oh i see you're horny

Мы… нет. Я. Я просыпаюсь в номере. Я разлепляю глаза и первые пару секунд не вижу ничего, кроме черноты. Потом зрение проясняется, и я понимаю, что за окном глубокая ночь. Отдираю себя от подушки, горблюсь на кровати, растирая глаза. Пытаюсь понять, зачем вообще проснулся, кто я, где я и… Где Нико? Что я забыл на его кровати? Чёрт, где Нико? Я оглядываю себя и спотыкаюсь взглядом о расстёгнутые джинсы. Дерьмо. Я вспоминаю. В самых, чёрт подери, мельчайших подробностях. Дерьмо. Вдохни-выдохни. Всё бывает в первый раз, да? Даже то, что ты не мог представить ни в одном температурном кошмаре под ударной дозой лекарств. Даже то, что звучит как какая-то гребаная фантазия тринадцатилетней дочурки Афродиты. (Претензий к последним не имею — чем бы дитя ни тешилось, — но можно как-то в следующий раз без меня на главной роли, окей? Я человек простой: меня и роль камня более чем устраивает.) В общем, бывает.   Только всё равно хочется прополоскать мозг с хлоркой и соскрести кожу наждачкой.  Я заставляю себя подняться на ватных ногах и дойти до ванной. У входной двери висят древние круглые часы. Я прищуриваюсь, пытаясь различить черточки и стрелки. Та ещё задачка для полукровки двадцать первого века, вам скажу, даже если забыть, что часов в такой темноте толком и не видно. Проходит секунд тридцать, прежде чем умудряюсь сфокусироваться и прикинуть в уме что есть что. Вывод неутешительный: я отключился всего лишь на час. Гимерос ещё даже не закончил выступать. Я вхожу в ванную, скидываю с себя одежду, изо всех сил стараясь не ловить своё отражение в зеркале, и залезаю под горячий душ. Вода быстро приводит меня в чувство. Я снова чувствую себя человеком разумным (относительно), а не тем безмозглым сиропом, растёкшимся на кровати Нико. Нико. Проклятье. Я зажмуриваюсь и снова вижу его лицо перед собой. Его приоткрытые губы, чернильные зрачки, не отделимые от радужки, растрёпанные моими руками волосы. Его взгляд, намертво прикованный к моим глазам. По какой-то причине это даже хуже, чем если бы он смотрел за тем, что я делаю. Он не видел ровным счётом ничего, а ощущение такое, будто он видел больше, чем все остальные вместе взятые. Больше, чем Аннабет. Я сцепляю зубы и выкручиваю вентиль холодной воды до упора. Когда я выползаю из душа и вытираюсь полотенцем, от которого остро пахнет дешёвым порошком, я в состоянии, наиболее близком к понятию нормального. Нормального, разумеется, для человека с моим жизненным багажом. Беру в руки трусы и вспоминаю свои четырнадцать, когда я просыпался весь мокрый, липкий и потерянный. Прекрасные времена — не вспоминал бы о них ещё лет сто. К счастью, я отличная прачка (спасибо Посейдону за это), поэтому постираться и высушиться не занимает много времени. Едва я напяливаю свежевыстиранную одежду, от одного бортика раковины до другого раскидывается радуга. — Привет, Перси. Как идут дела с поиском? — спрашивает Гроувер; на фоне пни Совета старейшин, так что, видимо, он набирает меня по местному фонтанчику. Я смотрю на него самым трагичным взглядом, на который только способен. — Понятно, а помимо этого? Помимо этого я сражался рукой с Афродитой прямо под взглядом её сына. Но так лучше не говорить. Во-первых, это звучит как адовый сюр. Во-вторых, Гроувер чувствительный сатир — от такого может и скопытиться. (Но я его не осуждаю, правда.) Я прячу взгляд в сливе раковины и стараюсь рассказать хорошую версию — версию, которая могла бы сойти за иллюстрацию братанского кодекса чести: — Я напился. Нико довёл меня до номера и, типа, подержал мне волосы, пока я общался с унитазом. — И? — Мне… понравилось. Что-то вроде, — как можно небрежнее выдаю я. Невольно морщусь от того, насколько тупо это звучит. Поднимаю глаза на Гроувера и, подождав, искренне спрашиваю: — Что делать? Гроувер смеряет меня внимательным взглядом. — ...