***
В уютном домике развязался настоящий деловой разговор: Минги подробно, с его отличительным остроумием рассказывал о том, как изменилась его жизнь за последние полвека; глаза его сверкали от увлеченности и уже некоторого количества выпитой медовухи, а рука все время тянулась к бедру Рейвена, в особенно красочные моменты разговора его сжимая. Заместитель же сидел спокойно, безропотно принимая все, и лишь изредка касался губами напитка, пробуя на язык. На взгляды старосты он радушно улыбался, отчего веточки-морщинки под его глазами проявлялись сильнее. — А жена-то хоть у тебя уже есть, Минги? А? — староста засмеялся, подлил в почти пустые стаканы алкоголя и придвинул мясную нарезку ближе к тарелкам гостей, — Угощайтесь! — Истинный, староста. Я встретил своего истинного, — Минги вдруг резко поутих, а голос его стал тверже. В глазах его снова появилось то волнение, которое Рейвен заметил еще в лесу. — Ах, истинный... Парень, значит? А как же Рейвен? — старик слегка замялся, уловив настроение Сона. — Рейвен — мой заместитель. Истинный — юноша, и он все еще в столице, поэтому давай поторопимся с торговым соглашением. Дело на десять минут, и ты нас отпустишь, — Сон обратился взглядом к Рейвену, беззвучно, но четко произнеся губами «доставай». Заместитель достал блокнот в обложке из темной кожи, угольный стержень и плотный лист пожелтевшей бумаги, тут же передав его и пишущую принадлежность Советнику. — Вот умеешь же оторвать от хорошего, Сон Минги, чтоб тебя! — Вновь усмехнулся староста и стал наблюдать за тем, как Советник начал царапать бумагу своим угловатым почерком. — Староста, — Рейвен начал весьма зажато и робко, но когда собеседник поднял на него добрый взгляд, вдруг осмелел и продолжил уже более громко, — в этот раз мы хотим купить у Вас только яйца драконов и двух незрелых особей. Желательно двух самок и двух самцов. Будет здорово, если они будут из семьи Аракха. — Аракх, значит... — Староста перенял от Минги бумагу и принялся перечитывать им написанное, вдумчиво и внимательно. — Да. Такие еще остались? — Сон обратил внимание на то, как старик вдруг переменился в лице. Казалось, будто он был в чем-то не уверен или подозревал мужчин в лукавстве. Чуть с опозданием Минги понял, что староста весьма и весьма захмелел, ибо выпил почти три стакана. А с медовухой, если не закусывать, шутки плохи. Резкий раскат грома и дернувшиеся от неожиданности плечи Кима. Не того, кого бы хотел видеть рядом с собой Минги. Он вновь до остервенения скучает по Советнику Муль, но и о предстоящих делах забыть не может. Обещает себе вернуться в покои к Хонджуну после того, как расправится со всем остальным. В голову предательски бьет недавно приснившийся ему сон, и Советник сжимает зубы. В фокусе у него сейчас исключительно подписание торгового пакта и... Встреча, к которой необходима подготовка. Поэтому Минги оставляет Рейвена со старостой, наказывая Заместителю закончить с бумагой, и шепотом произносит «Не забывай подливать ему. Быстрее уснет», а сам уходит, сняв с деревянного крючка у двери флягу Рейвена. Выходит, попутно накинув на себя плащ, и обходит домик вокруг, останавливаясь под навесом. Трясет ёмкость, с улыбкой про себя отмечая, что воды в ней осталось буквально треть. Достает склянку, отданную Ёсаном, из кармана, и высыпает содержимое в флягу, закрывает затем ее и начинает трясти, чтобы порошок скорее растворился: благо, времени это много не занимает, порошок на удивление оказывается очень мелким. Минги возвращается в хижину и бесшумно, ловким движением возвращает флягу на свое место; проходит внутрь и наблюдает преприятную картину, — староста задремал на столе, начав посапывать и под нос себе бурчать разного рода несусветицу. Рейвен бесшумно развернулся на шорох чужих шагов и пожал плечами. — Вставай. Вылетаем, — прошептал строго Минги и указал на выход. Ким кивнул.***
