настоящее
Тревога, вызванная частично алкоголем в крови, медленно заполняла и его, но он решительно помахал головой из стороны в сторону, собирая себя в кулак и отрезвляя мысли. У него не было времени. Скорпиус провел по гостиной взглядом, пытаясь выхватить в потоке встревоженных и смертельно напуганных однокурсников клубнично-рыжие локоны. Обычно найти ее не составляло усилий, она выбивалась из толпы, но сейчас, когда она была нужна, глаза терялись среди мельтешащих в страхе беспомощных студентов. Они надоедливо суетились в плохом предчувствии, подобно блестящим черным жучкам, закрытым в пределы банки и бьющимся о потолок, снова и снова, толкали его плечами, резво проносясь мимо, и дико раздражали. Пальцы схватили воздух в попытке поймать ее и сжались. Как когда вдеваешь нитку в иголку и каждый раз — мимо, мимо, мимо. Он заметил ее снова, у входа. Скорпиус толкал в ребра людей рядом, не обращая малейшего внимания на возмущенные крики и вопли негодования, наступал на чьи-то ноги, пока не достиг цели. Реакцией ловца, наработанной в игре в квиддич годами, Малфой больно схватил ее за локоть и выдернул из на редкость переполненной слизеринской гостиной, Напоминающей жужжащий пчелиный улей, в коридор замка. Лили дернулась под его хваткой и зашипела, как рассерженная кошка; еще секунду — набросится и растерзает лицо режуще-острыми ногтями. По прожигающему взгляду матовых глаз было видно, что она и сама представляла наметки для будущих шрамов на его молочно-бледном лице. Поттер выдернула свою руку, словно ей была неприятна одна лишь его кожа. Скорпиус не стал препятствовать, лишь притворно сложил руки по карманам в равнодушной беспечности. — Где Альбус, малышка Лилз? — в лоб резко спросил он. Лицо его, скрытое темнотой коридора, не выражало ничего, кроме спокойствия, тягучего и вязкого, как мед. Волнение выдавало лишь сбивчивое дыхание и частое сердцебиение — единственные вещи, которые он не мог контролировать. — Что ты себе позволяешь, Малфой? — слова, пропитанные ядом, выходили из сжатых зубов. Лили резко напряглась и уже развернулась в сторону гостиной. — Мне сейчас не до твоих язвительных шуточек и колкостей. Хочешь найти моего брата? Последний раз, когда я его видела, он блевал над унитазом. Ищи его сам, я тебе не заклятье поиска. Факелы воспламенились, озаряя коридор мягким теплым светом огня и разгоняя тьму. Портреты рядом начали возмущаться и зевать, прикрывая глаза и сетуя на молодежь, что мешает их покою. Скорпиус бросил взгляд на Лили, чье лицо он не мог разглядеть из-за отсутствия света — и, если честно, ему просто не было дела до ее самочувствия — но теперь он смог уловить в тонких чертах бледного лица что-то до этого незамеченное. Он вгляделся, склонив голову на бок. Рыжие локоны взлохматились и лезли в лицо вместо того, чтобы привычно идеально лежать на плечах. Ее губы припухли до синевы — кто же ее так усердно целовал? Что-то было в самом лице, какая-то призрачная тень, что его омрачала, заставляла облокотиться о холодный камень и отбирала самоуверенность. Это была усталость. На секунду ему стало даже совестно, что он так бесцеремонно вытолкал ее из гостиной. — Хорошо, — неожиданно безмятежно ответил Малфой, вот так просто, без нападения в ответ, и это уже настораживало. Он запустил руку в свои платиновые волосы и провел ею до затылка. — Просто передай ему, если увидишь, пожалуйста, — это «пожалуйста» звучало с его языка инородно, заставило опешить с новизны, — что ваш отец в замке. Паркинсон заметил его, пока возвращался в их гостиную. Светло-зеленые глаза Лили широко раскрылись в удивлении. Усталость снесло как ветром. Она попятилась от стены, посмотрела на него ошарашенно, нахмурилась и спросила быстрее, чем смогла бы спохватиться: — Что?за двадцать один день до
Утро в Хогвартсе традиционно начиналось с затянутых посиделок студентов за столом на завтраке. Кто-то клевал носом, готовый упасть в тарелку с овсяной кашей лицом от недосыпа и сбитого за лето режима; некоторые, вроде Луи Уизли, уже достали тетради и сверялись с расписанием, чтобы ввести каждый предмет в ежедневник, разлинованный по часам дня для высшей продуктивности. Первокурсники неловко улыбались и смеялись за столами, знакомясь с однокурсниками и перешептываясь в волнении от сосущего ощущения под ложечкой перед первым учебным днем. Большинство студентов старших курсов неторопливо переговаривались и обсуждали летние новости, что не успели рассказать вчера, без спешки жуя круассаны и мягкие свежие булочки со сливочным маслом, чтобы соскочить и успеть до аудитории за секунды до прихода преподавателя. Все эти мелочи и незначительные обыкновенные детали Хогвартса были до приятного знакомы и согревали сердце. Возвращения в Хогвартс после лета и Рождества напоминали Хьюго то самое чувство, когда ты возвращаешься домой после долгой поездки. Все в доме оставалось на тех же местах, где ты их оставил, словно время замерло, ожидая тебя с тоской — но вот ты возвращаешься, и все вновь волшебно оживает и затекает в прежнее русло. «Ничто не двигалось. Ничто не менялось. Менялся только ты». — почему-то вспомнил Хьюго строки из романа «Над пропастью во ржи», взятого с полок сестры от скуки пару лет назад. Роза, заметив то, что взятая без спроса, а позже возвращенная, книга стояла криво, подарила ему ее, и с тех пор она стала любимой для Хьюго. — …Забини, конечно, засранец и мудак хренов, но должность капитана он отдаст тебе, чувак, — протянул