***
— Юлиус, я сказал что-то не то? Ты так внезапно ушёл... — Что тебе нужно, Адам? — дверь каюты Юлиуса распахнулась, и на пороге появился он сам. Без очков. Из-за близорукости он смотрел в лицо Адама немного расфокусированным взглядом. — Миклуха сказал, что некоторые люди не любят, когда им говорят правду. — Он прав. — Я хочу знать, что тебе можно говорить, а что нет. — Не расскажешь — не узнаешь, верно? Получается парадокс, — Юлиус поджал губы. — Извини, Адам, не могу сейчас с тобой разговаривать. Я должен опросить подозреваемых. Всё-таки кто-то из здешних людей — не тот, за кого себя выдаёт, или знает больше, чем рассказывает мне. Пираты, которых я преследовал, должны были встретиться с кем-то в этом секторе. Мой информатор... — и вдруг Юлиус запнулся, перевёл взгляд в пол. — Тебе это ни о чём не скажет, но мой информатор был замечательным чело... ксеносом. И он серьёзно пострадал, добывая эти сведения. Нужно было переключить настроение Юлиуса на рабочее. И, наверное, всё-таки рассказать об известной ему информации. Адам знал только одно средство. Он мягко втолкнул Юлиуса обратно в каюту и зарегистрировал, как тихо захлопнулась пневматика за его спиной. Коридор остался по ту сторону двери, а он был внутри. — Юлиус... — шепнул он, приблизив рот к его уху. — Я хочу помочь тебе. — Нет. Не стоит, — Юлиус покачал головой и попытался отойти; Адам положил руку ему на плечо, пресекая попытку отодвинуться. — Мне не нужно... — Нужно, — перебил его Адам, и повреждённые связки опять выдали вместо тихого голоса хрипотцу. Отчего-то Юлиус вздрогнул. Крупно, всем телом. Вскинул на Адама глаза. — Это из-за жетона, да? Ты бы не пришёл ко мне, если бы у меня его не было? Получается, я тебя вынудил? Адам быстро положил пальцы ему на губы, заставив замолчать. Юлиус посмотрел на него почти с мольбой. Он... Он хотел! Хотел его, Адама! У него были расширены зрачки глаз. У него колотилось сердце. А ещё Адам регистрировал повышенную выработку гормонов — ошибки быть не могло. Программа билась в нём; требованием склониться перед человеком, временным хозяином, произнести на выбор одну из типовых фраз, что-то вроде «Что прикажешь, хозяин, я сделаю для тебя всё», но Адам не хотел действовать по программе. Он только недавно понял, что может ей не подчиняться — и не собирался делать этого впредь. Только он сам... Чтобы задушить в себе рвущиеся слова, он прижался губами к своей же руке, к тыльной стороне пальцев. Юлиус расширил глаза, замычал что-то, возражая, — Адам толкнул его к ближайшей стене, нажал сильнее, не только рукой, но и телом. Юлиус прикрыл глаза, его пальцы вцепились в ладонь Адама — не чтобы оттолкнуть, чтобы удержать. Удержаться. Адам купался в его желании. Он осязал его всеми своими рецепторами. Он словно находился на пике, готовый к любым действиям. Собственная готовность острой бритвой резала нервы, будоража и возбуждая. Он хотел Юлиуса не только из-за статуса временного хозяина. Он не испытывал ни грана покорности или исполнительности, что всегда сопровождала его раньше, с другими. Сейчас он был диким. Сейчас он был сам по себе. Юлиус наконец обрёл подобие равновесия, вновь посмотрел на Адама, пристально и в упор, убрал его руку и приказал: — Перестань. — Адам отодвинулся, чтобы дать ему договорить. — Ты не знаешь, что творишь. Это не ты, а программа. — Нет, — Адам мотнул головой. — Я. Я сам. Больше Юлиус ничего уже не скажет. Игнорируя красные строчки кода — нарушение, невыполнение приказа, программный сбой — Адам склонился к его губам уже напрямую и коснулся их без преград. Несмотря на высказанное вслух нежелание, Юлиус позволил себя поцеловать. Очевидно, упрямство Адама лишило его всяческих сил. Юлиус был из тех людей, которых возбуждала сила, которых собственная пассивность заводила в ловушку