terra incognita

Мягкие поглаживания короля по голове и спине несколько убаюкали Кима, и Советник сквозь легкую дрёму слышал отрывки фраз разговоров Чона и Рейвена, некоторые из которых острой булавкой кололи в самое сердце. «...Истинные имеют контроль друг над другом». «Так они истинные? Я думал, к Минги привезли очередную игрушку для развлечений. Его доминантная природа снова рвется наружу, мой король. Как бы чего не вышло». «Все под контролем». Ким вдруг снова задрожал. На этот раз от холода сквозного ветра: сидели они почти у входа напротив окна, выходящего в сад. К этому времени уже были открыты все портьеры — на часах давно перешло за полночь, а гости начали постепенно расходиться, оставляя пустые вазы и недопитые бокалы с вином. В этот вечер Советник выпил лишь несколько — один взял из рук Рейвена, а два других от Мэрлин, однако открыв глаза, действие хмеля он совершенно не чувствовал, пусть и с алкоголем был на «Ваше превосходительство». Войдя в свои покои в полусонном состоянии, Ким совсем не заметил, как дверь за ним закрылась и половицы проскрипели под тяжестью чьего-то тела. «Пожалуйста, пусть это будет Мэрлин». — Даже сейчас Вы думаете о ней, Господин Ким, — Сон мягко накрыл плечи Советника тяжелыми ладонями, а в голосе его чувствовалась явная насмешка над чувствами Хонджуна к собственной слуге. Ким резко обернулся, слегка пошатнувшись назад. Дрёма вмиг его покинула, оставив после себя лишь неловкость и заторможенность движений. Минги вовремя ухватил Хонджуна за запястья, не дав упасть. — Ох, и пить Вы тоже не умеете, да? Огненные пальцы от рук змеями заскользили снова вверх к подрагивающим плечам, нырнув под края камзола, а Минги наклонился к шее Кима, вдыхая травяной аромат его кожи, который Хонджун тщетно пытался перекрыть парфюмом. Ким не знал, был ли он больше напуган или смущен происходящим и тем, как близко от него находился все тот же взгляд, что он встретил после завершения танца с Мэрлин. — Едва сдерживаюсь, чтобы не научить тебя правилам поведения, поэтому...

***

В том, как Минги толкнул Кима к кровати так, что тот едва не упал, запнувшись о собственные ноги, слышался напыщенный вызов и упоение будущими победами. Сон, войдя в чужие покои, уже успел закрыть дверь на ключ, установив одновременно с этим барьер на замок, чтобы Хонджун даже при большом желании не смог воспользоваться магией и отпереть его. Улыбка на лице Минги пугала Кима тем больше, чем тот приближался к нему. Специально медленно, маленькими шажками все ближе и ближе, расстегивая пуговицы на собственном камзоле и не забывая упиваться страхом на лице Кима. — Вы испуганы, советник Ким. Что-то страшит Вас? Минги откинул камзол на стоящее рядом с огромной кроватью кресло, сам же остался в одной легкой рубашке, открывавшей ключицы и часть груди. Еще мгновение, и Ким бы попался на собственном несдержанном взгляде в глубокий вырез. «Научить правилам поведения? Его глаза говорят совершенно о другом». «А что говорят твои глаза?» — голос Сона в голове прозвучал едва слышно и был сродни шелесту крыльев воронов, глухой и глубокий. Хонджун чувствовал себя крохотным кроликом в ловушке огромного хитрого лиса, который играл с ним, дразнил, но почему-то все не решался вцепиться зубами в глотку и разорвать, закончив тем самым страдания. Аппетит у Минги был зверский, неслыханный, нечто животное поблескивало в его глазах. Ким вдруг предпринял попытку рвануть к двери, хоть и знал, что она была заперта. В юноше все трепетала надежда отпереть ее с помощью заклинания. Минги на резкий рывок отреагировал слишком неожиданно: мужчина перехватил Кима за руки и поволок его за них к кровати, грубо швырнув того на бархатные алые простыни, сразу же наваливаясь сверху и вдавливая хрупкое тело в матрас. Хонджун под ним зашипел, попытавшись вывернуть запястья из крепкой хватки. Сон не замечает ни одну из попыток Кима вырваться; Советник Огня находится на высшей точке упоения своим величием; но Хонджун становится все наглее, рискованнее, сердится невероятно и начинает кусать чужие руки, больно пиная в живот, желая сбросить с себя Минги как навязчивую муху, успевая при этом вслух и достаточно громко говорить нелестные вещи, но Сон вцепился в кимовские запястья крепко; Минги даже удивлял факт того, что Ким, едва успев отойти от полусна, имел столько сил. Однако Сон все равно был весел и самоуверен, радость и нахальство переполняют его доверху, и мужчина, несмотря на все укусы и удары, бессовестно целует Кима, заграждая излияния ругани из губ Советника; Ким как-то вдруг ужасно глупеет, он уже не скрывает, что до боли в горле раздражен и обижен, а Минги, этот бесстыжий огневолосый демон со своими мягкими и сладкими губами, как он посмел так настойчиво его целовать, доводя фактически до головокружения? По щеке Кима снова болезненно потекла слеза, уже от отчаяния, от повторного попадания в цепкие лапы к этому зверю, который уже не отпустит, не добившись своего. Едва Хонджун успел перевести дыхание, повернув голову набок, произошла другая для него мерзость, гораздо сквернее первой выходки Минги: под взглядом советника Огня петельки, некогда державшие пуговицы на рубашке Кима, вдруг стали сгорать, оголяя почти прозрачную кожу. Дойдя глазами до пояса, Сон резким движением дернул оставшуюся и кое-где пострадавшую от огня ткань вниз, спуская ее с плеч юноши. — Прекрати! — дыхание Хонджуна было прерывистым, Ким даже не мог утереть оставшиеся от слез соленые следы, неприятно пекшие кожу и вызывающие раздражение. Страх сковывал все его движения и юноша перестал даже сопротивляться, потому что уже смирился с неизбежным: за несколько недель Советник успел выучить почти все причины появления у глаз Минги оттенка раскаленного камня и огненного блеска, почти все причины того использовать магию. Чаще всего это были радость от маленьких шалостей, возбуждение или злость. Последняя причина для Хонджуна была всегда самой страшной, и в такие моменты на глаза Сону лучше не попадаться. Даже Рейвен предупреждал его об этом. Сейчас в Минги бушевала смесь всего этого. Злость смешивалась с ревностью, подвергая глаза некоторой мутации, делая их больше, наполняя радужку вяжущей чернотой. В то же время Советника Огня радовала реакция на все, что он делал с Хонджуном: алевшие щеки Кима, в смущении бегающие мокрые глаза и возбуждение в них же. Ким мог говорить что угодно, но тело его и взгляд врать не будут. Так думал Минги. — Прекратить? Мне действительно прекратить, Советник Ким? Ведь Ваши глаза говорят совершенно об обратном, а это?.. — Сон перенес ладонь на чужой пах, слегка надавив, — Немного противоречит Вашим словам, не находите? Хонджун чувствовал себя ужасно уязвимым под таким хищным взглядом. — Ваша рубашка пусть и невероятно красивая, но в ней уже нет никакой необходимости. Ким не успел ответить, как Минги щелкнул двумя пальцами и ткань испарилась на глазах, не оставив даже пепла. Колени Хонджуна от неожиданности стали подрагивать. — Вы так прониклись к ней чувствами, господин Хонджун, — Минги специально искривил голос на последних двух словах, пародируя Мэрлин, — рядом с Вами она буквально светится от счастья. Отчего же, не знаете? — Сон вдруг перешел на шепот, наклонившись к чужой раковине и вместе с тем больно сжав бедро юноши. Ким невольно вскрикнул. — Проклятый демон... — шипение, полное ненависти, неожиданно донеслось до ушей Сона, — Если не отпустишь меня сейчас же, никогда не прощу, — глаза Кима вновь стали наполняться слезами. — Я ведь только начал, неужели Вы простите меня, остановись я сейчас? — Сон за запястье перевернул Кима на живот и вытянул ремень, походивший на ленту, из чужих брюк. Хонджун успел лишь ахнуть, когда в один момент кожу на его шее сзади стянуло крепким узлом. Минги завязал его так ловко и быстро, не дав Киму даже опомниться и сделать несколько глубоких вдохов. Сон крепко держал ремень, плотно сжимая его, отчего Киму с каждой секундой становилось все труднее и труднее дышать — страх требовал жадно глотать воздух, чтобы хоть немного успокоиться, но Советник не мог. Открывал рот, словно выброшенная штормом на берег рыба, безрезультатно пытаясь ухватить губами хотя бы толику кислорода. Хонджун пытался извернуться под тяжестью Сона, уцепиться руками за черные прутья изголовья и вытянуть себя из под власти этого кошмара, но Минги придавил его беспощадно, заключив в тисках простыней и собственного тела. У Кима округлились глаза и паника нещадно стала бить по вискам от одного чувства упирающегося в его ягодицы чужого члена. Тело юноши задрожало, как от ужасного озноба или тяжёлой лихорадки, от которой единственное спасение — выпить мышьяка или в худшем случае перерезать себе глотку, ибо Минги внушал страх древний, инстинктивный. Он царапал стенки сознания, возвращая Кима куда-то назад в прошлое, к глубинным воспоминаниям давно забытого ужаса боли, смятения и отчаяния. Но для Сона это была всего лишь игра. Очередная попытка поиздеваться над собственным истинным, словно над очередной куклой, которая уже не приносит тех радостных эмоций, которые должна. Но и выкидывать её тоже не хочется — тельце, ручки и ножки у нее на месте, а значит и развлекать она обязана уметь. «Все в этом мире закономерно — слабый подчиняется сильному, слабый не сумеет принять поражение и лучше капитулирует, кинувшись потом к победителю в ноги. Существа в нашем мире стали мерзкими, им чуждо чувство гордости и собственного достоинства. Им нужно всегда находиться в выигрыше, иначе — смерть», — диалоги Минги и Юнхо часто состояли из подобных отрывистых и нравоучительных фраз Сона, отчего Чон всегда мягко улыбался. «Вам еще стоит многому поучиться, Советник Сон. Имея только власть над людьми и вызывая у них только страх, Вы не добьетесь многого. Подумайте над этим», — Король тогда покинул кабинет, оставив Советника наедине со своими мыслями. Хватка немного ослабела в момент, когда Минги, щелкнув пальцами еще раз, оставил Кима совершенно обнаженным. Хонджуну понадобилась секунда для осознания этого: каждое прикосновение к коже на бедрах, поцелуи на спине и шее ощущались в разы отчетливее, ярче, вспыхивая тут же огненными метками и начиная пульсировать, словно открытая рана. Ким стал задыхаться, а картина шелковых подушек и обоев комнаты перед глазами начала плыть ровно с тем моментом, когда Сон натянул узел с максимальной силой так, что Киму под ее действием пришлось прогнуться в спине, оторвавшись от простыней. Хонджун находился где-то между реальностью и той пропастью, в которую хотелось нестерпимо упасть, лишь бы не дать Сону полностью поглотить себя, до дна опустошив душу и заменив все сердечное тепло Кима ледяным холодом страха и безысходности, которые он вызывал у него весь последний месяц, провоцируя лишь на отравляющие внутренний мир эмоции злости, неприязни и неловкости. — Я хочу, чтобы ты знал, кому принадлежишь, — звуки низкого голоса Сона кружили где-то над головой Кима, так и оставаясь до конца им непонятыми. Хонджун не мог сфокусировать свое внимание на том, что творилось вне его сознания, ибо воздуха не хватало катастрофически, до потери связи с реальностью, до полного падения в абсолютную пустоту. Минги до бешенства в глазах осточертело видеть перед собой содрогающееся тело, которое молча принимало все, что он с ним делал — игра становилась бессмысленной с тем, кто едва сопротивляется и терпит, подчиняясь беспрекословно, и Сон, отпустив ремень и перевернув Кима на спину, входит в юношу, вырывая из его горла хриплый крик. Сон сначала не двигается внутри, дав возможность Киму прокашляться, но спустя несколько секунд, раздвинув чужие колени в разные стороны, начинает движение с силой неистовой, несдержанной. Боль, отразившаяся на всем лице Хонджуна — от разрывающего чувства внутри до страха, опьяняет Сона, невероятно кружит голову, заставляя совершенно забыть о том, что под ним тот, с кем он связан на всю жизнь; тот, от кого зависит и его судьба тоже. Минги хотелось, чтобы это одурманивающее чувство длилось дольше, нарастая с каждым толчком, когда в один момент глаза его на мгновение слепнут — перед ним вдруг улыбающееся лицо Кима, из мягкой и теплой улыбки слышится смех — согревает. Безумно согревает. «Остановись немедленно», — голос Юнхо твердый, пахнет строгостью суровой, холодной, разум Сона отрезвляет моментально. «Остановись, если тебе он дорог». «Остановиться? Прямо сейчас?» — Минги едва верит, что это возможно. «Немедленно, Советник Сон», — Чон редко говорит именно этим тоном, могильным по своей природе, требовательным, заставляя подчиниться тут же. И Минги повинуется. Огненный вихрем вырывается из покоев Хонджуна, направляясь в кабинет Рейвена. Помощник работал в это время с бумагами, но, почувствовав сильнейшую энергию, вышел к двери, из-за чего они с Соном и столкнулись прямо у входа. — Объясню все потом, — голос у Минги низкий, радужка полностью заполнена огнем бордовым, дьявольским. Сон больно толкает Рейвена в грудь, к столу, и буквально рычит, когда помощник обхватывает его шею руками и обвивает ноги вокруг его бедер. На поцелуй Кима Минги даёт ему звонкую пощечину — на губах Сона горечь, привкус плесени и яда. — Не смей, — Сон оттягивает помощника за загривок от собственного лица, впиваясь затем клыками в шею, кусая до распахнутых глаз больно, оставляя глубокую рану. — Я могу что-то сделать, Господин? — Рейвен старается сдерживаться, не ронять жалкие слезы и не падать тем самым в глазах собственного покровителя, однако Минги в ответ на вопрос ударяет Кима по второй щеке с силой потусторонней, до звона в ушах оглушительной. — Говорить, только когда я разрешу. Лицом к окну. Ким разворачивается, замечая, как одежда на нем моментально сгорает. Помощник съеживается, опустив голову на край стола, едва почувствовав в себе Сона. — Блядская твоя натура, Рейвен, — резкий толчок и приглушенный вскрик, — Я тебя ещё должен учить, чтобы ты расслабился и поднял зад? — Минги сжимает кимовские бедра, ногтями впиваясь в бархатную кожу, на которой тут же появляются фиолетовые кровоподтёки. Рейвен пытается не издавать лишних звуков, лишь тихо вскрикивает с каждым толчком, закрывая рот ладонью максимально плотно. Минги провел в кабинете помощника всю ночь, истязая чужое тело, разрывая изнутри, избивая и искусывая снаружи, вымещая всю злость и неисчерпанное возбуждение.