Минги знал, что Рейвен пьет очень много воды и может выпить за один раз половину фляги, если не больше, а тут и разогнанный по венам жар от алкоголя, и солёное мясо, — жажда настигла Заместителя почти сразу же после вылета. Пришлось слегка притормозить драконов, чтобы Ким смог спокойно попить. Как и ожидалось, фляга оказалась пуста, а на лице Сона просияла улыбка последнего подлеца. Оказавшись дома почти в одиннадцать ночи, Минги наведался к Королю и коротко доложил об успешном подписании торгового соглашения. — Замечательно. Просто прекрасно. Думаю, ты можешь идти отдыхать. Король уже готовился ко сну. Минги был удивлен летающей рядом кошке, и громко охнул, тут же пытаясь подойти ближе, но животное отлетело от него за спину Юнхо, поджав крылья. — Эй, ну ты чего? — Сон состроил грустное лицо, словно ребенок, от протянутой руки которого убежал маленький и милый зверёк. Собственно, Бэль таким и была. Мягкая и пушистая черная шерсть, лишь на шее красовался белый мех в виде звезды. Глаза по-прежнему сверкали; от страха ли или интереса, Минги не мог сказать. — Минги, наиграешься с Бэль завтра. Нам обоим пора спать, — Чон пристально взглянул Советнику в глаза. Взгляд его был строг, но выражение их оставалось по-своему добрым. Сказанная фраза же больше походила на родительский совет, нежели приказ Короля. Минги вышел, пожав плечами, и стал спускаться по лестнице вниз. «Завтра так завтра. Не больно-то и хотелось» Навстречу, шатаясь, словно былинка на ветру, поднимался Рейвен. Лицо его было смертельно бледным, на глаза легла мучительно серая тень, а белки стали болезненно-красными, будто у чахоточного. Заместитель запнулся о ступеньку и упал в руки Минги, простонав. — Просто превосходно, Рейвен. Алкоголь ударил тебе в голову вдруг? — Сон усмехнулся тщетным попыткам Рейвена подняться с его рук. Ответом для него стал задушенный и почти немой крик, — резкая боль поразила голову Заместителя, отчего он невольно склонил ее. Перед глазами вдруг стало темнеть, а сознание постепенно угасать, — Ким уже не ощущал стиснутых ладоней на своих предплечьях, не ощущал и боли, что каких-то несколько секунд назад пронзила его. Минги поднял Рейвена со своей груди и подхватил на руки, ускорив шаг и направляясь в катакомбы. Время приближалось к полночи.***
Хонджун начал чувствовать давление невообразимо сильной энергии еще с того момента, как Мэрлин сообщила ему о возвращении Советника Огня и Рейвена в замок. Однако сразу же предупредила его о том, что принять его Сон не сможет: продолжит заниматься бумагами у себя в кабинете. Советник Муль вздохнул. Он и сам провел почти целый день над отчётом, ради которого, собственно, и приехал в это королевство. Но воспоминания о недавней ночи с Минги ближе к полуночи стали заглушать любую попытку Кима вновь вернуться к работе. Словно тяжёлые шаги по деревянным половицам за спиной нарушали весь душевный покой Советника Муль, вызывали необъяснимую тревогу и совершенно не позволяли узнать природу своего происхождения, отчего Ким напрягся всем телом, склонившись над листом бумаги и сжимая в пальцах хрупкое перо. Юношу посетило чувство, будто его обводят вокруг пальца, обманывают бесчестно и Минги на самом деле уж точно не бумагами занят. Занимается чем-то порочным с Рейвеном? Спит? Решил просто уединиться от надоедливых слуг и многочисленных помощников, закрывшись у себя? Хонджун перебирал все возможные варианты в голове, когда в один момент дверь открылась и в покои к нему зашел Ёсан, державший в руках поднос с чашкой чая, миской с отваром и лоскутиками ткани. — Необходимо освежить Ваши повязки, Господин Ким. Пересядьте на кровать, пожалуйста, — Хонджун на это тяжело вздохнул, вновь ощутив себя маленьким и беспомощным ребенком, и все равно пересел. — Вам уже лучше? Цвет лица стал немного здоровее, — Кан передал в руки Хонджуна чашку с горячим чаем, проследив за тем, как Советник делает глоток и меняется в лице, — складка напряжения на лбу разгладилась, а глаза закрылись в приятном удовольствии. Ким позволил в спокойствии обработать оставшиеся раны, не дергал рукой, как обычно, а только изредка отпивал чай, вздыхая. Кан справился на удивление быстро, поднялся с места и хотел было уйти, пожелав Советнику Муль добрых снов, но тихий голос вдруг его остановил: — Ёсан... Останьтесь со мной, пока я не усну... — Хонджун в смущении от собственной просьбы поглаживал чистые простыни, — Мне особенно тревожно сегодня. Останьтесь. Лекаря удивила подобная искренность и честность от Кима, который почти ничего и никогда не просил, молча принимал все, что ему давали, лишь изредка противясь, если предложенное было не по душе. Поэтому Кан остался, с особой заботливостью уложив Кима в свежую постель и начав рассказывать ему разные светлые истории о давнем прошлом, давно уже забытых в народе королевствах и их королях. Ким беспокойно, но в итоге заснул.***
Минги хотелось, чтобы в катакомбах было больше света, ибо два одиноких факела на стенах казались ему совершенно тусклыми. Сон зашел в одну из больших камер тихо, уложив Рейвена на холодный пол и заперев тяжелые двери. Сталь кинжала блеснула в руках Советника Огня в слабом свете факелов, отразившись на каменной стене мелкими зайчиками, — единственные невинные создания, в естестве которых только свет и ничего боле. Сон проделывает все манипуляции с удивительной точностью. Вспоминает, как впервые призвал Демона в семнадцать лет, как дрожал всем телом от одного звука шагов за своей спиной, как едва не упал в обморок, стоило существу приблизиться к его лицу для поцелуя. Сейчас же Минги ведет лезвием по линиям сердца и судьбы хладнокровно, лишь слегка поморщившись, когда приходится сжать кулак, чтобы кровь капала быстрее. Молочная жидкость снова окрашивается в нежный персиковый цвет; шум за спиной и гул, что слышался каждый раз, когда Демон появлялся в хорошем настроении. — И это — твой приготовленный для меня сосуд? — Демон с усмешкой обходит будто бы бездыханное тело Рейвена в некоторой брезгливости, — Он хотя бы живой? — опускается перед лицом вампира на корточки, с интересом рассматривая его и проводя по нежной бледной коже острым когтем. — Не томи. У меня не так много времени для игр с тобой. Минги стоит к Демону спиной, не желая видеть то, как он забавляется с вампиром: распахивает куртку, медленно принимаясь расстегивать пуговицы на рубашке, и припадает челюстями к чужой шее, впиваясь в нее клыками спустя мгновение и наслаждаясь вкусом сладкой крови на языке. Минги резко разворачивается и морщится от этой картины, — сердце сжимается от одной мысли о том, кого он выбрал в качестве сосуда для этой твари. Действительно твари, беспощадной и холодной, в душе которой царит лишь жестокость, тяга к насилию и разным родам мерзости вроде той, от которой у Сона сейчас холод пробежался по позвонкам. Демон поднимается, сладко причмокивая и смакуя алую жидкость, снова обводя Рейвена взглядом, выразилась в котором не столько злоба, сколько ненависть и отвращение к гадкому человечишке, оболочка которого целиком и полностью принадлежит ему. — Он красив. И на вкус безумно сладок, — Демон, прислушиваясь к тяжелому дыханию Заместителя, не мог оторвать от него налитые кровью глаза. Пока Рейвен находился без сознания в этой сырой, холодной и сумрачной камере, разум его витал где-то над зелёными долинами, где они с Мэрлин еще в далёком детстве по утрам собирали цветы, и где безумствовали яркие краски пёстрых весенних цветов. Снились Заместителю почему-то именно букеты пахучих ромашек и васильков. Может быть потому, что их больше всего любила мать и Мэрлин, а может потому, что эти цветы росли почти у самых дверей их дома. Сознание вампира не помнит в точности этой местности: во сне все смешалось во множество оттенков голубого, зеленого, жёлтого и фиолетового. Помнит деревянные подоконники, на которых частенько остывали вкуснейшие домашние пироги по семейному рецепту, небольшую рощу на холме и много, много летнего солнца, и помятые страницы старых книг, между которыми они с сестрой так аккуратно всегда складывали