***
Минги спрыгнул с Аракха и широким шагом направился сразу в столовую: знал, что застанет Хонджуна именно там. Знал, что сможет заточить его в свои объятия и покрыть щеки и губы поцелуями, вдыхания травяной аромат кожи василиска. Не успел Сон переступить порог холла, как ледяные руки Короля накрыли его плечи. Холод их проникал до самых костей Советника, заставляя его почувствовать страх. Страх смерти. Это животное, дикое и до дрожи в коленях действенное чувство заставило кровь бежать по венам с невероятной скоростью, а сердце сжиматься всякий раз, когда Чон водил пальцами по грубой ткани соновского жилета. Однако Минги чувствовал эти прикосновения так, словно эти пальцы прикасались к открытой ране, отчего Советник зажмурился и закрыл рот рукой, подавляя вскрик. — Советник Сон... Как так? Отчего такая реакция? Разве Вы не знаете, что и Ким, и Рейвен ощущали себя под Вами точно так же, как и Вы себя сейчас? «Если не хуже.» — Юнхо... Я... Хотел извиниться... — Минги дышит тяжело, места от прикосновений продолжают пульсировать, словно в мышцы вонзили тысячу иголок. — Извиниться успеешь. Нас ждёт интересный разговор в кабинете. Пройдём. А к Киму ближайшие дни даже подходить не смей. Дай ему отдохнуть. Чон развернул Советника к себе лицом и провёл ладонью перед его глазами. В момент они оказались в королевском кабинете.***
Минги не ожидал увидеть фигуру Рейвена, сидящего прямо на месте Короля. Юнхо силой усадил Советника на стул напротив так, чтобы оба мужчины могли смотреть друг другу в глаза. Лицо Рейвена выглядело измученным. Юнхо тихо вышел и закрыл дверь, щелчок замка которой подействовал на Минги словно отрезвляющий опиум, ледяная вода или неожиданный удар под дых, заставляющий в судороге закашляться. Сон действительно думал, что Рейвен ударит его в отместку, но помощник как сидел напротив, потупив стеклянные глаза в стол, так и продолжал сидеть, как вдруг резко подал голос: — Вы обещали объяснить, Господин. Но утром я едва мог пошевелиться, и, более того, даже не нашел Вас. — Что сказал Ёсан по поводу твоих ран? — Их нет. Остались только синяки. — Твоя регенерация поражает, — Минги не знал, куда деть свой взгляд. Смотреть в глаза Рейвену ему было до ужаса стыдно. — А что насчёт Кима? — Кан нянчится с ним большую часть времени. Сейчас вот Советник начал передвигаться по замку. Многих слуг пугает его внешний вид. За что Вы с ним так? А ведь и вправду. За что?***
— Я думал, мне дадут возможность увидеться с ним, я поэтому прилетел так быстро, — голос, взгляд, да и весь вид Минги выражали одно: Советник был подавлен гнетущим чувством вины, отчего он совершенно не смотрел на Рейвена, в очередной раз потупив глаза в стол. — Мой Господин, Ваш истинный — настоящее сокровище. Смесь двух противоположностей — мягкости и лёгкости русалки и невероятной стойкости василиска. Его кожа пока что не умеет уплотняться и покрываться чешуёй, именно поэтому она такая нежная и тонкая. Наутро Кан доложил, что на его теле почти живого места не осталось. Откуда в Вас столько злости? Рейвен расхаживал по кабинету, активно жестикулируя и временами поворачиваясь к Сону, дабы убедиться, что тот его слушает. Минги и без него знал, что крупно оплошал, и лучше бы Юнхо отчитал его, а не этот самодовольный нарцисс-вампир, который еще вдобавок ко всему ниже Сона по статусу, что в принципе не даёт ему права разговаривать подобным образом. Но Минги знал, что это и есть наказание Чона — поставить Сона на место тех, кто попадал под раздачу во время очередного его приступа злости. Спустя час нравоучительных разговоров Рейвена о морали и том, как следует вести себя с Кимом и всеми остальными подданными в дальнейшем, Сон наконец-таки смог выбраться из этого злополучного