За несколько дней до праздника в Топкапы.
После завтрака, Хюррем-султан прибыла во дворец на Ипподроме навестить Хатидже Султан. Девушки пусть никогда и не были близкими подругами, однако русинка все же хотела поддержать османскую Розу. Хатидже не так давно стала матерью прекрасного султанзаде Мехмеда. Малыш родился слабым, раньше срока и чтобы не предпринимали акушерки, им никак не удавалось спасти жизнь младенца. Только благодаря отважности и базовым познаниям рыжеволосой султанши в лекарском деле — мальчик выжил. В тот день Хюррем своими руками достала застрявший при родах комок в горле, после чего по комнате раздался столь долгожданный детский крик. Династия была благодарна несколько дней ей за этот подвиг, но спустя буквально неделю всё вернулось на круги своя. И отношение Валиде практически вернулось к изначальной скрытой презрительности, и дружба Хатидже оказалась лишь необъятным намёком на их примирение. Чтобы я не делала - они не посчитают меня равной. К сожалению сейчас отношения двух женщин было отнюдь не дружескими. Хатидже так переживала за то, что с ее ребенком может что-то случиться, что сводила с ума всех служанок в своем дворце. Она так же переживала по поводу того, что ее горячо любимый муж стал проводить с ними меньше времени. Девушка винила всё вокруг, включая и греческих статуй, привезённых Ибрагимом Пашой с похода. Постоянные переживания, мнительность и подозрения, подогреваемые Роксоланой сделали своё дело — Османская роза стала отталкивать от себя всех, включая мужа и своими руками разрушать их союз. — Хатидже-султан, — входя в главный зал, рыжеволосая султанша присела в поклоне. — Хюррем, рада тебя видеть, — она улыбнулась прибывшей гостье, но совсем не искренней улыбкой. — Как ты? — Сестра Государя прошлась по русинке недобрым взглядом, ожидая момента подколоть младшую кадину брата. Она словно хотела отомстить рыжеволосой за те подозрения в сторону мужа, которые русинка посмела в ней посеять. — Все хорошо, госпожа, хвала Аллаху, надеюсь и вы с Мехмедом в добром здравии. — Хюррем слегка улыбнулась, демонстрируя своё радушие и спокойствие. — Все хорошо, — в темных глазах Хатидже мгновенно сверкнул недобрый огонек, — пойдем наверх, сможешь подержать его, — Хатидже видела, как русинка тут же изменилась в лице. Скорее всего, она не намеренно, но при этом вполне осознанно, постоянно пыталась задеть рыжеволосую любимицу брата, что не так давно потеряла сына. Понять, по какой причине так себя вела османская принцесса, было не ясно, но то, что ей доставляло маниакальное удовольствие наблюдать за страданиями Хюррем — было однозначно. Это было странно еще и по причине того, что султанше самой довелось не так давно потерять ребенка. Не по наслышке Хатидже знает, какую адскую боль мать испытывает в подобные моменты. Но даже при знании сего факта, сестра Падишаха не упускала возможности задеть чувства еще не окрепнувшей Хюррем после столь трагичного события. Смотря на маленького ангелочка, что спал в колыбельке в покоях госпожи, русинка ощутила глухую боль где-то в районе сердца. Она знала — эта боль уже никогда не отпустит ее, личико ее маленького Абдулы будет приходить к ней в кошмарах до конца её дней, напоминая ей об оплошности женщины и невнимательности к собственному ребёнку. Молодая женщина до конца своих дней не сможет оправиться от этой потери. Смотря на спящего султанзаде, ей хотелось рвать на себе волосы, кричать, словно избитый раненый зверь. Она до сих пор не могла простить себя за то, что позволила Аллаху забрать у неё сына. — Он очень похож на вас, госпожа, — спустя несколько минут рассматривания мальчика и с трудом проглотив ком в горле, тихо произнесла Хюррем. — Ты