную повязку её и хватают, что-то сквозь перегар твердя о её месте. Да Сора бы только рада вернуться на место! Но где оно?! Асакура хочет уже замахнуться, клыки скалит на человека, но её кулак останавливает теплая и шершавая ладонь. Звуки вновь обрушиваются на Сору одним слитным потоком. Перед глазами становится кристально чисто, а злость на себя падает каплями в переполняющуюся бочку. Ещё не до конца, но уже на грани. — Вернись назад, — просьба, граничащая с приказом, — Я поговорю с ними, — добавляет тихо Кёджуро, чтобы лишь она услышала. И Сора уходит, принимая своё поражение. Потому что давно было пора понять, что эмоции не помогают. Они лишь становятся помехой, неконтролируемой силой. Будь Асакура способной направлять ярость в нужное русло, всё было бы иначе. Да… Он так же говорил. В прошлой битве Соре удалось. Она обуздала страх, она шагнула навстречу и отважно сражалась. Почему же теперь Асакура душит рыдания в локти, кусает руки лишь бы не закричать в голос? Потому что Сора — предатель. «Я понимал, что просто так такое предложение не могло поступить нашему отцу и вскоре моя догадка подтвердилась. Ночью, в день приезда старейшин нашего клана, ко мне пришёл Третья высшая луна по имени Аказа. Демон поставил меня перед фактом — моя судьба уже предрешена, но у меня был выбор, насколько рано я умру. Мог прямо в ту ночь, если бы не согласился на сделку. Я ухожу из клана и оставляю тебя ему, в свою очередь демон обещает не причинять тебе вред. Теперь, когда о тебе нет никаких вестей, а наш клан уничтожен, я лишь прошу у тебя прощения, за то, что не смог найти сил защитить тебя от этого демона.» Стучат колеса и рельсы. Свет остается лишь тусклым свечением звёзд и мерцанием живого города на горизонте. А внутри нее кромешный мрак. Невыплаканные слезы застыли комком в горле. Казалось бы, никого нет, можешь вновь подастся этой глупой слабости. Оплакивать и дальше свою никчемность, своих родных и близких, свою несчастную долю… Но Сора думает и думает о своем поведении, словно нашкодивший ребенок. Потому что Кёджуро не заслуживает к себе такого отношения. Это проблемы Соры. Она не может контролировать свою агрессию. Но ведь и довериться Ренгоку нельзя — Аказа с особым рвением захочет убить Кёджуро сразу, как заподозрит нечто большее, чем просто знакомство между ними. Потому Сора молчит, когда спустя долгое время Столп возвращается в ним в купе. Младшие офицеры разговорились с приветливым Ренгоку, а тот благополучно утихомирил пьянчуг, совсем не распуская кулаки. Вот чему Соре нужно было учиться у него, а не владению мечом. У Соры сердце тяжело бьется в груди, резонирует с костями, но взгляда темного всё так и не отводит. У него красивая спина. С плеч снимаю пламенное хаори, бережно его складывая. Таким, без своего неотъемлемого атрибута, Кёджуро становится на удивление… Человечным. Аура непобедимого Столпа сходит на нет, как и бравада Асакуры. — Прости меня. Кёджуро вздрагивает от шёпота. Он только расстелил себе спальное место, не рассчитывая на продолжение диалога. Если честно, пьянчуги его вымотали. Или же это эмоциональная буря Сора так на него повлияла? — Я не держу обиды, — отвечает так же тихо, — Просто знай… Что пока в твоем сердце горит искреннее желание помогать людям, сражаться со злом, я буду твоим верным товарищем. Синие глаза из темноты наблюдают за тем, как мужчина ложится. Одеялом накрывается лишь до пояса, и смотрит куда-то в потолок, за которым скрывались тусклые звезды. — Какие бы ты тайны не скрывала, какие бы не совершала ошибки, каждый имеет право на второй шанс. Осталось только, чтобы ты сама себе его дала. Кёджуро поворачивает голову. Он смотрит на нее тепло, пускай и лишенный одного глаза. Пускай на его теле новые грубые шрамы, пускай спит в одном купе с демоницей, пуска… Пускай… Пускай! — На самом деле, ты сильнее, чем сама о себе думаешь. Просто тебе нужно в это вновь поверить. В себя. И в других. Желательно, конечно, в меня! Потому что я искренне хочу тебе помочь. Кёджуро вновь оборачивается к потолку, расслабляясь. — Почему? — слышится из темноты. Улыбка на его губах была странной. Усталой и одинокой. — А почему ты тогда подставилась под руку моему отцу? — Потому что ты не заслуживаешь к себе такого отношения, — без раздумий, вырывается мгновенно. — Вот и я тоже считаю, что ты не достойна такой жизни. Молчание повисает на неопределенный срок. Ночь и стук колес смаривает Асакуру. На грани сна, уже одной ногой в родных горах, до нее доносится тихий шёпот. — Спасибо. — Не за что.