Ричард, отпивая из чашки черный крепкий чай, как истинный англичанин. Его белая рубашка была идеально выглажена и облегала груду мышц, накачанных за игрой в квиддич и усердными тренировками летом. Темные волосы были уложены гелем — Уизли как-то попробовал уложить волосы так же на пятом курсе, но это выглядело просто позорно, а этот придурок умудрялся выглядеть элегантно в любой ситуации и без усилий, словно ему это было проще Левиосы. — Думаешь? — угрюмо ответил Хьюго, откусывая бутерброд с индейкой. Ему на самом деле мало верилось, что Тайлер Забини после выпуска уступит. — Он может чисто из гадского характера отдать место Аден. Это в его стиле — насолить напоследок. — Бро, он придурок, но не совсем конченый, — справедливо заметил Паркинсон. — Не отдать место тебе после того, как ты столько времени и сил вложил в команду — это каким ублюдком надо быть? Смотри, Аден же вроде не собирается в квиддич? — Да, она что-то говорила про Аврорат. — Тогда тем более нахрен ей это место не сдалось в резюме. — Чашка со стуком соприкоснулась с деревянной поверхностью стола. — Ты прав. — Хью передернул плечами и протер намасленные после бутерброда руки бумажной салфеткой. — Сокрушаться сейчас о том, что еще не произошло, максимально тупо. — Что именно максимально тупо? — поинтересовалась Роза, присаживаясь на скамейку рядом и поправляя школьную юбку, чтобы она не помялась. Ее темные волосы были собраны в косу и переброшены на правое плечо, сна не было ни в одном глазу. На фоне других студентов, готовых уснуть прямо на скамейке, Роза светилась, как Люмос Максима; ее энергии хватило бы, чтобы зарядить все смартфоны студентов разом и еще на освещение замка вечером. — Доброе утро, Паркинсон. — И тебе, Мисс Староста. — Ричард отсалютовал ей и повернулся к телефону, где ему кто-то активно присылал сообщения. Наверное, они опять с Альбусом скидывали друг другу тупые и ржачные мемы в их пацанском групповом чате. Хьюго слабо улыбнулся ей, надеясь, что его улыбка не получилась слишком натянутой или деланной. Подумать только: избегать ее все лето в стенах их небольшого дома было проще простого, но в замке уже не было угла, куда не ступала бы ее нога, и он не мог найти себе покоя от нее. Он сильно любил свою старшую сестру, пусть и никогда не говорил об этом открыто, поэтому сейчас и не мог смотреть ей прямо в глаза дольше пары секунд. Поэтому и избегал ее все лето. Потому что когда она смотрела на него так честно, он чувствовал, как вес тайны на груди тяжелел, но он обещал отцу, что даст ему самому шанс рассказать. Послышался тихий треск. Его руки самовольно смяли салфетку и разодрали на лоскутки. — Ставить в расписании первым уроком Историю Магии, — отшутился Хью, сглотнув ком в горле и придав себе расслабленный вид. — Сен-Этьен заавадит меня, если увидит, что я прикрою глаза на пару секунд дольше положенного. — Может, надо было лечь спать до полуночи, чтобы в семь утра не чувствовать себя таким разбитым? — И тебе доброе утро, Роза. У меня нет причин просыпаться по утрам, так что я ложусь поздно и просыпаюсь так, словно по мне всю ночь танцевало стадо диких кентавров. — Ха-ха, очень остроумно, — саркастично протянула Роза и цокнула языком. Она убрала сумку в сторону и налила себе черный чай. Немного подумав, добавила кубик сахара для сладости и помешала ложкой. — Таково уж распределение генов в нашей семье: у тебя мамин ум, а у меня уморительный юмор отца, заучка. — Болван, — на автомате ответила Роза. — Ботанка. — Умалишенный идиот. — Ты сейчас серьезно назвал свой юмор уморительным? — вмешался со смешком Ричард, отвлекаясь на секунду от телефона. — Бро, тебе сказать прямо? — Заткнись, Ричи, — закатил глаза Хьюго и шутливо подбил его плечом о плечо. Он отпил воды со стакана из бирюзового стекла — в утреннем свете она отбрасывала голубые блики на пальцы, — и прошелся по залу взглядом. Несмотря на то, что уже (почти) не было вражды между факультетами, студенты предпочитали завтракать за столами своих домов. У самого дальнего стола сидели слизеринцы: Хьюго сначала различил рыжие волосы Лили, а ближе к выходу и платиновые волосы Малфоя со спины. Напротив него сидел Альбус, смотря на всех недовольной сучкой — не выспался, похоже. Его взгляд плавно перешел на дверь и он заметил Роксану, отчего в голове голове мигом всплыла недавняя стычка с Забини в поезде и ее причина. Он сжал кулаки, отчего вены набухли под загоревшей за лето кожей. Еще в июле Хьюго услышал, что между Рокс и Тайлером начало что-то намечаться. Сначала кто-то заметил ее темные кудри в сториз у Забини, закинул в подслушку школы, на что почти никто не обратил внимание. Тусят и тусят вместе, что такого необычного, они же в одной квиддичной команде. Но зачем ее кроссовки с горящими молниями засветились у него в ленте, пошли отметки друг друга каждый день, и шепотки переросли в уверенные сплетни, что, естественно, насторожило Хьюго. Забини не вызывал у Хьюго никакого доверия и дело было не в том, что тот, по какой-то неведомой причине, ненавидел Малфоя. Или что он недолюбливал все семейство Поттер-Уизли, особенно детей золотой троицы, но тут уже ясно — его отец был Пожирателем Смерти. Просто Тайлер был полным гандоном. Вел себя так, словно шел против всех в мире, рявкал и кусался на каждого, кто приблизится, как злая псина с бешенством, и поливал всех дерьмом, за что вечно получал в рожу. А еще он с весны постоянно сидел на каких-то наркотиках, вроде травки и волшебной пыли, что