Генри
Прямо с утра я поехал на базу, чтобы найти какую-нибудь информацию о брате Аны и о том, во что он вляпался. Прошло уже несколько дней, а значит, расследование идёт полным ходом. Надеюсь, мне повезёт и я ознакомлюсь с личными делами всех участников драки. Больше всего меня интересует, конечно же, компания Макса и он сам. Я обещал Ане найти брата раньше полиции, которая ведёт дело параллельно с нами, но я не обещал, что отпущу его, если он виновен. Вчера мы с Аной поговорили о нас и пришли к решению, что нам стоит узнавать друг друга, и кто знает, может быть из нас выйдет хорошая пара. Я влюбился в нее, и с каждым днём это чувство усиливается. Я хочу быть с ней, видеть, как она улыбается, а не плачет, вести её по жизни и показывать эту жизнь. Она совсем ещё малышка, и ей многому предстоит научиться, во всех планах, но я готов ей во всем помогать и поддерживать. — Эй, привет, мужик, — когда я шёл по улице в сторону штаба, меня нагнал мой коллега - Салага. Это его прозвище, так его зовут Энтони Пикклз, а Салага он потому, что самый младший из нас, ему всего двадцать три, только-только получил должность после годовой стажировки. — Здорова, — мы обменялись рукопожатиями. — Слышал, у тебя новое дело? — Да, странно, что ты не в моей команде. Честно сказать, я был расстроен, когда за мной приехал не ты, а Люк. — Шеф отстранил, сказал, что больше никогда мы не будем работать вместе. Типа, ему хватило прошлого нашего общего дела, когда мы оба чуть не погибли. — Да, весело было, — я улыбнулся и похлопал его по плечу. — Я думаю, он остынет. Всё же хорошо кончилось. Даже преступников задержали. — Ха-ха, да, один шею сломал, второй вообще лежит до сих пор в коме. Как допрашивать, как судить — непонятно. — Ну, в этом только они виноваты, мы действовали по правилам, их никто не заставлял врезаться в стену дома. Мы предупреждали, чтобы они остановили машину. — За что я тебя люблю, так это за человеческую доброту, Генри. Как вспомню, когда ты этих бедолаг вытаскивал из горящей машины, жертвуя собой, своим телом, которое, кстати, чертовски сексуальное, на минуточку. Им светил пожизненный срок, и я уверен, они мечтали умереть, а ты взял и спас их. — Моя работа, поймать особо опасных преступников живыми. Да и ты знаешь, после их проделок против человечества, смерть была худшим выходом. — Ну да, ну да, опять в тебе говорит верующий человек. — Ха-ха, что тебе не нравится? — Салага посмеялся и замотал головой. — Слышал про драку в ночном клубе, двое мертвы, одна тяжело ранена? — Слышал. Уже трое убиты. Дочка Моруновича не выжила. Врачи не понимают, как она умудрилась сутки прожить с такой травмой головы. Дочь Моруновича мертва. Плохи дела Макса. Данис Морунович сын очень влиятельного бизнесмена, держит завод по производству драгоценных камней. Приехал из Сербии лет двадцать назад с половиной эмигрантов и сразу обозначил свое имя как «Важное» во всех государственно важных делах. Перейти ему дорогу значит - самому себе выкопать могилу и самого же себя туда закопать. — Ты видел подробности дела? — Да. Шеф отдал его мне и Саманте. — «Не девушка, а дьявол», — мысленно пронеслось у меня в голове. — Почему это тебя так интересует? — Пойдём ко мне в кабинет, расскажу. Мой кабинет находился в главном штабе базы. Это новое здание было недавно отстроено и выглядело, как огромный железный чёрный шар. Вид придавал значимости и уверенности в то, что все мы здесь делаем, но в это же время очень пугал. Мы поднялись на лифте на седьмой этаж. На этом этаже были личные кабинеты сотрудников, которые их заслужили. Не понимаю, что я здесь делаю, но очень приятно было получить ключи, будучи обычным агентом, хоть и первого уровня. — Закрой на ключ. Ты помнишь пароль дела или снова записал на бумажку? — я сел за стол и включил компьютер, Салага фыркнул и мы рассмеялись. — Помню, в этот раз он не такой трудный, как тогда. — Как тебе работается с мисс Самантой Уилзберри? — Ты издеваешься, да? — друг плюхнулся на диван, стоящий возле