Быть хорошим братом, чтобы стать любимым братом

Каждый день у работников плантации проходит одинаково — проснулись, поработали, накурились, уснули. Только с недавних пор Шон демонстрирует приобретённую причуду, которую окружающим трудно не замечать: парень будто изо всех своих сил старается завоевать титул «лучший старший брат во вселенной». Тут Даниэль вредничает, а Шон ему с пониманием кивает. Там Даниэль ноет, и Шон без сарказма его утешает. Немного времени спустя старший напрочь отвыкает закатывать глаза даже при самых дурацких репликах своего несносного братца. Шон помогает мыть тарелки, отводит на озеро каждый раз, когда только не валится без сил, и уходит спать по первому братскому зову. Друзья поражаются, Шон только пожимает плечами: самая важная работа для него — быть рядом с Даниэлем. И лишь однажды старший допускает оплошность. Он всего-то решает остаться с друзьями у костра подольше и отправляет брата спать одного. А когда Шон — на самом деле, довольно скоро — возвращается в палатку, Даниэль не спит, но и на парня смотреть отказывается. Мелкий мало того, что злобно бурчит что-то себе под нос, так ещё и выглядит максимально скуксившимся. От этой безрадостной картины у Шона в желудке снова закручивается виноватое чувство. Сегодня ему спится катастрофически плохо. Да и Даниэль вздрагивает во сне чаще обычного. Проведя полночи в состоянии бессонницы, Шон сдаётся собственному чувству вины. Выкарабкиваясь из спального мешка, парень бесшумно поворачивается к скулящему волчонку и начинает гладить того по спине, чтобы успокоить его нервную дрожь, которая пробивается сквозь сон вместе с обрывками неразличимых фраз. Даниэль отзывается на тепло родных рук практически сразу и заметно расслабляется. Старший облегчённо вздыхает — тяжело видеть мальчика таким беспомощным перед собственным разумом. Порой, наблюдая за братом, Шон против воли задумывается, насколько губительными для детской психики были все ужасные вещи, через которые они вдвоём прошли. И как же хорошо, что в каждой из этих ситуаций Даниэль никогда не оставался один. Постепенно, занятый уютными прикосновениями к младшему, Шон мысленно возвращается к сегодняшним посиделкам у костра. Там, по воле случая, состоялся неловкий разговор, который получился полезным — заставил шестерёнки в голове немного покрутиться и признаться самому себе во многом. — У нас нет запретов, — гордо резюмирует Финн. — Мы послали нахер систему с её грёбаными ограничениями. Мы сами устанавливаем правила! — Ты понимаешь нас, Шон? Или считаешь, что мы просто развратные придурки? Шон удивляется, но понимает. «Эти ребята настолько открыты новому, что даже конченого мудилу вроде меня заставляют почувствовать себя совершенно нормальным!» — и впервые за долгое время Шону так легко дышится. Лояльная компания на момент присутствия позволяет парню свободно подумать. И даже решить — неожиданно для самого себя — что он имеет право на чувства, которые испытывает. Даже если они затрагивают его младшего брата. «Я ведь не делаю ничего плохого! — Шон подбадривает себя и с каждым мысленно произнесённым словом испытывает чуть больше спокойствия. — Просто люблю его. Хочу быть рядом и быть единственным, кто может до него дотронуться. — но изредка, даже собственные мысли предательски заставляют краснеть. — Это всё, конечно, чтобы его защитить. И это нормально, правда ведь? Да правда!» Вдохновившись доверительной беседой и собственными мыслями, парень желает спокойной ночи друзьям с такими восхитительно широкими взглядами, и окрылённо возвращается в свою палатку. Даниэль снова вздрагивает и резко вздыхает, продолжая разговаривать сквозь сон. Вдали