***
Большой зал обычно украшен четырьмя флагами факультетов, но не сегодня: прошел первый квиддичный матч Пуффендуй-Когтевран. «Орлята», к сожалению, проебались. Они особо-то в этом году стремились к кубку за спорт, но школьный выйграть хотели, оттого и дулись. В особенности — седьмой курс. У них это последний год и проебывать амбициозные «птахи» точно не хотят. — Дань! — Ани, что до этого отмечали что-то в бланке старост, подсели к вернувшемуся сегодня Мустаеву. Точнее, конечно, писала Серговна, но Смирнуха маячила рядом. — Подними настрой факультета, расскажи, как свадьба? Невеста красивая? — защебетала Анечка на английском, подпирая щеку. Она жадно ждала рассказала — подробного! — от парня. Все-таки узнать хотелось быстрее, а идти к Музыченко и Личадееву — бесполезно. Никитина кивнула, улыбнувшись. Интересно было и самой старосте, но статус не позволял так — в открытую — спрашивать. — Ничего особого, — отмахнулся когтевранец. Примечательно, говорил он на русском — явление редкое. — Обычная мафиозная свадьба… Серговна впала в ступор: какая к черту мафиозная свадьба? Не может этого быть! Девушка пялилась прямо перед собой некоторое время, пока ее не постучала по плечу подруга. Анечка не акцентировала внимание на слове «мафиозная», потому не очень понимала, что с Никитиной. — Ань? А, Ань? Все нормально? — помахала рукой перед лицом рыжая. Никитина не ответила. Она продолжала молчать, пока злостно не прошипела: — Что значит «обычная мафиозная свадьба», Дань? — выделив слово, которое ей было не понятно, она посмотрела своими глубокими — внушающими — глазами на парня. Было некомфортно сидеть под таким взглядом Серговны. Она Мустаева будто сейчас на сквозь прожжёт. А самое главное, Даниил не особо понимал, какого хера? Он был уверен, два товарища давно рассказали подругам о том, кто они. — Ну… свадьба, как свадьба: выпили, поговорили о достижениях, шкуру медведя подарили. Не каждый день, конечно, на таких бываешь, но как у всех. — Мустаев проговорил это совершенно спокойно, как обычное дело, хотя непонимание все же отразилось в полной мере. — Так-так-так! Стой, что за мафия? Как мафия? Откуда? — осмыслив весь разговор, Смирнуха оживилась. Её пальцы пробежались по своей же руке, ущипнув, — не чудится. Выдерживать, как от тебя добиваютя истины две пары стойких и упертых глаз — невозможно. Даниил всем сердцем пожалел, что Анечки не на Гриффиндоре, но все рассказал: о дедушке, мафии, о наследниках. Получать проклятие от двух неплохих волшебниц совсем не хотелось. Анны внимательно кивали, уже запланировав, что сразу после ужина они все-все разузнают от друзей-шляпников. Официально теперь.***
После ужина Юра с Пашенькой так и не пересеклись. Оба отправились смотреть на горы того, что пропустили. В коридоре, правда, Пашу увели за угол когтевранки. Намерения выяснить, какого хера у них происходит, превышало желание Личадеева разобраться с домашкой. А ведь Кикир — сука — жрет еще… — Пашуль, а ты ничего не хочешь нам рассказать? Личадеев откровенно не понимал, чего от него хотят подруги, но паника накатывала хотя бы просто от того, что они явно что-то знали. А что они могли узнать? Что Паша последнюю неделю мучал себя мыслями, словно был не неравнодушен к наследнику? Но это узнать они не могли. — А что вам рассказать? Свадьба прошла хорошо, все веселые, довольные, невеста — красивая. — Нет, шляпник, это мы уже узнали. Что скажешь насчет мафии? — староста начала возмущаться. Её совсем не радовал тот факт, что их друзья скрывали такой большой аспект своей жизни. — Почему вы не сказали сразу? Почему мы должны узнавать это от Мустаева, который терся с вами? Слизеринца нахлынуло — он совсем не ожидал такого. Сделав быстро вывод о Мустаеве, Паша не показал шока на своем лице. Пытался. — Не понимаю о чем вы… — строил из себя дурака юноша. Злиться начинала уже и вторая девушка, потому палочка в её руках теперь угрожающе была направлена в сторону товарища. — Ладно, ладно, — парень поднял руки, показывая что сдаётся, — Вы никогда не спрашивали! Палочка была все ближе к горлу Павла, а взгляд девушек все грознее. Злить их еще больше не стоило, вдруг правда, порчу нашлют — они могут. — Все, понял, рассказываю… Около десяти минут — кратенько еще! — Личадеев рассказывал про их жизнь, параллельно думая как он побьёт Мустаева, или не он. Юре рассказать все стоило, поэтому сразу после расспросов он набрал по смартфону друга и направился к нему. Связь плохая, но — Пашенька уверен — удача ему поможет. Удача и много наглости.***
Проник в гостиную Гриффиндора Личадеев нелегального, отступив от попыток дозвониться товарищу. Он прошмыгнул за стайкой четверокурсников, хотя игнорировать такого «лося» было невозможно. Хваленные храбрецы сразу хотели бучу на Пашеньку скинуть, но тому везло и Юра выскочил из стороны спален быстрее, чем на слизеринца начали гнать. Удача и наглость — вот, это ключи решения всех проблем. — Паш, ты ебанулся один во «львятник» идти?! — ругался скрипач, застегивая ширинку криво подвернутых брюк. Если бы не Ивнин, то Личадеева с чистой совестью отпиздили. Продолжая ругаться на русском, Музыченко-младший схватил за руку товарища и выбежал вон. — Какого черта?! — продолжал возмущаться гриффиндорец. Его дорогие «львята» никогда бы не пожалели «змейку». Как минимум, истерики пустили сглазы. — Юр, футболка…- под таким напором Пашенька только и смог указать свободной рукой на вывернутый логотип «Тhe Beatles». Гриффиндорец, обругивая неосторожность друга, снял её, светя голым телом. Выворачивая вещь, Юра продолжил: — Какого хера, Пашенька?! — Ой, Юрочка, тебе так повезло, что ты ушел раньше, пиздец, — Личадеев активно жестикулировал. Он был просто в бешенстве — Во-первых, Мустаев, нахуй, все рассказал Анечкам, во-вторых, эти бЕзОбИдНые девушки прижали меня и пытали! Почти…- срываясь на крик, парень вываливал все на Юру, совершенно не жалея нервы друга. Получив шокированный взгляд собеседника, он продолжил: — Мне пришлось им кратко все рассказать, что ты наследник, я - помощник, и бу-бу-бу… Иначе бы я без порчи не вышел, серьезно, Юр… Уже не так агрессируя, но ненавидя Мустаева, он смотрел на Музыченко, пытаясь понять ход мыслей. Не влетит ли самому Пашеньке за то, что не выдержал? — С-у-к-а, — констатировал Музыченко-младший, надев, наконец, футболку. — Блять, ему пиздец! Достав из кармана брюк свою палочку, гриффиндорец, не дожидаясь товарища, припустил к комнатам Когтеврана. Сейчас парню было совершенно наплевать на то, что левая штанина раскаталась, а любимая скрипка лежит на его кровати, в общей спальне. Слизеринец сначала недоуменно смотрел в след, но, опомнившись, побежал следом. Несмотря на то, что Даниила он теперь душой презирал, от убийства Юрочку дедушка не отмажет. В Англии влияние все же меньше, нежели в России.***
Мустаева наследник нашел на третьем этаже. Парень общался с какой-то когтевранкой с пятого курса — свиданка, может, или что еще. Правда, Музыченко это не остановило: он пустил проклятие в Даниила, совершенно наплевав на близко стоящую девушку. Завязалась, естественно, драка на волшебных палочках. Проклятия и сглазы, порчи — все это дерьмо посыпалось на парней, пока Юрочка, психанув, не вмазал кулаком в лико Мустаева. Тогда разбираться начали кулачно. Драка была не самой длинной из юриной истории. С тем же Личадеевым он дрался до переломов, а тут дама N — походу, все-таки подружка Даниила — привела Анечек и Личадеева, который искал парней у гостиной «орлов». — Юра, блять! — Паша подбежал первым, пытаясь оттащить Музыченко, — Прекрати его пиздошить! Слизеринец положил руки на плечи и крепко — до боли — сжал. Это помогло скрипачу вернуть более трезвые рассуждения. Он прекратил потасовку, сверля когтевранцев черными очами. Анечки уже окружили Мустаева: он явно пострадал больше гриффиндорца. С помощью палочки Анна Серговна подняла его в воздух, намереваясь в гостиной факультета помочь с восстановлением. Девушкам, если честно, в головы даже не пришло, что такое может случиться из-за мафии. Рассказал — и что? Не убивать же! — Потом поговорим! — скомандовала староста, хватая за руку шокированную Анечку. За ними плавно плыл обездвиженный когтевранец.***
