oh i see you're horny

Мы останавливаемся у ничем не примечательного городка, на подъезде к которому бушует несколько центнеров бифштекса в форме Минотавра. Для прояснения нашего текущего местонахождения (и для быстрого поиска наших останков, в случае чего): мы в Аризоне, на разбитой дороге городка у подножья Гранд Каньона. Несколько дней назад оракул пообещал нам «В пути треск пламенных песков» и «Покой гигантов средь небес», а ещё, как обычно, прибавил: «Никогда не догадаетесь, что за хрень я сейчас сказал!» Но мы, полукровки, кое-что мыслим в шарадах. Эта была на слабую троечку по пятибалльной шкале. Поэтому уже спустя пару минут мы такие: «А, ну всё понятно. Пакуйте чемоданы. Нам нужно в Аризону», а потом прибавили: «Сдаёшь позиции, Ванга». Четыре дня без происшествий с начала поиска, кстати, — текущий рекорд. Рекорд, который был только что с треском и грохотом уничтожен руками Минотавра, как и заржавелая «шевроле», стайка розовых садовых фламинго (эй, они-то тебе чем не понравились? или ты больше по садовым гномам?) и древний рекламный баннер. Не то чтобы я надеялся, что поиск пройдёт без сучка, без задоринки. В конце концов, я понимал, с кем иду. Но я выспался (несмотря на то, что Нико опять чуть не придушил меня во сне), а день стоял погожий: с солнцем, без облаков, так что я малодушно поверил, что рекорд обновится до четырёх с половиной, а то и пяти дней. Ну и ладно. Ну и Аид с ним. Подумаешь. — Посторонись, салага. — Кларисса, пихая меня плечом, проходит вперёд, разминая и хрустя пальцами. — Постарайтесь не обделаться от страха, пока я с ним разбираюсь. — Кларисса, если ты забыла, это я разобрался с ним в прошлый раз. Мы с ним уже лучшие друзья, давай ты постоишь в сторонке, а я с ним поговорю по душам? — любезно предлагаю я. Она останавливается, громко топнув армейским ботинком. Разворачивается ко мне и смеряет недовольным взглядом. Когда она смотрит так, сразу начинаешь чувствовать, насколько ты ничтожный червяк. Благо я закалённый. Поэтому ни красно-коричневые глаза, ни крупные бицепсы и сильные, как у конькобежца, ноги, которыми наверняка можно ломать шеи, меня не пугают. Мы оказываемся друг напротив друга, пока на периферии зрения Минотавр повышает вероятность успешной выдачи кредита на ремонт и ипотеки целой улице. Где-то тут же, на периферии, среди красных песков стоит Нико, молча и без интереса оглядывая Минотавра. Действительно. С чего это я решил, что ему должно быть не плевать. — Что, Джексон, считаешь, что если якшаешься с дочуркой Афины, то в её отсутствие автоматически становишься мозгом операции? — Я не... как это вообще связано? Осекаюсь, теряюсь, хмурюсь. Зря я думал, что Кларисса решила игнорировать меня до конца поиска. Она просто копила силы, чтобы взорваться в самый неподходящий момент. Спасибо, Кларисса. Очень мило с твоей стороны. И ещё, очевидно, у кого-то из нас паршивые ассоциативные и причинно-следственные. Два варианта: или у Клариссы, или у неё. — А так! Давно тебя нужно было прижать к ногтю, уж слишком ты зарвался, Джексон сделал то, Джексон сделал сё, в лагере только и талдычат, что ты ввязываешься во все поиски, особенно когда тебя не просят! — Чёрт тебя подери, Кларисса, этот поиск настолько же твой, насколько мой! Оракул ясно дал понять, что в нём участвуем мы трое. — Но Хирон назначил меня командиром. И если я сказала, что пойду и разберусь с этой говяжьей башкой, значит ты должен стоять в стороне и помалкивать, пока я с ней разбираюсь, уяснил? Привык, что Совоголовая подтирает за тобой, а? Я этим руки марать не буду. Вдалеке слышится резкий деревянный грохот и злобное фырчание. Топот, громкий, гулкий, уходящий вдаль. Извини, приятель, но у нас с Клариссой есть дела поважнее спасения розовых фламинго. — Да что ты так прицепилась к Аннабет?! — искренне недоумеваю я. — Да ты без неё и шага нормально сделать не можешь, вечно витаешь в облаках, наверняка только и думаешь, как же было бы здорово, если бы здесь была моя дорогая-любимая