в теории должно было его расслабить, но в реальности делало еще более агрессивным мудаком. Так что да, Тайлер Забини был не из тех, к кому подпустишь кузину. — Слушай, — Роза сглотнула и отвела взгляд. Она говорила неуверенно и с волнением, от этого начав мямлить, совсем как в детстве, — я ведь почти не видела тебя летом, ты же, ну, был все время с друзьями… Не хочешь вечером, я не знаю, может… — Прости, мне нужно идти. — Пропустив слова сестры мимо ушей, Хьюго в спешке соскочил с места и перескочил через скамейку, взяв сумку — он мчался к Роксане, пока она не исчезла из виду. — Люблю тебя, Рози. Паркинсон, передай Поттеру, пусть принесет мой вейп на обед. Роза, кажется, попыталась его притормозить, но он даже не развернулся на ее голос. Хьюго нагнал Роксану у коридора, ведущему в подземелья. Подойдя к ней со спины, он положил руку ей на плечо, чтобы она точно не смогла сбежать от этого серьезного разговора. — Привет, Рокси-Докси, как дела? Роксана даже не остановилась, лишь закатила темно-карие глаза и скинула его ладонь до своего плеча. — Хью, драккл, прямо выкладывай, зачем ты меня искал. — Может, я просто хотел поболтать со своей любимой кузиной, — обиженно насупился Хьюго. — Мы оба знаем, что любимая кузина у тебя Лили. Или Доминик. Или Молли-Люси-Виктуар-кто-у-нас-там-еще-блять-есть, но уж точно не я в начале этого списка. Доля правды в этом была, конечно, как и во всем, что она говорила. Роксана умела так выкорачивающе преподносить правду, что совесть моментально ссадила и жгла без анестезии. Но Хьюго все равно не мог отстать от нее; он нутром чувствовал, что делает правильную вещь. Это же то, что должны делать кузены в большой семье — защищать друг друга от любой опасности, будь это Гриндевальд или засранец однокурсник. Так что он решил выложить прямо. Хьюго не умел играть или быть изворотливым — скорее, стреляющим в лоб. — Перестань общаться с Забини. — Извините, а что мне еще сделать? Ты не охренел? Теперь будешь вести родительский лист, с кем мне можно тусоваться, а с кем нет? — Если придется сделать лист — сделаю, — твердо ответил Хьюго со всей своей упрямостью. Роксана резко остановилась. Она бросила на него пронизывающий взгляд, настолько острый, что он мог бы с легкостью рассечь кожу, и сложила руки на груди. — Значит, и впрямь охренел, — утвердительно провозгласила Роксана стальным тоном, заставив Хьюго замолкнуть. — Слушай, кузен ты мой ненаглядный. Тебя не было со мной все семнадцать лет моей жизни, а тут ты вдруг вспомнил, что мы как бы родственники, семья, кровью повязаны, купались голые в одной ванной в детстве и бла-бла-бла. Я не поведусь на эту слезливую и сентиментальную чушь. У меня есть старший брат, который может меня нормально защитить, если что-то реально случится, а у тебя — сестра, если тебе так не хватает жертвы для твоей гиперопеки. Ауч. Да, Рокс знала, куда бить, чтобы оставить синяк посильнее. Он не понимал, как у нее получалось быть такой проницательной и замечающей каждую пробоину в человеке, пока сам он зачастую не мог видеть дальше своего носа. — Он на тебя плохо влияет, — покачал головой Хьюго, все еще стоя на своем. — Да что же, правда? И как это проявляется? — Например, сейчас ты идешь в подземелья, хотя у тебя Маггловедение у Мальсибера. — Роксана посмотрела на него недовольно, приняв поражение с поднятым подбородком. Она не выглядела пристыженной, и Хью продолжил с издевкой. — Серьезно, Рокс? Собираешься прогулять первый же урок в году? — Капитан Америка, вы набрались морали у своей сестры? И что теперь, отнимешь у меня баллы? — фыркнула Рокс. — А, стой, ты же даже не староста. — Рокс, если все так будет продолжаться, я напишу письмо Анджелине. От возмущения у Роксаны аж перехватило дыхание. Она могла строить из себя крутую и показушно не принимать ничего близко к сердцу, деланно закатывая глаза и матерясь сапожником, но звонить ее матери… Это было жестоко, и то, что вечно правильный Хьюго применил этот грязный прием, скорее удивило, чем ударило. — Без блефа или шуток, ты же знаешь, мне для таких интриг не хватает мозгов. — Хьюго пожал плечами и развернулся в сторону башни, где должна была проходить История Магии. Роксана бросила недовольный взгляд на него и скривила губы, скрипя зубами. — Гучи флип флапс, фак ит хит ер бич ин май сакс? Как бы не так. Когда-нибудь твоя наглость доведет тебя до могилы, сукин сын, — выплюнула она, будто бы пытаясь отравить его ядом в четко произнесенных словах. — Не обижай так нашего Министра. — Хьюго громко рассмеялся. Он попытался ее обнять напоследок, но она увернулась от его рук с раздраженным вздохом и отскочила на пару шагов, как кобра. Он не расстроился, уверенный в своей правоте и зрелости; что она подрастет, поумнеет, поймет. — Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо. — Если «когда-нибудь» это «никогда», то ты прав. Надеюсь, Сен-Этьен съест тебя с потрохами и обглодает кости, отдав пенис Булстроиду на зелья. Хьюго засмеялся еще раз. Ему не нужно было оборачиваться — он и так был стопроцентно уверен, что она показывала ему в след среднюю карту из колоды пальцев. Роза перекинула каштановую расслабленную косу на спину. Одна из прядей выбилась и упала на глаза. И вот опять, Хьюго капитулировал. Даже родной брат ее избегал, а она и не знала, что сделала или сказала не так, чем именно его обидела, чтобы покорно извиниться, примирительно улыбнуться и первой пойти на встречу с вытянутой рукой, ведь он был ей безумно