лютики и незабудки. Все это неожиданно резко прерывается лязгом цепей, — Рейвен распахивает глаза и пытается сфокусировать свой взгляд на том, что творится вокруг, однако голова до сих пор кружится, глаза вновь закрываются, а вместо хоть какого-то очертания предметов перед ним лишь пляшут белые крупные пятна, словно у ослепленного ярким светом существа. Гул в ушах провоцирует Рейвена встряхнуть головой и поднести руки к глазам, чтобы потереть их и хотя бы немного отойти ото сна, однако попытка эта терпит поражение, — он закован. Рейвен сидит на коленях, спиной к стене, и вновь жмурится, пытаясь открыть глаза. В этот раз получается только с большим усилием, и вампир проклинает себя за то, что всё-таки смог их открыть. Перед ним нечто, с массивными челюстями и острыми клыками, огромное, под три метра ростом, а в глазах этого существа сверкает нечто безумное. Демон не дает Рейвену опомниться, с остервенением впивается в его губы и безжалостно их кусает, пуская по подбородку кровь. Ким издает пронзительный крик, который спустя мгновение заглушает демонский рот, — поцелуй, от которого у вампира начинает саднить горло, а силы постепенно начинают покидать его и так измученное тело. Рейвен надеялся на то, что сознание его погаснет, унесет с собой боль, которую ему причиняла эта адская тварь, но Демон вдавливается в его губы сильнее, словно хочет пролезть вглубь глотки, спуститься по ней вниз, прямиком к сердцу, чтобы в итоге овладеть им, пропитав тягучим ядом и плесенью мерзкого своего существа. Гортань Кима вновь разрывает крик нестерпимой боли: грудная клетка его будто разрывается на части, а кости внутри ломаются под напором силы неистовой, потусторонней. Давление в висках оказывается слишком высоким даже для организма вампира, — сосуды в глазах лопаются, по щекам, вперемешку со слезами, течет алая кровь; струйками спускается по подбородку, попадает на губы, и капает горячими каплями на ледяной каменный пол. Минги завороженно наблюдает за этой сценой со стороны, стоя в отбрасываемой факелом тени так, чтобы даже при желании его совершенно нельзя было увидеть. Только глаза сверкают и отражают блики танцующего пламени, словно два зияющих раскрасневшихся уголька, что когда-то отдавали теплом, а сейчас поглощены лишь картиной ледяного ужаса перед ними. Чем громче и пронзительнее кричит и бьет цепями о камень Рейвен, тем прозрачнее становится Демон перед ним. Он все так же вгрызается с нарастающей силой и разыгранным огнём удовольствия в чужие губы, покрывая их глубокими ранами, не перестающими кровоточить. Демон улыбается гадко, слизывает длинным языком капельки жидкости с кожи и вновь впивается в уста Кима. Последний, утробный и полный боли крик сопровождает исчезновение демона. Рейвен на несколько секунд опускает голову, звук его тяжелого дыхания больше не разносится по катакомбам, и вдруг вскидывает её вновь, поворачиваясь в то место, где стоит Минги, и пристально на него смотрит. На губах Заместителя играет пугающая до жути улыбка: — Мне нравится ощущать себя в его теле. Он по-настоящему красив, — вампир поднимается, но, сделав шаг, останавливается на звук брякнувших оков. Дергает с силой, как если бы срывал с земли понравившийся цветок — вырывает цепи вместе с ввинченными в камень шурупами и направляется к Минги, слегка шатаясь и не заботясь совершенно о лязгающем металле, — красивый, красивый, красивый... — бормочет себе под нос и оглядывает окровавленную грудь и руки — кожу стягивает подсохшая кровь, — хочу опробовать это тело, — поднимает все еще налитые кровью глаза на Сона, ища одобрения, но Минги безразличен и холоден на все показные эмоции Демона в теле его Заместителя. — Не все сразу, — Сон всматривается в эти будто бы обезумевшие очи, где теперь только его скорбь по Рейвену может отразиться, и шумно вздыхает. Скрип двери и тихий кашель. — Минги?.. Рейвен?.. — голос дрожит. Белая макушка стоит за тяжелым входом, не решаясь войти, — что... Почему вы здесь?