Бит-поколение

Когда мне упорно начинает казаться, что я уже сдох, приходится пару раз вмяться с размаху головой в твёрдую поверхность, чтобы почувствовать отрезвляющие прелести жизни. В итоге в комнате ни одной живой мебели, а у меня, кажется, раздробились внутренние стенки черепа и теперь, плавая в жиже головного мозга, царапают подсознание. Сказочно! Последний раз, когда я смотрел на настенные часы, было четыре часа утра. Мой одноразовый товарищ на ночь подаёт первые признаки жизни, перетягивая на себя одеяло, а за окном уже светает. Это значит, что уже почти утро и пока я ровно один раз моргнул, пролетело несколько часов. Время слишком быстро летит. Впрочем, кого это волнует. Я резко вытягиваю ногу вбок и одним прицельным пинком выталкиваю парня с кровати, в жестокий и холодный мир, где тебя могут предать за порцию клубничного пудинга. Раздаётся эпичный грохот, как будто я Годзилла, который только что обрушил очередной небоскрёб. - Аррррр, - я рычу, аки зелёный динозаврик. - Ты чёртов эпилептик? – молодой человек, имя которого я качественно не помню, выражает возмущение, на которое, в свою очередь, мне наплевать. - А ещё я плююсь кислотой, которая в секунды проест гениталии до мозгов, ведь именно там их следует искать, раз ты не уловил момент, когда нужно проваливать. Ночная бабочка (или ночной бабочк?) скалится и мысленно натягивает меня на что-нибудь предельно острое, но всё-таки собирает по углам комнаты тряпки в виде одежды, кое-как накидывает их на себя и торопится уходить. - Стой, - перед самым выходом окрикиваю его я. – Там под дверью будет хладный неказистый труп, постарайся не споткнуться. Я ловлю сгусток агрессивного непонимания, считаю до пяти, после того как хлопает входная дверь, и, как и требует выработанная сюжетная линия прошедшей недели, слышу преисполненный истинного испуга крик. Спросите меня, что происходит? Сейчас попытаюсь объяснить. А теперь время сложных метафор. У меня случился выкидыш. Я долгое время вынашивал в себе слизкий, сосущий мои жизненные силы зародыш любви к Сехуну, а его взяли и вырезали канцелярским ножом без анестезии, а швы потом наложили степлером с ржавыми скобами. Примерно как-то так. Именно поэтому я встал на путь хаоса, самобичевания и зла. Ну и краткое изложение текущей ситуации. Тотальная ничья, обе стороны военного конфликта разгромлены морально и изувечены физически (отдельными частями). Бекхён в данный момент живёт с Сухо. Всё настолько плохо, что заботливому старосте приходится (не без инструментального сопровождения трёхэтажным матом) самому подкрашивать подводкой глаза Бекону, чтобы того случайно вместе с мусорными баками не загрузили в мусоровоз, уж больно от него веет протухшей говядиной, а так у него хотя бы макияж хороший. Чанёль так и застрял во Франции, Бекхён предусмотрительно сжёг его билет и забрал с собой все деньги. Наверняка Пак уже давно скормил себя голубям или вздёрнулся на дереве в каком-нибудь тихом парижском сквере, хотя его легко могут перепутать с гирляндой к Рождеству и так и оставить гнить и формалиниться до весны, а к марту, он, как собачья фекалия, покажется из сугробов снега и…. Ладно, кажется, мне нужен психолог. Нет, всё-таки психиатр. Что насчёт самого Сехуна? Фактически я не выгонял его из комнаты, но так как каждую ночь у меня тут своего рода вечеринка, он ни разу не осмелился сюда войти. Так и греет собой коврик у двери до самого утра, спотыкая об себя моих «гостей». Наверное, он заходит в комнату, когда меня нет, но это уже его личные проблемы. Мы так и не сказали друг другу ни слова. Вот такие пироги с черникой. И, знаете, каждый год во время сессии случается какой-нибудь апокалипсис, но в этот раз, скажу со всей торжественностью момента, это не просто конец света, это начало ада без блэкджека, шлюх и наркотиков, только страдания, слёзы и целенаправленная самоликвидация. Такими темпами можно и вконец в андеграунд податься, начать слушать тяжёлый рок, отрастить патлы и разбивать гитары о барные стойки. А ещё можно выпить самовар водки, проблеваться на холст, потом нарыдать туда же литр слёз, размазать всё левой пяткой в шерстяном носке, выставить на дипломный просмотр и сказать, что Сикстинская Капелла – полная лажа, а вот это истинная сущность всего с мощным авторским подтекстом. Без шуточек, мне нужна игла для лоботомии, буду в ухе ей ковыряться. Поэтому я и решаю этим утром заняться единственным, что держит мою психику за миллиметр до полной эвакуации – живопись. Даже при условии, что я кусок дерьма, на которое ведутся только под действием галлюциногенного гипноза, у меня всё равно не отнимут то, что я умею лучше всего. Я имею остатки своей былой привлекательности, когда надеваю на себя одежду недельной свежести, потёртый жизнью пуховик на два размера больше моей иссохшей тушки, шапку с оторванным бубенчиком, который уже четвёртый день покоится в кармане джинсов (когда