Умница-Разумница и... — Ты зря переживаешь, Кларисса, — сдерживаясь, стараюсь ровно произнести я. — Мы расстались. Она ушла к Луке. Я её понимаю. Не в том плане, что я бы тоже ушёл к Луке, разумеется, а в том, что, будь у меня возможность, я бы тоже от себя ушёл. Так что всё в порядке. Меня это не колышет. Не последний месяц, не последние несколько дней поиска и уж точно не прямо, чёрт подери, сейчас. Ну и что, что мы оказывались с Аннабет во всех поисках с двенадцати лет, а последние пять лет встречались?.. Что было, то прошло, все дела. Это не значит, что мы друг без друга пропадём, едва ступив за пределы лагеря. По крайней мере, она точно не пропадёт. Я думал, что это остудит Клариссу. Я ошибался. — О, — выдаёт она. — Вот теперь я начинаю понимать, почему она дочь Афины. Нахальное выражение лица, жёсткая ухмылка на полных губах, самодовольный, бесстыдный взгляд. Это раздражает меня. Это раздражало меня всегда, с самого нашего знакомства девять лет назад и до сих пор. Засевшая внутри злость, как пружина, расправляется, обжигая горло и солнечное сплетение. Ухмылка сама собой едко дерёт уголки губ. — Удивительно, что ты вообще начала это понимать. Поздравляю — с твоими-то куриными мозгами. — Слышь, гений. — Я весь внимание, — развожу руками. Всегда рад послушать, как меня поливают дерьмом. Минотавр мычит, но больше ничего не слышно. Жалобно как-то мычит. Может, молит о пощаде после того, как норов Клариссы достиг его уха, превратив мозги в кашу. Кларисса делает стремительный шаг вперёд. — Тогда впитывай внимательно, — с силой тычет пальцем мне в грудь и чеканит по словам: — ты здесь никто и звать тебя никак. Или чё, раз сын Большой шишки, то всё сразу стало можно? Я усмехаюсь. Невесело, но она вряд ли замечает. Осторожно отвожу её ладонь. — Просто признай, что всегда завидовала мне, и покончим с этим. — Завидовала? — ехидно переспрашивает она, но тотчас отстраняется; чувствуется, что этот укол достиг цели. — Окстись, имбецил! — Да ладно тебе, Кларисса. Здесь не перед кем играть роль дурочки. Сын Большой шишки, которому всё можно, который ввязывается во все поиски и выходит из них победителем. А ещё у него есть замечательная подружка — дочь богини мудрости, которой кое-кому всегда не хватало, и самый преданный на свете друг из Совета Старейшин. А что есть у тебя, Кларисса? — Заткнись или пожалеешь, что вообще научился говорить, — сквозь зубы цедит она. — Что ж, так и быть, прекращаю. Просто хотел сказать напоследок: ты совершенно права. Так что давай, валяй, — махаю рукой в сторону Минотавра, — завоюй еще один трофей — вдруг папочка хоть на минутку вспомнит о своей маленькой Клариссе? Бедняжке Клариссе, которая с самого первого дня в лагере только и делает, что выпрыгивает из штанов ради его одобрения? Или папочка опять слишком занят тем, что стягивает свои штаны, чтобы заделать Клариссе очередного соперника за папочкино внимание? Рука Клариссы сжимается в кулак. Жилы выпирают на её шрамированной коже, не скрытой джинсовой жилеткой цвета хаки, а лицо краснеет. Она сжимает губы, заставляя себя сдерживаться. Я знаю, что она не сможет, и готовлюсь парировать её удар. — Вы закончили или мне стоит ещё подождать? — хрипло и с придыханием произносит голос Нико. Нико? Точно, он же вроде стоял рядом. Мы с Клариссой синхронно поворачиваем к нему головой. Нико стоит на том же месте, на котором мы его видели в последний раз. Утирает свежую кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони, пачкает белую кожу красным. В другой руке он держит переливающийся на солнце ксифос из небесной бронзы. Его джинсы запачканы терракотовым песком. На волосах и плечах короткой кожаной куртки сияет золотая пыль. Мой мозг выдаёт пустое окошко ошибки, где есть только один вариант ответа: «Ок». — Откуда у тебя меч? — с грубостью, предназначенной мне, рявкает Кларисса. Когда я сталкиваюсь с ним взглядом, его губы складываются в окровавленную ухмылку. Кровь? Откуда? На губах? Когда?.. Я откровенно