夢の輝き - Dream Glow

Пожалуйста не сгорай, ведь кто-то же должен гореть. За углом начинается рай, нужно только чуть-чуть потерпеть. Шагни обратно за край, тебе рано ещё сгорать. За углом начинается рай, нужно только чуть-чуть подождать. Пожалуйста, не сгорай, спаси всё что можно спасти. Прости всё, что можно простить. Иди пока можешь идти. Шагни обратно за край! За углом начинается рай… Оля и Монстр — Голос

Кёджуро чувствовал, что его конец будет связан с Аказой. Ещё там, у разрушенного поезда Бесконечный, когда защищал раненого Танджиро и напуганную Сору вместе с двухсот другими пассажирами, Ренгоку должен был отдать свою жизнь. Смог бы он убить Третью высшую тогда, или же после срубленной головы наступит следующим раунд и так до бесконечности? А есть ли у человечества вообще шанс победить Короля демонов? Если Аказа лишь четвертый по силе, то на что способны троя остальных? Каким на самом деле являлся Музан чудовищем? Ренгоку не сомневался никогда в том, что человечество победит. Он знает. Это как неоспоримость факта своей смерти. Зажечь огонь в чужих сердцах, самому выгореть дотла. Потому что таков его долг. Таков его путь. Но Сора спасла его. Оставила разбитым, мучаться от неисполненного желания и бродить призраком в поисках конечной цели. Уничтожить Аказу — вот зачем он отправился в эти таинственные горы. Пролить ещё крови на эти земли. Избавить последнюю Асакуру от призрака прошлого. Всё это Кёджуро сделал, потому что искренне верил — это благо для других. Это поможет. Это нужно! При этом саму Сору он не слышал. А она докричаться до него не могла. Она будет грустить — думает Кёджуро на грани сознания. Небо загорается алым, верхушки деревьев мажет теплое солнце. А земля холодная, выжженая демоническим пламенем. Кровь горячая, а тело мерзнет. Я не справился. Кёджуро не удалось победить Аказу. У демона голова выросла новая, а у Кёджуро нового живота не появится. Ни нового глаза, ни новых мышц. Ничего. Не. Осталось. Демон пробил кости, перебил позвоночник, тем самым сразу лишая возможность на контратаку. Столп повалился на землю поломанной куклой, которая больше не встанет. Только боли Кёджуро уже не чувствовал. Столкновение с землей оказывается мягким материнским одеялом. Старое детское воспоминание, как вместе с маленьким Сенджуро они валялись в ногах прикованной к кровати матушки. Футон у нее был всегда мягким и пахло от нее приятно. Стеклянный колокольчик фурин редко звенел от летнего ветерка. Но рядом не оказывается Сенджуро, и сам он взрослый, занимал едва ли не всё пространство крохотного уголка душевного покоя. Кёджуро так глубоко погружается в предсмертные видения, игру умирающего мозга, словно погружаясь в омут одного из многочисленных озёр в таинственных горах. У смерти мягкие руки. Они приглаживают его пламенные волосы. — Я не справился, — шепчет губами, чувствуя вкус крови. Она комком сожаления встала поперек горла, — Прости меня, матушка. А руки нежные продолжают гладить Кёджуро по голове. Разглаживает морщинки на лбу, расправляет сведенные в гримасе горя брови. На самом деле он понимал Сору больше, чем она могла предположить. Потому что матушка считала его сильнее остальных детей. Кёджуро одарен небесами. У него есть силы, которые должен был пустить на благо других. И ведь так всё делал! Себя не щадил, чтобы Сенджуро не пришлось брать на себя непомерное для него бремя. Но самое главное — он тоже скучает по маме. — Я старался изо всех сил. Правда… У Кёджуро глаза распахнуты, но ничего не видел. Лишь теплый свет из детства, потолок материнской комнаты. Он не видит фигуры, но чувствует руки, мягко оглаживающие уставшую голову. Почему матушка ничего не отвечает? Пускай