***
Она полулежала на полке, пока рядом неуклюже суетился Абдул. — Глупый… Глупый, — бормотал себе под нос араб, накручивая вату, — глупый девушка! Идиётка… А на соседней полке сидел Джозеф, хмуро поддакивающий всем бурчаниям Мухаммеда. Наконец, Кира приоткрыла глаза и глупо открыла рот, да так, что челюсть съехала куда-то налево. — А-ы-о? — она попыталась вздохнуть, но только надула кровавый пузырь, — угу. Кира вцепилась деревенелыми пальцами в язык, после чего начала ощупывать десна. — Зу-ы где? — взвыла девушка, стуча ногами по мягкой обивке, — три зуп! Три зу-а нет! Зачем-зачем-зачем? Достав изо рта руки, окоченевшие от истерики и до сих пор перепачканные старой кровью и рвотой, её снова стало тошнить. Мухаммед это заметил. Он ловко запихнул Кире в рот комки ваты, пропитанные в спирте. Тяжело хныча, доселе тихонькая девушка попыталась успокоиться. По её щекам обильно текли слезы, дыхание во время истерики стало практически невозможным — нос не дышал, а рот забит спиртовой ватой. Кира сделала вдох, поперхнувшись кровью, которую не успели впитать тампоны.***
— Я знаю тебе нужна моя любовь. Уходи и не возвращайся вновь, — затянула Кира, сидящая под струёй душа, — Я найду чем себя занять… Девушка, томно вздохнув, пошкрябала гнилую корочку на руке. Хоть и не сепсис, и слава богу. Поворочавшись попой на ледяном кафеле, она откинула голову в надежде набрать воды в рот. Вот уже около 10 дней она путешествовала с пугающими её мужчинами. А как же её близкие? Полгода, а может и больше Кира уже не появлялась дома. Неужели её не ищут? Не ждут? Все, кто был — сестра, мама, отчим, возлюбленный. Ладно, маме было совсем все равно на неё. А Арцему? Её любимому Арцему разве было все равно на неё? Это не так, Кира, не так, даже не думай! Вспомни, как он плакал, когда тебя в очередной раз избил отец, как ты жила у него, разве это и ничего не значит? Всегда между вами была любовь и взаимопомощь, и даже в тяжёлые для вас дни вы были вместе. Почему же ты сейчас не хочешь позвонить ему, и сказать, что все хорошо?.. Думай, думай, почему же ты не осталась с ним?.. Вернись домой! Нет, нельзя. Почему нельзя? Почему? Почему? Не хочу… Харкну на руку. Кира смачно харкнула на руку, выплевывая огромный комок слизи с прожилками крови. — Доигралась… Задумчиво почесав царапки на груди, девушка снова затянула свою унылую песню. — Я буду рад потерять тебя, не вижу преград, хотя есть одна, когда ты ушла… — ещё один томный вздох, — почему так хорошо?..***
Вдох-выдох. Выдох-вдох. Кира вальяжно развалилась на обитой старой кожей полке поезда. С их остановки прошло всего 2 часа. Еще немного на поезде, может еще на корабле, и они наконец прибудут в Калькутту. Вот уже как 2 дня с ней никто не пытался заговорить, разве что Абдул изредка пытался подсунуть ей то спирт, то вату, то сигаретку. Раздраженная девушка с ужасной зубной болью и ощущением тонны грязи по всему телу только кидалась на араба, не позволяя подойти к себе. Пока наконец… — …хотя есть одна, когда ты ушла…, — затянулась старая песня, — почему так хорошо?.. Жуткая, невозможная жара. Духота, зубная боль, жара, жуткий зуд старых болячек, вонь собственного тела постоянно доводили Киру, не давая ей есть, спать, шевелиться в конце концов. Она лишь лежала на узкой багажной полке, свернувшись калачиком, и напевала одну и ту же песенку. И так бы продолжалось всю оставшуюся дорогу до Калькутты, пока… ТРЯХ! Поезд сильно качнуло, да так, что Кира кубарем покатилась вниз с полки, поднимая пыль.