Во все руки

— Женя? Марго? Стуча по деревянной двери одной из комнат, Эд недовольно хмурился; где они могли быть в столь поздний час? — Ой, кто это? — прозвучал весёлый голос за спиной Эдуарда, отчего тот немного нервно дёрнул бровью и развернулся. — Извините. Я Герба. Девушка протянула руку, и мужчина доброжелательно кивнул ей, якобы говоря, что не намерен целовать. Перед ним стояли три девушки, одна из которых была подвыпившая. — Приятно познакомиться. Марго, ты не видела Данилу? Или мелкого? — Они сидят там, — руками пытается показать нос теплохода, — и болтают уже час где-то, морозятся. В это же время, всё на той же лавочке. — Потом мы встретились, когда ты привёл его. Он ничего так и не рассказал по этому поводу. Насколько я знаю, его туда продал Крид как бойца. Козловский не заметил, как уже почти начал выкуривать фильтр, и, выбросив окурок, потянулся за пачкой вновь: одной ему не хватит. Не обращая внимания на сложное выражение лица Женьки, что, кажется, тоже вспоминал не самые лучшие моменты с Эдуардом, он приложил сигарету к губам и начал искать зажигалку. — А вы помните дату? Козловский задумался, поджёг сигарету и, прикурив её, взял в пальцы. — Между пятым и седьмым. — Это было седьмое, — хриплый голос над их головами звучал расслабленно. — Меня обсуждаете? А я то думаю, чего у меня старые шрамы заныли. Отбирая сигарету у Козловского из рук, он пихает их локтями, перешагивает лавочку и садится прямо посередине. — Меня он не продал, ему разве это нужно? Отдавать меня в эти лапы. Герцог сам меня нашёл, пригласил посмотреть на собачьи бои, связанным. Менял жизнь твоей семьи и репутацию на меня, как на собаку, — разъясняя всё, он даже не курил, а просто смотрел, как горит сигарета. — Если бы я не согласился, умер бы прямо там. Эта игра изначально была нечестная, так что я не считаю себя виноватым в том, что ты не смог сбежать. — Ты так говоришь о моей жизни, словно я для тебя никто. — Не дуйся, — Эд опускает взгляд и возвращает сигарету Козловскому. — Он заставлял меня выходить на ринг, пока я не выиграю. Конечно я не приходил, даже к нему в кабинет отдохнуть. — Три дня? — По три боя, и в качестве наказания сидел в камере где-то рядом с тобой часами. Ты не замечал? — Эгоист, — посмеялся Данила и, встав с лавки, решил уйти. Никто его не останавливал, а Женя, что, кажется, подслушал то, что ему знать не стоит, молча смотрел куда-то на воду, переваривая информацию. —Эй, — подзывает Эд. — Зайдёшь? Приобняв его за плечи одной рукой, Выграновский начал что-то искать в карманах и скоро нашёл баночку с мазью, после чего вручил её в руки к Жене. Последний удивлённо раскрыл свои яркие голубые глаза и сходу повернул голову в сторону друга. Он думал, что эту баночку тот уже давно выкинул. — Помощь твоя мне нужна, слышишь? — Слышу. — Правильно говорить “спасибо”, — мужчина с улыбкой встаёт с лавки и медленно направляется в сторону своей комнаты, между тем смотря на медленно угасающее торжество. — Ты же с Марго должен был в комнате жить, да? — Да, но она говорила, что ночью... — не успевает он закончить, как его перебивают. — Приведёт своих подружек? Хитрая усмешка Эдуарда была счастливой и даже заинтересованной. — Что? Нет! — А вот и да. Спорим, она сейчас там с девчонками? — Откуда вы знаете? — Догадался. Женя сразу умолк и на момент даже посмотрел в небо, словно бы то было в силах ответить ему, ложь это или нет. В любом случае, выбирать ему особо не приходилось, поэтому он спокойно шёл за мужчиной и не задавал лишних вопросов: видимо, всё ещё не привык к такому резкому изменению настроя с его стороны. Так и ждал, пока тот не отправит его в какую-нибудь лавку или не заставит что-то делать, возможно, даже читать на английском — так он утром издевался над Женей, заставляя его читать газету и смущаться своего акцента. Утром он так прочитал почти шесть страниц, после чего завопил от недовольства — слишком много сложных, связанных с политикой слов. Не успел он перебрать все виды издевательств, что мог придумать и уже в большинстве своём воплотить в жизнь, так его прервал настороженный мужчина. Он заметил это за счёт опущенной вниз головы. — Что ты делаешь? — Что? Женя смотрел в затылок, рассматривал татуировку в виде кастета. Больше он ничего не делал, даже думать иногда забывал. — Ты странно дышишь. — Что? Посмотрев на Эда в очередной раз, он немного наклонился вперёд, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке. На лице у него было лёгкое удивление, а с головой, вроде, всё было в порядке и до этого. — Ну, типа громко, сопишь. Короче, — Эд