подвисаю. Я подвисаю настолько, что это превращается в критический сбой во всех моих операционных системах. Перед глазами вместо Нико и его окровавленной ухмылки возникает синий экран смерти с грустным смайликом. — Одолжил, — отвечает он, и кто-то свыше нажимает на кнопку перезагрузки. — Это же мой меч! — Да. Возвращаю, — невозмутимо говорит Нико и, держась за рукоять, протягивает Анаклузмос мне. Я автоматически принимаю и, когда мои пальцы случайно сталкиваются с его, Нико добавляет с в равной степени невинной и развязной интонацией (боги, как он это делает вообще? у него демон и ангел на плечах не знают понятие «очередность»?): — К слову, отлично лежит в руке. Интересно: все твои мечи такие? Его пальцы сжимают рукоять, потом плавно, будто нехотя отпускают, мазнув подушечками по моим. Я смотрю на всё это, как заворожённый. Это точно Анаклузмос: те же буквы на клинке, тяжесть, размер. Но что-то не складывается. Когда он успел его взять? — У меня нет других, — не думая, отвечаю я. Я озираюсь по сторонам, но нигде не вижу Минотавра. Нико убил его. Нико убил его? Кларисса фыркает и бормочет что-то вроде «тормоз». Нико легко и едва слышно усмехается. — Колпачок оставил в твоём кармане, — добавляет он. — Не хотел потерять. Я лезу в правый карман джинсов и нахожу там колпачок Анаклузмоса. Надеваю его на меч и убираю обратно в карман. Ровно в этот момент до меня допирает. — Стоп. Что ты, чёрт возьми, забыл в моих штанах? — Тебе рассказать кратко или в подробностях? — Ты лучше покажи ему, а то он без картинок не понимает, — науськивает Кларисса. — А тебе-то и в радость посмотреть, да, Кларисса? Щурясь, я вновь оборачиваюсь на неё. Чёрт, Нико прикончил Минотавра, повод, по которому мы сцепились (заметка на полях: нужно не забыть сказать ему спасибо, когда мы наконец с Клариссой перегрызём друг другу глотки), а она всё равно продолжает. Вся в своего папашу. Тот тоже не знает, когда нужно сбавить обороты. Только после того, как я ему наподдал, он самоустранился, сделав вид, что это я проиграл, а вот его дочурка в такой же ситуации лишь начала зарываться сильнее. — Да кому ты сдался, — сплёвывает она под ноги. — Если бы я хотела смотреть на радужный флаг, я бы взяла с собой кого угодно из домика Ириды, но только не тебя, кретин. От них и то больше пользы! — А кто спорит? Я просто сам Мистер Бесполезность. Все же согласны, что спасать тебя от колесницы Фобоса тоже было бесполезным? Верно? Ну тогда мы просто не можем отрицать, что прикрывать тебя от копья Деймоса уж точно было излишним. Это точно не входило ни в один из моих бесполезнейших планов. Лицо Клариссы искажается так, что сложно сказать, что она сделает в следующий момент: покраснеет от стыда и начнёт доказывать, что и сама бы справилась, или молча прибьёт меня на месте. Потом хватает ртом воздух так, словно сейчас разразится матерным рэпом на всех языках мира. О, что-что, а это она умеет. — Вы ведь знаете, что на двуспальной кровати можно спать втроём? Мы резко затыкаемся и поворачиваемся к Нико. Он перестаёт рассматривать свои аккуратные, любовно наманикюренные с утра пораньше чёрным ногти и поднимает на нас нечитаемый взгляд. Окатывает им как ледяной водой. Я вдруг чувствую себя самым тупым, самым непослушным ребёнком на свете, которого добрый и до смерти терпеливый дядя полицейский в очередной раз словил на хулиганстве. И вижу по глазам Клариссы, что она тоже это чувствует. Ну, помимо отвращения к идее, что мы могли бы с ней, Нико и мной, могли бы вместе... Все ведь слышали этот прикол про «мысли материальны», да? Я никогда особо в это не верил, но конкретно сейчас я знаю: даже представлять это не стоит. Вот прямо не надо. Ради всего хорошего, что ещё (надеюсь) осталось на этой бренной земле, и от греха подальше. — Раз все проблемы решены, то не будем терять время, — заключает Нико и, прихрамывая на правую ногу, решительно проходит между нами. Уходя вперёд, в город. Мы с Клариссой тупо переглядываемся и молча следуем за ним.