важен. Какие бы сменяющиеся друзья, мимолетные интересы или проступки не были у Хьюго, будь ему семь или семнадцать, он неизменно был ей к сердцу ближе всех — она ставила его на первое место своих приоритетов, ему одному доверяла самые смешные и неловкие секреты шепотом под стеганым одеялом и слепо закрывала глаза на все обиды. Роза горько усмехнулась от внезапного осознания — до чего же смешно: ее золото ему в цене лишь серебро, а у нее кроме него больше никого и нет — но никто не обратил внимание. Паркинсон продолжал обмениваться с кем-то сообщениями или просто демонстративно не откладывал телефон, как щит, чтобы она не завела с ним разговор, ведь их единственная точка соприкосновения покинула зал в спешке. Аден Шир болтала о чем-то с Беном Вульфом. Кузина Розы Молли перешептывалась со своими подружками, глупо хихикая и краснея; одна из ее подруг с безвкусно обесцвеченными волосами, Бритни, смотрела в сторону слизеринского стола и бесстыдно облизывала ложку, от чего становилось душно. От всех них с их безразличием и показным «Гриффиндор — семья!» становилось душно. Какая разница? Роза все равно простит то, что брат игнорировал ее уже третий чертов месяц, заставляя чувствовать себя назойливой жужжащей мухой, которую так хочется прихлопнуть душным солнечным днем. Мелкой и надоедливой. Неважной. Роза безрадостно уставилась на яблоко, будто бы поймав что-то приковывающее внимание в его зелено-желтой палитре и лаком блестящей поверхности, но ее вскоре прервали: с грохотом рядом беспардонно села ее новая знакомая, перекинув ногу в массивных кроссовках через скамейку. На белой рубашке Валери Кристенсен верхние пуговицы были оставлены небрежно расстегнутыми, а с воротника свободно болтался незавязанный галстук в ало-золотую полоску — Гриффиндор вчера радушно распахнул руки для объятий, приветствуя нового студента-львенка. Ничего удивительного — едва узнав ее в поезде, Роза и сама определила бы свою новую громкую подругу в их факультет и, кажется, ей здесь и в правду было уютно. — Доброе утро. Как спалось? — поинтересовалась Роза, откладывая бедное яблоко в сторону. На нем остались полосы, похожие на раны — задумавшись, Роза и не заметила, как проткнула его ногтями. Она облизнула палец, почувствовав кислый, но сладкий вкус на языке. Валери опустила голову. Она собрала свои голубые, жвачные волосы в высокий конский хвост резинкой и, немного пробежавшись по столу взглядом, остановилась на сэндвичах. — И тебе доброе утро. Спалось прекрасно, зато пока добралась сюда через эти катакомбы, чуть не упала с диких лестниц. Жизнь в Хогвартсе — Голодные игры. — Перед тем, как наложить в тарелку еды, Валери остановилась и осмотрела Розу с интересом. Словно управляемая каким-то порывом, она осторожно заправила ей выбившуюся прядь за ухо, едва задевая холодными ногтями в черном лаке. Роза удивленно посмотрела на нее. Это было… непривычно. — Чего грустишь, рыжик? — Я не рыжая. — Перед тем, как непонимающе нахмуриться, Уизли даже перекинула косу обратно и рассмотрела ее, чтобы удостовериться, что ее никто не перекрасил этой ночью. — Они точно каштанового оттенка… — Не знаю, выгорели твои волосы на солнце или они всегда у тебя такие были, но на солнечном свете они вишневые, — перебила Кристенсен, с аппетитом откусив от сэндвича с тунцом большой кусок и издав блаженный стон. — Черт, еда здесь охуенная. — … И я точно не грущу, но спасибо, что спросила, — вежливо ответила Роза, одарив ее потерянно-мягкой улыбкой и благодарно посмотрев в глаза. — Просто мой брат полный придурок. — Фу, мальчики идиоты. Роза засмеялась, мысленно согласившись с ней. — С кем тебя поселили? — Дехан решила не пухать детей и поселила меня офдельно, — фыркнула Валери с полным ртом. Молли и ее подружки, немного пошушукавшись и посовещавшись, потянулись в их сторону. Роза настороженно вскинула брови. Молли тактично игнорировала ее даже на семейных ужинах и праздниках в Норе, если ей не нужны были от нее поблажки старосты или рефераты за четвертый курс; ее подружки — тем более, задирали носы и высмеивали ее безвкусный вид в туалетах, когда тем для разговора совсем не оставалось. Роза не обижалась на них и смотрела с сочувствием — серьезно воспринимать младшекурсниц с голубыми тенями, восторженно следящих за отношениями Малфоя и Нотт или Поттер и Паркинсона и носящих все розовое и пушистое по выходным в лучших традициях «Дрянных Девчонок», было невозможно. Что же им нужно было теперь? — Привет, Валерия, — лучезарно улыбнулась Молли, подправив свои рыжие локоны. Ее подружки мигом повторили за ней, состроив такие же приторно-любезные гримасы. — Добро пожаловать в Хогвартс! Меня зовут Молли, а это Британи, Джейд и Оливия. Надеемся, что ты здесь быстро освоишься, да, девочки? — Болванчики Молли энергично закивали и захлопали ресницами. Оу… Так им нужна была не она. Стоило ожидать. — Меня зовут Валери, не Валерия. — Она опешила от такого напора и подбирала слова, чтобы не показаться грубой. — Это очень… мило с вашей стороны. — Хочешь, проведу экскурсию по замку? — спросила Оливия, хихикая. Роза закатила глаза. Малолетние дурочки. — Было бы непл… — Эй, новенькая. — Паркинсон отвлекся от телефона и поднял голову. — Играла в квиддич? — Да, играла в команде Дурмстранга за загонщицу. — У нас как раз отборочные на следующей неделе, — лениво протянул Ричард. — Приходи, попробуешься. — Мерлин, да. — Сидящая поодаль Аден воодушевленно подняла руки к потолку, которое показывало