затухающий костёр вспыхивает с каждым беспокойным стоном мальчика. У Шона, наблюдающего агонию младшего, в душе щемит настолько, что все мысли о нормальности его чувств растворяются без следа. «Нет, всё-таки я мудак. — сожаление ощущается солёным привкусом на языке. — Его нужно защищать, а не… Целовать.» В мыслях Шон озвучивает последнее слово, будто брезгливо выплёвывая. Он пристально смотрит на брата и проговаривает отчётливо, так, будто он сам нисколько не сомневается: — Я поставлю тебя превыше всех остальных. — верно, так надо. — Даже выше себя и своих идиотских желаний. Вот так Шон даёт брату слово — теперь он не сможет его нарушить. Парень никогда не посмеет воспользоваться искренней привязанностью брата в собственных целях. И никто в целом мире не сможет обидеть мальчика-волчонка, пока его охраняет старший братец-волк. В порыве благородных размышлений и за непрекращающимся процессом успокаивающих поглаживаний, парень не замечает, как останавливает ладонь на худом животе брата. Тот слегка вздымается в такт размеренному дыханию спящего мальчика. «Такой мелкий и тёплый» — что до ломоты охота прижать его к себе, укрыть в собственных руках. Шон придвигает свой спальный мешок поближе и решает сегодня не оставлять беспокойно спящего брата без поддержки. «У Даниэля будет больше шансов выспаться, если я смогу чувствовать, когда его нужно успокоить» — Шон ласково придвигает мальчика к своему телу, совсем немного, но даже от малейшего ощущения братского тепла его с головой накрывает чувство «я дома». Как же давно он не был дома… Всю ночь Шон обнимает брата одной рукой, держа ладонь в районе его груди, в попытках считывать беспокойное биение сердца. Периодически приходится очухиваться от дремоты из-за кошмаров, которые вновь заставляют Даниэля брыкаться и махать руками во все стороны — Шон даже пару раз получает локтем под дых. Но отодвигаться парень категорически отказывается. Он снова и снова гладит мальчика по отросшим волосам, пока тот не оседает расслабленным комочком обратно в его объятия. «Я мазохист или да? — Шон покрепче прижимает Даниэля к себе. — А к чёрту. Всё равно же не оставлю его» Только на рассвете Даниэля отпускают кошмары и Шон, наконец, разрешает себе погрузиться в безмятежный сон, чему способствует чувство выполненного долга и расслабленный комок тепла в его руках.

***

Утро тормошит Даниэля привычным оживлённым шумом и суматохой снаружи, в то время как внутри его импровизированного жилища по-прежнему царит блаженное спокойствие. Мальчик очень лениво делает попытку открыть глаза, ощущая навязчивое желание проваляться здесь ещё, как минимум, три вечности. Солнце яркими лучами пытается пробиться сквозь стенки палатки и наполняет воздух теплом. Уютно. Слегка разминая затёкшую шею, Даниэль потягивается и замечает неопознанную пригревшуюся тяжесть на своём боку. С подозрением смотрит вниз. Рука. Лицо мальчика неконтролируемо сморщивается в уязвлённо-недружелюбную мину, и, преисполненный недовольством, он откидывает братскую руку прочь. «Да что он задумал? — Даниэль шустро вылезает из мешка, попутно толкая Шона плечом, дабы сдвинуть слегка навалившуюся на него тушу. — Шон, ты же променял меня на бухыч у костра!» Мальчик поднимается и на пару секунд зависает, рассматривая спящего Шона. Безмятежное выражение братского лица вынуждает вспомнить, как совсем недавно он заботливо разминал затёкшие после работы плечи младшего, как дружелюбно брал за руку, ведя тренироваться на озеро. — Плевать! Ты всё равно предатель! — подведя итог, Даниэль раздражённо выбегает из палатки, уколовшись о мысли, которые в последние дни стали так навязчиво переполнять его голову.