ругает его, ему её укор будет слаще мёда. Он с удовольствием вытерпит любой гнев точно так же, как счастье. Лишь бы не игнорировала… Лишь бы напомнила свой голос. Но матушки не будет. Светлый лик не предстанет перед его глазами. Разумеется, сын не оправдал ожиданий. Дважды не смог убить Высшую луну. Матушке стыдно за него, от того даже не покажется. В горестном принятии Кёджуро смаргивает свет воспоминаний и оказывается в кромешном мраке. Не имело никакой разницы, распахнуты ли веки или же нет. Ощущение тела приходит запоздало. Словно чужое, и кровь медленно бежит по венам. Это так ощущается посмертие? Как лёгкие тонкой струйкой втягивают кислород. На языке остается привкус крови и демонический смрад. Нос пощипывает. Неприятно. Ренгоку морщится. Раз моргнул. Два. И глаза его привыкают к темноте. Во мраке проступают очертания деревянных балок, крыши, железных украшений на столбах. Лунный свет тонкой полоской рассекал пространство пагоды. Где он? Сердце тревожно кольнуло от ускорившегося ритма. Тело плохо поддается его командам, однако исправно работает. Нет ни боли, ни потерянных конечностей. А главное нет дыры в груди. Приподнимая корпус, Кёджуро сразу принимается ощупывать своё тело. Его ли оно вообще? Ладонь метнулась к лицу, столько сейчас понимая — глаз на месте. Точно. Вот оно, глазное яблоко, в полной сохранности. Продавливает, цветные мушки бегут перед взором. Какого черта?.. — Я жив? — глядя на свои руки. За прикрытой дверью голоса. Тени движутся на фоне растущей луны. Звезды разбросанным жемчугом блестели на темном покрывале небосвода. — Уйди прочь от сюда, — холодно и жестоко произнесла Асакура. Девушка поднимается со ступеней. Её черная фигура закрыла собою лунный луч внутрь пагоды. На фоне всеобщего серебра лишь золотые глаза демона инородно горели. — Ещё чего? Тебе-то он срубить голову легко может, — напряжение замаскировано под насмешку. Аказа. Где клинок?! Кёджуро судорожно ищет вокруг себя своё оружие, но находит лишь аккуратно сложенное пламенное хаори. Под головой лежало чужое, с айнской вышивкой. Где клинок?! Он должен добить Аказу. Победить. Но не успевает Кёджуро толком подняться, как в помещение проходит Асакура. Лунный свет за её спиной отбрасывает длинную тень. Позади нее нет желтоглазого демона, лишь тишина гор и безмолвная луна. Шаги отражаются ввысь высокой пагоды. Эхо. А в ушах стучит собственная кровь. — Сора! — пытается выкрикнуть, но из пересохший глотки доносится лишь хрип. Он вновь подрывается подняться, да ноги не слушаются. Падает обратно на пол, на котором и лежал всё это время. Сердце в груди стучит как колокола, — Аказа!.. Он всё ещё здесь. Беги!.. Я должен… А Сора молчит. Этой ночью умер вовсе не Кёджуро. Жизнь отдала она. Этим живым трупом Асакура опускается на колени прямо перед Столпом. Садится на пятки, ровная спина, сложенные ладони по всем канонам старого этикета. Черные волосы серебрятся. Неизменная хатимаки на лбу. Почему-то Ренгоку замирает. Смотрит во все глаза на неё, пытается поймать намеки на ответы. Но у Асакуры слов просто не было. Лишь бесконечная печаль и отчаяние. Теперь ещё и смирение. То самое, с которым был готов умереть Ренгоку. Горькое. Как демонический запах. Запах… Почему он его так четко ощущает? Кёджуро нервно трет нос, утирая засохшую кровь с лица. — Ты сказал, будь у тебя выбор, ты бы отказался. В старой пагоде ничего не осталось. Разруха, лишь столбы и крыша остались неизменными, словно вера умерших людей в своё правое дело. — У тебя не было выбора. Это только моё решение. Поэтому ты можешь смело ненавидеть меня. Я бы позволила тебе меня убить за такое, но сейчас не могу. Позже, ты обязательно сможешь мне срубить