Каждый день для Хонджуна был потерянным. Он чувствовал себя брошенным, оставленным где-то в снежных горах Королевства Огня.
Вернуться к государственным делам для него означало вернуться к воспоминаниям о днях, прожитых далеко от родного дома, о днях одиночества и наоборот — к времени, наполненному легкостью общения с Королем и Рейвеном. Вернуться домой не только телом, но и сознанием для Хонджуна оказалось сложным, словно он и не жил здесь никогда — родные стены замка казались неуютными и нерадушными, слуги не сразу его узнали, даже несмотря на то, что внешне (кроме небольшого сброса веса) Ким никак не поменялся, а Король, его прежде названный лучший друг и товарищ, будто и вовсе не был рад его прибытию в родные земли.
Поэтому Хонджун часто перечитывал свой дневник и погружался в воспоминания, из-за чего испытывал глубокое чувство ностальгии с парадоксальным желанием вернуться туда, откуда он так сильно хотел сбежать.
Одно воспоминание наслаивалось на другое, сменялось в странном и необъяснимом порядке, где в одну секунду перед Хонджуном вспыхивали наполненные ужасом и болью глаза вампира, и вдруг всё затухало, сменяясь тёплой улыбкой Короля и заместителя Советника, чтобы вернуться в воспоминаниях чем-то ещё более кошмарным. Он и сам не знал, зачем возвращался ко всему накопленному за пережитый год в сознании опыту, но от испытанной и пережитой боли Ким чувствовал за себя некоторую гордость, особенно при том условии, что он всегда считал себя слабохарактерным и сердобольным. Стойкость характера не была ему присуща. А вот капризность, требовательность и особенность принимать всё близко к сердцу и чаще всего до слёз обиды и злости — да, за что часто его упрекал Сонхва.
Сонхва последнее время стал действительно много
упрекать, словно за прошедший год постарел как минимум на пару десятков лет и превратился в ворчливого старика, который обращал внимания на даже самую маленькую мелочь, не говоря уже о чем-то действительно серьезном вроде подготовки и редактирования текстов государственных документов.
Хонджун терпеть не мог ни ворчания Сонхва, ни один вид этих пожелтевших бумажек, однако нашел выход — просил Мэрлин работать с бумагами под его диктовку, если Сонхва вдруг решал, что Советник сидит без дела. Тем не менее, целиком и полностью работать с ними не мог — от тошноты и отвержения к работе болел живот и невероятно хотелось сбежать куда-то к морю, лишь бы не видеть пережитки бюрократии вновь.
— Хоть увольняй и отправляй в ссылку в Королевство Огня, мне всё равно. Я сыт по горло этой бумажной волокитой, — в сердцах едва ли не выкрикивает юноша на очередное замечание Короля.
Сонхва надменно ухмыляется.
— В таком случае, можешь хоть сейчас собирать чемоданы. И не забудь оповестить Юнхо и своего дрожайшего истинного. Надеюсь, они позаботятся о тебе и отправят дракона.
— Лучше бы ты заботился обо мне так, как это делают совершенно чужие люди с другой стороны света. Ты изменился, Сонхва. От прежнего Короля не осталось и капли. Ты вообще отдыхаешь? — Хонджун спрашивает искренне и с переполняющей его тревогой и сочувствием.
Сонхва, не дав никакого ответа, молча выходит из покоев Советника.
Следующим утром за завтраком гнетущее молчание первым решает прервать Оракул.
— Может, вы всё-таки поговорите? Что у вас двоих случилось?
Сан с некоторым нетерпением и волнением смотрит то на Сонхва, то на Хонджуна.
— Ничего, — отвечают оба почти в унисон.
Оракул, вздыхая, заканчивает с трапезой и обращает внимание на свою недопитую чашку чая.
Он мог гордиться своим терпением и пониманием, но не в случае, когда его самый близкий человек из раза в раз, словно специально, совершает поступки, вредящие в первую очередь ему самому. И из раза в раз Сан упорно объяснял, спрашивал, снисходительно относился к суровому молчанию со стороны Пака, однако даже у оракула заканчиваются силы.
Никто не в праве и не в силах изменить другого человека, пока он сам не осознает плачевность последствий от своих поступков, — Сан, привыкший рвать свое сердце о волнения за другого, поздно это осознал.
Сан, как он сам считал, был маяком спокойствия для Сонхва. Всегда открытый к разговорам, тёплый, понимающий и внимательный к малейшей перемене в настроении супруга. И как никто другой Сан ранился о бездушный холод Короля, который едва ли замечал и благодарил Чхве за его внимание и заботу.
Может быть, пора сдаться.
— Кстати говоря, скоро должен приехать Король Королевства Огня со свитой…
У Советника тут же загораются глаза.
Сонхва скрипит ножом по тарелке, разрезая бекон, — от этого скрежета у Хонджуна пробегаются мурашки вдоль позвоночника.
