Высшее общество

Небо все утро было серым и тусклым, словно выцветшая старая простынь с прорезями пятен темных облаков. На его фоне не успевшие сменить листву на осенний лад зеленые деревья казались еще красочнее. Их беззащитные кроны бешено метало из стороны в сторону, как маятники; холодный, промозглый ветер бил по многочисленным тонким веткам и урчал, шурша листьями. Скоро должен был разразиться гром и полить тяжелый ливень, но пока еще было тихо. Это была ужасная погода для полетов. Казалось, что еще один порыв ветра — и послышится металлический лязг ставней, а стадион упадет с оглушающим грохотом и руганью. Джеймс мог поспорить на то, что кто-то из новобранцев «Паддлмир Юнайтед» навернется в полете из-за непогоды, вертящейся во все стороны метлы или плохой видимости. Но тренеру, казалось, было плевать. Он стоял спокойно, по-солдатски, как непоколебимый ствол многовекового дерева, и внимательно наблюдал за ними свысока. Может быть, он этого и добивался — испытать их, чтобы напуганные новички разбежались по домам, оставив за собой естественным отбором тех, с кем еще можно было попытаться поработать. Это был человек с застывшим на лице нахальным выражением под коркой нарочитой расслабленности и дружелюбия. У него были темные подстриженные волосы и густые соколиные брови, расположенные над пронизывающими табачно-черными глазами. Когда он был в хорошем настроении, каждое его слово сопровождалось ухмылкой и было пропитано издевкой. Как он выглядел в плохом расположении духа Джеймс не хотел знать — откровенно говоря, он его немного побаивался: было в его смешках что-то пугающее. Джеймс натянул капюшон на лоб. Веревки с капюшона толстовки безвольно качались на ветру, отвлекая его каждый раз, когда он опускал взгляд. Ему хотелось, как в детстве, затянуть их потуже, превратившись в гуманоида, но он вспоминал, зачем был здесь, и одергивал себя. Кроме него на три свободных места в команде претендовали еще двадцать человек, плюс-минус пять. Были такие же, как он, вчерашние выпускники: молодые и энергичные, ищущие себе место в спорте и мечтающие о блистательной карьере. Одним из них был Айден Фоули — шумный и нахальный парень с выпяченными, будто бы вечно накуренными глазами, который учился на два курса старше и которого Джеймс вскользь помнил по сборной Хаффлпаффа. Должность капитана обязала запоминать такие мелочи: у него тогда хорошо получался финт Вронского и Порскова, но было и слабое место — косая подача, дающая соперникам преимущество. Остальные были постарше лет на пять-шесть, с опытом и годами тренировок. Ожидающие начала спортсмены нервно переминались с ноги на ногу, хмуро проверяли время на смартфонах и накладывали на свои олимпийки тепловые чары, захлестываемые волной понятного нетерпения и волнения. Джеймс хмыкнул. Как оказалось, он единственный здесь не волновался перед отборочным этапом в одну из самых прославленных квиддичных команд на островах. Не потому что он был так в себе уверен, просто относился к этому проще — пройдет так пройдет, не пройдет — что же, он хотя бы попытался и сумел встать в восемь утра с третьего будильника. После выпуска стало невыносимо тяжело просыпаться раньше обеда, и он не понимал, как в школьные времена умудрялся в восемь часов уже сидеть на занятиях, готовый, одетый и позавтракавший. Бросив взгляд на часы, кожаным ремешком обхватывающие запястье, тренер прокашлялся и обратил к себе внимание новобранцев:  — Уже время, — безразличным голосом оповестил он и опустил руку обратно в глубокий карман спортивных штанов ультрамаринового оттенка. — Пожалуй, начнем. Кто не успел — пусть разворачивается назад, мне не нужны в команде те, кто не могут даже соизволить вовремя прибыть к месту назначения, не то что надрать зад другой команде на уровне международной лиги. Как бы в поддержку его слов на поле выбежала девушка, запыхавшаяся и торопящаяся. Джеймс посмотрел на нее с интересом, как и остальные спортсмены. Ее пышные темные кудри подскакивали от бега и развевались на ветру, залезая в глаза; она остановилась, перевела дыхание и, нахмурившись, откинула взлохмаченные пряди назад. У нее была загорелая, смуглая кожа — мулатка, но без английской крови точно.  — Простите, такого больше не повторится. — Девушка подняла руки в примирительном жесте. Откуда-то со стороны послышался смешок, который тут же сошел на нет под ледяным прищуром тренера — попасть под его неодобрение не хотелось никому. Тренер развернулся к опоздавшей девушке, смерив ее пронизывающим пренебрежительным взглядом:  — Живете по немецким часам, мисс Гриффитс?  — Офигеть, — присвистнул рядом Фоули. Джеймс подавился воздухом от изумления и уставился на новоприбывшую новым взглядом. Каждый ребенок, у которого была энциклопедия по квиддичу, знал фамилию Гриффитс. Глинис Гриффитс была ловцом Гарпий и поймала снитч в том самом знаменитом матче с «Гейдельбергскими гончими», продолжавшемся целых семь дней. Ее племянница Вайлда Гриффитс, уходя из «Гарпий», устроила скандал и разборки между ними и «Паддлмир Юнайтед», а на игре-реванше увернулась от четырех бладжеров подряд, поставив новый мировой рекорд и записав свое имя в историю квиддича в двадцать с лишним лет. Заполучить ее в свою команду было, безусловно, мечтой каждого тренера. Впрочем, как и завлечь ребенка героя всего волшебного мира Поттера.  — Хэгстрем-Гриффитс, тренер Гонсалес, — поправила его Гриффитс, вставая в ряд игроков слева от Джеймса. — Нет, мой портал задержали в связи с протестами на площади.  — Чертовы демократы, — прошипел сквозь зубы Гонсалес; слово «демократы» из его уст звучало как ругательство, словно он нарекал им что-то ничтожное вроде тараканов, залезших в его дом и перегрызших сухие кукурузные хлопья на завтрак. Хотя, мерещилось Джеймсу, тренер на завтрак ел только сердца невинных котят. Без жарки, варки или запекания — сырыми и кровавыми.  — Ладно, проходи, но только на этот раз. — Он благосклонно кивнул и перевел внимание на команду в целом, продолжая прерванную речь: — Как вы знаете — или не знаете, если пришли просто побарахтаться в очереди от скуки или надеетесь на «халяву», приз или какую-нибудь еще хрень — команде «Паддлмир Юнайтед» нужна замена на два места в команде и одно запасное. Адам Портман получил травму и уже не сможет играть за сборную, а обе наши охотницы, Кэти Баффит и Оливия Уайт, ушли в декрет, как сговорившись. Хотя, чего еще ожидать от женщин? Подвернись им помолвочное кольцо и средний мужик, так они сломя голову влюбляются, бегут под алтарь и бросают команду — и повезет еще, если не в полуфинале, — высокомерно усмехнулся он.  — Сексист, — едва слышно пробормотала Гриффитс — одна из двух единственных девушек на поле. Наверное, она не ожидала, что кто-либо услышит, но ветер донес до Джеймса ее слова, и он слегка наклонился к ней, добавляя шепотом:  — Или просто мудак. Гриффитс, повернувшись, бросила на него удивленный взгляд и прыснула, но встала смирно, стоило тренеру остановить на ней свой взор. Дождавшись конца его речи, она уверенно протянула Джеймсу руку, опередив его:  — Кэсси, — просто представилась немка.  — Джеймс, — ответил он, заглатывая собственную фамилию на уровне горла. Какая вообще разница, Поттер он, Уизли или кто-то другой? Пусть будет для нее просто Джеймсом, без дополнительных имен, они лишь мешают при знакомстве — сразу появляются шок, удивление, неловкость, глупые и однотипные вопросы. Джеймс без колебаний пожал ей руку. Ладонь у нее была теплая и слегка влажная, будто нагретая летним солнцем, впитавшимся в длинные пальцы, покрытые маленькими, едва различимыми татуировками: белая точка, миниатюрное солнце с лучами, какие-то числа — все и не разглядеть. Никаких серебряных браслетов с драгоценными зачарованными подвесками от «Пандоры», как у его сестренки, дорогих массивных часов или фамильных перстней с роскошными изумрудами и бриллиантами — лишь тонкая полоска кожаного браслета с каким-то незнакомым символом. Кэсси легко улыбнулась ему, заправляя мешающиеся темные кудри с мелкими завитками за ухо второй рукой, но порыв ветра все равно снес ей их на лицо.  — Приятно познакомиться, Джеймс.  — Это взаимно, мисс Хэгстрем-Гриффитс, — напускным серьезным голосом ответил Джеймс, сопровождая слова деловитым кивком.  — Еще долго будете хихикать, девочки? — издевательски произнес тренер, полуобернувшись. Поттер издал протяжный вздох и закатил глаза, заставив Кэсси громко засмеяться. Он нехотя разжал их рукопожатие и вернулся в прохладный сентябрь, следуя за тренером и другими игроками. Стадион и квиддичное поле находились на скрытой от магглов территории, защищённой живой изгородью из массивов Каледонского леса три метра в высоту и всяческими барьерными заклятиями высшего уровня; даже если бы кто-то из магглов узнал бы координаты стадиона сборной «Паддлмир Юнайтед», острые углы веток и шипы кустов остановили бы проходимца. Если посмотреть вниз во время полета, то можно было увидеть пушистый ковер из узоров сплетенной листвы зеленого, горчичного и рыжего оттенков. Во время полета под спортивными ботинками деревья, пышные и крупнолистые, трещали на ветру и терялись в обволакивающем тумане. Неповторимый вид кружил голову похлеще высоты и бьющего в лицо освежающего утреннего ветра при быстром полете, и Джеймс невольно подумал, что магглы отдали бы многое, если не все, чтобы увидеть такое хоть раз в жизни. Джеймс покрепче сцепил липучки-застежки на крупных кожаных перчатках в два раза больше ладони. Он почувствовал чей-то тяжелый взгляд и осмотрелся по сторонам, ища источник — на противоположной стороне поля Фоули, которого поставили ему в пару на пробах, наблюдал за ним. Айден стоял далеко, и по его непроницаемому невозможно было ничего прочесть. Его светлые волосы трепал ветер. Джеймс посмотрел на него в ответ и ухмыльнулся своей фирменной нахальной улыбкой, что на старших курсах принесла ему не одно свидание в Хогсмиде с очередной очарованной им однокурсницей. Айден лишь закатил глаза и отвернулся. Что же, если он хочет соревноваться — пусть будет так, Джеймс был не против. Он в предвкушении потер руки в перчатках, чувствуя, как азарт наполняет его. Если до этого ему было все равно на исход состязания, и он пришел сюда из-за инициативы, лишь попробовать и прощупать почву, то теперь Джеймс был полон состязательного духа и мальчишеского желания утереть нос.  — Раз, два, три! — Голос тренера, усиленный заклинанием, прогремел громом в раскаленной атмосфере. Тренер подал сигнал, свист освобожденного мяча пронесся в холодном воздухе, и Джеймс соскочил с места. Те игроки, что до этого пробовались на места охотников, летали по полю, облаченные в перекрашенные заклинанием разноцветные тренировочные мантии — они исполняли роль игроков противоположной команды. Кто наберет больше всего попаданий бладжером по соперникам и выведет основную часть игроков, тот проходит в команду — простой и эффективный процесс отбора. Джеймс направил метлу вверх, крепко сжимая ее пальцами и набирая скорость. Совсем рядом летел Айден, но Поттер поднялся быстрее