голову! Я сама подставлю шею. Кёджуро немо наблюдал, как Асакура склоняется в поклоне. Упирается лбом в сложенные ладони, выказывая высшую степень почтения. — Сейчас я тебя прошу лишь смирения. — Сора… Что произошло? — пытается дружелюбно, но выходит боязливо осторожно, — Что ты натворила? Почему я жив?! И Аказа!.. — Мне пришлось тебя сделать демоном, — твердо и спокойно, — Твоё тело смогло восстановиться до состояния его наивысшей точки. Потому глаз вернулся. Чтобы подавить действие клеток Короля демонов и остановить полное обращение, мне пришлось влить в тебя ещё и своей обычной крови. Помогло. Чудом. Если сократить прибывание моей крови вне тела и до нового носителя до минимума… Сора словно зачитывала медицинское заключение. С таким выражением лица и тоном врач сообщает причины ампутации ноги. Только в этот раз Ренгоку ампутировали его честь. Вырвали насильно то, что делало его воистину могучим. После ампутации мозг не сразу осознает, что конечности в теле больше нет. Так и Ренгоку, непонимающе хлопая обоими глазами, глухо спрашивает: — Зачем?.. — Потому что ты нужен живым, — коротко и ясно. Если Кёджуро лишился чести, то Сора лишилась души. Её глаза в темноте казались абсолютно черными, бездонными, в них не отражался свет. Тело ощущалось лишь набором тугих шарниров, которые настраивал кукловод. Какую позу в этот раз необходимо принять? Это не Сора. Ренгоку с опаской принимает позу для рывка. Оба клинка ничирин за поясом Асакуры, так удобно торчат. Он успеет ухватиться за рукоять. Если вывернется, то сможет срубить голову этой подделке. Потому что настоящая Сора никогда бы с таким равнодушием не смотрела бы на него. Она бы никогда такого не сказала! Это не Сора, которую Кёджуро знает. В этой не осталось ничего живого. Кёджуро уже готовится к рывку, напрягает мышцы в едином порыве, но демонический смрад ударяет в ноздри наотмашь. Инстинкты переключаются с неподвижной Асакуры на врага. — Стой. Давление. Подобное ощущают молодые Истребители, когда встречают демона, намного превосходящего их в силе. Сейчас Кёджуро ощутил это своей плотью. Кровью. Фигура третьей высшей появилась в дверном проеме. Силуэт стальных мышц в свете серебряной луны, и золотые горящие глаза, без насмешки смотрящие на него. Желание обнажить клинок возросло в сто крат. — Аказа, уйди. Демон же усмехнулся: — Он хочет тебя убить. — Разумеется хочет, — шипит в ответ Асакура. Она всё в той же позе, не шелохнулась, лишь лицо кривится в отголоске живой Соры. Кёджуро ничего не понимает. — Агх! Оставь его здесь и пошли! Он тебе больше не друг. Ничего не понимает, но всё ещё в сознании горит пламя единственной важной мысли. Во мраке она ему служит ориентиром. Моральным компасом. Ренгоку рывком подрывается к Асакуре. Вынимает свою катану из ножен на её поясе и тут же поднимается, закрывая собою. Тело плохо слушается, в нем слишком много сил и одновременно нет ни на что ресурса. Горло печет от жажды, хотелось пить, но Кёджуро превозмогая дискомфорт, делает для себя выбор. Аказа лишь вновь усмехается. Бровь тонкую изогнул, скаля клыки. Злость в Ренгоку разливается жаром в венах. Прохлада горной ночи не спасала. Он словно в пекле, посреди лесного пожара. А демон неотрывно наблюдает. Изучает. В его фигуре нет намека на желание снова вступить в бой, но в этом и нет необходимости. Кёджуро знает — Аказа всегда готов. И всегда жаждет. Но почему же даже сейчас стоит неподвижно, лишь при эфемерной угрозе Соре сделав свой ход? Находясь в иллюзиях прошлой жизни, следуя по инерции, Ренгоку остановиться было особенно тяжело. Морально на это решиться было тяжело, само движение не подразумевало под собой физических усилий. Сора встает с колен и просто опускает свою холодную ладонь на его сжатые кулаки на рукояти катаны. Жар его кожи резко контрастирует со льдом. Кёджуро вздрагивает. Оборачивается на нее, в наивном детском непонимании. Почему ты меня останавливаешь?! — Он пока не представляет опасность. Бой окончен. Всё, Кёджуро. Только сам Ренгоку всё ещё остается там, на поле боя. Сора не знает, как его оттуда забрать, оставалось лишь просить. Мольбы — всё, что у нее осталось. — Кажись мозг все же не восстановился. А я говорил тебе не тянуть. Но ты же упрямая. Поучения Аказы проходят мимо, сквозняком. Сора смотрела лишь на Кёджуро, завораживала его синими глазами, в которых наконец появились проблески света. Это всё серебряная луна, большая, почти полнолуние, стала ярким бликом. Сора просит довериться, Кёджуро повинуется. Поддается недоверчивым псом, дрессировкой которого занялись совсем недавно. Из ладоней забирают красную катану. Меч с щелчком возвращается в ножны на поясе. — Убедился? — уже демону, — А теперь уйди, будь так добр. Разумеется, Аказа будет недоволен. Сора на это и рассчитывала, говоря подобные слова. Ему всегда неприятно, когда она его гонит, и не слушался её специально, наперекор. Но не сейчас. — Я не хочу тебя оставлять с ним. Он же тебя сожрёт. Стоило Аказе лишь на мгновение ослабить влияние, как Ренгоку делает свой выпад. Ничего опасного, лишь собою закрывает неподвижную фигуру Асакуры. Приобнял, прижал к своей груди, совсем не в «защитном» жесте, а в «собственническом». Синие глаза Соры внимательно глядят в ответ поверх плеча Столпа. Высшая луна скалится в усмешке. — Так уж и быть. Играйся с ним. Но помни об уговоре. Я тебя жду. Ничего не отвечает, слова бессмыслен. Даже если бы хотела забыть вновь, то не могла бы по причине слишком большой ответственности. Просто так забыть — слишком большая роскошь для неё теперь. Позволить больше не могла. От того Асакура лишь с печалью провожает Аказу. Демон спускается по каменным ступеням, растворяется во мраке леса, забирая с собой демонический смрад. Кёджуро наконец вздохнул полной грудью. Сора ощущает плечом расширение ребер. Чувствует выдох макушкой. Ренгоку следовало отпустить её, но вместо этого лишь обнимает полноценно. Обволакивает своей высокой фигурой, закрывает собою лунный свет. В его объятиях жарко даже с отсутствием пламенного хаори. — У тебя жар? — Пройдет, — отвечает всё так же в макушку. Внутренний дискомфорт наконец спадает. С каждым вздохом её волос становится легче. И одновременно невыносимо. — Не пройдет. Это голод. Тишина в ответ. В этом едва ли управляемом состоянии Кёджуро старается здраво мыслить. От того добирается до логичного заключения — голод испытывают только демоны. Но он ведь не демон! — Пожалуйста, прекрати. Это не смешно. А ей хочется вновь умереть. Она ведь смогла запереть эмоции, смогла сказать без излишеств правду, четко и понятно. Слишком сдержанно. До Кёджуро смысл не до шел. Кёджуро ничего не понимает, а Соре стыдно. До слез. До горечи. До желания умереть навсегда прямо сейчас от его руки. В первый раз у нее получилось это произнести, второй уже не выйдет. Дыхание сбивается, эмоции её скручивают пополам, и Асакура утыкается лбом ему в грудь. Там, где живое сердце бьется тревожно, загнанно. Что ей делать? Как поступить? Если она прямо сейчас спровоцирует его демоническую кровь, пустив себе человеческую, то его просто окончательно сломает. Ну, или же её саму. Сора не знала точно. Сора ничего не знала. Вместо ответа девушка лишь отходит от него на шаг. Затем второй. Выскальзывает из его объятий, в которых было уже слишком жарко. Над её головой своды пагоды. Когда-то здесь молились люди. И теперь она вновь молится. Услышат