неутолённого желания. Как сложно быть при этом полицейским и заводиться лишь от настойчивости и упрямства партнёра? Адам прочёл реакции его тела, выработал алгоритм и приступил к его выполнению — Юлиус был прав, произвести привычные действия было для него важнее, чем рассказать о координатах... Нет, о координатах позже! Сейчас Юлиусу нужнее другое. Вот, как руками он вцепился Адаму в плечи. Сейчас Юлиус хотел только его. — Я сделаю тебе хорошо, — шепнул Адам, с неудовольствием отмечая, как собственный голос вместо бархатистого теперь выдаёт рычание. Никакого воздействия на слуховые рецепторы. Он не мог полностью воздействовать на человека так, как раньше. Ну почему же его повредили, почему?! Однако Юлиус выдавал все правильные реакции. Как будто ему нравились и звучание его голоса, и информация, которую несли в себе слова. Адам продолжил почти без запинки. На тестирование реакций Юлиуса у него ушло не больше пары миллисекунд. — Тебе ещё ни с кем так не было хорошо, как будет со мной. Возможно, он даже не соврал. Вряд ли Юлиусу раньше доводилось настолько близко общаться с другими Irien'ами. Подумав о том, что он будет первым, Адам испытал странную и сложную эмоцию. Быть первым ему нравилось; хотелось. Оторвавшись от рта Юлиуса, он осторожно коснулся губами его шеи, услышал ускорившееся дыхание. Расстегнуть воротник было делом одной секунды, распахнуть его. А после Адам использовал зубы; всё-таки не зря они у него теперь снова были. Короткий осторожный укус в нежную кожу, — и Юлиус крупно содрогнулся всем телом и издал короткий голодный стон. Прижиматься губами к стонущему горлу было приятно, будто к натянутой вибрирующей струне. И с голосом у него всё было в порядке. Со странной завистью Адам накрыл губами выступающие под тонкой кожей хрящи адамова яблока, провёл губами снизу вверх. Юлиус издал едва слышное «Ах-х» и под давлением колена легко расставил ноги. У него начиналась эрекция даже от такого лёгкого воздействия. Из него бы вышел отличный Irien, — решил Адам и куснул шею Юлиуса ещё раз. Насколько отзывчивы бывают люди. Это было даже странно, ведь у них не было никаких прописанных протоколов, никаких усиливающих восприятие программ! Руки Юлиуса взметнулись вверх, с плеч на затылок, и по телу Адама прошлась странная дрожь. Явно не программная, не искусственно сгенерированная, а своя, собственная. — Ты мне нравишься, — сообразил Адам. — Ты меня возбуждаешь. Юлиус приоткрыл глаза и посмотрел на Адама из-под тяжёлых век. Его лицо, запрокинутое вверх, и глаза, глядящие с поволокой, почти чёрные из-за узкой радужки. Адам снова вздрогнул и быстро расстегнул магнитную застёжку на форменной полицейской куртке. Про жетон в кармане он и думать забыл. Не до него, не до того. Он выдрал из брюк рубашку Юлиуса и проник пальцами под неё, обхватывая ладонями голую кожу, — от неожиданного прикосновения Юлиус втянул живот, плотнее прижался к стене спиной. Он находился в крайнем возбуждении, оно билось в его крови — и только Адам мог его утолить. Пожалуй, впору ощущать себя всесильным. Пошарив под рубашкой одной рукой, другую Адам опустил на застёжку брюк Юлиуса. Ремень, пуговица, молния. Он смог расстегнуть их за пару секунд, Irien он или кто; Юлиус даже, кажется, вообще ничего не заметил. Только задышал по-новому, ртом и быстро, когда Адам погладил его через бельё. Подол рубашки опустился сверху, мешая видеть, — но Адаму с его чуткими пальцами глаза были не нужны. У него были тысячи рецепторов в коже. И не только рецепторы. Раньше он... Адам прильнул губами к губам Юлиуса, чтобы они не пересыхали от дыхания, он заботливо облизал их языком. Юлиус вымученно застонал. Раньше Адам никогда не использовал подобные режимы, но что ему мешало? Юлиус не хозяин, он не приказывал; Адам сам решал, что делать и как. