Огненная Тьма

…принадлежность к силам зла не исключает способности любить. Энн Райс «Вампир Лестат»

Тонкие чёрные линии вырисовывали точёный профиль её брата, уверенными движениями была прорисована едва обозначенная улыбка — робкая, несмелая — он в то время улыбался так, словно боялся быть за это битым. Она ухватила это и перенесла на бумагу, так же как и потеплевший наконец-то взгляд. Теон на этом рисунке был как живой, будто вот сейчас что-то негромко скажет, взмахнёт ресницами и улыбка станет чуть более выраженной. Самое удивительное в этом рисунке было то, что набросала она его совершенно не прилагая усилий, сдёрнула со стола лист бумаги, пристроила его на колене, подхватила перо, поставила на ручку кресла флакон чернил и попросила: — Теон, милый, постой там где стоишь ещё немного. Рука с пером летала над бумагой, внимательные глаза перебегали с рисунка на лицо Теона, который застыл и кажется даже дышал через раз. Волшебство было сотворено за считанные минуты и вот уже они рассматривали рисунок, склонившись голова к голове и тихо обсуждали на предмет похож или не очень, отвлеклись только на робкое: — А мне можно взглянуть? — от Теона. Она его вообще много рисовала, пока была такая возможность, только у Яры хранилось одиннадцать рисунков, а сколько ещё было безжалостно уничтожено, потому что она сочла их не слишком хорошими. Ей нравилось его лицо, она крутила его голову туда-сюда, рассматривая, гладила острые высокие скулы, подолгу вглядывалась в глаза. Он гнулся в её руках послушной куклой, вставал в нужные позы, терпеливо замирал, смотрел в нужных направлениях, хмурился, улыбался, вроде даже она рисовала его за закрытыми дверями обнажённым, но тут уверенности не было — если и рисовала, то рисунки были уничтожены за теми же дверями. Зато совершенно точно после этого Теон немного оттаял и уже за одно это Яра была готова идти за ней хоть на край света и готовность эта в ней укреплялась при виде Теона что-то увлеченно ей рассказывающего на фоне пылающего заката, вид на который открывался из главной пирамиды Миэрина. Их тёмные и чёткие силуэты, обращенные друг к другу, на фоне небесного пожарища смотрелись так красиво, что впору самой было садиться и рисовать, но рисовать Яра не умела. Умела лишь запоминать. Помимо рисунков Теона у неё в заветной шкатулке хранились рисунки драконов, пирамид Миэрина, кораблей, пара набросков Даарио, много Миссандеи. Саму Яру она нарисовала лишь раз, зато так, что больше уже и не надо было — в одном рисунке была передана вся её суть и отражён весь её внутренний мир. Была ещё одна шкатулка с её рисунками, которую Яра никогда не открывала. Их она забрала с Драконьего Камня, завернув туда после того шутовского совета в Королевской Гавани. Их было много, больше двадцати точно, и все они были нарисованы незадолго до рокового штурма столицы. И на всех только одно лицо — красивое лицо её убийцы. Размытые местами линии — там куда попадали слёзы. Невозможно было даже предположить, что творилось в её душе, какие демоны там плясали и в какие тёмные пучины тащили её, когда она сидела одна в древней твердыне своего рода и снова и снова рисовала его лицо. Никогда Яра их не рассматривала, лишь раз торопливо перебрала, подтверждая свою догадку — там был изображен лишь он один. Не могла и не хотела на них смотреть. Она и забрала-то их лишь потому, что это было последнее ею нарисованное. Сложила аккуратно, закрыла и не доставала никогда. Была как-то мысль бросить Джону в лицо этот ворох боли, она бы не поленилась и до Стены ради такого доехать, но передумала. Яра аккуратно свернула портрет Теона и убрала в шкатулку. Долго смотрела на море за окном, слушала тревожные и пронзительные крики чаек и перекатывала в ладонях яркий оранжевый шар. Встрепенулась внезапно, уставилась удивлённо на предмет в своих руках и в раздражении бросила им со всех сил в стенку — апельсин разбился, смялся, брызнул красным соком, плюхнулся на пол и разлил по комнате сочный аромат. Леди Грейджой тихо рыкнула себе под нос: — Так и запишут потом в летописях — пали Железные острова бесславно, сдались без боя под натиском апельсинов, — хихикнула, сплюнула и глубоко вздохнув вышла прочь, громко хлопнув дверями — навстречу неизбежному. Этот навязчивый запах окутал весь Пайк, пропитал собой всё, как ей казалось. Даже незыблемый и вечный запах моря смог потеснить. Вот уже третий день везде она натыкалась на чуть горьковатый и свежий, сочный, пропитанный солнцем апельсиновый аромат. Приятный сам по себе, в такой дикой концентрации он раздражал и отбивал напрочь способность учуять ещё хоть что-то. Виной тому были эти проклятые дорнийцы, которые свалились на неё неожиданно со своим визитом и засыпали всё вокруг своими апельсинами. И отправить их восвояси тоже не выходило никак, ведь прибыл сам принц Квентин — фигура абсолютно тёмная, загадочная и неизученная. Угадать что скрывается за сверкающими тёмными глазами и белозубой улыбкой было невозможно — лицо принц держать умел великолепно. Беседу вел мягко и непринужденно, рассказывал интересно, с дурацкими комплиментами не лез, а ещё он умел слушать. Ценное качество и редкое. Иногда опасное. Принц Квентин Мартелл опасным не выглядел, более того очень к себе располагал и именно поэтому Яра для себя отметила его как человека с которым надо быть очень осторожной. Приходилось изображать все полагающиеся жесты вежливости, развлекать, говорить о всякой ерунде и её же выслушивать. Вот и сейчас она сидела напротив него и вела беседу ни о чём, которой не видно было ни конца ни края, потому что дорнийский принц такие пустые разговоры умел вести с блеском, делал это изящно и непринужденно и самое раздражающее — его это совершенно не утомляло и кажется даже забавляло. — Зачем вы приплыли на Пайк, принц? — решила она всё-таки прекратить бессмысленную пляску бесконечной учтивости. — Я же сказал — познакомиться поближе. Мы все живём в одном королевстве, глупо было бы не попытаться узнать своих ближних и дальних соседей получше. И ослепительная улыбка, очаровательная. Будь она поглупее — поплыла бы и растаяла давно как кусок масла на солнце, чтобы этому змею было удобнее её опутать собой, завернув в удушающие объятия смертоносных колец. Она вернула ему улыбку, правда не такую сияющую, потому что, во-первых, обойдется просто доброжелательной и сдержанной, а во-вторых, не умела она быть такой ослепительно фееричной. — Нет, принц Квентин, вы не поняли меня. Я хочу понять что вам тут нужно на самом деле. Иногда стоит просто сказать, это тоже способствует более близкому знакомству и даже доверию между людьми. Честность и прямота в последнее время сильно упали в цене, но не на Железных островах. — Меня предупреждали, что так будет. Прошу прощения, моя леди, за недостаточную прямоту, — он сразу стал необычайно серьёзен. — Я хотел поговорить с вами о ней. О Дейнерис Таргариен. Как удар в грудь, выбивающий весь воздух. Она ждала чего угодно, только не этого. Упоминание о Дейнерис моментально пробило брешь в её