***

Шона из сна выдёргивают насмешливые выкрики и непрекращающийся гудок машины. Опоздание — не лучший способ начать свой день. Увидеть, что твой брат снова садится рядом с Финном, а не с тобой — считай, день проёбан в тартарары. Но дальше — больше! Заведомо счастливый день зарплаты оборачивается ещё более херовым, когда Даниэль решает испоганить всё подчистую — пробирается в кабинет к боссу, в который никто его не звал. Раскрывает тайну своих сил перед людьми, которым едва ли можно доверять такую важную вещь. И — вишенка на торте из говна — Шон зарабатывает ноющий синяк под глазом в попытке защитить брата. «Конечно пусть лучше я, чем Даниэль… Но это всё равно пиздец! Что за день, ёб вашу!» — Ребят, вы идите, а нам с Даниэлем ещё нужно обсудить, ну… Всякое. — Шон на время прощается с друзьями по несчастью и лихорадочно подбирает тактику для разговора с братом. Однако он и слова не успевает вставить, так как младший взрывается, чуть только они остаются наедине. — Конечно! Это я во всём виноват, это ты собираешься сказать?! — мальчик выглядит пугающе, когда злится. Его проклятый телекинез сам собой врубается, стоит эмоциям взять верх над здравым смыслом. А здравым смыслом, как справедливо подмечает Шон, братец всегда был обделён. — Даниэль, не нужно. Пожалуйста, успо- — Успокоиться?! Мне успокоиться?! — Даниэль словно пылает изнутри, лелея каждую крупицу своей злости. — Ты оставил меня одного, Шон. А теперь хочешь обвинить? Потом ты бросишь меня и уедешь с ними? — Мальчик делает взмах запястьем, указывая в сторону лагеря, и движущиеся потоки рассекают воздух вслед за его рукой. — С теми, кто развлекает тебя по ночам и курит с тобой мерзкие сигареты? Это твоя мечта?! — Да послушай меня! — Шон подбирается к Даниэлю сквозь пульсирующие потоки воздуха, тянется, чтобы обнять и успокоить мальчика. — Я бы никогда!.. — Хватит! — в отчаянном порыве обиды, Даниэль отталкивает Шона от себя. И это планируется как небольшой разъярённый толчок от худого мелкого мальчишки. Но из-за собравшихся эмоций, которые будоражат в нём силу, мальчик отталкивает Шона телекинезом на несколько метров, крепко прикладывая того о дерево. «Мало я сегодня за тебя синяков собрал, pendejo?» — замутнённые мысли лезут Шону на ум и парень сам себе удивляется — ни в одной из них нет и крупицы злости. Старший отлично понимает чувства брата, хочет только помочь и утешить. К тому же, совершенно исчезает страх перед невиданной силой младшего. Все сомнения как отключило. Парень оседает, облокотившись спиной о дерево, и безынициативно наблюдает, как Даниэль срывается с места и бежит к нему. Волчонок беспокойно хватает брата за плечи, встряхивает и пугано выкрикивает — будто икает — его имя. Проходит пара минут прежде, чем Шон до конца приходит в себя. И когда оцепенение спадает, парень обнаруживает младшего на своих коленях. Даниэль сидит боком, обнимая брата с болезненным отчаянием, скребёт по его лопаткам и плачет с неуловимой горькостью, оставляя мокрый след у Шона на правой ключице. «Настоящий взрыв. Буквально.» — резюмирует Шон про себя, наблюдая вокруг кусочки обломанных веток и такого измятого, всклокоченного брата. — Шон? — Даниэль замечает, что парень приходит в себя, и его голос звучит сорвано и немного нелепо, выражая смесь радости и испуга. — Ты в порядке? Скажи что-нибудь! — Всё путём, Даниэль. — Шон неотрывно разглядывает мальчика, подмечает рвущуюся из-под кожи венку, по которой сейчас наверняка можно сосчитать просто бешеный пульс. Возникает желание молча наслаждаться таким искренним вниманием от брата. «Что за садизм, Шон?» — да просто редко когда маленький разбойник даёт слабину и вот так по-щенячьи выказывает брату свою любовь. Чаще всё внимание, что удаётся заполучить от мелкого — это тычки, пугалки и омерзительные разговоры о крутости какого-нибудь Финна. Поэтому Шон так любит их тихие вечера, когда братья вспоминают о нежных чувствах. Ну и частенько он вовсе предпочитает, когда Даниэль крепко спит и из всех возможных вариантов глупостей, может