Бит-поколение

Знаете, я никогда не был неженкой, но, о Боже, Сехун, милый, прикрой свой срам. И, нет, я не рассматриваю его пресс. Я смотрю на пупок. Именно туда. Очень милый пупок. О, нет, эти чёртовы кубики. Подождите-ка… Сехун ходит в качалку? Всё моё возбуждение превращается в неудержимый животный смех. Я просто не могу представить этого мистера-радужного-пони с серьёзной рожей, поднимающего гирю. - Во-первых, оденься, - я стараюсь сделать непринуждённый вид. – А, хотя… Впрочем, ходи так. Сехун, видимо, только сейчас осознал неловкость своего положения. Его щёчки покрыл невинный девичий румянец. Отлично, если мы и делали что-то «гимнастическое» этой ночью, то я явно был «на высоте». - Во-вторых, что ты тут делаешь такой весь горячий и полуголый? - Ты разве не помнишь, хён?.. Я осторожно встаю с кровати. Боли в задних полушариях не наблюдается и, чёрт возьми, это не может не радовать. - Сехун-а, у тебя ничего не болит? – я сонно зеваю. - А-а-а должно? – он пятится назад и осторожно садится на беконовскую кровать. Мой взгляд падает на распотрошенный чемодан у входной двери. Кажется, я начинаю кое-что припоминать. - Ладно, давай без прелюдий и по порядку. Я помню ровно до того момента, как Бекон намешал что-то очень алкогольное с чем-то ещё более алкогольным, а потом наблевал целую ванную. Я рухнул на кровать рядом с Сехуном, по вибрации постели было слышно, как у того сжалось очко от моих действий. Не бойся, мой раб, я буду приличным. Некоторое время. - Я шёл по общежитию и долго не мог найти вашу комнату, - начал, запинаясь, Се. – Но когда услышал крик «Бекон, я буду жарить тебя до золотистой корочки», сразу понял, что ты где-то рядом, хён. Смышлёный малый этот Скитлс. Мне нравится. - Когда я наконец-то добрался до вашей комнаты, вы, - Сехун нервно сглотнул, - были немного не в себе. Ты натирал этого парня, Бекхёна, каким-то маслом и подозрительно хихикал. Я покосился на одиноко стоявшую пустую бутылку льняного масла на тумбочке Бекки. Видит Бог, я охуел, как никогда в жизни. - Потом ты впихнул ему в руки листок с корявой картой. В конце пути, кажется, было написано «Член Пака». Бекхён ушёл, и только тогда хён меня заметил… - Тормози, дружок, - я заткнул Сехуна подушкой. – Ты мне так и не ответил, что ты тут делаешь? - Живу. - Оу… - Мне предложили жить в комнате Чанёля и Сухо, но я отказался. - Можно спросить, почему? - Когда я зашёл к ним в комнату, Сухо бил Чанёля ногами, за то, что тот подтёрся в туалете вырванными листами из зачеток вашей группы. Вполне нормально. Я печально вздохнул и погладил Сехуна по голове. Уж лучше этот бедный ребёнок живёт здесь. Мы-то с Бекхёном только под градусом буяним, а у тех драчунов стабильно по жизни всё очень тлен. Кстати, о Беконе… - Сехун, а ты случайно не знаешь, где Бекхён?.. Я осматриваю комнату и нигде торчащих, хотя бы по отдельности, конечностей не нахожу. Особого специфического запаха жареного мяса тоже не чувствуется. - Ты же вроде ему карту до чл… Я по-бабски закатил глаза. Минус пять очков Гриффиндору, Сехун. Учи матчасть. Вряд ли бы Бекхён, который уже пятый год источает кипяток таких градусов, что можно яйца вкрутую в нём за секунду варить, при виде Чанёля, пошёл бы и так просто признался в своих чувствах. Нет, он будет страдать, ковырять зубочисткой мои драгоценные нервы, напиваться до беспамятства, крепить на супер-клей к моей роже фотку Пака, а потом домогаться. Всё что угодно, но не признание. Просто Бён знает, что Чанёль ничего, кроме пафосного