броне. — О чём тут говорить? Её больше нет, — вот так правильно. Отрезать сразу. Не дать ему разворошить это всё. — О, тут много о чём можно говорить. О нас. О наших чувствах. О том чего мы хотим и на что ради этого готовы. Ох, как искушающе этот змей смотрел! Словно торговец чудесами на ярмарке, предлагающий за пару монет купить нечто волшебное. И душу к монетам приложить. И сердце не забыть. Ну и шкуру свою туда же, для комплекта. Она не даст ему это с ней проделать. И никому другому тоже. Не позволит заронить в сердце даже самого хлипкого и слабенького зёрнышка надежды, потому что надежда — это яд. Самый страшный из всех, потому что противоядия нет. — Она мертва! Вы это понимаете? И никакие наши чувства и желания этого не изменят. Если вы пришли предложить месть, то вы ошиблись, принц. Возможно моя душа и желает этого, но… вы видели ведь его? Мальчика? Моего племянника? — Видел, конечно, — он мягко улыбнулся, — очаровательный ребёнок. Сын вашего брата, не так ли? — Именно так. Бастард. Был им рождён. Сейчас мой законный племянник и наследник. Этот ребёнок и его мать — единственная причина почему три года назад я прямо там в Драконьем логове не начала резню, почему прямо там не объявила войну этим волчьим отродьям. — Я признаться тогда ждал этого от вас и даже готов был поддержать и не я один. Не дождался и всё недоумевал в чём же причина… Теперь понимаю, — его тёмные глаза смотрели действительно с пониманием и сочувствием, — вы могли и проиграть, а проигрыш ваш непременно обернулся бы погибелью для них. — Да, мой принц, вы меня прекрасно понимаете — кивнула она ему, — а значит понимаете, что и сейчас ничего не изменилось и я не стану рисковать жизнями тех кто мне дорог и кого я поклялась защитить. Кроме них у меня больше никого не осталось. А месть не вернёт мне ни моего брата, ни мою королеву. — Я понимаю вас, миледи, и всецело одобряю такое ваше отношение к своей семье, более того — считаю его единственно возможным. В конце концов разве есть что-то в мире дороже семьи? Наших близких и любимых? Только вот я здесь не для того, чтобы предложить вам слепую и самоубийственную месть, — он подался навстречу, переместившись на самый краешек кресла в котором сидел, гибкие пальцы, обвитые золотом изящных змеиных колец, вцепились в подлокотники, — Яра, ты любила её? Дейнерис? — внезапно спросил он, намеренно отбросив все формальности и даже попытки соблюсти видимость почти светской беседы. Вопрос был задан таким тоном, что предполагал лишь один ответ — честный, тем более, что сама она буквально минуту назад настаивала на максимально прямом и честном разговоре. — Я и сейчас её люблю. И всегда буду любить. — А вернуть её? Ты бы хотела её вернуть? — густые ровные брови сошлись на переносице, во тьме глаз разгорался целый пожар. Она вскочила и нервно заходила по комнате. Она была зла на него сейчас, очень сильно зла. Да, терзали её глупые мысли, что вот сейчас в небе появится крылатая тень и окажется, что ничего не было, даже на небо посматривала иногда, но это всё были лишь пустые надежды раненого сердца. Жить иллюзиями леди Грейджой себе никогда не позволяла и понимала, что все эти наивные мысли лишь от того, что она не видела её тела. И поэтому сейчас она раздражённо развернулась к Квентину. — К чему говорить о невозможном?! Три года прошло, даже если и были надежды на некое чудо — то и они давно угасли. И не надо рассказывать мне тут глупые сказки про огненного бога, как его там? Рглор? Болтают, что его жрецы умеют воскрешать мёртвых. Да, даже в нашу дыру долетали слухи о том, что якобы её вернули. Я не верю в это. — Да, слухов было много. И все оказались лишь слухами. А если хоть один из них правдив? — в его голосе прозвучали нотки игривой нетерпеливости. — Принц Мартелл… Квентин, ну вы же умный человек и давно уже не дитя, откуда столь незамутнённая вера в сказки? Я понимаю вас как никто. Хочется поверить. Но надо же различать реальность и мечты. — И я понимаю эту разницу, моя леди. И вы говорите вполне разумные вещи, но… — он сделал паузу, прищурил глаза и по губам его пробежала быстрая торжествующая улыбка, — если я скажу вам, что некоторое время назад я сидел в великой пирамиде Миэрина, а напротив меня сидела Дейнерис Таргариен и маленьким изящным ножом разрезала такой же точно апельсин, а его сок стекал по её рукам и пачкал платье. — Он подбросил в воздух круглый оранжевый фрукт и ловко поймав, стал разрезать его. — Платье было безнадёжно загублено. Жаль. Оно ей очень шло, да и наатийский шёлк в наше время непросто отыскать. Ноги подкосились и Яра рухнула в кресло. Это не могло быть правдой. Это какая-то ловушка. Обман. Игра на её чувствах. Ни для кого ведь не секрет эта её слабость и уязвимость. Она машинально взяла протянутую ей половину апельсина и уставилась на него невидящим взглядом. Вдыхала солнечный аромат и погружалась в пучину каких-то совершенно бредовых хаотичных образов — тяжёлые браслеты на тонких запястьях, пепел летящий по ветру, где-то на заднем плане лязг металла, капли крови и рядом брызги чернил, тихий смех, серебряные косы и напоследок всё собой заполнили, затопили всё пространство фиолетовые глаза. Дени. Он сказал, что видел её. Говорил с ней. Что она жива. Ещё было что-то про апельсины и какие-то шелка. Немыслимо. Квентин терпеливо ждал и заговорил лишь тогда, когда убедился — она его слышит и полностью воспринимает сказанное. — Я понимаю это выглядит бреднями безумца. Или обманом. Попыткой вами манипулировать. Но разве я похож на безумца? И зачем мне вам лгать? Ради чего? Чтобы втянуть вас — куда? Это лишено всякого смысла. Она жива, Яра. Скажу больше — это она меня к вам отправила. И она ждёт вас в Солнечном Копье. Сейчас вот в эту самую минуту она вас там ждёт. И вам придётся поверить в это, моя леди, потому что это правда. Присутствовать на этой встрече в Драконьем логове Яра не хотела, от одной только мысли о необходимости лицезреть короля Брандона Сломленного и свору его прихлебателей к горлу подкатывала тошнота, но на это горло она сама себе наступила и поехала. О чём потом не пожалела. Видеть большинство присутствующих было хоть и неприятно до крайности, но весьма занимательно. Самое веселье конечно началось с прибытием Дейнерис. Пока длилось ожидание они все держали лицо, все играли вполне успешно свои роли, хоть и нервничали при том отчаянно, но как только Драконье логово накрылось гигантской тенью — со всех с них на несколько секунд слетели маски, что так старательно были прилажены к их лицам и на лицах этих отразился самый обычный человеческий страх. И король не был исключением. И пока Дейнерис вела бессмысленные разговоры, она всматривалась в него и пыталась рассмотреть, распробовать его страх со всех сторон — он не боялся того, что она могла сделать, не боялся драконьего пламени или неизбежной войны и всех сопутствующих ей жертв. Он боялся саму Дейнерис. И даже если бы она была перед ним без дракона, закована в цепи, опутана ими и полностью обездвижена, ещё для полной надёжности без