так думаешь? Мне кажется, он будет точной копией своего отца. — во время их короткого разговора в комнату пожаловала одна из служанок, что сообщила о приготовленном в садовой беседке угощении. Спустя немного времени Султанши спустились в сад. Погода в этот день стояла прекрасная, солнце дарило всем свое тепло и свет, прекрасные розовые кусты начали распускаться и радовать взор каждого посетителя Ипподрома. Всё говорило о том, что сегодня должен был быть волшебный день и возможно он таким бы и был. К сожалению не все могли радоваться, Хюррем с затаённой грустью напоминала себе, что её маленький львенок так и не увидел прекрасный розарий, что должен был расцвести ранним летом. — Хюррем, — вырвала ее из раздумий Хатидже, — помнится мне, ты говорила, что в охотничьем домике живет некая девушка, которую каждый день навещает Ибрагим. — Да, госпожа, говорила. — Султанша не была настроена на разговор, но пропускать мимо ушей обращение Хатидже не могла. — Хочу тебя расстроить. — на ее лице появилась улыбка, что не сулила ничего хорошего. — Твои опасения оказались ложными. В последнее время Хюррем частенько стала замечать довольно сильные изменения в характере любимой дочери Валиде-султан. Раньше девушка была словно невинный цветок, сейчас же вела себя так, словно каждый житель Османской империи обязан был положить свою жизнь ради её прихотей. — Неужели Ибрагим Паша не посещал сию особу? — не поддаваясь на ее провокации, изумилась русинка. — Ну что ты, он посещает, только по приказу нашего повелителя. — эти слова насторожили Кадыну османского правителя. — Видишь ли, в охотничьем домике, живет Кастильская принцесса, которая явно пришлась по душе моему дорогому брату. — Хатидже нравилось испытывать на прочность русинку. Девушке хотелось побольнее задеть ее, хотя как таковой причины к этому не было. — А вот кстати и она, — к беседке в которой они сейчас находились плавной походкой приближалась красивая черноволосая девушка, в очень дорогом, подчеркивающем ее статус и красоту платье. Она, как и полагается поклонилась Хатидже Султан. — Рада приветствовать вас, Султанша, — не очень уверенно проговорила девушка на турецком. — Мне приятно, что вы решили присоединиться к нам, Изабелла. — улыбнулась новому увлечению брата госпожа. — Это Хюррем, жена нашего повелителя, — представила рыжеволосую госпожу Султанша. — Приятно познакомиться. — Хюррем понимает, эта женщина, что сейчас улыбается ей, ожидаемо может стать ее концом. Ведь падишах, ради которого она была готова отдать жизнь, действительно был увлечён этой особой. — Мне много рассказывали о Вас, Госпожа. Вы гораздо красивее, чем я предполагала. — Изабелла хитро улыбнулась, видя оттенок растерянности на лице рыжей. Хюррем натянула вежливую улыбку и так же величественно кивнула испанке. — Я была рада увидеть Вас, Госпожа. Так же и рада была повидаться с вами, Принцесса. Прошу меня простить, мне пора возвращаться во дворец. К детям. — Она с трудом пересилила себя, чтобы не ответить колкостью на комплимент принцессы. Поклонившись Султанше и кивнув на прощание Изабелле, она смогла выдохнуть только в карете, удаляющейся от Ипподрома. Сердце было разбито. В который раз. А разве от него у тебя что-то осталось?***