окна. — Вот как такое возможно, скажи? Ты встречал особей, подобных ей? Нет? И я, чёрт возьми, нет. Вот она пока молчит, очень даже ничего. Но как только она рот откроет, даже на полмиллиметра, я готов дёру дать такого, что до Луны меньше, чем за минуту добегу. Генри, она реальный Робокоп. Вчера привели на допрос бармена, этот бедный парень сначала слюной потёк от её тела, а потом этой слюной, наверное, захотел захлебнуться, чтобы избежать её вопросов. — Ха-ха, не завидую тебе, друг. Честно, не хотел бы с ней получить одно дело. Мы бы с ней долго не выдержали вместе, поубивали бы друг друга, а так как я девушек не бью, она бы убила меня. Она была раньше координатором, именно она направляла нас на дела. А сейчас видишь как поднатаскалась и стала детективом третьего уровня. — Надоело о ней, нам сегодня ещё вдвоем ехать и опрашивать близких подозреваемых. — Говори пароль, — я ввёл пятизначный код в специальную строку и на экране появилась папка дела. — Всего сто восемнадцать материалов? — Да. Так зачем тебе это всё? — Понимаешь… Есть у меня знакомая семья, именно их сына обвиняют, уже получается, в тройном убийстве. Пожизненное светит. Я лично знаю этого пацана, ну не мог он убить. Подраться да, но убить, - сомневаюсь. — Если ты про Макса Дикенса, то у него очень мало шансов. Уже трое свидетелей дали показания против него, да и досье можно сказать, переполнено. — А есть записи с видеокамер? — Да, тыкай на это, — я нажал на иконку видео. Я узнал Макса, он подошёл к столику компании мужчин и что-то сказал одному, они вместе отошли от камеры, куда — неизвестно, но снова появились в кадре меньше, чем через пять минут. Чертовы диско-шары, ужасно искажают картинку. Макс и двое парней окружили столик, рядом с ними стояла девушка, по всей видимости, дочка Моруновича. Странно, я думал, она была с кем угодно, но только не с ними. Началась потасовка, кто её начал — непонятно, диско-шар как раз направил луч прямо в камеру. Видео оборвалось. — И что? Это всё? — Ну, нет, есть ещё камера возле главного входа, но на ней только время, во сколько компания подозреваемых и убитой входили в клуб. Скорее всего, они убежали через чёрный ход, там камера сломана с самого открытия. — Окей, что есть ещё? — Видео с допросов, отпечатки пальцев, телефон одного из участников… — Чей? — прервал я друга, на что он смерил меня презрительным взглядом. — Понятия не имею, технари его ещё не распаковывали, валяется в коробке с другими вещдоками. — Как всегда, бардак. Сможешь его притащить сюда, а потом незаметно вернуть? — Обижаешь, друг. Но, только если Терминатора не будет на рабочем месте. — Давай, только не задерживайся. Салага ушёл, а я продолжил просматривать материалы дела. Здесь есть даже личные дела всех, кто был в том клубе в ночь происшествия. Очень интересно. Нахожу папку «Максимилиан Томас Дикенс» и открываю её. Довольно старое фото, Макс сейчас выглядит взрослее. Скорее всего, фото было сделано тогда, когда он впервые попал в участок, и тогда же его внесли в базу. «Имя: Максимилиан Томас Дикенс Дата рождения: 16 Июля 2000 Родители: мать Олимпия Гретта Дикенс; отец — неизвестен. Максимилиан Томас Дикенс, гражданин Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, проживающий в Лондоне. Мать Олимпия Гретта Дикенс пропала без вести в 2001 году. В право на опекунство вступили ближайшие родственники Максимилиана: дядя — Роберт Доминик Дикенс (гражданин Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, проживающий в Лондоне) и его законная супруга Кандич Елена (уроженка Социалистической Федеративной Республики Югославия, город Белград, ныне гражданка Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, проживающая в Лондоне). Максимилиан Томас Дикенс задержан за порчу государственного имущества 11 Мая 2016 года. Отпущен под залог 11 Мая 2016 года. Максимилиан Томас Дикенс задержан за порчу государственного имущества 4 Сентября 2016 года. Отпущен под залог 5 Сентября 2016 года. Максимилиан Томас Дикенс задержан за нападение на сотрудника правоохранительных органов при исполнении 22 Декабря 2017 года. Освобожден 4 Января 2018 года. Детали: неизвестно». — Вот это неожиданно, — тихо сказал я. — Что неожиданно? — я подпрыгнул на стуле. — Ты, идиот. — Сам ты идиот шуганный. Принёс телефон тебе, чуть этой в лапы не попался. Давай, смотри быстрее, только перчатки надень, на пальчики его тоже не проверяли. — Чем вы тут, чёрт возьми, занимаетесь, что вещдоки лежат до сих пор в коробках, а не в лабораториях? — Если известен преступник, зачем тогда нам тратить время на поиски отпечатков, которые итак наверняка есть в базе. Все эти парни, одного, как я вижу, ты уже прочёл, ранее были либо задержаны за мелкую пакость, либо за сбыт «наркоты» и как-то отмазаны от тюрьмы. — О ком это ты? — Да об этом вот, — он указал на все ещё открытое досье Макса. — Тут этого нет, это общедоступное досье для всех подразделений, а в нашей базе есть запароленное досье этого парня. Хорошо он, конечно, своих приёмных родителей на деньги опустил. Сбыт, хоть и гашиша, влечёт срок, тем более после его букета арестов, значит, и сумма выкупа и закрытия дела была весьма и весьма увесистая. — Когда ты поедешь на допрос к его семье? — Сегодня вообще-то собирался, но тебя встретил. — Я сделаю это за тебя, друг, можешь не благодарить, — сказал я и закрыл все окна. — Стой, а ты-то куда? — Забыл? Я агент первого уровня, и сам выбираю себе задания, если они интересные. Сегодня я выбрал твое и хочу тебе помочь. Думаю, без меня вы тут не справитесь. Даже твоя Железная леди. Ты успеешь опросить как раз отца убитой девушки, ведь она пришла туда с Дикенсом и компанией, а значит, может быть причастна к драке. — Ты не посмеешь отправить меня одного в дом к тому головорезу. И вообще, почему именно ты пойдёшь к Дикенсам? — Я не посмею, а она — да, твоя любимая напарница. Но я могу пойти с тобой к нему, если сегодня ты дашь мне возможность поговорить с Дикенсами. К тому же, я живу там рядом, мне не трудно. — Что-то ты мутное делаешь, брат. — Я когда-нибудь делал такое, отчего во мне могли сомневаться сослуживцы? — Ну смотри, если Уилзберри узнает, что ты засунул свой аристократичный носик в её дело, она с тебя все три шкуры сдерёт. — Ты не скажешь — она не узнает. Шеф же не знает, что это ты тогда отправил ту гневную записку, в которой назвал его «бородавчатой жабой». — Кретин, — сказал друг и запустил в меня мягкой игрушкой из серии «Энгри Бёрдс».***
По пути домой я решил зайти в гараж и проверить, как поживает моя машина. Хорошо, конечно, мы её тогда отделали на задании. Только мы с Салагой догадались поехать брать преступников на личном транспорте. — Привет, Люк, как она тут? — Хей, давно ты не проведывал нас, — мы обменялись рукопожатиями. — Твоя героиня мексиканских сериалов избавилась от пулевых ранений, также сменила бампер и багажник. Впереди нас ждёт тюнинг внешнего вида и всё, сможешь забрать её домой и больше не подвергать опасности. — Я понял тебя, дружище. Классная работа. Идеально подобрал цвет, не отличишь. Даже и не скажешь, что эта красотка была в бою. — Я старался. — До скорого. Такого отношения на работе я добивался долго и упорно. Когда я только пришёл сюда работать в Службу Спасения, ко мне отнеслись скептически. У меня было не очень хорошее прошлое, которое изрядно меня помотало. Все началось с юности. Мой отец ушел от мамы, когда Калебу было несколько месяцев, а мне только-только исполнилось двенадцать. Мама в безденежном отчаянии нашла полнейшего мудака и привела его в дом. Сначала было всё более-менее, но когда он прижился в роли нашего с Кэлом воспитателя, то превратился в настоящее исчадие ада, который перепутал меня с грушей для битья. Я получал абсолютно ни за что, или из-за придуманного Риком проступка. Я никому не жаловался. Лет до пятнадцати я подвергался избиению со стороны отчима, который, кстати, в прошлом был полицейским, и достаточно хорошо обучился не оставлять следов на теле. Первый раз, когда я ему ответил, был