сознания или спящая — он бы всё равно боялся. Дейнерис вызывала в короле какой-то совершенно иррациональный необъяснимый ужас, что явственно читался в его глазах, безотчётно проскальзывал в жестах. Интересно… надо будет после непременно обсудить с Дейнерис, наверняка у неё найдётся этому объяснение, у неё теперь всегда и на всё были ответы, словно она видит больше чем все остальные, заглядывает глубже и вообще порой казалось, что она читает изнанку мироздания. В полёт на драконе Яра была вовлечена совсем неожиданно, Дейнерис явно приняла решение забрать её с собой прямо здесь и сейчас, что нисколько не удивляло и было вполне в её духе. Конечно же все объяснения по умолчанию откладывались на потом, да и не до них ей было — полёт захватывал, обострял все чувства и выметал из головы все мысли, все страхи моментально растворились в небесной синеве, все заботы и волнения остались там внизу, а здесь был только бешеный ветер в лицо, чудовищная сила волшебного зверя под ними, пушистые облака, ставшие намного ближе и смеющаяся Дейнерис, рядом с которой всё становилось возможным, а все преграды рассыпались пеплом по ветру. Она обернулась сияя глазами, крикнула перекрывая шум ветра: — Страшно? — Нет! Спасибо! — прокричала она ей в ответ. — За что? — За небо! — Ты его ещё не видела! Держись крепче! — и под буйный громкий хохот своей матери дракон свечкой взмыл стремительно вверх, к самым облакам, оставляя Королевскую Гавань далеко позади и внизу. Дрогон приземлился в укромном месте, обусловленном заранее, как всегда взметнув тучи пыли своими крыльями, правда без обычного своего громкого рыка, которым он имел обыкновение оповещать всех о своём прибытии. Их там уже ждали. Дейнерис чуть не кубарем скатилась по крылу прямо в руки этой дорнийской гадине, который мигом её подхватил, всю расцеловал и закружился вихрем с ней на руках, не обращая никакого внимания даже на дракона. Дрогон повернул свою огромную голову и выразительно посмотрел на Яру своим хитрым золотым глазом, после чего аккуратно замер, позволяя ей спуститься на землю. Она могла бы поклясться, что Дрогон полностью разделял все её чувства к дорнийцу, на его морде прямо-таки читалось: «давай ты её отвлечёшь, а я его тем временем нечаянно сожру! скажем потом, что так и было!». — Нет, милый, — покачала она головой, обращаясь к дракону, — твоя мать будет очень расстроена таким поворотом событий. Так что жрать мы его не будем, а будем героически терпеть и превозмогать. Ей показалось, что Дрогон тяжко вздохнул. Дожила, разговариваю с драконом, который кажется пытался вовлечь меня в преступный сговор, подумала она со смешком и зачерпнув в глубинах души побольше терпения, направилась к своей королеве и подруге, которую наконец-то поставили на твёрдую землю. По красивому породистому лицу разлилась абсолютно искренняя и одновременно жутко ядовитая улыбка, эта ядовитость сопутствовала ему всегда, не оставляя даже в самые светлые и наполненные чем-то исключительно добрым моменты, яд был у него внутри, бежал по венам вместе с кровью и неизвестно чего там было больше. Гадина. Смертельно опасная и жутко красивая. Таких как он обычно ненавидят до дрожи и до неё же любят, а ещё страстно желают убить. Порой без всяких на то причин. И почти всегда оказывается, что подобные ему заслуживают участи худшей чем смерть, но всегда с поразительной ловкостью уворачиваются от карающей длани судьбы. А ещё благодаря этой гадине Дейнерис смеётся и не просыпается вся в слезах от ночных кошмаров. И ради этого Яра готова его терпеть сколько угодно, хоть до конца своих дней. Впервые Яра с ним встретилась в Дорне несколько месяцев назад, куда приплыла поверив словам Квентина и где и случилась их с Дейнерис встреча. Они тогда долго рыдали обнявшись, а успокоившись говорили несколько дней лишь друг с другом, прерываясь только на сон и когда наконец всё было рассказано в мельчайших подробностях и не по одному разу и все эмоции немного улеглись, они зажили привольной и обманчиво ленивой и спокойной жизнью, которой в Дорне жили или всеми силами стремились жить, все начиная от правящего принца и заканчивая самыми последними оборванцами, если конечно не случалось каких-то потрясений, нарушающих привычный уклад. Дейнерис куталась в тёмные бесформенные одежды, заплетала серебро волос в тугие косы, косы обвязывала тёмным платком, ещё и лицо им прикрывала, так что лишь глаза сверкали и в таком виде уходила гулять по Тенистому городу. На вопрос от кого она так усиленно прячется, ответила с грустной улыбкой, что уж точно не от дорнийцев. Конечно и её она вовлекла в эти прогулки. Они часами неспешно прохаживались по узким улочкам, вымощенным камнем, попутно рассматривая всякую всячину в лавочках, порой скупая ненужные им, но чем-то покорившие на короткое время сердце, безделушки, заглядывали иногда и в таверны полакомиться острыми и пряными блюдами и выпить сладкого прохладного вина и снова бесцельно бродили по лабиринту улиц, путаясь в одинаковых тёмно-желтых стенах, учились запоминать дорогу по неприметным на первый взгляд мелочам. Сзади, шагах в десяти, брела их охрана в количестве трёх человек, тоже одетые простыми горожанами. На присутствии охраны настоял Квентин, пропустив мимо ушей все красноречивые возражения Дейнерис и решительно выдвинул железное условие — либо вот эти трое везде таскаются вслед за вами, либо сидим и скучаем во дворце. Он лично отобрал надёжных людей, с каждым не поленился переговорить с глазу на глаз и сердечно попросив Дейнерис не изводить этих добрых людей попытками сбежать, поиграть в прятки и прочими выходками, наконец ушёл с головой в немного заброшенные за время его отсутствия дела. К вечеру, когда жар отступал немного и всё окутывала благословенная тьма, а с моря долетал наконец освежающий ветерок, с них тоже спадала дневная сонливость. Они ужинали на открытой террасе в Башне Солнца, после играли при свечах в кайвассу, слушали арфу. Пару раз приходил вымотанный и несчастный Квентин, тихонечко укладывался на низкий диван, устраивал голову на коленях у Дейнерис и устало прикрывал глаза. Дени ласково гладила его по волосам, выслушивала сетования на тяготы жизни правителя и кормила с рук фруктами. В один из этих визитов он здорово рассмешил их, заявив прямо с порога громко и безапелляционно: — О, мудрейшая из королев! Ты была права безмерно — самое важное и незаменимое свойство для любого правителя — это железная задница! Я сегодня лично в том убедился. Без всего остального можно и обойтись. Слова сии надо в граните выбить и в золоте отлить. Такой неспешной и мирной жизнью они жили дней десять. Все прервалось внезапно солнечным утром. Сонная тишина, неизменно царившая в Солнечном Копье по утрам, была разбита вдребезги громкими криками, совершенно непотребной руганью и неистовым звоном мечей. Яру на эти звуки вынесло в крытую широкую галерею, у входа в которую был обнаружен Квентин. Принц привалившись плечом к узорчатой стене с интересом наблюдал за Дени, которая носилась по этой самой галерее