махает рукой и уже молча идёт к комнате, до которой оставалось два переплёта и одна парочка у стенки, что о чём-то увлечённо болтала, даже шепталась. Нащупав ключ, он скоро открывает дверь, зачем-то пристально смотрит на пару и усмехается. — Вы их спугнули, — с явным смешком в голосе сказал Женя, смотря на уходящих, что со странным видом иногда оборачивались назад; скорее всего, от вида Эда они потеряли всякий настрой на романтику. В голове парень записал очередной минус татуировок — они могут быть пугающими. — Может, я сначала зайду к себе? — Не стой на пороге, — тянет парня на себя и закрывает за ним дверь. — Там Марго не одна, я видел её и трёх женщин не в лучшем виде. Но если хочешь оргию — прошу. Естественно, Горак сразу же понял, что идти туда сейчас не очень хорошая идея. Он и сам знал, на личном опыте, что если остаешься с кучей девчонок в одной комнате, то, скорее всего, тебя просто замучают. Начнут рисовать на тебе помадой, заставят во что-то играть, или просто кинут в игнор и начнут болтать и танцевать — последнее тогда уже радовать особенно не будет. Шумно выдохнув носом, он достал из кармана мазь, что ему недавно вручил Эд, и встал перед кроватью, ожидая, пока мужчина не разденется. Смотря на переплетённые между собой рисунки на теле, ему казалось, что те скоро оживут и начнут жить своей жизнью — при каждом движении они двигались следом и казались совсем новыми. Мужчина сел перед ним спиной, и взор сразу же пал на кастет, под которым было написано “только нал”, и, если он правильно понял, это значило именно то, о чём он думал. Смешок слетел с его губ, и чтобы не казаться глупым, он сразу решил спросить, правильно ли он понял эту фразу. — У вас тут написано “только нал”? — он улыбнулся ещё раз, но потом переварил это в голове и сразу же стал серьёзным; если задуматься, то это звучит не так уж и смешно. — А, да. Это из-за работы, — фраза завела Женю ещё в больший тупик, но он продолжал точечно наносить белую мазь на шею и сдерживать свой смех. Всё-таки это было смешно. — В основном раньше указания давал Козловский-батя, и он всегда был в приоритете, несмотря на схему “начальник моего начальника — не мой начальник”, — не было ясно, зачем именно Эдуард прямо сейчас это объяснял, возможно, он просто не хотел закапывать Данилу в глазах Жени. — Мы все были подданными в первую очередь его отца. Тогда он заставлял меня выбивать деньги из должников и заниматься плохими делами, но и то было лучше. — Он заставлял тебя заниматься проституцией? — Нет, — Эд немного задумался, даже немного удивился, заметив спокойное лицо Жени. — Скорее, эскортом. — Паршивец, — грозный голос разносился по большой комнате и бил в уши. — Думаешь, сделал один рисунок и теперь можешь делать их без моего спроса? Красивое “Эдди” красовалось у него над бровью. — Закрасишь. Пока не закончишь с тем американцем, даже не думай, что куда-то денешься от этого. И так каждую неделю. Костяшки. Ладони. Добил татуировку на груди. Потом предплечье. Второе. Шестёрки на ушах. Доллар на щеке. В конце концов, когда Александр отпустил все его выходки и отпустил с работы эскортом, он повысил его до звания коллектора. Сразу после этого на плечах Эдуарда появились крылья. — Это была весёлая предыстория к моему становлению мужиком-коллектором. Там было не так весело, но и не унизительно. — Ты же сейчас... — на мгновение Горак задумался о том, как ему правильно выразиться, — делаешь то же самое, что и тогда? Молчание не следовало после этого, ибо за дверями было слышно, как шумно ходят люди, как они болтают и веселятся; немного обидно сейчас думать о том, что такая судьба вполне реальна не только для Эда, но и для женщин. Например для той же Марии эта история казалась бы невозможной. — Сейчас это реально проституция, — сморщив нос, кажется, из-за неприятного ощущения мази на спине, он решил сразу ответить на все вопросы Жени. — Мне это не в кайф. Конечно, эти слова никак не порадовали парня, а блестящие глаза, кажется, потускнели и почти стали серыми. Он до этого спрашивал у Козловского, тогда, в машине, а бесконечные подколы по поводу легкомысленного образа жизни Эда создавали о нём не лучшее впечатление. — Условия не дают мне выбирать. Либо я сплю с ними, либо сдыхаю. И так каждый чёртов раз! Скорее со смехом, чем со злостью, отзывается по этому поводу и продолжает смотреть в свой телефон, не читая ничего и не замечая. — Зачем вы с ним? Он опять задумался о Марии. Если так подумать, он ведь недавно совсем спрашивал её о том же самом. Почему она после всего того, что