максимум — легонько вдарить Шону, пока тот его обнимает. — Ты… — поражённый Даниэль пытается проморгать уставшие от слёз глаза и спрашивает с нескрываемым удивлением. — Кричать на меня не будешь? — Вот ещё. Я хуеву тучу времени на тебя не срывался. — Шон откровенно расстраивается, что Даниэль по-прежнему боится его реакции. Парень так старается стать для него хорошим, в конце-то концов! — И сейчас не стану. В привкусе разочарования самим собой Шон ловит необъяснимо возникшее желание поцеловать кого-то. Вот прямо сейчас. О ствол дерева его, что ли, так славно приложило? — Это, — Даниэль выглядит смущённым. — Спасибо тебе, ну… Что ты заступился передо мной там, в кабинете. Прости за синяк. — мальчик с сожалением прикасается кончиками пальцев к травмированной щеке Шона, прямо под глазом, и в груди у него неприятно тянет. — Лучше я, чем ты. — Шон задумчиво поднимает взгляд к верхушкам деревьев, избегая контакта с карамельными глазами своего брата. — Пусть сколько угодно таких амбалов меня изобьёт, если это позволит уберечь от боли тебя. — Не позволит. — М? — Шон как будто не здесь, наполовину погружённый в свои излюбленные размышления о важности Даниэля. Пытаясь обратить на себя внимание, волчонок сдвигается с колен брата немного выше, напористо заглядывая ему в глаза. — Ты представляешь вообще, каково мне видеть ТВОЮ боль, Шон? Особенно когда я понимаю, что сам виноват, и ты получаешь из-за меня! — мальчик давит руками на плечи брата и немного приподнимается, продолжая упрямо ловить бегающий по деревьям взгляд Шона. — Да у меня сердце сжимается! Как при прыжке в ледяную воду, каждый раз, когда я замечаю на тебе синяк. — Плевать. Лучше я, чем ты. — Шон глупо улыбается, медленно осознавая тепло, которое разливается в груди после напористых слов своего засранца. И парень, решившись, заглядывает Даниэлю в глаза. — А то, знаешь. Твоё лицо слишком красивое. — Шон ответным жестом касается брата, оглаживая пальцами его заплаканные щеки. — Оно явно создано для поцелуев, а не для драк. — З-заткнись! — мальчик возмущённо брыкается в привычной для себя манере, и братья легонько смеются. — Позволь мне защищать тебя, enano. — Шон зарывается рукой в волосы младшего и слегка надавливает на затылок, вынуждая брата прижаться к его лбу. — Я не могу позволить кому-то причинить тебе боль. Слова, произнесённые таким вкрадчивым шёпотом, просто не могут быть обманом. Поражённый в самое сердце Даниэль опускает взгляд на губы старшего. Так близко сейчас. Мальчик тянется к ним — хоть на жалкий миллиметр почувствовать на вкус доброту, так бесстыдно срывающуюся с братских губ. Шон действует резко. Будто заранее вымеренным движением, он опускает ладонь на плечо младшего брата и небольшим толчком просит Даниэля освободить его колени. И, даже не дожидаясь, когда брат до конца осознает просьбу, начинает подниматься на ноги. — Я в норме, — опираясь одной рукой о дерево, парень пытается отдышаться, будто бы он сейчас бежал кросс. — Пошли к остальным? — Нет, Шон! — Даниэлю мерещится лёд в голосе брата, и невидимый холод замораживает все внутренности. — Поговори со мной! — Что ещё мы не обсудили? — Шон старается выдавить улыбку, но выходит откровенная кислятина. — Я не вру тебе, я в порядке. — Я больше никогда не наврежу тебе, Шон. — Даниэль говорит тихо и печально, будто бы сам себе, и накрепко сжимает кулаки. — Клянусь! Больше никогда в жизни. Шон и минуты не намерен бездейственно наблюдать за душевными метаниями брата. Он торопливо подходит ближе и мягко обнимает младшего. Деревья, вновь незаметно зашуршавшие, мигом затихают. Мальчик тяжело дышит в футболку Шона и сжимает свои объятия так сильно, как уже давно не доводилось. — Ты простишь меня? — Даниэль поднимает голову, острым подбородком врезаясь брату в рёбра. — С одним условием. — парень неспокойно обводит взглядом пространство вокруг. — На этот раз ты не забудешь поблагодарить меня за то, что я был хорошим братом. Сердце Даниэля встаёт на место после услышанной фразы. Сердце Шона - нет.