с мечом в руках, была при том ужасно растрёпана, глаза её грозно сверкали и вся она являла собой зрелище довольно устрашающее, но явно не для того, кто её до этого состояния довёл. Он белозубо скалился, сверкал тёмными очами, весь крутился и извивался как змей, а меч в его руках творил совсем уж невообразимое. Он совершенно не щадил её, не делая никакой скидки ни на то, что она всё-таки девушка, ни даже на отсутствие опыта, ещё и дразнил безбожно, провоцируя её совершенно откровенно, болтая без умолку такую непотребщину, что даже ей, привыкшей на Железных островах ко всему, жарким румянцем заливало щёки. Впрочем в выражениях они оба не стеснялись. Он гибко извернулся, прогнулся назад в пояснице, уходя от просвистевшего над ним клинка, перебросил меч в другую руку и плашмя им хлестнул её прямо по попе… Дени взвизгнула так, что у всех присутствующих заложило уши и бросилась снова в атаку, не медля ни секунды. Точный выпад пробил таки защиту и она самым кончиком меча полоснула его по обнажённой груди. Порез был лёгким, скорее глубокая ровная царапина, от которой сразу поплыли вниз тонкие красные потёки. — Достала всё же! Умница! — прокатилось довольным эхом по галерее. — Давай, повтори это немедля! — Пустить тебе ещё немного крови? — в её голосе раскатывались игривые нотки. — Дотянись до меня хоть раз, не разозлившись, — подмигнул он ей и сдул с глаз чёрную прядь волос, выбившуюся из узла, туго стянутого на затылке, по явной тяжести которого угадывались волосы густые и длинные. При том в отличии от выбившейся пряди были они холодного платинового оттенка. Что-то кольнуло в памяти, что-то смутно знакомое было в этом странном сочетании. — Кто он? — спросила она Квентина. — Самая опасная и самая ядовитая тварь в Дорне. И мой самый близкий друг, — улыбнулся принц уголком губ. — Вы слышали о Герольде Дейне, миледи? — Тёмная Звезда! — вырвалось у неё само собой. — Значит наслышаны, — довольно усмехнулся Квентин. — Похоже они неплохо ладят, — прокомментировала Яра возобновившийся звон стали. — О, да, — отозвался Квентин, — а учитывая как всё началось, то я бы сказал, что не просто неплохо, а превосходно ладят. — Ну и? — она нетерпеливо дёрнула его за рукав. — К чему эта пауза многозначительная? Рассказывай, мне интересно. — Мой драгоценный друг Герольд ухитрился сказать нашей серебряной королеве какую-то дерзость в первые же минуты, за что она ни разу не стесняясь бросила в него креслом. Видать он очень от души сказал. Кресло было маленьким и лёгким, но тем не менее. Герольд почти увернулся и вылил на неё кувшин вина! Как же она взбесилась! Я тебе клянусь — она аж задымилась от ярости! Конечно же в него сразу после полетела ваза, потом ещё одна, потом ещё, потом вазы у неё под рукой закончились и она метнула в него ножом. К счастью промахнулась… ну или это Герольд увернулся, он вообще всё это время очень ловко уворачивался, только этим и был занят в основном, ну может пару раз бросил в неё безобидными подушками. Таким вот образом они ещё довольно долго громили мне дворец, попутно вгоняя в шок и панику всех кто им попадался на пути и кажется даже пару человек нечаянно зашибли в горячке. Спасибо, что не насмерть. Ещё всё это время ужасно ругались, награждая друг друга такими словами, что повторить их я пожалуй не рискну. Потом как-то утихли… не знаю уж как именно там всё случилось, не нашлось желающих ту часть дворца посетить. Наутро вышли оба подозрительно тихие и ужасно романтичные. Так трогательно было наблюдать за ними, я аж прослезился. — Однако весело у вас тут в Дорне, — подвела итог услышанному Яра. — Квентин, они ведь вместе? Я правильно поняла? — А это ведь не праздный интерес, — проницательно заметил он, — и не обычное женское любопытство. — Нет. Конечно нет. У неё уже была история с влюблённостью и ты не хуже меня знаешь чем всё закончилось. — Об этом можешь не тревожиться, — успокоил он её. — Им безусловно хорошо вдвоём, её эта связь развлекает и отвлекает от мрачных мыслей о прошлом, а его приятно гладит по самолюбию и не только по нему. Но всё это пустое. То что между ними возникло на самом деле, гораздо глубже и серьёзнее. Про такое не складывают любовных баллад и вообще это выходит далеко за рамки тех отношений между мужчиной и женщиной, что мы обычно видим. — Ну, а ты? — продолжила она свой допрос. — Неужели не смотрел на неё никогда другими глазами? — Она безусловно божество, но нет. Она мой друг и это самое для меня важное. — Друг? Не королева? — О, это само собой. Колено я ещё в Миэрине преклонил… как сейчас помню — за окнами рассвет, мы с ней вдвоём, не сильно-то трезвы и очень поэтично настроены… да, именно тогда и случилось это. Я вдруг понял окончательно, что не хочу жить с оглядкой на навязанного мне короля. Не хочу вечно трястись за свой народ, который может пострадать лишь потому, что я чем-то этому существу на троне не угодил. И что меня уже тошнит от лицемерного мира в Вестеросе, который лишь иллюзия и который держится… а он вообще хоть на чём-то держится? А вот за ней я идти хочу и хочу жить в том мире, что она способна построить. Её мир может и не будет таким же светлым и благостным, зато от него не будет мертвечиной разить. — Ты не думал об отделении Дорна, до её возвращения? Я думала. Хотела объявить о независимости Железных островов. Всё взвешивала, высчитывала и никак не решалась… думала искать союзников и не знала кому можно довериться. И всё откладывала и откладывала. — Думал конечно и тоже не решался, потому что это означало войну и поражение. А мудрый правитель не начинает войну, которую не может выиграть. За этой неспешной беседой, что внезапно свернула на столь серьёзную тему, они как-то незаметно ушли от буйных игрищ этих двоих, от лязга мечей, резких вскриков и взрывов дикого хохота. После Яра долго думала о своём, пусть и не самом лучшем в мире, но всё-таки народе и приходила к тому же выводу, что и Квентин относительно будущего с Дейнерис, с той лишь разницей, что в отличии от дорнийского принца она к этому выводу приходила уже вторично. А это в её личном понимании означало, что с выбором королевы она не ошиблась ни тогда ни сейчас. Сама же эта королева куда-то исчезла вместе с Дейном, как сквозь землю оба провалились и напомнила она о себе лишь на следующий день, ближе к вечеру и как всегда весьма неординарным способом, а именно попавшимся на глаза рисунком, который совершенно точно вышел из-под её сиятельной руки. На рисунке этом на каком-то ложе раскинулся расслабленно, рассыпав по подушкам длинные волосы и закинув руки за голову Герольд Дейн. Пылающие глаза были явно неотрывно прикованы к той, чья рука всё это старательно вырисовывала, он как-то удивительно сладко и соблазнительно закусывал нижнюю губу, слегка усмехаясь уголком рта. Ну и ещё он был на этом рисунке совершенно бесстыдно обнажён и словно этого было недостаточно ещё и с бесстыдно стоящим членом. И Дейнерис всё это не поленилась подробно изобразить, словно бы подчеркивая этой детальной прорисовкой его идеальность, тонкие