Давай начнём с того, что у тебя нет столько волос, чтобы их держать, друг. — Ох, чёрт. Неполадки с водой, прости! Я перезвоню! — Перси, твой отец буквально бог море— Я заставляю капли воды осесть, и в тот же момент Ирида вырубается. Я выдыхаю, упираясь руками в бортики раковины, мотаю головой, умываюсь ещё один разок — просто чтобы привести башку в порядок. Какой смысл просить совета у Гроувера, если он всё равно ничего не знает. Я даже не смогу это объяснить так, чтобы он проникся всей глубиной моей проблемы, без баснословного займа в древнегреческом банке. Единственное, в чём я сейчас уверен на сто процентов, — нужно поговорить с Нико. Расставить все точки над «i»: спасибо, что не воспользовался положением; неспасибо, что не сделал этого, когда я тебя очень, чёрт возьми, просил; я не врал тогда — ты хороший парень, правда, ты мне нравишься, но… Но. Не думай, что это что-то значило. Мне всё ещё не нравится, что ты используешь на мне штучки Афродиты и заставляешь чувствовать эти… чувства. Мы можем потусить на арене или как-нибудь зависнуть у озера, когда вернёмся в лагерь, но на этом всё. (Я тебе этого, конечно, не скажу, но я почти — почти — придумал, как соскочить с нашего договора. Я знаю ваши порядки, и я правда не планирую становиться твоим трофеем, чувак.) На мой взгляд, выходит отличная речь. Чистая правда, ни капли лжи (лишь немного тактичных недоговорённостей), и я по привычке начинаю её проигрывать в голове, пока одеваюсь. Один раз, второй. Выхожу из ванной в комнату. Трети— Нико лежит поперёк моей кровати, вытянув руку к потолку и рассматривая на ней ногти. Нет. Нет. Боги, нет. Только, чёрт возьми, не сейчас. — Маникюр уже стоит подправить. Потрескавшийся лак как несколько сезонов вышел из моды. А ты как считаешь, Персей? Слова застревают в горле. Сердце падает в пятки. Ладони потеют, и я борюсь с желанием вытереть их о джинсы. Нико продолжает лениво рассматривать ногти, ожидая ответа. Что-то не так. Что-то не сходится. Я не слышал, как отворилась дверь, и, судя по времени, Нико все ещё должен быть с Клариссой у Гимероса. И Нико больше не звал меня Персеем после того, как я сказал ему об этом. Сердце медленно карабкается обратно, ворча: «Ещё одна такая ложная тревога, чувак, и, честное слово, ты — как знаешь, а я ухожу».  Выдыхаю, устало и раздражённо: — Афродита. (Сама Афродита. Интересно, смогу ли я получить её автограф.) Нико — точнее Афродита с его внешностью — поднимается на локте и приторно-сладко улыбается. У меня мороз по коже от того, как это не похоже на улыбку Нико. — М-м-м, ты узнал меня. Я подхожу к своей кровати и незаинтересованно вешаю полотенце на изножье. Как вы, надеюсь, поняли, я стараюсь притвориться, что это совершенно нормальная рутина — говорить с Афродитой вживую, пока она выглядит как парень, которого я чуть больше часа назад умолял взять меня и который по совместительству является её сыном. Всё совершенно нормально. Клянусь вам, здесь не на что смотреть, господин санитар. — Ты можешь с этим что-то сделать? — Поднимаю на неё голову, делаю неопределённый жест рукой и морщусь: — Мне не нравится. Мне вообще-то ничего не нравится. Ни одна секунда