он оторвался, я подумал в очередной раз попросить пришить его Бекхёна, но потом вспомнил, что он теперь овощ, а огурцам нечем держать иголку), закинул на плечо десяток килограммов сумки-мешка плюс этюдник, непосредственно предназначенный для моих грязных делишек в плане живописи. Не знаю, как я протиснулся в дверной проём со своими объёмами, но могу отметить, что ни обо что инородное не споткнулся, а значит, что Сехун зацепился пастью за пятку моего ночного друга и унёсся в далёкие дали. Хотя кому я вру, Скитлсу глубоко наплевать на то, с кем я сплю, ему бы только не замарать руки о мои педиковатые наклонности. Почти история Ромео и Джульетты. Ну, почти. Если вычеркнуть весь текст, кроме концовки с ядом и преждевременной смертью. Вот он я, шагаю по заснеженным улицам Сеула, а вокруг горы экологически чистого кокаина. Жизнь катится под откос, я за неделю превратился в грязную наложницу с километровым послужным списком, да, самое время слушать «Placebo» и читать Франца Кафку. Нужно заметить, что я пару раз стремительно прокатился всем скелетом по льду и каждый раз ловил себя на мысли, что вот-вот увижу порванные и затертые кроссы, меня поднимут и донесут домой. Но в итоге я валялся по десять минут на спине в ожидании чуда, а когда понимал, что сейчас середина зимы и все волшебники в Хогвартсе, скрепя костями, поднимался и продолжал свой путь. Не могу точно сказать, что искал, но точно скажу, что был уверен в том, что что-нибудь найдётся. Вся моя жизнь в двух словах. Несложно догадаться, что как только я нашёл подходящее место для этюдов в местном парке с настоящим замёрзшим прудом и уютными лавочками, мой телефон извергся как Везувий над Помпеями. Но занимательнее всего оказалось то, что звонил Бекхён. Если вспомнить, что он официально отрёкся от меня, назвав сутенёром без стыда и совести, лишенным права на амнистию, то этот звонок выглядит более чем странно. Я даже решил изменить себе и ответить. - Лухан?.. Ничего лучше для приветственной реплики, кроме как однозначно молчать в трубку, я не придумал. - Лухан, ты слышишь меня? Эй, чувак? К моим пальцам уже как несколько минут примёрзла кисточка, теперь можно отодрать её вместе с клочками кожи, и меня никто не сможет найти по отпечаткам, если я вдруг захочу кого-нибудь забить до смерти крышкой от кастрюли. - Я слышу твоё дыхание. Слушай, я звоню не просто так! Его голос звучал действительно обеспокоенно, и я на секунду подумал, что случилось что-то серьёзное. Но что может быть серьёзней моего осколочного ранения в груди? О небо, я слишком романтик, чтобы перестать подбирать глупые метафоры. В следующее мгновение прозвучит фраза, которая заставит меня инстинктивно кинуться куда-то вперёд, буксиром смести этюдник, тем самым переместить дислокацию палитры на свой пуховик. - С Сехуном случилась беда, он в больнице! - ЧТО, МАТЬ ТВОЮ? ПОЧЕМУ ТЫ СРАЗУ НЕ СКАЗАЛ? ГДЕ ОН? – я вопил достаточно мощно, чтобы лёд на поверхности пруда пошёл трещинами. И тут в телефонной трубке заметались тысячи голосов, начиная от Чунмёна и заканчивая, сейчас очень внезапно, Чанёлем. - ТОЛЬКО СПОКОЙНО!.. - ЛУХАН, СЛЫШИШЬ, БЕЗ МАСШТАБНЫХ ИСТЕРИК! ВДЫХАЙ НОСОМ, ВЫДЫХАЙ РТОМ! - Я ТАКОЙ ЗАХОЖУ В ОБЩАГУ!! - А ТАМ СЕХУН! - КРОВЬ! - ОТДАЙТЕ МНЕ ТРУБКУ ИДИОТЫ, ВЫ ЕГО СЕЙЧАС ДО СМЕРТИ НАПУГАЕТЕ!! Сказать, что я обосрался, ничего не сказать. И уж извините за мой лексикон, лишённый изысков эстетики, но по-другому не скажешь. Я настолько испугался, что буквально почувствовал, как у меня поседели брови. На трясущихся конечностях, я встал сначала на четвереньки, а потом уже на две полусогнутые. Из динамиков телефона доносился адрес, который диктовали все и сразу почти хором. Собрав онемевшими пальцами этюдник и распихав вещи по карманам сумки, я на одних инстинктах и рефлексах направился в указанное место. Когда меня всё-таки прибило течением к дверям какого-то здания, я почти сразу же оказался подхваченным под руки и затащенным внутрь. Перед глазами мелькали множество лиц и один кусок мяса. - Вот это его штормит, - Лэй щёлкал пальцами у самого моего носа. - Может быть, его ударить? - Сам себя ударь для профилактики, Пак Чанёль! - Наверное, мы немного не так обо всём ему сообщили. - Немного не так? Посмотри на него! У него за зрачками белков не видно. Я не понимал решительно ничего. А когда на меня налетел с истерическими воплями Скитлс с полной пастью окровавленной ваты, но всё-таки живой и дееспособный, и начал тереться всеми достаточно выпуклыми для этого процесса местами, я окончательно самоликвидировался. - Что? – абсолютно потерянно с моей стороны. - Хён! Я не фотел! Ааалдодвалопд! Фён! Прости меня, - заплетался, попутно выплёвывая ошмётки ваты, Сехун. – Я так скучал, хён! Пофалуйста! И тут я замечаю вывеску «Стоматологическая клиника». - ЧТО ЗА ЧЁРТОВА, МАТЬ ЕГО, ХРЕНЬ, ВЫ, ЛАТЕНТНЫЕ ОШМЁТКИ ДЕРЬМА?! - извергаю я. - Ура, он вернулся! – вопят они.