уверенные линии словно ласкали и гладили, а местами так и вовсе беззастенчиво облизывали всю эту красоту. И судя по такому количеству деталей, рисовалось всё это мучительно медленно, с томными долгими разглядываниями и просьбами то повернуться, то посмотреть вон туда и немного изогнуть бровь, да-да, вот так и замереть… а ещё отлично считывалось, что такого вот до крайности перевозбуждённого Герольда на месте удерживала лишь магия фиалкового взгляда. И эта крошечная, почти неуловимая деталь сказала ей больше чем ранее все успокаивающие слова Квентина. Вообще рисунок создавал мощный эффект присутствия, само собой накатывало ощущение, что нарисованный Дейн сейчас весь изогнётся, облизнётся почти плотоядно, сам себя всего огладит без стеснения и непременно с громким стоном. Она аж головой тряхнула, прогоняя эту фантазию, так бесцеремонно прокравшуюся в сознание, впрочем навряд ли фантазию — скорее всего что-то подобное там и происходило. Яра в очередной раз подумала, какой же всё-таки это бесценный дар — вот так уметь схватывать моменты, останавливая время. Конечно же Дени, как и обычно, утратила всякий интерес к своему художеству почти сразу. Герольд видимо тоже не питал каких-то трепетных чувств к своему изображению, а стыда так и вовсе судя по всему от самого рождения не имел. Потому и лежало это творение забытое на видном месте и можно было бы его спокойно уволочь себе в коллекцию и ненадолго ей даже показалось забавным и правильным уложить такого вот Дейна поверх всей той кучи рисунков с бесконечно повторяющимся лицом Джона Сноу. Однако поразмыслив ещё Яра решила, что даже так не хочет она смотреть ни на Герольда, ни уж тем более на его, так вдохновенно прорисованный, член и не долго думая подбросила рисунок Квентину, который насмеявшись вдоволь, сцапал его и куда-то к себе в рукав запрятал. — Для личного архива наших маленьких безумств, — пояснил он, снова всхлипнув в очередном приступе смеха. Как только они втроём расселись на небрежно раскиданных подушках вокруг низкого столика в походном шатре, Дени мягко взяла её за руку, решительно отодвинув чуть в сторону от себя Герольда с его объятиями. — Я должна тебе объяснение, родная. — Ты ничего мне не должна. И это было удивительно, мне не на что жаловаться. — Это не отменяет необходимости объяснить моё спонтанное решение тащить тебя на дракона вот так внезапно. Причина в том, что наш птичий король уже вовсю свои когтищи навострил и надо было срочно выхватить у него уже намеченную добычу. То есть тебя. — Почему меня? — Яра и правда не понимала. — Потому что ты единственная из всех там присутствовавших, кто и прежде входил в мой близкий круг, ты требовала голову моего убийцы, с Браном на троне ты смирилась скрепя сердце и это ни для кого в Вестеросе не секрет, ты отстранилась от всех и затворницей сидела у себя на островах. И он вполне справедливо решил, что ты многое знаешь и он вытрясет из тебя все тайны. Бросить тебя ему на растерзание? Да ни за что! Так ты и оказалась со мной на драконе. Выпустив по окончании этой речи её ладонь, Дейнерис откинулась назад — прямо в крепкие объятия Дейна, мгновенно вся в его руках расслабилась и успокоилась, превратившись из вечно подвижного пламени в тлеющие угли, впрочем готовые в любой момент снова рассыпаться искрами, разгореться и полыхнуть, спалив всё вокруг. — А ты что обо всём этом думаешь, свет мой? — томно мурлыкнула она, прильнув к нему совсем уж близко. Ответил он вполне серьёзно, внезапно не разделив её игривого тона, что случалось крайне редко в их отношениях и заслуживало внимания уже само по себе, как факт. Слова произнесённые им заставили и её и Дени моментально стряхнуть с себя и весёлость и томную расслабленность, выпрямиться, побледнеть и испуганно уставиться друг на друга. — Я думаю, что леди Грейджой должна принять предложение Квентина и переправить как можно скорее своего племянника в Водные Сады. Там он будет в безопасности, да и скучать тоже не придётся. А вот на Пайке много недоброго может произойти. Дальше для Яры всё словно заволокло туманом, сердце сковало таким сильным страхом, что она утратила на время дар речи и способность соображать, а разум лишь тупо фиксировал всё происходящее. — Ты думаешь он посмеет?! — голос Дени звучал громко, тревожно. — А ты думаешь нет?! — голос Герольда напротив был тих и звучал глухо, словно он накинул на рот плотную ткань. — Он уже давно смеет всё. Считает себя вправе. И ты, сердце моё, в этом убедилась лично, ну и мы все тоже… кто больше, кто меньше, но нетронутым никто не ушёл! Однако в Дорн эта тварь почти не лезет. Не нравится ему у нас. В голове стучали обрывки мыслей… надо, надо было срочно написать на Пайк… пусть приготовят самый лёгкий, самый быстроходный корабль… как же его… как он называется? Она забыла внезапно… ведь помнила же, знала прекрасно… — Надо написать письма. Срочно, — забормотала она вслух. — Корабль… пусть готовят и… Её прервали легким прикосновением, Дени аккуратно развернула её к себе, удерживая за плечи, заглянула в лицо, фиалковый взгляд привел её в чувство, рассеял липкий туман в голове. — Не надо кораблей. Это плохая идея — отправлять его морем. Пиши все необходимые письма, а я поработаю твоим гонцом и доставлю их на Пайк. А после лично переправлю мальчика в Дорн, — голос её был тих, спокоен и полон решимости. — И не спорь. А вот про королеву вообще даже не заикайся! Королеве вовсе не зазорно позаботиться о безопасности тех, кто ей дорог. Хватит с меня! Больше я никого не потеряю! С души куда-то вниз, в бездонную пропасть обрушилась целая скала, придавившая её как только было озвучено страшное предположение. Яра наконец свободно вдохнула, ощутив в полной мере цвет, свет и звуки. Теперь можно быть спокойной — Дейнерис всё сделает и она посмотрела на неё с благоговейным трепетом. Глубокой уже ночью, ближе к рассвету, в их небольшой, скрытый от посторонних глаз, лагерь ворвался Квентин со свитой. Лошади под ними были взмылены, хрипло и шумно дышали, нервно фыркали, никак не успокаиваясь от бешеной скачки. Судя по всему они рванули из столицы вслед за ними и ни на секунду не останавливались и не замедлялись. Квентин, весь взмокший не меньше своей же лошади, выдул целую флягу воды и никак не мог отдышаться. Наконец кое как доковылял до заранее приготовленного для него шатра и рухнул прямо с размаху в подушки. Приоткрыл один глаз и не поднимая головы проговорил скороговоркой: — Ничего не знаю, сбежал сразу, рассказывать нечего, всё, сплю — и моментально отключился. Его сопровождающие тоже расползались по лагерю, лошадей понемногу успокоили, напоили и тоже отвели на отдых. Снова воцарилась тишина, нарушало её лишь потрескивание костра у которого Яра сидела, закутавшись в тёплый лёгкий плащ, который ей заботливо накинули на плечи, она даже и не заметила кто. Спать не хотелось и она смотрела в огонь, прихлёбывая из фляги пряное вино и прокручивая в голове события этого сумасшедшего дня. Спустя двое суток в их маленький лагерь влетел вихрем лорд Баратеон в сопровождении всего лишь двоих своих людей. Случилось это на рассвете и он всех их перебудил конечно же, но претензий никто не высказал, потому как его только и ждали и только из-за него ещё никуда не разъехались. И теперь они все с горящими глазами жадно слушали, ловили каждое слово о том, что творилось в столице после их отбытия. Джендри на подробности не скупился, рассказывая про королевскую истерику и творящийся из-за неё на улицах столицы кромешный ад, про сбесившихся птиц и про разбежавшихся обитателей Красного замка. Признался, что тоже предпочёл сбежать прихватив свою скромную свиту, добежали они до ближайшего борделя, где и засели на всю ночь, пережидая творящийся за окном кошмар в компании доброго вина и парочки весёлых бардов, ну и конечно хорошеньких девиц. — Правда мы их там в основном успокаивали и вином отпаивали, — признался Джендри, — К ним перед нашим приходом в окна влетели птицы какие-то, переколотили зеркала, кидались на одну из девочек, прямо в глаза, лицо ей всё изранили… в общем жуть. Перепугались там все конечно… плюнули на всё, закрылись и до утра носа не высовывали. Нам повезло, что заскочить успели. Страшная была ночь… а следующий день тихий-тихий. И интересный! Чего только не найдешь в Красном замке, особенно если поздним вечером побродить по коридорам и галереям… можно даже красивых рыжеволосых дев отыскать нечаянно, в странном очень состоянии… Они долго ещё обсуждали услышанное, вертя полученное знание и так и эдак, изменили некоторые детали ранее намеченного плана и наконец все разбежались в разные стороны, чтобы начать приводить этот план в исполнение. На Драконий Камень Дейнерис вернулась на закате, уставшая, с растрёпанной, наспех переплетённой косой, в запылившейся одежде. Улыбнулась и коротко рассказала про то как всё прошло. — Водные сады понравились, от Дрогона в восторге, сказал, что женится на мне когда вырастет, — рассмеялась и утомленно опустила голову на плечо встретившей её Яры, — так что я теперь почти помолвлена. И началось долгое её раздумье, бесконечные меланхоличные хождения по коридорам замка и долгие стояния на обрыве в одиночестве глядя на море. Она изводила себя бессонницей, пила бесконечные бокалы вина совершенно при том не пьянея. Забросила волосы, прекратив их не только заплетать, но и даже расчёсывать. Укутывалась в какие-то бесформенные хламиды, что волочились за ней длинным хвостом по всем коридорам и лестницам. Разговаривала сама с собой, что-то сама себе нашёптывая, с собой же спорила и себе же что-то доказывала. В какой-то момент впала в ярость, перебила кучу стеклянных кубков, усыпав всё острыми осколками, вся ими изрезалась и ни за что не позволяла себя перевязать или хотя бы смыть кровь с рук, отговорившись шуткой о том, что она от крови дракона, а драконы на такие мелочи и внимания не обращают. Какая-то мысль терзала её и мучила, она что-то силилась понять — и никак не могла и это вгоняло её в состояние страшного расстройства, она саму себя обвиняла в полной беспомощности и никак не удавалось её убедить в обратном. Она металась по комнатам, бурно жестикулировала, кричала, шептала, наконец сползала по стенке, садилась на пол и смотрела в одну точку взглядом пустым и лишённым какой-либо мысли и даже самой жизни. Наконец ушла к Дрогону и снова завела свои бесконечные монологи, только уже высказывала их дракону. Что с ней было делать, как вообще к ней подступиться не знал никто и Яра тоже не знала. Она всех от себя гнала прочь и никак не желала выходить из своего сумрачного и крайне тревожного состояния. Яра была бы рада сейчас всей душой Дейну, который наверное один из всех смог бы её вытащить из этого ужасного состояния, но след Тёмной Звезды затерялся в песках Дорна, куда он конечно же отправился не просто так, а согласно их общей задумке и пока на него рассчитывать не приходилось. Наконец Яре всё это надоело смертельно и на восьмой день она поняла, что либо справится со своей единственной, такой дорогой и такой любимой подругой и королевой или грош ей цена и она может смело прыгать со скалы вниз головой, прямо на острые камни, потому как нет в ней самой никакого смысла. С таким категоричными мыслями она покинула замок и решительно пошагала к месту, что облюбовал себе для лежанки Дрогон. Будь что будет, решила она. Дрогон довольный и спокойный лежал свернувшись тёмной громадой и как обычно хитро щурил золотистые глаза. Дейнерис лежала на нем, где-то среди шипов на его спине устроилась удобно. Платье её давно рассыпалось пеплом, видимо попав под струю драконьего пламени, но она кажется даже не замечала этого. Впрочем это было как раз не ново, она всегда проявляла удивительное безразличие к вопросу одежды, в большинстве случае ей было всё равно, что на ней надето и надето ли вообще. Раньше она ещё хоть как-то старалась эту свою особенность сдерживать и вгонять себя в общие и привычные рамки, теперь же после возвращения это стало прямо-таки одной из ярчайших её черт, словно ушло в тень что-то привнесённое, чуждое ей, не родное и высветилось то, что было истинной природой, врождённое и что уж скрывать — больше драконье чем человеческое. Сейчас она одевалась либо для удобства, либо исполняя свои сиюминутные капризы ну и всё же стараясь соблюдать те самые, так ей скучные и тесные рамки, хотя порой и весьма странным образом. Зато вот к украшениям прониклась нездоровой страстью, чего раньше за ней не наблюдалось. Теперь она носила бессчетное количество различных колец, браслетов и заколок из золота, серебра и платины, с камнями и без. Вот и сейчас на ней оставались лишь украшения, в том числе и одна единственная прижившаяся у неё подвеска — на короткой, сложно сплетённой цепочке чернёного серебра помещался большой чёрный бриллиант, огранённый в виде звезды с двенадцатью короткими и острыми лучами, он зловеще мерцал между ключиц и шёл ей как ни одна другая драгоценность. Этот камень был прекрасен до такой степени, что даже Яра ничего во всех этих дорогих побрякушках не смыслящая и не любившая их — любовалась игрой света на его острых гранях. Носила она его не снимая и конечно же никаких сомнений в том чей это подарок не было — только один человек мог такое для неё выбрать. Он вообще дарил ей много камней, оправленных неизменно в серебро, потому что как он однажды заметил — золота на ней и так было вполне достаточно, имея в виду конечно же то самое золото, что стало неотделимо от неё самой. И ещё ему категорически не нравились на ней рубины и он упорно одевал на неё всё новые и новые украшения с сапфирами, бриллиантами, чёрным жемчугом и конечно же аметистами. Дейнерис не сопротивлялась, но рубины однако отстаивала, упирая на давнюю семейную традицию ношения этих благородных камней. Возразить было нечего и рубины время от времени сверкали на ней победным кровавым блеском. Совсем уж не терпел он на ней всяческие цветочки, листочки и прочие женственные завитушки и всё что он ей дарил имело формы острые, колючие и злые, он как бы стремился подчеркнуть в ней резкость и жёсткость, всю страстность и пламенность её натуры стремился обострить еще больше, выделить в ней это и подчеркнуть. Он сколько угодно мог преклоняться перед её светом и добрыми великодушными порывами, ценить их и безмерно уважать, но вожделел он её тёмную грань, именно она его будоражила и сводила с ума. Вообще будь на то его воля, он бы её всю навечно обнажил, опутал паутиной серебра и сверкающих камней и поклонялся ей как богине денно и нощно, бесконечно зацеловывая её всю молитвенно и страстно и временам вскрывая себе вены и проливая на её тело кровь. И такую её отпускал бы лишь иногда пролететь над миром верхом на драконе вот прямо как есть — прикрытую лишь сиянием камней и кровью, с непокорно разметавшимися, давно расплетёнными косами. Про обнажённую всадницу на драконе кстати было озвучено Дейном лично в один из их ещё спокойных дорнийских вечеров, расписано это всё было подробно, красиво и сочно, а разговор тогда у них зашёл о символах гармонии и мира… в общем чувства тёмного рыцаря к Дейнерис были сложными, глубокими и не просто выходили за рамки привычного — они их с треском и грохотом ломали. Для самой Дейнерис это было однозначно хорошо и правильно, потому что к чему приводит попытка любить её как обычную женщину уже было известно, итог этой любви был страшен и трагичен. — Дейнерис! — громко позвала Яра и про себя думая, что если Дрогон сразу не сожрёт, то уже хорошо. Дрогон лишь с интересом на неё взглянул и даже не шелохнулся. — Меня здесь нет! — раздалось сверху. — Дени! Пожалуйста спускайся. — Нет! — Дейнерис Таргариен! Немедленно слезь с дракона и послушай меня! — Я и тут всё прекрасно слышу, — она всё же соизволила показаться ей на глаза. — Так, давай по порядку. Ты вся сейчас расстроена, ты не можешь найти ответ на какой-то очень важный вопрос, чувствуя из-за этого себя виноватой и тут я тебе навряд ли чем-то помогу. Не мудрец я и не мыслитель. И я даже не твоя обожаемая Тёмная Звезда и отвлечь тебя как он тоже не смогу. Но и смотреть на тебя вот такую невыносимо. Ты несколько дней назад ради моего душевного спокойствия преодолела гигантское расстояние и сейчас не позволяешь сделать для тебя хотя бы то малое, что я могу! И теперь уже я чувствую себя виноватой и совершенно никчёмной! — Это манипуляция и игра на чувствах! — обличительно раздалось сверху. — Даже если и так! Спускайся! Приведём твои волосы в порядок, искупаем тебя, переоденем… оденем точнее, растопим камин, возьмём много вина и будем болтать всю ночь до самого рассвета. О чём захочешь. Спускайся, родная, ради меня хотя бы… я вся уже извелась и измучилась за эти дни. Она всё же спустилась. Позволила закутать себя в плащ, что Яра предусмотрительно с собой прихватила, и отвести себя обратно в замок. Спустя два часа они вместе воевали с густой и насмерть перепутанной светлой гривой, Дейнерис шипела и ругалась, Яра в ответ призывала к терпению и задавала риторический вопрос — а кто собственно виноват? Дени на это с тяжким вздохом стискивала зубы, терпела и от души завидовала коротко обрезанным волосам своей подруги. — Ну, если бы у меня был такой цвет роскошный, — заметила ей на это Яра, — я бы тоже с косой до задницы ходила. — Зря ты так, — серьёзно сказала Дени, — красивые у тебя волосы — густые, шелковистые, цвет насыщенный и глубокий, а на солнце отливает тёмным золотом. Отрастить всю эту красоту и будет глаз не отвести. Но это я так… не слушай меня. Я тебя не за косы ведь люблю и ценю. — Да, вот давай красавицей с косами у нас будешь ты, а я буду… — Моей подругой. Остальное мне не важно уже, но всё что пожелаешь. — Ты же знаешь — я буду за тебя сражаться всегда. — Я знаю. Я уважаю и ценю это. И сделаю всё, чтобы не повторить ошибок прошлого. — Сейчас за мной никто не охотится целенаправленно, как тогда. Да и дядюшка Эурон мёртв давно, до сих пор кстати не знаю кто его прикончил, хочу руку пожать этому человеку и поблагодарить от души. — С последним не выйдет, потому что Джейме Ланнистер. И ты не права — скоро начнётся охота на всех кто мне хоть немного дорог. Другая совсем, но с той прежней мы точно знали как справиться… так что я бы предпочла Эурона. С ним было всё просто — убил и нет проблем, а тут нельзя… — Нельзя? Ты о Бране Старке? — сразу же насторожилась Яра. — Да, я о нём. Хотела ведь убить. Прямо там. Это ведь было легче чем вздох. Отчасти для того и шла туда. Не верила правда, что всё так просто. И правильно ведь не верила. Всё непросто и убить нельзя. Что-то с ним не так и надо это понять, потому что если убить не поняв, такого можно натворить, что потом не расхлебать будет. Сперва надо распутать этот клубок, а я никак не могу нащупать кончик нити, чтобы начать… как же мне сейчас Звёздочки моей не хватает, — внезапно прошептала Дени и с громким стоном уползла с головой под воду. — Думаешь, он нащупает? — Он может… но это не точно, — она с шумом и брызгами вынырнула обратно. — Зато он точно может меня отвлечь. Когда он рядом, я хотя бы о плохом не думаю. — Да ты вообще не думаешь, когда он рядом, — еле удержала она громкий смешок. — Как же он тебе не нравится! Кстати, он к тебе напротив относится с большой симпатией, — на этих словах Дени попробовала было посмотреть укоризненно, но не преуспела в том совершенно — её неизменно веселили отношения сложившиеся между этими двумя. — А он и не должен мне нравиться. Он твой любовник, не мой, — в глазах Яры плясали весёлые искорки, правда следующие слова были сказаны уже серьёзно и без тени смеха или шутки. — И тебя ему можно доверить — это главное. В твоём окружении на этот раз вообще очень правильные мужчины. — Да, все ошибки были осознаны, выводы сделаны, чудовищная цена за полученный опыт выплачена сполна. За этим разговором они как-то незаметно справились с волосами, распутали, причесали, промыли и Дейнерис наконец выбралась из воды, наспех обтёрлась и облачилась в первое подвернувшееся под руку мягкое чёрное платье, укуталась поверх в чёрную же накидку из тонкой шерсти и подруги устроились у камина как и хотели. — Продолжая наш разговор о красоте, — говорила Дейнерис, — когда вся эта свистопляска закончится, я указ издам. Королевский! Для тебя одной лишь! И указом этим обяжу тебя, бесценная моя подруга, созерцать своё отражение в зеркале пока не рассмотришь себя хорошенько и не выбросишь из головы всю дурь! Потому что красота она не всегда в лоб кузнечным молотом бьёт, она ещё бывает очень мягкой, осторожной, не ослепляет, но ласкает взор и оба эти вида красоты имеют право на место в мире. И вот именно второй разновидностью красоты ты и наделена в полной мере. А я — жутко красивый кузнечный молот, — подвела она итог своей речи. Яра все это слушала с улыбкой — загорелась мыслью, отвлеклась, можно немного выдохнуть и понаблюдать за глазами Дейнерис, которые она щурила сейчас прямо как Дрогон, ей даже на какие-то секунды померещилось, что они утратили свой привычный цвет и полыхнули в тусклом свете от камина золотистым драконьим. Дейнерис же тем временем отдышавшись, продолжала