Миртл выла: она летала по своему любимому санузлу, неумело напевая жалостливую песню. Мурашки непроизвольно окатили кожу. Юра сидел на полу — по-турецки, — пока товарищ пытался убрать синяки с его лица. Музыченко, может, и сам бы смог, да только вряд ли ему Паша палочку отдаст. — Вы рано пришли, — выдохнул на русском Юрий. Присутствие мертвой девочки его совсем не смущало. Не в этот раз. — Паш? Хер ли ты гнев с ним на милость сменил? Синяки и ссадины были бесследно убраны, а палочка покладена-положена обратно в мантию. Правда, в личадеевскую. Ко «льву» она вернётся тогда, когда тот успокоится полностью. — Потому что знаю я тебя не первый день. Ты его сейчас убьешь, а потом мы будем получать пиздюлей! Нас выгонят, и дед твой будет просто в восторге! Парень сел рядышком аккуратно и пихнул Юрия в плечо. Разговаривали он на русском, внимание на приведение никто не обращал, что уж она им сделает, раз даже не понимает? Да и не до этого было. Находиться в компании друг друга было приятно, и не важно, что только что было. — Я не настолько агрессивный, Паш-милаш, — отмахнулся Юра, прижимаясь затылком к холодной стене. Мозги кипели, нервы — тоже. — И все же нужно было ему хотя бы нос сломать — не считаешь? Личадеев пока молчал, как, собственно, и призрак девочки. Ответа ожидать явно не следовало. Рвано выдохнув, Юрий раскатал вторую — правую — штанину. Симметрия, блять. — Нос — можно было конечно, но ты его и так неплохо, — уголки губ не умышленно устремились вверх, волосы лезли во все стороны. Курить снова хотелось. Парень достал сигареты из кармана. — Будешь? — он протянул открытую упаковку, а сам уже успел прикурить. Не успели они и дня провести в замке, как уже нашли на свои задницы проблемы. Узнай об этом кто-нибудь из деканов — мало не покажется. — Баллы, блять, отнимут. Снимут под сотню, и пиздося мне от Поперечонеса — твой декан не хочет взять меня под опеку? Я каждый день приближаю Слизерин к победе, — пошутил — пытался — Юрий, забирая предложенную никотиновую дозу. На душе даже хорошо стало, спокойно. — Ты всю неделю нервный, что пиздец был — из-за детей так загонялся? Молчание. Дым от сигарет поднимается к полотку. Миртл ругается и ныряет в полоток. — Личадеев, блять, не молчи! — Ну… — сбежать от разговора ни у кого не получится. А Юрка будто знает, чем у парня голова забита. — Нет, дети тут не причём. После того поцелуя на свадьбе мир перевернулся с ног на голову: Паша осознал, что его лучший друг для него последнее время совсем не лучший друг — он большее. В его компании приятнее, спокойнее и уютнее, чем в любой другой. — Я долго думал… Ебал себе голову, после того поцелуя. Он застрял во мне, и я не могу его забыть. Я понимаю, что испытываю, но одновременно — нет. — Хуйню ты испытываешь, — спокойно ответил Юра, закуривая. Он взьерошил свои волосы, скрючивая спину. — Я, собственно, тоже — врать смысла нет, да и дерьмо это общее, Пашуль… Опять неловкое молчание. Слизеринец не понял, правильно ли понял слова парня. Радоваться ему или проклянать себя? — Паша, Павел, Паш-милаш, Пашенька — имя у тебя красивое, блять, Личадеев, — совершенно не в тему поделился Юрий, выпрямяляя спину. Он, откинув почти выкуренную сигарету, выдохнул дым в изученное до миллиметра лицо «змейки». Нервный смешок тихо отдался эхом по комнате. Миртл так и не появилась. Над парнями висло неловкое молчание. Паша. держа сигарету зубами, пустил руки в Юрины волосы. Шляпы оставили в комнатах — не за чем они были. — Юра, Юрочка, Юрец, Юрка, ебать, давай попробуем? По-человечески? Сердце уже не отбивало свой привычный ритм, а вырывалось наружу изнутри. Было страшно, неловко и желание поцеловать такое юрино — чье ж, блять, еще? — лицо Музыченко никуда не уходило. — Интересное предложение, — отметил гриффиндорец, кладя руки на предплечья Личадеева. Он, ухмыльнувшись чему-то своему, выдернул сигарету Паши, притянул того к себе, целуя. Невесомо, спокойно, словно целовать парня — это бытовая потребность. Юрочка чувствовал наплыв эмоций: от страха до желания — последнее побеждало. Хотелось большего Пашеньки, чем было сейчас, но спешить не стоит. Последний того не заслуживает. Рука Личадеева сжала волосы «льва», притягивая ближе. Неописуевая радость контакта, таких отношений и немого согласия — Павел ликовал, полностью падая в объятия парня. Шершавая ладонь гриффиндорца медленно поднималась ближе: плечо, шея, щеки. Родное лицо — теперь его Юра мог касаться. — Время пришло расставить все по местам, Пашенька, — проговорил в губы наследник мафии, не собираясь убирать свои руки от тела слизеринца.