ли её предки? Не по отцу. — Аказа пробил тебя насквозь. С такими ранами выжить было невозможно. У меня не оставалось выбора. Пойми. Я не могла позволить тебе умереть, — отрывисто произносит Сора, заставляя выдавливать из себя каждое слово, — Тебя ждёт Сенджуро и твой отец. И Танджиро ждёт. Не нужно было тебя брать с собой… Понимала ведь… Голос Асакуры уносится в даль пагоды, к самому небу. Серебряные лучи луны пронзают темноту. — Главное, ты жив. А живым ты принесешь больше пользы, чем мертвым. Немигающим взглядом Ренгоку наблюдал за Асакурой, что призраком бродила под сводами заброшенной пагоды. Только если раньше, ещё утром, он ощущал себя таким далеким от нее, недосягаемым, то теперь… Кёджуро ощущал себя в одном мире с ней. В одной реальности. Протяни руку и коснешься её прохладной кожи. И это пугает. Теперь он такой же призрак? — Теперь ты такой же, как я. Но чтобы у тебя сохранялась возможность становиться человеком, как я понимаю, необходимо пить именно мою кровь. Прости. Столп касается ладонью рваной дыры на форме, вспоминая боль от этого ранения. Но теперь на коже не осталось и шрама. — Вот как… — только и выдохнул разочаровано Кёджуро. Аказа говорил ей много раз, что Ренгоку ей не простит этот поступок. Таким как он — умереть не страшно. Они смерть принимаю с напускным достоинством, искренне веря, что это на что-то повлияет. Аказа предупреждал, каким бы Кёджуро не был благородным, восхитительным воином, он остается настоящим Истребителем демонов. То, что он не убил её сразу, как узнал правду о её происхождении и предательстве, лишь следствие его собственного желания завершить бой с ним, Аказой. Аказа напомнил, что единственный, кто действительно её понимал, лишь он. В горе и радости был лишь он. Демон ей никогда не врал. Аказа правда не убивал Аситаку. Как оказалось, он специально заставил уйти Аситаку и отречься от семьи, чтобы его, недостойного, спасти. Всё ради лояльности к нему. — Но это не всё. Мне всё ещё нужна твоя помочь. Без тебя я не справлюсь. Столпу протягивают его же клинок ничирин в ножнах. — Королю демонов нужна Голубая паучья лилия. При помощи неё он, собственно, и стал демоном. И считает, что благодаря этому цветку сможет победить солнце. Ренгоку забирает свой клинок. Оружие привычной тяжестью опустилось в его ладони. — Я оказалась в его плену только из-за того, что считал мою способность противостоять демонической крови связанной с этой самой Голубой паучьей лилией. Но, к сожалению, никаким образом вытянуть её из моего тела не смог. А так как Аказа знал, что способности проявились только у меня, ведь старшие братья стали лишь обычными демонами… Он «отпустил» меня. Аказа не искал меня все эти годы целенаправленно. Музан планировал, что я сама в какой-то момент пойду искать источник силы. Или буду над ним работать с Тамаё. Собственно, всё оно так и есть. Но Аказа предложил… Сделку. И мне пришлось на нее согласиться. — И она связана со мной, да? Без своих хаори оба охотника чувствовали себя удивительно обнаженными. Сора продолжает выворачивать душу наизнанку, пока Кёджуро принимает штыки болезненной правды грудью. — Демоническая кровь не способна воскрешать. Аказа мог убить тебя быстрее, чем я могла бы хоть что-то сделать. Но он предложил… Позволить мне тебя спасти, оставаться с тобой рядом, сколько я этого захочу. Но я буду обязана отправиться на север. На Хоккайдо, чтобы найти источник моих сил и эту самую Голубую паучью лилию. Аказа поможет тем, чем сможет, но это больше будет походить на слежку. Как только мы найдем то, что необходимо Музану, Аказа заберет это. — Но ведь!.. — Именно, — Сора улыбается пугающе. В предвкушении мести, — Нельзя допустить