с ней было, согласилась работать на Данилу? Почему опять проституткой, в самом худшем смысле этого слова, и почему всё-таки сейчас есть спрос на живые тела у таких влиятельных людей, и почему он дороже всяких денег? — Меня попросил его отец, и, если хочешь знать, я с ним с самого детства так-то. Без него бы я умер ещё раньше. Она тогда ответила ему, что больше ничего не умеет. И если бы она не согласилась работать, то тогда бы её жизнь была скучной; она говорила, что ещё успеет развиться, выучиться, а сейчас она слепо следует — как тогда, когда ушла из материнского дома — за своими фантазиями о том, каким может быть ярким мир. Сейчас слова в гостях у Анвара не казались ему бессмысленными, и Женя только глупо смотрел на плечи, покрытые перьями. Насколько старые эти шрамы и кто их мог ему оставить, если, как он говорит, набил их только после того, как перестал быть эскортом? — Вы ведь разумный человек, — неожиданно слетает с языка, и Женя неловко краснеет, понимая, что только что оскорбил человека. — Неа, — отвечает без раздумий. — Давай сменим тему, иначе реально сейчас старые шрамы раскроются. — Окей. Только Женя начал раскрывать свой безумно болтливый рот, как понял, что не придумал тему. Облизнув собственные губы, он нахмурился, обошёл Эда кругом и принялся продолжать втирать лекарство, но теперь уже на руках. Он правда не знал, о чём им стоит поговорить, если тема с работой теперь запрещена. Молчание на этот раз бесило; даже за дверью люди больше не ходили. — Ладно, понял. Спрашивай, что хочешь, — крайне быстро дал разрешение и спокойно закрыл глаза, ожидая что-то вроде "как вы к этому пришли" и "не думали ли вы грохнуть его". — Зачем вы набили крылья? Руки Жени скользили по рисункам крыльев, покрывающих белые тонкие шрамы, и с болью втирали лекарство, не беспокоясь о том, что они могут заныть. Эд же дёрнул рукой, досадливо потёр локоть, покрытый паутиной, и отобрал банку. — Набил после того, как перестал быть эскортом, — вбирая мазь на пальцы, он самостоятельно начал обрабатывать уже хорошо зажившую рану на животе — это единственный шрам, который у него реально болел в последнее время. — Это глупо. — Согласен. Толку от них. Глупо смотря на собственные руки, покрытые прозрачным слоем мази, он в последний раз мажет ладонью по плечу и уходит, чтобы смыть всё со своих рук. — Я пойду спать. — Женя, — негромко говорит и смотрит в сторону стенки, за которой тот испарился. — Если будешь дрочить, то смой мазь! После этого слышится громкий стук чего-то и тихий смех Эдуарда, который уже закрывал баночку. Вроде прошло не больше десяти секунд, но он уже без раздумий идёт в сторону раковины, чтобы тоже помыть свои руки. На пути он встречает спину Жени, который подозрительно завис у раковины. — Чё, реально? Печёт сильно? Вставая на носочки, он заглядывает к нему через плечо, но видит, что тот просто завис с открытым краном. Только позже, обратив внимание на красное пятно на щеке и шее, отстранился. В таких делах он был правда не очень, никогда не мог успокаивать людей, и поэтому просто встал спиной к спине и даже немного облокотился на него. — Всё? Заметив, что дыхание стало спокойнее, он обернулся, словно бы надеялся, что что-то увидит, и шумно выдохнул. Проблемный, всё-таки, был Женя. Слишком сильно добрый и жалел Эда даже за его собственные решения; и как только он, интересно, раньше дрался? Как мог спокойно участвовать на скандальных вечеринках? Как с пистолета стрелял, не попадая, но стараясь? — Извините. — Ух, — выдохнув, Эд кивнул самому себе. — Нормально. Тебе тяжело. — Что? — Ну, ты же уехал от родных. — Нет, если честно, я просто... — немного задумавшись, Женя решил не усложнять. — Да. Никогда не думал о них так, как сейчас. — Мы ещё вернёмся туда, — обходя парня, он подходит к раковине и берёт в руки мыло. — Считай, что тебя отправили в лагерь. Вожатый Эдик следит за тобой, и уже час спать. Дуй отсюда. — Я ещё руки не помыл. И зубы. А как же вечерний перекус? — Кто успел, тот успел, сдрысни, — вытерев руки махровым полотенцем, он кинул его Жене и пошёл спать первым. Уже когда он разлёгся на кровати, прямо на одеяле, до которого ему нет дела, взял в руки телефон и написал пару сообщений кому-то — о том, как себя ведёт Женя и о волнах, от которых хочется спать. Кажется, кто-то хорошо ему знакомый заставляет его забыть про боль где-то под животом, и скоро он вырубается, забыв поставить телефон на зарядку. Женя не задаёт лишних вопросов, сам ставит телефон и читает "тоже буду на пляжу завтра", всплывшее на экране. Читает и ложится спать.