неожиданным даже для меня. Он замахнулся на меня, а я выставил руку и не дал ему меня ударить. Отчим опешил, а я, не теряя времени, ударил его в живот, но поздно понял, что сделал это зря. Тогда я получил такой сильный удар в голову, что попал в больницу с сотрясением мозга. И, находясь в больнице, я понял, что пора разбить копилку и пойти на курсы самообороны. Три месяца я жил у друга и каждый день «убивал» себя на тренировках. Когда я вернулся домой, было слишком спокойно. Дня три отчим делал вид, будто меня нет. Мать, конечно же, не знала ничего о том, что он творил, потому что он нападал, когда её не было дома. При ней он был идеальным мужем и отцом, который спрашивает у своих сыновей, как прошёл их день и вкусно ли он приготовил ужин. Стоило матери выйти из отпуска на работу, никуда не исчезнувший демон снова проявил себя. Он пришёл ко мне в комнату и прямо спящего выволок из постели за волосы. Тогда я словно обезумел. Накинулся на него с кулаками, бил по лицу, в область солнечного сплетения, затем, когда он повалился на пол, больше от неожиданности ударов, чем от их силы, я продолжил пинать его ногами, вымещая всю злость, копившуюся три года, и отвечая за все те болезненные удары, которыми он меня «награждал». Когда он пришёл в себя, сразу же позвонил в полицию и заявил, что жалкий щенок, которого он взял под свою опеку и защиту, накинулся на него и нанёс увечья. Я даже не старался сбежать. В отличие от него, во мне есть мужество ответить за свои поступки. Когда меня привезли в участок и стали допрашивать, я сказал чистую правду, в отличие от отчима, который сказал, что это не первый случай такой, когда именно я нападаю. Меня отпустили. Я вернулся домой, собрал вещи и посмотрел в глаза матери, которая видела во мне не сына, а какого-то уголовника. Я попросил её быть внимательнее и не оставлять Калеба с этим человеком, ведь ему было всего три года. Он и одного удара не переживёт. На что мать ответила, что рада моему уходу, и они теперь будут в безопасности. Я позвонил отцу и попросил приютить меня на неделю. Он согласился, даже был рад, что я попросил именно его о помощи. Когда я спросил, почему он ушёл от нас, отец ответил, что у него слишком тяжёлый характер, и они просто не могли ужиться с мамой. Я не стал говорить ему о том, что происходило дома. Ему не нужно это знать. Это проблемы мамы и отчима. Единственное, за кого я всегда боялся — был Кэл. Но отчим его не трогал. До выпуска я прожил с отцом. Он помог мне с экзаменами и даже нашёл мне хороший университет, где бы меня взяли, не заглянув в личное дело, которое было запятнано той дракой с отчимом. Я учился на адвоката, но мне было это так скучно. Я хотел спасать людей не от суда, а от беды. И тогда я принял решение бросить учёбу на адвоката и пройти двухгодичные курсы спасателя. И когда я получил диплом, понял, что сделал это не зря. Я очень долго поднимался вверх по карьерной лестнице. Сначала я просто сидел и ждал, когда меня всё-таки вызовут на какой-нибудь случай. Мне исполнилось тогда двадцать один год, а я так и не сдвинулся с отправной точки. Однажды меня вызвали на ковёр к начальству и выдали на руки паспорт, визу, деньги и билет, а затем отправили в Соединённые Штаты Америки, где мне предстояло пройти ещё два года обучения. Именно в Чикаго я начал получать задания и набираться опыта в спасательных операциях. Отправной точкой в моей карьере была операция по спасению заложников, которых взяли в плен в одном из кинотеатров Чикаго. Та операция прошла успешно. Нас наградили всех значками, выплатили премию, и мы были рады, что не пострадал ни один человек, кроме двух парней, которые всё это затеяли и были убиты в ходе задержания. В Америке я прожил два года, и за два года у меня произошло многое. Одно из значимых событий: я встретил девушку и влюбился. Тогда я считал, что действительно её люблю. Мы много времени проводили вместе, узнавали друг друга, строили планы. Я уже не хотел возвращаться в Лондон, а хотел быть здесь, с