— Для какой цели?
Сан делает глоток чая и обращает внимание на Короля.
— Передать кое-какие бумаги. Да и провести переговоры не помешает нашим отношениям, верно, Хонджун?
Король поворачивается в сторону Хонджуна и пристально вглядывается в выражение его лица.
Советник кивает. Его не покидают мысли о прибытии Юнхо. Вместе с этим — в сердце теплится надежда на то, что рядом будет Рейвен.
И самую малость ему хочется видеть Минги.
***
Peter Gundry — As Grief Consumes
Минги кажется, что он скоро проест взглядом плешь в потолке. Он находится в постели уже около недели, почти не передвигаясь по замку, а слабость и рассеянное сознание и не думали его покидать.
В таком состоянии заниматься чем-то, кроме хождения в лабиринтах собственного сознания (при чем бессмысленного), попросту нет сил.
Больше всего Советника гнетут мысли о том, что стало с Демоном и как он смог освободиться от тех оков, что делали его тем ужасным чудовищем, которое Сон помнит с самой первой их встречи.
«Уму непостижимо…», — единственная мысль, в которую упираются все размышления об этом преображении.
Минги читал о подобном в священных писаниях, — о существах, что преображались в нечто диаметрально противоположное их первоначальному виду. Как изменяли свой облик за несколько тысячелетий: увеличивались в росте, меняли цвет глаз и волос, становились чем-то другим. Однако замечено это было лишь несколько раз — явление, сродни воскрешению человека из мёртвых.
«А может Демон изначально был тем, к чему в итоге вернулся, а вид, к которому я привык, изменился под влиянием грехов?».
Он не может знать, при этом гадать и предполагать за эти дни ему до чертиков надоело, а обсудить попросту не с кем — договор с Демоном с самого начала был тайной, и Юнхо чудом не казнил его, узнав об этой связи. Он может спросить разве что у самого Демона (а может, у него с новым обликом появилось и новое имя?), только где его искать, если единственное, что помнит Минги — яркий свет и собственный плач, после которого наступила темнота?
Сейчас, когда Советник Огня обессилен и обезоружен, а Ёсан и другие лекари-помощники разводят руками, не имея ни малейшего представления о причинах такого самочувствия Минги, ни о каких поисках и вершения правосудия не может идти и речи. Ему бы для начала найти силы на то, чтобы стоять на ногах больше нескольких минут, а потом уже спасать мир неведомо от чего.
И всё равно Минги не может смириться со своим состоянием.
Он был воплощением силы и энергии столько лет, был примером для многих солдат и граждан их Королевства, его внутреннему огню можно было только позавидовать, и многие из зависти старались укротить его и даже отравить — однако огонь поглощал даже яд, но сейчас… С уходом Демона он словно стал слабее. Словно договор был разрушен, а Минги потерял свою силу и могущество. Почти по щелчку пальца лишился самого главного.
— Витаешь в облаках?
Юнхо, пусть и разговаривает тихо и спокойно, всё равно смог напугать своим неожиданным появлением.
— Чего ты так вскакиваешь? Я несколько раз стучался, а ты не слышал…
Король проходит внутрь покоев, усаживается в ногах у Минги и, приглаживая образовавшиеся складки, мягко улыбается.
— О чем думаешь?
Минги с трудом возвращается из пространства своих мыслей.
— О том, куда ушла моя сила, — отвечает твёрдо.
Юнхо задумывается на несколько секунд. Ему и самому было интересно, однако вместе с этим было чувство, что Минги что-то скрывает. От этого и вывод — любое предположение неверно, пока Сон не раскроет тайну своего отсутствия в тот роковой день неделю назад, после которого его состояние радикально ухудшилось.
Они проводят в молчании несколько минут, обдумывая собственные догадки.
— Я пришел сказать о том, что мы вынуждены отправиться в Королевство Муль. Необходимо отдать Сонхва некоторые бумаги, да и Хонджун кое-что забыл… Да и переговоры будут кстати для наших отношений, верно?
Минги, помолчав, кивает. Он бы хотел присоединиться, но увы.
— Вот и хорошо… Немного грустно, конечно, что ты в таком состоянии и не сможешь поехать. Твоих навыков будет очень не хватать в поездке…
Советнику Огня остается только тяжело вздохнуть. Ему даже несколько обидно.
— С нами едет Ёсан и Рейвен. Думаю, ты одобришь их кандидатуру на нахождение рядом со мной?
Юнхо ненавязчиво заглядывает Сону в глаза.
— Без разницы…
Минги отворачивается от Короля к стене. Этот короткий, казалось бы, разговор, забрал силы. Он и без того не обладает их большим запасом, а расход на самые банальные вещи стал вдруг неожиданно большим.
— Хорошо. С тобой останутся другие лекари, так что если вдруг, зови их. Мы улетаем завтра утром.
Но Минги уже не слышит — заснул.
И имеет ли это значение для него сейчас?