и поймал бладжер до того, как он направился бы на оглушительной скорости метеором вниз. Бладжер сопротивлялся в руках, так что пришлось сориентироваться и кинуть его в первого попавшего игрока на метле. Первый балл был его — Джеймс мысленно усмехнулся и сжал победно кулак, но тут же помрачнел. Бладжер задел плечо парня на метле — черт, как же непродуманно — и отскочил в сторону Фоули. Тот перехватил мяч и запустил его так, что попал в игрока, летевшего рядом со вторым, и сумел одним ударом вывести из строя сразу двоих, словно играл в бильярд. Теперь уже скалился Фоули, но не дружелюбно, а с открытой насмешкой.  — Что за херня? — сцепив зубы, процедил Поттер. Джеймс нахмурился и выгнул брови, раздражаясь. В чем его проблема? Почему он так невзлюбил его? В школьные годы между ними не было никакого конфликта, они вообще нигде не пересекались, кроме как квиддичного поля, но обижаться на победу в игре — это тупо, просто тупо. Ветер в полете неприятно продувал спину, промокшую от пота; хоть солнца и не было, усердная игра заставляла хорошенько пропотеть. Джеймс отвел руки от метлы, подлетев рывком к еще не пришедшим в себя игрокам, и схватился за мяч; он уже встал, чтобы кинуть его в следующих, но неожиданно почувствовал резкий и сильный толчок в плечо, отпихнувший его с пути. Он скорее рефлекторно схватился за метлу, чтобы не потерять управление и не упасть, проехавшись лицом по траве и телом по травмпункту при команде; это было бы совсем унизительно — упасть с метлы во время отборочных и повредить себе что-нибудь. Ярко представлялись заголовки «Пророка»: «Джеймс Поттер, сын школьной звезды гриффиндорской команды по квиддичу Гарри Поттера и бывшего игрока «Холихедских Гарпий» Джинни Уизли, не смог продержаться в воздухе и пяти минут!» Если Фоули так уж хочет играть агрессивно, Джеймс без проблем может подыграть ему и принять правила, хоть это и не в его стиле. Вернувшись в устойчивое положение, он стремительно обернулся, резво взлетел и резко затормозил у метлы Айдена, преграждая ему путь. Силой отобрав мяч и толкнув его в противоположную сторону, Джеймс сделал точный бросок, добавляя себе балл. Среди завываний ветра можно было различить бешеное рычание Фоули. Их игра, перетекшая мгновенно в свирепую, с грубыми агрессивными толчками, злыми ругательствами и грязными приемами, напоминала скорее схватку двух хищников, чем соревнование двух цивилизованных парней. Звук хлыста в воздухе, выпад за выпадом, перехваты бладжера и все более неконтролируемые яростные удары по незащищенным игрокам, что сносили бедняг с метел на поле, где их ловили заклинаниями помощники тренера. Это была уже не борьба за место в команде, а состязание за первенство, что-то более личное; Джеймс не понимал, какой зуб на него имел Фоули, но со всей своей вспыльчивостью не собирался отставать или терпеть такие выходки, его гордость бы не позволила такого. Он — сын Поттеров и бывший капитан сборной Гриффиндора, а не какой-то сопляк, чтобы позволить кому-либо размазать себя, а затем с плачем бежать жаловаться тренеру, что плохой Фоули играет нечестно. Казалось, испарись бладжер — и они примутся за глотки друг друга, перегрызая трахеи и плюясь багряной кровью по полю. Их остановил лишь крик тренера:  — Достаточно! — Он махнул рукой, задумчиво оглядывая их с поджатыми губами. Не смотря на Фоули, Джеймс спустился на землю и бросил метлу на траву. Спина затекла от такой схватки, левое плечо ныло от сокрушительных столкновений, бок же он не чувствовал совершенно. Он размялся на месте, от плеча пошли протяжные жалобные скрипы костей. Господи, старость. В детстве они со Скамандерами схлестывались на метлах так, что ломали руки и ноги, вливали в себя литры Костероста, но через два дня уже неслись обратно на игровое поле, построенное отцом Джеймса. А сейчас, стоит надеть не ту футболку и простудить спину, так тут же обрекаешь себя на двухнедельные мучения и свидания с мазью Скамандеров из девяти трав. Он увидел, как Кэсси с ее кудрявой шевелюрой приближалась к нему, и снял перчатки, разрывая липучки и кидая их к метле.  — Ну, как я? — поинтересовался Джеймс, протирая лоб тыльной стороной влажной руки.  — Как позер, — хмыкнула Кэсси, оперевшись на метлу. Он и не задумывался даже, как это выглядело для других игроков и новобранцев. Наверное, они смотрели на это и решили для себя, что он просто красуется. Золотой мальчик Поттер пришел повыделываться. Внезапно он почувствовал себя полным дураком из-за того, что поддался на провокации Фоули. Тут еще надо было взвесить, что было бы унизительнее: сдержать себя в руках и стерпеть все его выпады с высоко поднятым подбородком, показав, что выше этого ребячества, или повестись и выставить себя полным кретином. Его захлестнул неожиданный порыв оправдаться, что не он начал первым, но это прозвучало бы как-то жалобно, что ли. Словно он оправдывался бы за проступок или драку перед воспитательницей и признавал себя виноватым, так что Джеймс решил промолчать. Кэсси словно заметила эту перемену в его лице и продолжила, как ни в чем не бывало:  — …но летаешь ты неплохо, если объективно, — улыбнулась и беспечно качнула головой, отчего кудри перекинулись со спины на правое плечо. — Очень круто держишь контроль при наборе скорости, притормозил… эффектно.  — Спасибо. — Джеймс кивнул, неловко закусив щеку и вяло улыбнувшись. Спасибо и за то, что пытается быть милой. — Какой счет?  — Пятнадцать — пятнадцать. Джеймс зарылся рукой в свои темные спутанные волосы и взлохматил пряди, измученно переводя дыхание. Они оба знали, что это значит — так как никого с таким же результатом больше не было, им с Фоули должны будут дать испытательный срок на какой-то определенный период, чтобы увидеть, кто из них сильнее, как игрок. Второй отойдет в запаску. Лучшим мог быть только один.  — Ты все равно неплохо показал себя, — успокоила его Кэсси, положив руку ему на плечо (пришлось встать на носочки — Джеймс был пиздец высоким). — Даже если тебя не возьмут в основной состав, уже то, что ты пришел на отборочные и попал в команду — офигенно. Слышать это было, конечно, мило, но как-то подозрительно от той, кого он впервые увидел два часа назад. Если бы не тот факт, что он не называл ей своей фамилии, то он бы просто списал ее дружелюбие на то, что это из-за славы громкого имени или чего-то еще — это было слишком частым явлением, все хотели оторвать себе кусок сына героя: пытались пробиться к нему в близкий круг, чтобы заполучить приглашения на самые крутые вечеринки и элитные вечера всей магической Британии, попросить его договориться с кем-то из верхушки об услуге или должке, ведь все знали — Поттеры получают самое лучшее. Но она не знала об этом, и Джеймс недоумевал.  — Почему ты так поддерживаешь меня? — не выдержал и прямо поинтересовался он. Хэгстрем-Гриффитс посмотрела на него, как на придурка, словно он обозвал ее, и открыла рот, но увидев, что он смотрит серьезно и выжидающе, закрыла его обратно и остановилась. Она собирала мысли какое-то время перед тем, как ответить:  — Может быть, мне просто не нравится Фоули, увидела в нем придурка с первого взгляда. А может быть, — она прыснула, не сумев удержать серьезное лицо, — я сама по себе добродушная и помогаю всем ущербным. Так уж меня воспитали.  — Ну, спасибо, — фыркнул он уже расслабленнее, почувствовав какое-то внезапное облегчение. Будто бы что-то тяжелое и скомканное, что не отпускало со знакомства, канатами распуталось на плечах и освободило его. Их отвлек внезапный визг, доносившийся со стороны трибун и усиленный заклинанием:  — Вывесили результаты! Джеймс и Кэсси переглянулись и одновременно побежали в ту сторону. Возле столба собрались все игроки душной и тесной толпой, но стоило им найти свою фамилию, как разносился разочарованный тяжелый вздох, перехватываемый другими. Уходили они либо понуро и слегка сгорбившись от огорчения, либо с поджатыми губами и нахмуренными лицами, расталкивая других к выходу. На пути к листку Джеймсу пришлось кого-то случайно задеть плечом, и оно заныло свежей тупой болью — предзнаменование огромного синяка — но наконец-то он пробился сквозь толпу. «…Джеймс Сириус Поттер — 15 — загонщик, основной состав». Ох-ре-неть. Джеймса словно током ошарашило. Конечно, он надеялся пройти в команду и допускал свою победу — иначе зачем вообще было приходить на отборочные — но никогда не воспринимал это серьезно: ни когда под уговорами Джинни записывался по телефону, увидев объявление, ни когда уже пришел сюда. Поэтому это было неожиданно. Столько игроков, уже профессионалов, с наработанной техникой игры и грудой стальных мышц, а выбрали его — мальчишку и вчерашнего выпускника! Хотелось сорвать с себя толстовку с футболкой, подобно Супермену, и заорать во все горло, но он сдержался, впрочем, не в силах скрывать ликующую широкую улыбку. Его взяли, блять, взяли! Все еще не верилось до конца в собственное везение. Он бросил взгляд выше, дойдя до буквы «Ф». «…Айден Фоули — 14 — загонщик, запасной». Стойте… Разве Кэсси не насчитала ему пятнадцать? Ей показалось? Раздался громкий, напускной расслабленный голос, отвлекший его от раздумий — похоже, до Фоули дошло раньше:  — Какого это, Поттер?  — Попасть в лучшую команду всей Великобритании? — озорно ответил Джеймс, не скрывая сияющей улыбки. Кэсси, услышав перепалку, отвернулась от листа и повернулась к ним.  — Ты хотел сказать «знать, что меня взяли в нее лишь из-за фамилии»? У меня не должно было быть четырнадцати, он специально не засчитал двойной.  — Ты просто злишься из-за того, что тебя не взяли в основной состав. Успокойся. — Джеймс передернул плечом. — Может, в следующий раз повезет больше, или можешь подождать, пока Хэгстрем-Гриффитс уйдет в декрет. Кэсси ударила его в плечо и закатила глаза, неслышно пробормотав «ага, конечно», но не сильно — оценила шутку.  — Черта с два, — процедил Айден. Он некрасиво поморщился, его лицо скрючилось в таких спазмах, словно кто-то пролил кислоту ему на ногу, и она начала разъедать ему кожу, будто бы ему было так кислотно-шипяще больно от признания поражения. — Удачи, Поттер, ты вылетишь из команды после первой же игры — на поле считают мячи, а не нули в пожертвованиях фонда твоей матери, — и я обязательно займу твое место, запомни мое слово.  — Умей проигрывать, Фоули. Он круто обернулся на подошве своих кроссовок, взмахнул палочкой и скрылся с всплеском магии от трансгрессии. Джеймс смотрел ему вслед и думал о том, что, возможно, играть в команде будет сложнее, чем предполагалось изначально. Жаль, что сейчас не школа: можно было бы послать ему с совой флоббер-червей или какой-нибудь еще херни, от которой Айден бы сморщился, как задница киззляка. Странно было только то, что они разошлись достаточно мирно для задир их потенциала. А впрочем, не останови их сейчас тренер, они столкнулись бы и взорвались похлеще Большого Взрыва, тут уже жертв и не сосчитать — лишь соскребать с трибун. Кэсси нарочито громко кашлянула. Поттер удивленно повернулся к ней — он уже и забыл, что она стояла рядом и наблюдала за их перепалкой.  — Поттер? — переспросила она, словно не расслышала. Но она точно услышала, это было внятно и понятно даже для полуглухого, не могла не услышать — Айден произнес это так громко, что ветер уже должен был разнести его свирепые крики до каждой твари в Каледонском лесу.  — Джеймс Поттер. — Он подмигнул ей. Не дав ей время на то, чтобы переварить новую информацию, Джеймс повторил трюк Фоули, прокрутившись на месте и трансгрессировав, оставив ошалевшую Хэгстрем-Гриффитс одну на продуваемом холодными ветрами поле. Особняк Поттеров находился в коттеджном городке Ист-Вилледж, который построили по новому проекту министерства всего пятнадцать лет назад. Это был тихий и безопасный городок, где дети волшебников могли разъезжать на велосипедах вдоль дороги до самой ночи, где все знали друг друга и по вечерам, за чашкой английского крепкого чая, шептались внутри семьи и перемывали косточки: кто на какой модели заколдованного автомобиля летает, как поздно приехала с новогоднего корпоратива Министерства чета Паркинсонов или сколько пожертвовала на благотворительном вечере чета Ноттов. Иногда улицу разрезали классические мелодии виолончели или скрипки со светского приема, или завывающее мяукание сбежавшей прилизанной кошки, или грохот шумной подростковой вечеринки, который тут же прерывался, стоило только недовольно постучать в дверь, потрясти кулаком и пригрозить послать сову родителям. Жили в Ист-Вилледж в основном новые деньги — те, кто разбогател в последние годы благодаря содействию в развитии пост-военной экономики малым бизнесом и инвестициями, кто участвовал в разработках адаптированных под магический мир технологий, знаменитости или аристократические чистокровные семьи, заложившие семейные ветхие поместья во время судебных разбирательств в девяностых и нулевых. Особняк Поттеров стоял в самом центре, как сердце городка. Гарри долго не хотел переезжать с квартиры на Гриммо, что связывала его тонкой сверкающей нитью с крестным и прошлым, но когда число детей в семье начало перевешивать их, долгие уговоры Джинни дали результат — Гарри согласился взять жилье в новом районе, которое Министерство рекламировало как совершенный и респектабельный город будущего для волшебников, где каждый может почувствовать себя в безопасности, несмотря на родословную и чистоту крови. В этом они преуспели — одно то, что в их небольшом городке на пятнадцать коттеджей живет Гарри Поттер, внушало всем чувство доверия и уважения. Дом не был помпезно огромным, с вытянутыми колоннами, балконами во французском стиле и десятью спальнями на четверых людей, как престижные дома чистокровных рядом, что не могли отказаться от шика. В особняке было достаточно места, чтобы уединиться, но не чувствовать себя одиноким. Рядом был глубокий открытый бассейн, где раньше Джеймс, а теперь и Альбус с Лили, устраивали вечеринки с однокурсниками и самыми популярными детьми школы со знаменитыми фамилиями. Сейчас бассейн был высушен на осень. Казалось, что его голые стены выпячивали пустое нутро. Всего пару недель назад здесь гремела последняя вечеринка лета, смех переливался и смешивался с зажигательной поп-музыкой, а теперь же шезлонги опустели и похолодели, сложенные в кучу зонтики пылились под ворохом кленовой бордовой сухой листвы, что шелестела под тяжестью ботинок при каждом шаге. Когда Джеймс трансгрессировал на тропинку перед домом, белые стены особняка уже утопали в оранжево-золотом свечении предзакатного часа. Воздух чувствовался свежим, каким чувствуется только сентябрь до сезона проливных нескончаемых дождей. Клены рядом, вечно зеленые кустарники-изгороди и посаженные мамой карминовые ветви вейгелы словно