восторга его телом и анатомией, не испытывает, и если Бекхён пойдёт и расскажет всё ему, то, скорее всего, Ёль покажет старый добрый фак. Который год я завязываю свои извилины в узлы, в попытках найти решение этой проблемы – ноль. - Не всё так просто, Сехунни. Он не мог пойти к Паку. А тем более на его пятую конечность, к которой я так заботливо нарисовал карту. - А как же натура? - Прости, что? В моей памяти зашевелились подозрительные злорадствующие тараканы. Вспышки воспоминаний на пару с похмельем делали адскую боль моей бедной голове и всему от неё отрастающему. - Ну, разве Бекхён не пошёл позировать Паку для его диплома? – Сехун отодвинулся от меня подальше, чего-то опасаясь. - Сехун, резче разъясняй, резче. Ты что, не видишь, что у меня туманность остаточная в черепной коробке? - Хён, ты сам мне вчера рассказал, что у Чанёля заветная мечта нарисовать на диплом обнажённую натуру Бекхёна, и он об этом уже полгода ноет… В мозгах копошатся червяки и нашёптывают страшные вещи. Я вспоминаю мою вчерашнюю алкогольно-гениальную идею - подмешать подозрительных таблеток Бекхёну в пойло, чтобы того наверняка контузило, и уговорить пойти позировать Чанёлю, авось тот проникнется наконец-таки к Бекону чем-нибудь, кроме своей половой системы (сердцем, например). Я идиот. Сказочный олений идиот. А ещё я чувствую себя сутенёром. Где мои леопардовые леггинсы, которые я припас на чёрный день? - Не расстраивайся ты так, - Сехуна явно беспокоят мои яростные вбивания ладоней в рожу. – Может быть, обошлось всё. Ладно, давайте подумаем логически. Тут существуют несколько вариантов. Бекхён безобразно доступный, как кубики Сехуна, которые я обязательно пощупаю, когда разберусь со всей этой хренью, вваливается к Чанёлю. Дальше несколько разветвлений. Вариант А: Какая к чёрту голая натура, Бен Бекхён, я буду насиловать тебя с твоего же пьяного позволения. Шире ноги, я вхожу! Вариант Б: Какое счастье, я нарисую диплом с голой задницей Бекона. Пятёрка с плюсом мне обеспечена. Бекки, не двигайся, я буду рисовать тебя нежно. Вариант В: Бекхён, ты ебанулся или да? Но исход всё же один. И я его, достойно Ванге, извергаю: - О Боги, мой Бекон вскроет себе вены мастихином. Нужно срочно его найти. Не факт, что после обнажённого позирования Бекхённи так устал, что не удосужился снова одеться и теперь валяется где-нибудь в подворотне, покинутый Ёлем. Ой, не факт. Я, не обращая внимания на свою пижаму в задорных розовых слониках, выскакиваю из комнаты одним оленьим прыжком и тут же, на пороге, спотыкаюсь обо что-то безжизненное и расчёсываю зубами пол. Слышатся звуки, напоминающее икание мопса, у которого несварение желудка. Видать, это Сехун такой веселый парень и ржёт с моего полёта на близкие расстояния. Я издаю болезненный стон и обнаруживаю, что камнем моего преткновения оказался не кто иной, как староста всея академии - Ким Чунмён, что б его зачётками каждый день подтирались. А я-то думал, что бомж у нас тут Сехун. - Чунмёёёёён, - я злобно пихаюсь пяткой ему под нос. – Хера ты под моей дверью слюни пускаешь на коврике, бомжара позорная? - Может быть, ему плохо? – Сехун всё ещё похрюкивает. - Может быть, выкинуть его в окно? – я поднимаюсь. – Чунмён, коротун скалозубый, вставай или я тебя вытряхну вместе с ковриком. Староста медленно раздирает глаза и удивленно смотрит то на меня, то на Сехуна. - Здрасьте, - сонно лепечет он. - Здрасьте, - хоровое вещания меня и Сехуна. - Ой, а что тут делает полуголый