из происходящего. Но это непреложный факт моей жизни последние пару лет — нет смысла озвучивать очевидные вещи. Афродита задирает голову так, что моим глазам открывается бледное горло Нико, и на секунду кажется, что я в жизни ничего так не хотел, как прижаться к нему губами. — Лжё-ёшь, — тянет Афродита, блестя чёрными глазами. У меня пересыхает в горле. — Мне не нравится, когда это ты. «А не он», — чуть не срывается с языка. Господи боже. Так, ладно. Сейчас не время думать об этом. Она довольно фыркает — на миг её окутывает розовая дымка, — и я вижу перед собой молоденькую Сальму Хайек. Или что-то типа того. Мне несказанно везёт: я уже прошёл тот этап, когда пересматривал «От заката до рассвета» до дыр, — так что я могу нормально соображать, когда передо мной появляется красотка вроде неё. (Тем более она в одежде. Это реально упрощает ситуацию.) — Так лучше? — игриво спрашивает Афродита, кладя ногу на ногу и слегка отклоняясь на руку позади себя. — Зачем ты здесь? Я вроде как догадываюсь, в чём дело, но лучше бы не делал этого — многие знания и многие печали, все дела. — Мне уже нельзя прийти навестить своего любимого полубога? Я кривлюсь. Любимого полубога, ага, поверил. Ну и бредятина. — Мы оба знаем, что если бы это было правдой, то ты бы навестила Нико или кого-нибудь из десятого домика. Я сажусь напротив неё, на кровать Нико, расставляя ноги и делая максимально расслабленный вид, будто меня совершенно не колышет, что она здесь. Но, судя по тому, как у меня остаются напряжены плечи и икры, выходит скорее вид «Видишь ли, я готов тебя выслушать, но с куда большей радостью я бы посмотрел, как ты свалила бы к Аиду прямо, чёрт подери, сейчас». Афродита кладёт свободную ладонь на колено и белоснежно улыбается. — Я подумала, тебе будет интересно обсудить со мной некоторые детали твоей личной жизни. Милое предложение при том, что у меня с недавних пор нет никакой личной жизни. Из-за Афродиты или кого-то из её свиты, к слову. Я пожимаю плечами. — Зачем обсуждать то, чего нет. — Ах, ты всё ещё думаешь о прошлом. Забудь её, — с раздражением взмахивает рукой. — Неблагодарная девчонка не умеет ценить мои дары. — Разве это не было твоей идеей свести нас вместе? — Нет конечно, глупыш. Это была идея Эрота. Он всё никак не может отойти от этого старомодного клише «противоположности притягиваются». Я лишь разрешила ему немного побаловаться. — Выходит, ты считаешь, что отдать меня твоему сыну — идея куда лучше. Игривая легкомысленность внезапно исчезает из её черт. Честно говоря, это немного настораживает: я не знал, что она умеет быть нормальной. В смысле быть похожей на мыслящего человека, а не на ту блондинку-чирлидершу из фильмов начала нулевых, у которой есть только две цели в жизни: 1) быть стервой и 2) затащить всех парней колледжа в свою койку. — Нико — моё любимое творение. Я хочу, чтобы он был счастлив. А это значит, что ему должно доставаться лишь самое, самое, самое лучшее, — убеждённо отвечает она, постукивая указательным пальцем в такт словам. Хорошо, что ни сотня её крылатых сыновей, ни двадцать её дочерей из десятого домика этого не слышали. Впрочем, я даже немного завидую: Посейдон точно бы не сказал такого обо мне. — Жаль тебя разочаровывать, но я не очень подхожу под определение лучшего. Я, знаешь, скорее антоним. — Столько сомнений в твоей очаровательной головке, столько заблуждений, — снисходительно говорит Афродита и улыбается с чем-то похожим на сожаление. Я едва не закатываю глаза: как будто мне нужна её