Мягко ступая по каменной дорожке, направляясь в гарем, Русинка раздумывала над дальнейшей стратегией своих действий. Благо, служанки шли от неё далеко и не мешали ей в медленной прогулке переосмыслить свою жизнь. За что мне бороться? Он меня не любит… Она не хотела признавать этого, и в тысячный раз мысленно себя отругала. Сколько можно охранять покои Сулеймана? Сколько можно бороться за мужчину, который тебя не любит? Ты потеряла сына, обратив свой взор только на любовь Падишаха. Тебе самой не противно от себя, Хюррем? Кажется, в этот миг что-то безвозвратно надломилось внутри. Она ощутила зияющую пустоту в сердце, когда вновь возвращалась мыслями к Падишаху. Это новшество её немного пугало. Мне не нужна его любовь. Мне нужны мои дети. Только они имеют значение. Только они. Она закрыла глаза, остановилась и собираясь с мыслями тяжело вздохнула. Открыв глаза, девушка ощутила прилив нарастающей ненависти, сменящейся опустошенностью недавних событий. Она сломлена. Они сломали её. Он сломал её. В ответ же она уничтожит их. Нужно лишь время. Она восстановит силы и вернётся на поле битвы. — Хюррем. — Русинка неверяще усмехнулась, борясь с огромным желанием громко и истерично засмеяться. Конечно же, кто как не Махидевран должна была попасться на её пути. — Махидевран, какая встреча. Я уж думала, что ты поселилась в покоях Валиде и не отрываешься от её юбки. — Женщины обменялись улыбками, издали похожими на оскал. — Я нашла своё место подле Валиде, а ты же скоро потеряешь то место, за которое так держалась последние годы. — Не устаёшь мне напоминать о своих заслугах, Махидевран? Мне до твоей участи ещё падать и падать. — Ты не замечаешь, что уже падаешь, Хюррем. Ты потеряла сына, Повелителя также потеряешь. — Хитро улыбнувшись, черкешенка желала увидеть боль на лице соперницы, но увидела лишь холодную ненависть. — Думаешь, ты как-то выиграешь, от того, что Сулейман променяет меня на Изабеллу? Рассчитываешь, что позарившись на темноволосых, он вдруг вспомнит о тебе? — Русинка усмехнулась, наслаждаясь замешательством черкешенки. — Знаешь, почему Сулейман никогда не прикоснётся к тебе более? Он мне признался однажды. Каждый раз, видя тебя, он вспоминает моё изуродованное тобой лицо и ту ночь, когда ты чуть не убила моего Мехмеда в моём животе. Ладно бы я, он бы может ещё и простил тебя за обычную драку. Махидевран, ты позарилась на жизнь Его сына. На будущее Османской династии. Думаешь то, что тебя не выгнали — означает, что ты прощена? — Быть может, мне и не оказаться больше в Раю Повелителя, Хюррем. Но и ты там теперь не единственная. Увлечение Изабеллой лишь доказывает, что вся та любовь, о которой ты кричала на весь дворец — лишь иллюзия. Даже от тебя наш Падишах устал. — На Махидевран словно лица не было. Каждой произнесённой фразой она старалась побольнее ударить русскую кадину, на что получила в ответ лишь жестокую улыбку Роксоланы. — Молись Аллаху, чтобы он не забрал у меня любовь к Повелителю, Махидевран. Иначе, я не превращусь в такую же безликую тряпку, как ты. Я уничтожу здесь всё, и поверь мне — ни Валиде с Хатидже, ни Изабелла, ни твой Ибрагим меня не остановят. Смерив холодным взглядом Баш-кадину, молодая женщина обошла её и медленной походкой направилась к себе в покои, оставляя черкешенку в полном замешательстве. Внутри темноволосой женщины пробежала мелкая дрожь от того, как холодно были произнесены последние слова Русинки. Провожая взглядом Хюррем, Махидевран не могла отделаться от настойчивого ощущения необратимости чего-то страшного. Возможно, они уже пробудили зверя. И возможно, уже никому из них не спастись.***