подобного исхода. Как только Музан получит способ избавиться от уязвимости к Солнцу, в мире появится неубиваемое чудовище. А зачем самому могущественному существу делиться своей силой с кем-то другим? — Хочешь сказать, что Король демонов захочет избавиться от своих подданых? — преодолевая тугое сознание. — За ненадобностью. Послышался звон колокольчика. Пятнистая кошка с мяуканием появилась в распахнутых дверях пагоды. Горящие глаза животного напомнили Ренгоку демонические, и, собственно, не прогадал. Легкий запах улавливает. Магия крови. Асакура опускается на корточки к кошке, доставая особо важный груз из коробочки на её спине. Колба с черной субстанцией. Кёджуро на инстинктивном уровне понял, что это было. — Подобного мнения придерживается и Госпожа Тамаё, — поглаживая незаменимого помощника, — Музан способен на подобное из-за своего контроля над каждым демоном, однако из-под него возможно вырваться. Аказу этот аргумент не сможет перетянуть на нашу сторону. Но если у меня получится убедить его отвернуться от своего Хозяина, то у нас будет шанс доставить Голубую лилию Госпоже Тамаё или в Штаб. Ну а если нет, то ты, Кёджуро, должен будешь её доставить. Именно в этом мне нужна твоя помощь. С тяжелым вздохом девушка провожает кошку, которая вновь со звоном колокольчика, мяукнув на прощание, исчезла в темноте. Доставленный груз остался в её ледяных ладонях. — Я понимаю, что свалила на тебя, наверное, всё это слишком внезапно, но я не хочу тебе врать. Мне вину свою не загладить, но постараюсь хоть твоё пребывание в этом… Состоянии… Облегчить. Опыт у меня есть. Сора пыталась подбодрить, да только усмешка получилась слишком горькой. В ней самой не осталось сил. Ни капли. Не знала, что увидит, если обернется обратно к Столпу. От того не глядя садится на ступени, где и сидела всё это время. Стеклянная колба запаяна, открыть не сложно. Консервированная кровь не вкусная, но это просто необходимо. — И самое важное, не допускать своего появление в людным местах с острой фазой голода. То, что ты сейчас испытываешь, очень близко к опасному уровню. Едой успокоить демоническую кровь не получится. В твоём случае я боюсь тебе давать обычную человеческую. Пока что лучше принимать только мою. Соре страшно до трясущихся поджилок. Или же это банально от голода и холода? Краем глаза замечает опустившегося на ту же ступень Кёджуро. Мужчина молчал. — Принцип использования демонических способностей можно описать как керосин в лампе. Огонь горит, пока есть топливо. Топливо закончится, и ты необратимо станешь демоном. Но может быть твой костный мозг начнет репродуцировать такие же клетки, как у меня… Хотя навряд ли. — Ты не знаешь, как это работает, — произнес Кёджуро спокойно, но с серьезностью присущей Столпу. И раз Сора обещала быть с ним честной: — Да. Не знаю. Потому пытаюсь перестраховаться. Всё это до сих пор кажется Ренгоку страшным сном. Нереально. Где-то на пол пути между жизнь и смертью. Но даже так, он, как Столп, должен оставаться в трезвом рассудке. — Я тебе за это спасибо не скажу, но понимаю, почему ты так поступила. Мы должны завершить миссию. И уже от нас зависит, какими методами. А Соре хотелось вновь расплакаться. Комок встал поперек горла, которое и так горело от жажды. — Пей, если так нужно. Ради победы… Как оказалось, принять случившийся исход труднее не Ренгоку, а Асакуре. Тысячи злых мыслей чужими голосами заполонили её сознание. Вновь всё по кругу, и лишь холодная луна наблюдала равнодушно с высоты небосвода. Сора выпивает кровь, а Кёджуро впервые утоляет свою жажду. На их спинах всё ещё белеет кандзи «Уничтожить». Да. Себя и своих внутренних демонов. Эту битву они проиграли, но не войну.