свою вдохновенную речь. — Ты меня вообще порой поражаешь ужасно и даже вгоняешь в полное недоумение. Я потом раздумываю подолгу и никак понять не могу. Ты так удивительно тонко видишь и чувствуешь мир во многих его проявлениях, включая визуальные образы и как при этом умении ты саму себя не можешь рассмотреть? Или ты просто не берёшь на себя труда попробовать, я вот скорее к этой мысли склонна, потому что иначе этому сложно найти разумное… да вообще хоть какое-то объяснение. — Ты вот скажи мне, откуда такой вывод про тонкое моё видение и чувствование мира? — Яра слегка подалась вперёд и с любопытством уставилась на подругу. — Я вроде всякой романтичности лишена полностью, баллад печальных не люблю, потому что спать под них хочется, все эти страдания на арфах скорее терплю или вовсе не замечаю, с остальной прекрасностью и утонченностью тоже не сильно у меня сложилось. Вот откуда ты решила, что я могу что-то там рассматривать? — Рисунки. Мои рисунки. Ты мне про них всегда рассказываешь такое, чего я и сама не понимала когда рисовала, лишь переносила неосознанно на бумагу и не поняла бы и не осознала без тебя. А ты вот можешь рассмотреть и прочувствовать такие тонкие грани и оттенки чувства в них, что мне порой не верится и хочется переспросить всё время — а ты точно про мои художества? Ты даже угадываешь, что происходило вокруг в процессе рисования! А я вот всё думаю — угадываешь ли? Или видишь? Такая вот твоя личная магия, никому больше не доступная. Ты кстати в одном своём предположении права ровно наполовину. — Это в каком? Я что-то забыла, упустила, проспала? — Я про тот случай в Миэрине, когда мы с Теоном закрылись наедине. Я и правда тогда рисовала его обнажённым, но только по пояс, потому и права наполовину. Один из немногих моих рисунков который мне самой понравился… он там очень красивым вышел, по-настоящему красивым, вот такой каким он и был — беззащитный немного, открытый весь, обострённый, настороженный, с искрами тьмы в глазах. С клинком в руках. А когда я закончила он порезал себя немного, подушечки пальцев уколол и так там появились брызги его крови — красное по чёрно-белому. Зачем — не сказал. — Крови? И что это значит? — отчего-то её этот вопрос живо заинтересовал, если не сказать больше — внезапно встревожил не на шутку. — Я думала ты мне скажешь, — в голосе Дейнерис прозвучало разочарование. — В этот раз не скажу… я же не видела. Он попросил уничтожить потом? — Нет. Он его забрал. — Забрал? И он наверное сгинул в том безумном круговороте… — Яре стало грустно от этого и обидно даже. — Или не сгинул, — не согласилась Дейнерис. — Если он цел, то могу поспорить, что мы его увидим ещё, — уверенный тон Дени подействовал на неё ободряюще и в голове сама собой вспыхнула мысль, которую она и высказала. — Он сам нам в руки прилетит. Такие вещи не исчезают бесследно, я в это верю. — Посмотрим. Будет хорошо тебе и сейчас угадать. И раз уж мы о рисунках моих начали… ты же их собираешь. Здесь, на Драконьем Камне я тоже рисовала как-то… я понимаю прошло много времени… — Они у меня. Я была здесь после того как закончился весь тот мерзкий фарс в столице. Они так и лежали, раскиданные по комнате, как ты их оставила. Сейчас они на Пайке, лежат надёжно упрятанные в шкатулке под замком в моих личных покоях. Ключ кстати здесь со мной, надо наверное было тебе его отдать когда ты туда летала и сказать где искать. Я не подумала как-то… — Нет, не нужно. Пусть там и остаются пока. А вот позже возможно я попрошу их вернуть, могут понадобиться… — В любой момент, как только пожелаешь. Для меня их ценность была лишь в том, что они были последними тобой нарисованными, теперь это уже не имеет смысла. Расскажешь для чего они тебе? Или пока тоже тайна? — вскинула она заинтересованно бровь. — Я не нашла пока ответов, но кажется придумала как нащупать направление поиска, — её лицо просияло победной улыбкой. — Своих врагов надо удивлять! Делать то, чего они не ждут. Вопреки логике и здравому смыслу. Потому что они так точно не умеют. Нам нужен хаос! Мы конечно работаем усиленно над его созданием, но ведь не повредит ещё немного?! Ещё одна фигурка, которую никто не ждёт, которую давно отбросили в сторону и она валяется в пыли под комодом. И они в эту пыль и затхлость не полезут. А я вот не поленюсь, я полезу и достану, стряхну пыль, покрашу заново и выведу на поле. — Чую, задуманное тобой поразит не только противников, но и союзников. — Это плохо? — Это отлично. Мы поклялись идти за тобой, не задавая вопросов. И вообще, ты сама сказала — мы всего лишь развлекаемся, играем. И пожалуй в нашем положении это и есть единственно верный путь. — Именно! Но мне нужна будет твоя помощь… несколько необычная, — Дейнерис улыбнулась немного смущённо и даже застенчиво. — Я вся твоя! — развела руками Яра. — Всё что захочешь! Говори уже! Куда плыть? Кого убить? — Никуда не надо плыть. Наоборот, сюда через несколько дней должен прибыть корабль из Эссоса, некоторые жители Залива Драконов пожелали пойти за мной, жить здесь на Драконьем Камне, но они не твоя забота, их уже ждут, встретят и в общем разберутся, но если что ты будь готова, что со всеми внезапными вопросами к тебе побегут. Мелочи как обычно, разберёшься без труда, но я всё-таки заранее предупреждаю. И будут ещё трое, вот тут надо про каждого сказать. Во-первых, чародейка, она жутко странная, может чего сказать, потом долго не забудешь и права почти всегда, зараза такая! Ты главное не впадай в тягостные раздумья, если она тебе что скажет — любое пророчество ещё и истолковать надо правильно. Она может ещё и не скажет ничего и зря я тут волнуюсь прежде времени. И она скорее всего уйдет бродить одна по острову или засядет где в укромном уголке и главное её не тревожить. Вторая — красная жрица и вот тут я прошу тебя всё свое терпение собрать и приложить к тому, чтоб не свернуть ей шею, она прямо просить будет, руки сами потянутся. Очень одарённая она по этой части, любого доведёт до жуткой ярости. Так что крепись! Она мне сильно дорога, это я на случай если всё же доведёт, напоминаю. И да, она вот совершенно точно в народ пойдёт, всех донимать вопросом веруют ли они в Рглора и почему не веруют, ну и конечно будет всячески склонять всех немедля уверовать. Пускай склоняет, не мешай. Если кто вдруг ощутит в себе потребность уверовать — тоже на здоровье. А так она вообще большая умница и ничего страшного не вытворит. И третий — мейстер, вот он тебе понравится, я обещаю, проблем с ним никаких, разве что погулять тут с ним везде и всё ему показать, потому что он не такой прыткий как эти две. Вот так вот. От таких подробных и обстоятельных объяснений Яра немного даже растерялась. Нет, не сложно совсем встретить прибывших, учесть особенности гостей и вывести мейстера на прогулку пару раз, только вот сама-то Дейнерис где будет?! Вопрос этот она ей задала незамедлительно. — Дени, а ты куда собралась? — Под комод полезу, за той самой фигуркой. Ну и заодно встречусь с прошлым и загляну в лицо своей смерти.