ясное голубое небо без единого облачка. — Мои молитвы были услышаны — еще одна девушка в команду! Парни, вы не поймите, я люблю вас, но мы с Рокс уже заебались с вашего вонючего пота и бесконечных обсуждений девушек на тренировках. — Остынь, Шир, ее же еще не приняли, а ты уже радуешься, словно увидела воскресшего Мерлина. — Отъебись, Паркинсон! Валери, ты нужна нам в команду! — умоляла полная энтузиазма Аден с горящими глазами. — Ты обязана прийти на отборочные. Отказов не принимаю. — Ну, раз отказов не принимаешь, у меня не остается выбора… — ухмыльнулась Валери. Аден прокричала что-то ликующе и дала пять Бену Вульфу, сидящему рядом с ней. Тихий Бен смущенно улыбнулся и добавил, что тоже будет рад видеть Валери в команде. Роза едва могла сдержать в себе досаду. Наверное, нужно было остановиться, перестать драматизировать, но ревность и нежелание делиться терзали ее изнутри, когтями проходясь по легким, и клокотали в горле чем-то очень горьким, как настойка полыни при болезни, и как бы Роза не пыталась это проглотить, она не могла. Стоило только ей начать общаться с кем-то, как все набросились на нее, подобно хищникам на свежее мясо, угрожая отобрать Валери себе и оставить ее обратно ни с чем. Словно сама Вселенная запрещала людям оставаться рядом с ней и подталкивала к одиночеству. Слишком резко схватив сумку со скамейки, Роза порывисто встала. Она молча вышла из Большого зала и направилась на Маггловедение в гордом одиночестве. Обижаться на Валери было глупо. Еще глупее было винить Вселенную за то, что все ее кузены с младенчества легко находили с другими контакт и очаровывали их — даже бесцеремонная и грубая Роксана без усилий вливалась в любую компанию. У глуповатой Молли были подружки такого же уровня интеллекта, у Лили и Доминик был свой круг из привилегированных девиц с золотой ложкой и автоматическое приглашение на любую вечеринку, а она, Роза, по жизни кружилась белой одинокой вороной. Когда она была младше и жаловалась маме со слезами, что в школе одна, Гермиона часто говорила, что это временно; что ей повезет и она найдет себе верных и преданных друзей, как она сама нашла дядю Гарри и ее отца в детстве. Ей мало в это верилось. Конечно же, мама ее не понимала — как у дочери Министра Магии, такой умной и доброй девочки не может быть друзей? — потому что родители часто забывают, каково быть детьми. Со временем она перестала говорить с мамой об этом, и та успокоилась, подумав, что все образумилось. Может быть, она была недостаточно милой по отношению к другим, и винить в этом было некого, кроме самой себя. — Хей, Роза, подожди! Роза прикусила нижнюю губу и медленно повернулась. Валери бежала за ней, запыхавшись, ее голубой хвост бился о спину. Она смотрела на нее с беспокойством, явно ничего не понимая. Роза хотела бы объясниться, но не могла, не найдя ни слов, ни смысла. — Куда ты так быстро понеслась? Все хорошо? — Что, не осталось больше никого более интересного? — она надеялась, что прозвучит безразлично, скрыв обиду за язвительностью, но в итоге получилось как-то жалко и отчаянно. И вот, опять. Почему нельзя было просто соврать, что стало дурно? Заткнисьзаткнисьзаткнись, ругала она себя. Не отталкивай еще и ее. Когда Валери непонимающе нахмурилась и посмотрела на нее серьезно, Роза со стыдом отвела взгляд. Она правда не хотела выглядеть, словно цепляется и огорчается так сильно с того, что у нее больше никого не было. Это было унизительно и ущербно. Но еще глупее было то, что она вела себя так грубо, пытаясь защититься — она еще не успела построить хоть что-то на участке их будущей дружбы, как уже все разрушила, и не могла не винить себя. Прошло пару секунд перед тем, как линия на широком лбу Валери разгладилась, а лицо прояснилось. Губы приоткрылись в осознании, когда она сложила странное поведение Розы и то, что происходило на завтраке. — Ты заревновала меня к другим гриффиндорцам? — на удивление спокойно спросила Валери. Роза бы на ее месте рассмеялась. Это же так глупо звучит, серьезно — но Валери говорила без шуток и смотрела понимающе, что она тут же откинула вариант солгать «Нет, ты что, пфф». А больше и ничего не оставалось, только промолчать, потому что в оправдание было нечего сказать, кроме одного, пожалуй. — Прости. — Роза передернула плечами и виновато посмотрела на нее. И молчание. — Ну ты и дура, Роза Уизли, если думаешь, что я так легко от тебя отвяжусь, — с веселыми искрами в глазах пошутила Валери, и Роза почувствовала облегчение, словно даже дышать стало легче от ее слов, будто бы загоны и мрачные мысли в голове от надумываний рассеялись тучами. Она подошла ближе и приобняла Розу правой рукой за плечи: — Пойдем, рыжик, у нас Маггловедение. Лили подправляла перламутровый блеск на губах, когда телефон завибрировал на беззвучном режиме, заставляя тарелки и фарфоровую чашку с розовым чаем несильно задрожать. Она разблокировала телефон, введя год рождения отца, и нажала на уведомления. Три новых сообщения от Ричарда Паркинсона. @richysgone: Доброе утро, принцесса Как конфеты? Ярко-красная упаковка в форме сердца конфет из темного шоколада с клубникой, банально переданная через хихикающих восторженных младшекурсников прямо к ее двери этим утром, лежала на столе меж девочками полу съеденной. Лили бросила на нее взгляд перед тем как ответить, раздумывая меж вежливостью и колкостью.@lilylunapotter: И тебе утра, Ричи. Спасибо, мило с твоей стороны, но я больше люблю молочный шоколад.