ней. Ева была старше меня на год. Она стала моей первой девушкой, во всех смыслах. До этого у меня не было времени на отношения и какие-либо похождения, я строил свою карьеру. Но она перевернула весь мой мир. Я переехал жить к ней. Более двух лет длились наши отношения. Могли бы и дольше, но я поступил, как последняя сволочь. Когда Ева пришла домой и объявила, что беременна, мир будто рухнул. Я не был готов к такому. Я сам в жизни ничего не добился ещё, что я могу дать своему ребёнку? Большую и не очень хорошую роль сыграло воспитание отчимом. Я боялся, что буду таким же, как он. Не смогу воспитать ребёнка и буду для него ужасным примером. Мы поговорили с Евой. Я понимал, что поступаю, как ребенок, убегая от проблемы, но я не хотел ломать им обоим жизнь. Девушка отнеслась к этому на удивление спокойно, но я знал, что предал её. Я боялся ответственности. Пообещав приезжать к ней и ребёнку, — уехал. Каждый месяц я посылал ей деньги, но она постоянно возвращала их обратно. Когда я звонил, она особо не говорила со мной. Когда я приехал, чтобы поздравить малыша с первым днем рождения, она впустила меня, но держалась отстранено, и я её прекрасно понимал. Я хотел бы сделать всё, чтобы быть с ними, но не мог. Внутренний страх был намного сильнее меня. И когда я увидел сына, свою копию в детстве, и представил, что повторяю «воспитание» отчима, дрожь брала мое тело в сильнейшие тиски. Я приезжал три раза в год постоянно. И каждый раз удивлялся, каким чудесным человеком растёт этот парень. Ева дала ему все самое лучшее, что знала сама. Когда он говорит, я слышу её манеру общения. Когда позвонила мама Евы и сказала, что моя бывшая девушка умерла, а она сама не может взять ребенка к себе, так как она больна, то сын либо отправится в приют, либо я возьму его к себе. Я прилетел в этот же день. Тогда меня только перевели по службе после того, как мы раскрыли дело Аны. Прилетев, я первым делом отправился в школу за сыном. Меня встретил словно чужой ребенок: взгляд был таким пустым, он не смеялся и даже намека на улыбку не выдавал. Мне всегда казалось, что маленькие дети проще переживают смерть близких, но Себастьян был слишком взрослым в своем возрасте, и смерть мамы глубоко ранила его душу и сердце. Всю дорогу до Лондона он не произнёс ни слова. Я боялся, что детская травма оставила сильнейший отпечаток. Но когда мы приземлились, и люди стали аплодировать пилотам, сын сказал, что тоже бы хотел управлять самолётом. Я безумно боялся сына. В том плане — я не знал, что с ним делать. Как воспитывать, что говорить. Конечно, у меня куча книг по воспитанию, детской психологии, даже купил энциклопедию для беременных. И больше скажу — я их прочёл, но всё равно был не уверен, что справлюсь. К тому же ещё и Калеб жил со мной, сбежав из дома по той же причине, что и я однажды. Но сейчас я понимаю, что Себастьяну не так уж и плохо со мной. Сначала было трудно, и мне казалось, что ему со мной скучно, я не такой умный, как его мама, и это так смешно звучит, словно я конченый неудачник. Но я посмотрел бы на других горе-папаш, на которых сваливается ребёнок. Я люблю своего сына, и я буду делать всё, чтобы он был счастлив. Мне нравится читать ему книги и обсуждать их вместе с ним, рассказывать ему о том, какая у меня работа и чем я занимаюсь, как ловлю преступников, ну, конечно же, говорю что это сказка, только очень жизненная. На прошлой недели Себастьяну в школу задали сделать скворечник, и мы подошли к этому делу с огромным энтузиазмом, работали до самой ночи, и самое главное, сын радовался тому, что я был с ним, был его помощником. Я так ошибался насчёт себя, и не перестану винить себя в том, что однажды струсил и ушёл. Но я счастлив, что могу исправить ошибку молодости. Увлекшись воспоминаниями о своей жизни, я не заметил, как водитель остановил машину возле моего дома. Что же, сейчас предстоит нелёгкий разговор с миссис Дикенс. Я понимал, что сказанное мной ей не понравится, но иначе я не смогу помочь найти её сына.