Сехун? - ТЕБЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИНТЕРЕСУЕТ СЕЙЧАС ИМЕННО ЭТО, МОЛЬ НАДКОВЁРНАЯ? - я ожесточённо пинаю его ногами. – Я ИЗ-ЗА ТЕБЯ ЧУТЬ ЗУБЫ ПОЛОМ НЕ ПОВЫКРУЧИВАЛ. Чунмён хватает меня за ногу и начинает её кусать. Я верещу, как сука. Сехун в жёсткой облачности. Такие вот дела. Пятью минутами позже, когда Сехун обрабатывал мою искусанную ногу йодом, Чунмён излагал свою историю становления бомжом. - В общем, пинаю я Пак Чанёля, никому не мешаю. И тут залетает твой Бекон в явно глубокой кондиции. У Ёля аж всё поднялось, начиная духом и заканчивая другими отдельными местами. Бекхён что-то лепетал про диплом, обнажённую натуру и «компонуй меня полностью». Начал раздеваться. У Пака тестостерон из всех отверстий пошпарил. Он вытолкал меня ногами из комнаты и подпёр дверь шкафом. Я там час протолкался, - поспешно затараторил Чунмён. – Никаких всхлипов, стонов «Пак Чанёль, глубже!» и «Бекхённи, как узко». Кажется, они действительно рисовали. Я не спрашивал у старосты, откуда такие фразеологические познания, за меня это сделал Сехун, на что Чунмён показал средний палец и удалился со словами: «Идите сами выгружайте своего натурщика». На меня неуверенно глянул Сехун, бормоча что-то подозрительно матерное. Ну, что? Признаюсь, опять облажался. Может, обойдётся всё ещё. Не поволновавшись о смене внешнего вида на что-то более вменяемое, чем слоники, я лениво поплёлся к комнате Чанмёнов. Где-то сзади семенил Сехун, мелькая своей радужностью. Торжественно повышаю его с должности раба до статуса домашнего зверька с крутым прессаком, который можно использовать вместо тёрки. Очень практично, кстати. Бесцеремонно выбиваю дверь ногой и вламываюсь в комнату. За что? Просто, за что? Под аккомпанемент сехуновского словесного офигивания я наблюдаю картину не совсем маслом: Чанёль со спичками в глазах, но счастливо порхающий над огромнейшим, вот просто ТАКИМ ОГРОМНЕЙШИМ холстом, с которого на нас смотрит почти коварно улыбающийся голый Бекхён в позе Наполеона с чучелом фазана в руках. Правда, это всё в состоянии наброска, но, всё же, впечатляет. Я прикрыл глаза Сехуну, но, увы, поздно - запахло паленым мозгом. А вот, собственно, в бессознательном состоянии на кровати Чанёля одетый (хвала небесам) Бекон, мирно сопит в две ноздри и не подозревает о вакханалии, которая происходит в моей черепной коробке. - Чанни… ты что… СЛУЧАЙНО, КОГДА СЕБЕ ЧТО-ТО ТАМ ПРОКАЛЫВАЛ, МОЗГИ ЗАДЕЛ? ЭТО ЧТО, БЛЯТЬ, ЗА ИСКУССТВО ТАКОЕ ПИЗДЕЦОВОЕ? - Это прекрасно, - пафосно цокает языком Чан. – Вы только посмотрите на этого фазана. Мне, кстати, ещё пару-тройку сеансов с нашим Бекки не помешало бы. Чанёль шутливо подмигивает и облизывает губы, а я готов херануть этим «шедевром» ему по голове и несколько раз прокрутить на шее. - Я так понимаю, вы вчера знатно погуляли, - всё больше наглеет Ёль. – Бекхён настолько стерильно проспиртованный был, хоть за левую пятку на люстре подвешивай. Мои руки непроизвольно тянутся к шее Пака, но меня вовремя перехватывает Сехун. - Кстати, как насчёт ещё парочки таких «загулов», - Чанёль подмигивает. – Я заплачу. Я набираю в лёгкие побольше воздуха. - ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, ПОДЛЕЦ. Я ЧТО ТЕБЕ, БЕКОНОВСКИЙ СУТЕНЁР, ПРОДАВАТЬ ЕГО? ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ГОВОРИШЬ, ДУРШЛАГ АЛОРОЖИЙ? И сколько дашь за один раз? У Бекхёна высокий тариф. - Хён… - пищит Сехун. - Не мешай моему бизнесу, мелкий. Чанёль тянет свою кошачью ухмылку, а мне кажется, что всё-таки я самый лучший в мире друг.