@richysgone: Учту, Лилз :) Хочешь поэму? Розы красные, Фиалки голубые, Ты, я, пятница, вечеринка.@lilylunapotter: Почему я должна согласиться?
@richysgone: Потому что ты красивая и я красивый Красивые люди должны держаться вместе И делать красивых людей ;) Когда она прочитала последнее сообщение, ее брови приподнялись. Будь у нее меньше выдержки и опыта по общению с флиртующими парнями, не выползшими из пубертата, она бы скорее всего подавилась и расплескала чай, но Лили лишь спокойно продолжила потягивать его с безмятежным лицом. Придурок, что с него взять?@lilylunapotter: …Давай я закрою глаза, покачаю головой и сделаю вид, что не видела последнее сообщение. Мерзко, Паркинсон, мерзко. У тебя есть шанс придумать более веский повод
@richysgone: Потому что ты исключительно прекрасна великодушна милосердна шикарна совершенна Она почувствовала на себе чужой взгляд и немедленно подняла голову, отвлекаясь от телефона и отыскивая того, кто пялился на нее. Это был Паркинсон за Гриффиндорским столом. Он сделал уморительную мордочку кота из Шрека, что не было таким очаровательным, как он думал, но довольно милым. И ведь не то, чтобы ее цепляли такие простые комплименты — Лили знала, что «красивая» слишком ленивое для нее слово — но Паркинсон пытался быть милым, а эти старания уже были куда более привлекательными для нее. Тем не менее, Лили не собиралась сдаваться так просто. Ей вдруг захотелось продолжить эту игру и помучить его — совсем немного, она же не жестока, да и Ричи неплохой парень. Она поддалась вперед, легко оттянула зубами нижнюю губу и провела пальцами по завитым волосам и шее, как неосознанно делала всегда, когда флиртовала.@lilylunapotter: Тогда, может, мне стоит пойти на вечеринку в собственной компании? Зачем при таком раскладе сдался ты мне?
@richysgone: Последняя попытка! Потому что нам хорошо вместе Правда в этом была. Отношения с Ричардом были похожи на теплое лето — беззаботное, легкое, не претендующее ни на что серьезное и не требующее никаких усилий. @richysgone: Ты молчишь, потому что тебе нечем возразить на мой аргумент?) Давай же, Лилз, хватит ломаться@lilylunapotter: Так уж и быть, я подумаю
@richysgone: Я приду за тобой в восемь;) Лили закатила глаза с его наглости. — Кто пишет? — хитро поинтересовалась Тайра, отрываясь от салата с капустой и яйцом. Ее глаза загорелись интересом, она игриво попыталась подсмотреть, что в телефоне у Лили. — Дай угадаю с одного раза — Паркинсон? — Какая же ты догадливая, все же не за красивые глазки получала Превосходно по Прорицаниям. — Лили издала смешок, откладывая телефон. Она сделала еще глоток горячего чая перед тем, как ответить: — Да, писал Ричи. — О чем говорили? — спросила Доминик, осторожно разрезая круассан с шоколадом. Она поднесла его ко рту, откусила и издала неприлично громкий вздох, но винить ее было сложно — готовили в Хогвартсе до невозможного вкусно. Это было круто, но не тогда, когда садишься на диету. — Он пригласил на вечеринку в пятницу. — И ты согласилась? — уточнила Каллисто; Лили часто отказывала поклонникам. — Почему бы и нет? Мы все равно вертимся в одной компании, так какая разница, придем ли мы вместе или по отдельности, — пожала плечами Лили. Лили нравилось нравиться парням, но на этом точка: она не прилагала для этого никаких усилий также, как и не обращала на этого почти никакого внимания. Букеты радовали глаза и наполняли спальню прекрасным сладким ароматом, конфеты хорошо смотреть в истории инстаграма и иногда попадались довольно приятными на вкус, комплименты же вызывали лишь полуулыбку — никто из парней еще не говорил о ней того, что она не слышала до или не знала сама. Доминик дожевала круассан и посмотрела на нее с заботой, слегка склонив голову набок перед тем, как начать нарочито мягко предостерегать ее: — Ма шери, убедись, пожалуйста, что он также легко относится к этим отношениям. Иначе придется разбираться с последствиями. — Не волнуйтесь, я все еще остаюсь при мнении, что парни на старших курсах — слишком много хлопот. От них больше лающего шума, безмозглых шуток, беспричинной ревности и хлопот, чем реальной пользы, — Лили скривила свое красивое личико, откинув волосы с плеча назад, и сверилась с серебряными часами от Cartier на запястье — оставалось всего десять минут до начала Трансфигурации у Монтегю, опаздывать к которому было смертельно опасно. — Тогда смотри сама, дорогая. Я доверяю тебе. — Тайра сладко улыбнулась и в поддержке легонько прикоснулась рукой к ее колену. Она прошлась глазами по залу, как королева осматривает свои владения и подданных, но вдруг замерла, наткнувшись на что-то непривычное у входа. Девушки проследили за ее взглядом и отвлеклись от дел, Доминик так и застыла с куском круассана в пальцах. — О-бал-деть, — с упавшей челюстью прошептала Каллисто. — Так вот, кто наш новый препод по Защите. Доминик в неверии покачала головой. — Вот же… козел, даже и слова не сказал. Лили нахмурилась и обернулась, чтобы увидеть, что их так удивило, и заценить препода — может, он смазливый красавчик из фильмов, раз уж такая бурная реакция? Тедди Люпин, драккл его дери, зашел в зал в мантии с высоким воротом и джинсах и направился к преподавательскому столу, как если бы в этом не было ничего сверхъестественного. Не может быть. Сердце забилось так бешено, словно пыталось вырваться наружу, слишком быстро, приложи она пальцы к жилке на шее и почувствовала бы эти импульсы-молнии под подушечками. Она должна была отвернуться и легкомысленно отшутиться, ловко нацепив маску безразличия. Она должна была, но физически не могла отвести от него взгляд, он сосредотачивал на себе все ее внимание и выводил из себя. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, растерянно обводя взглядом каждую черту, знакомую до треска в ребрах — такого нахально красивого, широко улыбающегося всем студентам и уверенно идущего к своему месту за столом преподавателей. Дорогая мантия, необычно темные волосы и легкая щетина прибавляли ему возраста, но рваные джинсы на худых ногах и ямочки на щеках как бы смеялись над всей этой показухой. Невозможно. Как увидеть призрака давно умершего человека, только здесь был призрак ее летней глупости. Ее прошибло дрожью подступающего столкновения. В мире было столько мест, но он выбрал именно ее школу, чтобы наказать за все грехи и ошибки, что она успела натворить. Пальцы Лили задрожали. — Лили, осторожно! — воскликнула Каллисто, сидящая рядом. Лили посмотрела вниз — из ее рук выпала чашка и разлила горячий чай рядом, задев ее юбку и ноги Калли — а затем вновь взглядом вернулась к нему. Его голова обернулась на девичий крик. Тедди прошелся по их компании, увидел ее, и улыбка на его губах быстро померкла, как спичка потухает на ветру. — Держи, — Доминик, немного порывшись в своей кожаной сумке от Hermes светло-голубого цвета, нашла и всучила ей в руки пачку влажных салфеток. Лили отвела взгляд от Люпина и поблагодарила, принявшись вытирать розовую жидкость со складок школьной юбки. Она больше не поднимала голову, но чувствовала на себе чужой взгляд — и в этот раз она была уверена, что это был не Паркинсон. Это был полный кошмар. Лили ненавидела того, кто поставил Защиту от Темных Искусств в первый же день учебы. Она честно старалась держать себя под жестким контролем и не поднимать взгляд выше своей тетради, делая исключение лишь для того, чтобы откликаться на едкие комментарии и шутки Тайры шепотом на ухо об их однокурсниках, потому что иначе легко бы выдала себя. Послушно записывала информацию о дедлайнах и датах экзаменов в блокнот, перешептывалась с Забини, изредка смотрела в увядающее лето за окном, к которому неизбежно подкрадывалась осень по пятам. А затем он попросил посмотреть исписанную мелом доску… и все, треснул ее самоконтроль по швам. Взгляд, вопреки ее желанию (или, наоборот, следуя ему?), перебежал на кожу обнаженной шеи, открытой воротником рубашки, прошелся по вставшему кадыку, и Лили пропала. Он приковывал ее внимание, как солнце — смотреть на него было больно, не смотреть — пыткой, потому что она проваливалась в этой игре каждый раз. А он специально не смотрел на нее. Проходился по классу взглядом, улыбаясь, и обходил ее, как если бы она была пустым местом. Это задевало ее гордость, унижало и бесило, потому что заставляло чувствовать себя повязанной. Словно он втянул ее в это плавание без спасательного круга и оставил барахтаться одной. Лили подперла подбородок рукой и принялась рассматривать свои ногти, потому что больше ей ничего не оставалось. Было безумно скучно, пока перед ней не приземлилось что-то со стуком о деревянную поверхность парты. Заколдованный бумажный самолет. Поттер от скуки нетерпеливо развернула его. «Лили, не хочешь пойти со мной на вечеринку в пятницу?» Лили обернулась и принялась искать отправителя по классу, пока не наткнулась на Нейта Блэквуда. Он нагло ухмыльнулся ей и подмигнул, запуская руку в свою кудрявую шевелюру. Нейт был смазливым, с россыпью родинок по телу и шикарными темными волосами. Возможно, он ей и не сильно нравился, но сейчас так хотелось побесить Тедди от уязвленной гордости, что она достала из сумки блеск, обильно намазала его на губы, не жалея, и оставила поцелуй на бумаге в полоску. Собрав бумагу обратно в самолет прикосновением палочки, она отправила ответ Блэквуду: «Извини, малыш, ты не успел — уже занята на этот вечер. P. S. Можешь спросить по поводу следующего». Самолет пролетел к задней парту и остановился у Нейта. Парень, развернув его, быстро прочитал, поднял взгляд и самодовольно ухмыльнулся, словно в своем ответе Лили чуть ли не предложила ему трахнуть ее после урока. Конечно, Тедди это увидел. Все, блять, в классе это видели и начали перешептываться — только слепой бы не заметил, но и он бы услышал усмешку довольного Нейта. Но Люпин промолчал, даже не сделав замечание. Это одновременно и забавляло, и нервировало еще сильнее. Внимание каждого всегда было приковано к ней, ее любили все (ладно, может, Роза исключение), и, черт, она не привыкла к тому, что кто-то ее игнорирует. Ее нельзя было игнорировать. Как он посмел? Когда Лили уже была уверена, что он будет игнорировать ее присутствие весь год, Люпин сверился с часами и громко кашлянул: — Что же, наше время вышло. Перед вторым уроком прочитайте вступление в учебнике. — Тедди запнулся и сделал паузу. — Мисс Поттер, пожалуйста, останьтесь. Лили подняла бровь с интересом. Она дождалась, пока все ученики с шумом уйдут из