кабинета. Минги невероятно хотел увидеть Хонджуна. До тянущей боли в запястьях, до скрежета зубов в непередаваемом нетерпении и до желания наполнить зудящим ноздри воздухом с пряным травяным ароматом чужой кожи. Сон плевать хотел на запреты Короля. Своему желанию Советнику Огня противиться было бесполезно. Минги застал Кима у раскрытого окна в главной зале. Время едва перевалило за полночь — любимые часы Хонджуна для насыщения организма свежим ночным воздухом перед сном. — Ким... — низкий шёпот раздался за спиной Советника Муль, отчего плечи его вздрогнули от неожиданности, когда Ким вдруг понял, кому этот шёпот принадлежит. Хонджуну нельзя было делать резких движений, поэтому Советник Муль остался стоять, закрыв глаза. — Ким, пожалуйста, — Минги сжал кулаки, но так и не решался переступить порог, пока Хонджун не даст ему знак разрешения на это. — Убирайся в ад. Тебе там самое место, — Ким плотнее сжал глаза, переместив руки на подоконник. Минги поджал губы. Теперь его очередь глотать обиду и злость? Минги делает один шаг вперёд. Ступает осторожно, едва слышно, чтобы не спугнуть Кима, но слух Хонджуна никогда не подводил: юноша разворачивается, щеки его в свете свечей заметно краснеют от приливающей злости, и Ким произносит почти шёпотом: — Проваливай, исчадие ада. От такого взгляда Минги становится не по себе, но тут же в голову его свинцовой пулей выстреливает мысль: «Как этот гном-выскочка вообще посмел дерзить мне?» — Это мой дом, Советник Муль, — Минги мягко переставляет ноги, медленно приближаясь к Киму, — И никто не вправе приказывать мне, и уж тем более выгонять, — Сон неожиданно для Кима оказывается в нескольких сантиметрах от его лица, — Я недостаточно понятно объяснил тебе, в каком ты положении? — шёпот Сона вновь накрывает Советника с головой, погружая в воспоминания недавней ночи. Сердце Кима больно, до сжатых зубов колет, а дыхание учащается в безумной тревоге. Губы Минги на его губах. Медовая сладость, что кружит голову и не даёт полностью ее распробовать, со всеми послевкусиями и тонкими нотками. Но сладость поцелуя с Соном — варенье из жгучего перца. Он обдает губы карамельным пламенем, оставляя после себя адский пожар, который своей температурой с ума сводит, доводя до эйфорийного исступления, действуя, сродни наркотику. Хонджун слишком слаб для того, чтобы оттолкнуть Сона, слишком слаб для того, чтобы издать какой-либо звук или закричать. Слаб. Морально и физически истощен, а Минги такое состояние Кима только раззадоривает, подбадривая и подначивая невероятно. Сон обхватывает Кима за ребра: там, где две ночи назад оставил после себя болезненные укусы и синяки, отчего сейчас Хонджун мычит Советнику Огня прямо в губы, едва ощутимо упираясь ладонями в его грудь. Минги переводит ослабшие ладони Советника Муль на свои плечи и углубляет поцелуй. Сон мягко поддевает шелковую ткань ночной рубашки Кима, чтобы приспустить ее на одно плечо. Ким дрожит, пытается дышать глубоко, отчего грудная клетка тяжело поднимается и опускается вновь, когда в один момент Сон, разорвав поцелуй, прикасается губами к оголенной коже на шее, освежая едва поблекшие алые метки, переходит на ключицы, начиная затем покрывать поцелуями открывшееся из-под шелка плечо Кима. Хонджун едва сдерживается, тихо стонет и тут же всхлипывает, прикусив губу: страх того, что по замку все еще ходят слуги, которые в любой момент могут зайти в залу, отрезвляет разум юноши. Наглость, которую позволил затем Ким — перейти Сону ниже, к самой груди и всем чувствительным участкам, которые тщательно были скрыты под повязками, так старательно сделанными лекарем Каном. Киму совершенно не хотелось, чтобы сознание покидало его, поэтому для большей устойчивости юноша попытался изо всех оставшихся сил вцепиться в плечи мужчины, встав на носочки и практически наваливаясь на Минги, прижимаясь к нему дрожащим телом сильнее. Сон воспринял эту попытку как призыв к действиям и обхватил двумя руками тонкую талию Советника Муль. Неожиданный порыв ветра от открывшейся двери отвлек Минги от мягких губ Кима, и, когда Советник Огня повернул голову на звук, глазами он встретился с испуганным лекарем. Наглая ухмылка тут же пробежалась по губам Сона. — Минги... Кан стоял как вкопанный, пытаясь осознать все происходящее перед его глазами: Хонджун, стоявший на носках, словно фарфоровая фигурка балерины, его пальцы, сжатые на жилете Советника Огня. Или Минги, губы которого чуть опухли от поцелуев, а глаза так и искрились от бесноватости — Ёсан точно не мог сказать, что поражало его больше. Однако он отчётливо ощущал, что был явно не к месту, а Минги своими выходками вновь показывает свою непокорность и идет на поводу у своих желаний. Минги прижимает Кима плотнее к себе и щелкает пальцами, тут же растворяясь в воздухе. — Зверёныш... — Кан вздохнул, наблюдая за клубами дыма в центре залы, которые теперь разгонял холодный воздух из двери.***
Советников перенесло в северное крыло замка, в покои Минги. Хонджун с трудом открыл глаза, от холода его дрожь пробрала невероятная, и юноша съёжился на чужой кровати, подобрав под себя колени. Минги стоял у туалетного столика чуть поодаль, внимательно рассматривая себя в отражении. Спальня Минги совмещала в себе и его кабинет тоже. На темно-бордовых обоях с золотыми полосами висели лишь две огромные картины — Аракх, полотно с которым занимало почти несколько метров стены, и пейзаж Королевства Огня над рабочим столом Советника. Покои Минги были огромными, в них спокойно помещались несколько шкафов из потемневшего от времени дерева со старинными книгами, внушительных размеров стол и большое спальное ложе, аккуратно застеленное простынями винного цвета. Ким на нем ощущал себя совсем крохотным, а мягкость простыней обескураживала и убаюкивала, стоило Советнику лишь слегка провести по ним ладонью. В некоторых углах стояли массивные кресла, которые придавали некоторый объем покоям и заполняли пространство, делая атмосферу помещения не такой давящей для всех, кто осмелился сюда зайти. Северное крыло прочно закрепилось под именем Сон Минги, и частенько слуги боялись проходить мимо него по коридорам, зная, что в любой момент из-за двери могла донестись ругань Советника Огня или крики, природа которых явно не относилась к удовольствию или наслаждению. — Хонджун, — голос Сона прозвучал неожиданно резко в этой звенящей тишине. Ким поднял на него голову, потеряв какую-либо возможность подать голос. Слова застряли где-то в груди, давили изнутри свинцовой тяжестью, сдавливая горло. — В этот раз я хочу поговорить. «Неужто до кого-то действительно дошло, что простой силы недостаточно?» — Слушай меня внимательно и постарайся ответить на вопросы. Не думаю, что ты хочешь, чтобы я разозлился. Ким кивнул, опустив глаза и начав теребить холодными пальцами шелк ночной рубашки, которая так и продолжала открывать вид на оголенное угловатое плечо Советника. Минги, заметив смятение на лице Кима, сел рядом на кровать и едва касаясь чужой кожи, поправил ткань. — Мне хочется, чтобы ты смотрел на меня, — Минги старался говорить мягко, боясь в очередной раз напугать Кима. Сейчас его истинный был особенно уязвим. Хонджун изогнул брови, чувствуя дискомфорт от обращенного на него взгляда, и все-таки повернул свое лицо на Советника Огня. — Вот так, умница. Первый вопрос. Как ты себя чувствуешь? Хонджун в растерянности быстро заморгал. «Он что, издевается надо мной?» — Ты буквально... Не оставил на мне ни одного места, прикосновение к которому не вызывало бы у меня боль. Едва два дня прошло... И... — Ким зашмыгал носом, не договорив, — Мне холодно... Минги стащил звериную шкуру, лежавшую на кресле, и накинул на плечи юноши. — И? — Сон вопросительно смотрел на Хонджуна. — Я не Рейвен, чтобы уметь полностью восстановиться за пару дней... — Ким выдохнул, заворачиваясь в шкуру сильнее. Минги раздраженно цокнул. — По крайней мере, выглядишь ты уже более живым, — Минги слегка улыбнулся и поправил мех на чужих плечах, — Что я могу сделать, чтобы ты ненавидел меня меньше? — Я не ненавижу тебя, Сон Минги, — голос Кима был тих от смущения, — Ты пугаешь меня... Вот и всё. Я... Тоже испытываю чувства к тебе, — Хонджун совсем не заметил, как стал говорить такие откровенные вещи, отчего стыд за сказанные слова вновь залил его щеки. Сон внимательно смотрел на Кима: губы у юноши вдруг задрожали, а щёки слегка порозовели, вызвав у Минги легкую улыбку. Ким облизнул пересохшие от волнения губы и отвернулся на несколько мгновений, отвлекшись на посторонний звук за окном. Повернувшись затем обратно к Минги, Ким не ожидал, что лицо Сона окажется так близко: Советник Огня словил чужие губы на придыхании, не задерживаясь долго, стал спускаться ниже, оставляя огненные и влажные следы на линии челюсти и щеках. Ким сдавленно выдохнул и рефлекторно запрокинул голову от приятных ощущений, что легкими импульсами отдавали в виски и вызывали мурашки. Сон, воспользовавшись моментом, с новой силой припал к чужой шее. Уши и щеки Хонджуна разгорелись еще больше, Советник дышал прерывисто, пытался отодвинуться, но мышцы были будто парализованными, а тело не слушалось, и в попытке продлить удовольствие Ким подался вперед, навстречу сладости чужих губ. — Есть что-то еще, что бы ты хотел сказать по поводу своих чувств? Минги вдруг прервал ласки, отодвинувшись от юноши ровно в тот момент, когда Ким в явном нетерпении приблизился к чужой груди всем своим корпусом, обнимая Сона за шею. Хонджун в ответ простонал в недовольстве и вновь сел на колени, стягивая с плеч шкуру и в смущении отворачивая лицо. — Жарко, — Хонджун ногтем вырисовывал круги и зигзаги на шелковых простынях, не в силах поднять глаз на Сона. — Это не то, что я бы хотел услышать, — Минги перехватывает чужие пальцы, тут же подносит ко рту, обхватывая их губами, пропуская затем дальше, вглубь влажного и горячего пространства, обводя языком чужие подушечки и фаланги. Хонджун пугается действий Сона, но руку не отдергивает, вновь боится чужой реакции. А Минги, кажется, получает невероятное удовольствие от того, как у Кима округляются глаза и поджимаются губы, стоило только Советнику Огня выпустить аккуратные пальчики из своего рта, оставив поцелуй на ноготках, заметно отросших. Хонджун не хотел срываться на жалобный стон: Советнику Муль вновь страшно, что их услышат, но разве сейчас они не одни? Разве нельзя издать хоть звук? Да даже если и услышат, разве у него нет полного права на то, чтобы получать удовольствие? Ким от стыда мнет свободной рукой простыни, но глаз от Минги не отрывает. Смотрит внимательно, боясь моргнуть, отчего глаза начинают слезиться, вынуждая хлопнуть ресницами. — Я жду, — Сон облизывает губы и выжидающе смотрит на Хонджуна. Юноша мнется, нервно сглатывая слюну. Рука с влажными от чужой слюны пальцами так и висит в воздухе. — Отомри, Ким. Я весь во внимании, — Минги притягивает Хонджуна к себе ближе, кладет теплые ладошки к себе на плечи и подхватывает Кима за ягодицы, усаживая на свои бедра. — Расскажешь мне? — Сон ведет указательным пальцем от виска к выбившимся белым прядям, и заправляет одну из них за порозовевшее ушко. Ким шумно выдыхает, снова теряется в этих прикосновениях и сдавленно мычит, когда руки Минги возвращаются