Гнильё и Вечная Весна

— Миние страх, — Кира угрюмо засопела, пытаясь растормошить Нориаки, — мин-не страх. — Господи, боже, как ты здесь оказалась? Я же запер дверь… Ты, а-а, эээ.? — Страх-страх, вужаз, — Кира жалобно замахала руками, — душа страх. Я видить стен! Облако! Э-э-э… Во-о… Девушка широко развела руки, показывая очевидную чью-то огромность. — Смерть! Смерьть! Ну-у! Кира испуганно замолчала, прислушиваясь. Тут же выпучила глаза, уставившись на юношу. — Там! Там! Где дядя Жозев? Где? Там… Ну… То… Какеин сел на постель. Подумал. Осторожно взяв девушку за руку, отпер дверь ключом. Вытянул девушку за дверь. Запер дверь изнутри. Кира поскреблась в дверь, постучалась, затем затихла. — Ка-ко-ин! — спустя время заныла девушка, сидящая на кровати юноши, — там! Там! Мине страшново! — Ох… Кира… Ты… Неприлично заваливаться так! Я же запирал дверь… Откуда ты здесь? Боже… — тяжело вздохнув, полураздетый Тенмей приподнялся в локтях, — Ты… Ты, слушай. А я понял. Я понял! Боже, секунду… Нориаки вскочил, судорожно ища туфлю. Не найдя той, махнул рукой. — Твоя способность — перемещение в пространстве! Верно? Я прав?! Кира, Кира… Расскажи мне! Напуганная такой резкой реакцией, девушка захныкала. — Я нипонела. Я страх… Какоин плёхо. — Кира, Кира, Кира, Кира! Какой же я… Так, цыц. — схватив блокнот, парень прыгнул обратно на кровать, — как бы то ни было… Смотри… Это ты. — пара быстрых штрихов, — а это.? Он нарисовал нечто сумбурное, исходящее из маленькой фигурки. — Ты-ы, и-и? — Ситенд, — девушка тыкнула пальцем в безобразную форму, — я низнаю слово. Имя. — Имя… Имя… Не суть! По-ка-жи мне его. Свой стенд. — Нориаки светился от счастья, довольный своими умозаключениями. — Нипонил, — Кира испуганно пожала плечами, прикрывая плечи руками. — Стой! — Тенмей больно схватил ее за плечи. Тут же от Киры отделилась черная тень, хватая за горло парня. На Какёина уставились два неподвижных глаза страшной белой маски. Черное, непропорционально уродливое тело нависло над хозяйкой, пытаясь его защитить. Мелко трясясь, девушка заплакала. Вечная кошачья весна, накрыв свою хозяйку, растворила ее и себя в пространстве.

***

Девушка держала в своих руках свою же фотографию*, подписанную мелким, размашистым почерком, — «…Сердце во мне увеличилось в объеме так мощно, что едва ли не загородило весь мир. 198? год». Ничего из этого не поняла, буквы английские. Снимок неплохой, вот только что-то… — Поковыряла фотокарточку, — что-то с пленкой, видимо. Пожав плечами, девушка отшвырнула его прочь. Ей нравилась эта своя фотография, но не нравилось, что никто не способен понять ее, особенно Тенмей, которого, кстати, она опять не может найти.

***

Песня! — О Кармен, Карменситочка, вспомни-ка там… Таратам — таратунные струи фонтана…! — нежные пальчики подхватили веточку, как бы протирая ее, — И ту пулю, которой тебя я убил… Те же пальцы поднесли к лицу грубую оправу разбитых стекол очков, и, сдувши тонкий слой пыли, очки были возвращены на место. — Глазки плохие совсем…И там город в огнях, где с тобой я бродил… Хищные, быстрые пальцы постучали по крышке комода, после чего сунулись в карманы. Делать им здесь больше было нечего.

***

Надувшись, Польнарефф сложил руки на груди. — Ах, Эни-я, я не готов к такому! Я взросл, я… Я не буду надевать этот фартучек, ну и что, что брюки белые, знаете, вы мне как мать… Ах, матушка, да… Жан мечтательно улыбнулся, облокотившись о стол. — Аннабелла… Ах-эх, да… Ой, а давайте так! У вас… Был сын, а у меня mamán! Ах, давайте же восполним этот пробел… Скупая мужская слеза солено пробежалась по щеке мужчины. Польнарефф вскочил, распахивая объятья. — Mamán! На пол с треском свалилось что-то.

***

— Ай-яй-ёй… Кира лежала на полу, закрывая лицо руками. — Ты мне страх, Какёвин. Я нога пошла я упала. Ты совсем что ли… Надувшись, девушка положила руки за голову ладошками вверх. — Баба мин страшно. Она плохо. Мне не нравитса. — Кто тебе не нравится? Поразительное изменение случилось в их непростых отношениях за несколько часов. Едва ли брезгливый надменный Какёин поверил, что сможет общаться с ней на равных. Будто дурной сон, ну что же, мы видно все равны, и так оно и должно быть. Тенмей сел на корточки перед девушкой. — Кто тебе не нравится, Кира? Какая баба? Она повела плечом. — Баба тётя. Страх, ужас, облако. Я смотру, там штука. Ситенд. Ты не понял? — чуть не плача, девушка снова закрыла лицо руками. — Я забыла слово. У меня болит вот. Эхэ-э. Кира потыкала куда-то в рот. Новенькие, недавно вставленные зубы все еще беспокоили ее, но эта боль служила стимулом доверять им всем. Всем, кроме Польнареффа. — Болит и страшно мне. Ты плохо, белый дядя плохо. Все плохо только не дядя Жозеф, он… Забыла. — Ну и что же я «плохо»? — вымученно улыбнувшись, Нориаки осторожно присел на колени, — я ругаю тебя? Так за дело, ты вон какая. Ты мне не нравишься, вот и ругаюсь на тебя. — Что это значит? — Кира задумчиво почесала под носом, — «не нравишься». Это что. Какеин начал строить разнообразные гримасы, пытаясь объяснить девушке, что же это значит. Брезгливый Тенмей не побрезговал пыльным полом. И общением с ней.