жалость. — Помнишь, нашу первую встречу? Ты был таким хорошим мальчиком, таким самоуверенным и дерзким. Ты мне так понравился — я даже подумывала взять тебя к себе в услужение. А теперь мне приходится чинить то, что сломали другие. — И именно поэтому ты отправила меня в поиск. Чтобы чинить. Круто, без шуток. Раз уж ты всё равно здесь, нарушаешь кучу ваших божественных правил, может, подскажешь мне, что за — как там было — «Золотой цветок, проросший меж перин»? Мы немного побились с Клариссой и Нико на тему «что бы это могло быть», но в итоге не смогли договориться, насколько буквально воспринимать эту строчку, так что было бы здорово получить подсказку от богини, которая уже не первую тысячу лет имеет дело с пророчествами. Я, конечно, не ставлю на то, что Афродита мне ответит, но, как мы уже сегодня выяснили, всё случается впервые. — Это заколка. Работа моего любимого мужа, — Она смешно, неприязненно морщит нос на слове «любимого», — жаль потерять такую драгоценность. Я её оставила в кровати — нужно было срочно бежать: вся в делах, вся в делах, — да так и не вернулась. — И что тебе помешало? — Ах, девочки иногда бывают такими забывчивыми, Персей. Когда поняла, что чего-то не хватает, прошло уже сто лет. Где теперь её искать? — Найми поисковый отряд. Посмотри на Ebay в разделе «Раритет». Зачем делать из этого поиск. Она вновь улыбается. Меня на секунду клинит, потому что её улыбка вдруг напоминает улыбку моей мамы. Я изо всех сил подавляю желание мотнуть головой, чтобы стряхнуть оторопь. — Всё такой же недогадливый, когда дело касается отношений. Я даю тебе время. Возможность. «Просто отвали от меня, — едва не огрызаюсь я, но в последний момент сжимаю челюсти. —  Дай мне время и возможность пожить без тебя». — Возможность — что, отравиться и поскулить под твоим сыном? Не знал, что теперь так выглядит настоящая любовь. Предел моих мечтаний, огромное долбаное спасибо. Вот это действительно её задевает. Её лицо вмиг мрачнеет, как будто кто-то сдирает с неё улыбку, как пластырь с раны. — Этого не было в моём плане. Я не могу сдержать смешок. — А, так у вас есть чёртов план. Я-то думал, что у вас была только цель превратить этот поиск в мой личный ад — а дальше по обстоятельствам. — Да, Гимерос несколько… — она замолкает, будто подбирая нужное слово, — поторопил события. К сожалению, после того как его любимая пара в одном сериале не стала каноном, он стал слегка нетерпеливым. — Афродита расплывается в знакомой игривой улыбке. — Но ты ведь не сильно обижаешься, не правда ли? — О нет, всё в порядке, — ухмыляюсь я. — Обожаю, когда со мной играют как с игрушкой. Афродита улыбается и хлопает своими длинными пушистыми ресницами. — Я рада, что мы наконец пришли к взаимопониманию. Рядом внезапно прогибается матрас, и я дёргаюсь. Едва успеваю повернуть головой, как Нико хватает меня за шею и тянет на себя. Я замираю, как морская свинка перед удавом. — Перестань отрицать, — шепчет Нико. Улыбается знакомой улыбкой: довольной, насмешливой, нежной. — Я вижу тебя насквозь. Он тянется к моему лицу. Я машинально прикрываю глаза, и Нико мягко усмехается — я чувствую тёплое дыхание губами. — Такой хорошенький. Так и хочется съесть.   Нико клацает зубами у моего уха. От неожиданности дёргаюсь назад и распахиваю глаза. Нико — Афродита, чёрт, это Афродита — отпускает меня и смеётся рассыпчатым смехом Нико, а после растворяется в блестящем розовом тумане, который пахнет розами. Запах свербит в носу, и я смачно чихаю. Какая же всё-таки дрянь.