на его ягодицы. «Я точно не сплю? Это точно не очередной лихорадочный сон?» Минги слегка их сжимает, вновь обращая фокус Кима на себя. У Хонджуна от такого и так ревущее сердцебиение учащается, а где-то внутри скручивается узел желания. Однако сознание рвет и мечет, заставляет жмуриться и отворачиваться каждый раз, когда чужие горячие пальцы сквозь тонкую ткань ведут от тазовых косточек к паху, обводя контуры медленно, испытующе, в один момент задевая самый чувствительный участок, отчего Ким срывается, не в силах сдержаться. Стон звучит слишком громко даже для такого громадного помещения, что пугает Хонджуна, так старательно сдерживающего все свои порывы. — Звучишь превосходно. Могу я услышать еще? — Сон целует Кима в мочку уха, обдавая раковину теплом шепота. — Н-не-ах-т, — Ким мелко дрожит, в грудь Сону ладошками упирается и жалобно смотрит в глаза. — Был таким молчаливым котенком, а сейчас от одного твоего голоса всё внутри сжимается, — Минги понижает голос, — что же ты делаешь со мной, чертёнок? — Сон запускает руки под шелк пижамных штанов, не находя сопротивление в виде ткани нижнего белья. Поднимает вопросительный взгляд на Хонджуна, ожидая ответа. — После ванной я никогда не надеваю белье... К тому же я думал, что сразу пойду спать и... — Щеки Кима вновь спеют под Солнцем смущения, а глаза наполняются слезами обиды, что его поймали вот так. Вновь. — А если бы кто-то начал приставать к тебе? — Минги приспустил вещь с чужих бедер. — Разве кто-то мог? — Ким в неверии хлопает глазами. — Ну-у-у... Ты у меня змейка привлекательная, кто-нибудь, да мог. Тот же Рейвен. — Я не... твой... — Ким поджимает губы. Знает, что врет. Минги вскидывает бровь и тут же расплывается в развратной улыбке. — Не мой, говоришь? А я-то думал, кто выстанывал мое имя несколько лет назад в портале снов... Голос был так похож на твой, — На последних словах Сон сжал чужие ягодицы в крепкой хватке, вырвав из чужой груди сдавленный всхлип. Шепчет так горячо, горячо, горячо, кусает бессовестно хрящик на ухе, заставляя Кима желать раствориться в его дьявольски горячих руках. Минги доволен. Минги ликует. Тело Хонджуна, словно пластилин, поддается ему так легко и так безропотно, что внутри у Сона демоны танцуют там-там, разводят огромные костры и ликуют, злорадствуя. Сердце Кима — их. Ким обмякает в чужих руках, не находя в себе силы противиться, под волной удовольствия от чужих прикосновений закрывает глаза и проваливается в безмолвную бездну. — Увидимся утром, — Минги подхватывает Кима на руки и выходит из покоев.***
— Вновь потеряли сознание, Господин Ким? — первое, что видит Хонджун, едва открыв глаза — лицо лекаря Кана, — Советник Сон принёс Вас сюда посреди ночи, где Вы плутали в такое время? Я же сказал Вам придерживаться режима. Кан аккуратно обрабатывает раны на кимовских руках и пробегается мимолетным взглядом по новым отметинами на шее и плечах. Ким нервно сглатывает, в стыде отводя глаза. Кан меняет примочки, успевшие за ночь подсохнуть. Хонджун на это лишь шипит и хнычет, пытаясь вырвать руку и закутаться в одеяло. — Немного потерпите. Вот, посмотрите, Луна совсем не хочет сходить с небосклона, — Ёсан пытается отвлечь Кима, указывая свободной рукой на окно, чтобы быстро промыть рану — одна из самых болючих и неприятных процедур для Советника Муль. — Вероятно, скоро полнолуние? Хонджун отчего-то задумался.***
— Да, Рейвен, полнолуние уже через день. Нам нужно будет съездить кое-куда. Вдвоем. Советник Огня смотрит испытующе на заместителя, выдерживает его взгляд максимально долго и прищуривается, когда Рейвен его отводит. — Но... Господин... У меня есть незаконченные планы... — Подождут. Все, что не касается этого дела — подождет. — Но... — Без «но». Ступай.