дышали в унисон шелесту, размеренно поднимала свою грудь листва и опускала, издавая вздох. На первом этаже приветливо горел свет. Джеймс оставил ботинки у двери и повесил куртку перед тем, как пройти в дом. Сразу с коридора до него донесся аромат горячей стряпни и корицы. Он ушел на отборочные утром, позавтракав лишь яичницей и сосисками, но уже наступил вечер, и Джеймс, сам того не заметив, страшно проголодался. Он повернулся в сторону кухни, безобразно решив помыть руки в кухонной раковине, как его на полпути окликнул звонкий голос мамы из гостевой:  — Дорогой, ты уже вернулся? Как прошли отборочные? Значит, еда была предназначена для гостей — что ж, чудно. Может быть, удастся свиснуть что-нибудь и скрыться на кухне. Джеймс был слишком уставшим после отборочной игры и потасовки с Фоули для человеческого общения, подобающего этикету и включающее в себя любое подлизывание задницы. В их главной гостевой комнате, в которой мама и отец принимали важных гостей и друзей семьи, никогда не было темно: днем, сквозь окна во всю стену, завешенные лишь легкими бежевыми шторами, без помех проникал солнечный свет и озарял лучами все пространство, от потолка до пола; ночью же включались уличные фонари на заднем дворе за окном, красиво подсвечивая желтым мягким свечением кустарники и лимонные деревья снизу, как в сказке. Здесь, в отличие от второй гостевой, не было телевизора. Мама считала, что он лишь будет мешать и что лучше будет поставить электронным камин, и не прогадала: отсутствие надоедливого шума на заднем плане и треск угля наталкивали на интимные, доверительные разговоры. Это не раз помогало отцу наладить отношения с партнерами или заключить сделку с жеманными политиками. На длинном светло-коричневом, как молочный шоколад, бархатном диване, обложенном многочисленными серыми узорчатыми декоративными подушками, сидела мама, такая же лучезарная и обаятельная, как и всегда, когда к ним приходили гости; казалось, что только они и оживляли ее серые будни домохозяйки и беспокойной матери детей в пансионе. Сейчас, когда он выпустился сам и начал замечать, как тихо становилось без Альбуса, Лили и папы, он не мог не представлять, как ей было одиноко одной в таком большом доме. Ее длинные рыжие волосы отливали медью в золотом часу, платье в белый горошек сидело хорошо, но не облегало фигуру. Весь ее вид излучал женскую энергию, которой достигают лишь в зрелом возрасте вкупе с морщинами на лбу и болью в суставах — уверенная и расслабленная, неторопливая и умиротворённая материнская энергия. Но внимание Джеймса привлекла не мама, а гостья возле нее. Контрастно маме, она была молодой, стройной и подтянутой. Девушка, наверно, была его одногодкой, но Джеймс не помнил ее в Хогвартсе — а такую красотку он бы точно не упустил из виду. У нее была фарфоровая, нежная на вид кожа, которая напоминала лепесток какого-нибудь изящного и прихотливого растения, вроде роз или пионов. По тому, как она сидела, точено выпрямившись и деловито закинув ногу на ногу в бежевой юбке-карандаш, как загадочно ухмылялись ее губы в красной помаде, можно было понять, что она была избалованной и капризной, привыкшей получать желаемое по щелчку. Тонкие изящные пальцы с тепло-красным матовым маникюром обнимали кружку, золотые элегантные серьги свисали с ушей, теряясь в легких волнах темных волос. На солнце пряди отдавали вишневым. Ланьи глаза цвета корицы проницательно посмотрели на него.  — Джеймс, познакомься, — Джинни довольно улыбнулась и легко махнула рукой, одновременно и указывая в сторону гостьи, и приманивая к себе чашку из сервиза с подноса. — Это Лайя Спенсер, дочь моей давней подруги и племянница Альберто Гонсалеса.