класса, и попрощалась с Тайрой, заверив, что ее не стоит ждать. В тишине она смотрела на него, припадая плечом к стене, ожидая, пока он скажет что-нибудь, но Тедди стоял у своего стола, опустив взгляд. — Так мы решили не играть в молчанку? — нагло и прямо спросила Лили с нарочитым удивлением, рассматривая его с насмешкой. — Я уже думала, что будешь пропускать мою фамилию до конца года. Нужно вспороть все швы привязанности по линии позвоночника; стереть его из своей памяти, забыть, как круизный роман, не переросший во что-то серьезное, что можно было бы посадить на родной почве и окружить заботой, дав пережить зиму и расцвести весной. Только Лили хочется, чтобы он посмотрел на нее хотя бы еще раз, как тогда, летом, на подсвеченной фонарями улице богатого коттеджного района Ист-Вилладжа. Также завороженно, до одури нежно, с этой особенной проникновенностью. Или просто посмотрел. Молчание ее убивало. Тедди повернулся к ней, прищурившись. Его лицо побледнело, скулы вытянулись, челюсть была крепко сжата. Мерлин, до чего же он был красив, даже когда злился. — А что, я должен был остановить урок со словами «извините, мне нужно объясниться перед Лили Поттер за то, что»… А за что, кстати, я должен извиниться? — поинтересовался Люпин. Лили разъяренно посмотрела на него. Он специально доводил ее? Она была уверена, ей нужна лишь еще секунда, чтобы взорваться и разнести всю школу. — За то что не сказал, что будешь здесь, Тед. И промолчал про Виктуар и расторгнутую помолвку. — Я принял предложение в последний момент, они экстренно искали препода лишь на пару месяцев до января, когда ваш постоянный преподаватель вернется со своей экспедиции. — Школа — моя территория, — она не сдержалась, потянулась вперед и угрожающе прошипела, выплескивая из себя весь яд, скопившийся с августа. — Здесь моя компания и мое социальное место, и я просто хотела бы не быть пойманной врасплох, потому что мой… А кто ты мне сейчас, кстати? Бывший приятель? Друг семьи? Прибыл в школу, чтобы преподавать мне обязательный предмет, от которого я даже не имею право отказаться. Браво. Мог написать смску: «привет, буду твоим преподом в школе, целую, пока». И все тут, ничего сложного, правда? Но Тедди не умел играть по ее правилам. Он был не из ее мира, не умел в артистичные представления и театральную невинность — вместо этого припер к стенке, спросил прямо, с рваным дыханием и — или ей показалось? — обиженным смешком: — О, так ты со всеми приятелями и друзьями семьи целуешься? — Да, ты разве не видел, как я выходила из кабинета директора? — она ненавидела себя за то, что отвечала ему такими словами, поддразниваниями, чистой ответной бурлящей в крови злостью, но в голову упорно лезло ангельское лицо Виктуар, сошедшее с выставки в Лувре, и злые слова, произнесенные на эмоциях на крыльце. — Тебя не должно это волновать. Ты не имеешь права мне что-либо предъявлять. Я же избалованная стерва-манипуляторша, забыл? Он осекся и взглянул на ее освещенный дневным, льющимся из окна сентябрьским светом профиль по новому, как-то расстроенно, припоминая что-то тяжелое на сердце. Возможно, он жалел о своих словах. Когда она говорила так по взрослому и холодно, он забывал, что она младше. — Как о таком забыть, — тихо пробормотал он в ответ. Видит Бог, Тедди имел огромное сердце, наполненное добротой — но она вымораживала его, обескураживала и заставляла ступать на осколки собственных принципов. Вот и сейчас заставила забыть, для какого серьезного разговора он на самом деле ее оставил: — Давай так: раз уж мы теперь преподаватель и ученица, будем держаться в исключительно таких отношениях, хорошо? Обещаю, никакого игнорирования. Лили остановилась и с подозрением посмотрела на него. Она напоминала кошку, перед броском поджавшую хвост, и поэтому на удивление легко приняла его правила: — Отлично. — Она улыбнулась сквозь силу и согласно кивнула. — Просто препод и ученица. Ничего сверх этих рамок. Лили посмотрела на него в ответ, выжидающе, и боясь пошевелиться, потому что как бы она не была рассержена, ладони у нее по непонятной причине все еще чесались от желания пальцами зарыться в его темные подросшие пряди, поиграть ими, тормоша, оттянуть их по-собственнически. Желание было вычерчено слишком яркими воспоминания лета, трогательной нежностью чужих рук; выключи свет, ультрафиолетом просвети ее тело и найдешь следы его пальцев на плечах, по контору накинутой его джинсовой куртки со значками малоизвестных альтернативных групп. — Отлично, — эхом вторил он ей. А сам не мог сдвинуться. Она был так близко, что чувствовал щекой ее пряное дыхание и ягодные духи, а еще мог разглядеть блеск — чертов мальчишка Блэквуд, он бы выставил его за дверь за то, как она для него прикасалась губами к бумаге. И, вопреки словам, она потянулась к нему вперед всем телом и забросила руки ему на шею. Двигало ли ею помутнение рассудка, глупость или каприз — неважно, но у него сносило крышу. Он подчинялся её желаниям. Отдавал себя на откуп её рукам. Обхватывал ее лицо теплыми ладонями, сухими губами впивался в ее, липкие от блеска и тонко пахнущие клубникой, в поцелуе вымещая всю горящую обиду, злость и немое «я скучал». Разрушать свою жизнь еще никогда не было так приятно.