— Госпожа моя. — Сюмбюль-ага склонился в уважительном поклоне, придя к Хюррем тем же вечером. — Что случилось, Сюмбюль? Я тебе зачем-то понадобилась? — Роксолана равнодушно снимала серьги и готовилась ко сну. Заискивающий Ага протянул русинке письмо с немыми намёками. — Госпожа, вам письмо от сестры Сеньора Гритти. Удивлённо посмотрев на свёрток в руках евнуха, Хюррем забрала письмо и задумчиво повертела в руках. Когда на том приёме она предложила вести переписку, я и не подозревала, что она настроена всерьёз. Согласилась, не подумав. Ещё и просить разрешение у Сулеймана на общение с ней. — Спасибо, Сюмбюль. Падишах знает о нём? — Ещё нет, моя Госпожа. Я постарался не афишировать и доставить письмо как можно быстрее. — Я благодарю тебя за сообразительность, Сюмбюль. Что-нибудь ещё? — Завтра вечером вы вместе с Падишахом едете к Хатидже Султан и Ибрагиму Паше на ужин. Будет приглашена также Изабелла Кастильская. Наш Государь посчитал, что вы сможете развлечь принцессу увлекательной беседой, пока Повелитель с Великим Визирем будет обсуждать государственные дела. — Он смеётся надо мной? Чтобы я на ужине развлекала беседой его новую пассию? — Хюррем неверяще посмотрела на бедного стушевавшегося евнуха. Он до сих пор не мог привыкнуть к резким и своевольным высказываниям Роксоланы, даже по отношению к самому Падишаху. В его глазах доселе это было недопустимо. Даже Валиде не могла осмелиться высказываться так смело по отношению к Султану. В уме Сюмбюль в который раз поразился бесстрашию рыжей Султанши. — Госпожа, таков указ нашего Государя. Простите, не в моей власти что-либо поменять. Она лишь махнула рукой, позволяя ему уйти. Евнух покинул покои рыжеволосой и та истерично засмеялась, сжимая в руках неожиданное письмо. Наглость Султана, обещающего ей свою вечную любовь - сейчас только забавила её. Тебе придётся сидеть, разговаривать с ней и улыбаться. Таков твой удел, Хюррем. Приветствовать любую женщину, которую захочет твой Падишах. Снова посмотрев на него, девушка медленно достала письмо из металлического чехла и развернула. С трудом вглядываясь в строки, написанные на почти чистом турецком, женщина смогла разобрать содержимое: «Уважаемая Хюррем Султан, я с нескрываемой радостью пишу вам это письмо. Мой брат — Альвизе Гритти, к сожалению не смог полностью удовлетворить моё неуёмное любопытство по изучению традиций Османской империи, ваших обычаев и многовековых устоев. На приёме в тот вечер во дворце Ибрагима Паши я также выразила своё желание по изучению и сути гаремной жизни во дворце Османского Падишаха. Я благодарю Господа за вашу отзывчивость и согласие в помощи осуществления моей мечты. В качестве своей признательности, я с удовольствием поведаю вам о всех тонкостях Европейской и Венецианской жизни. С глубочайшим почтением, Моника Гритти. Внимательно перечитав письмо несколько раз, Хюррем неожиданно для себя осознала, что своим необдуманным согласием в тот вечер она открыла себе путь к переписке со множеством влиятельных людей Европы. Сестра Гритти, затем её брат. Возможно и остальные герцоги, герцогини и влиятельные дожи захотят начать с ней общаться, ведь до этого никому из Европы доселе не удавалось это провернуть. Осталось только получить разрешение у Падишаха, иначе это может сыграть с ней плохую шутку. Сейчас же, начав переписку с Моникой Гритти, она может развязать себе руки на межгосударственном уровне, а значит, в будущем ей потребуется власть и титул куда больше, дабы не упасть лицом в грязь в глазах её потенциальных союзников. Укрепив свои познания на Европейском уровне, женщина сможет участвовать в другой части жизни Повелителя, мягко прокладывать в него свои мысли и прощупывать почву для её Мехмеда. Об его правлении следует позаботиться заранее. Сейчас она была полна решимости и казалось, ничто не остановит её в данный момент. Оставалось только разобраться с ненавистной ей Изабеллой. Как-то избавиться от Мустафы и Ибрагима. И её ничто не остановит. Это было поразительно, но несмотря на свою теперешнюю неудачу в любовной схватке за сердце Сулеймана, она приобрела нечто большее, чего в их время не могла приобрести простая наложница Султана. Правильно люди говорят: «Аллах одной рукой бьёт — другой гладит».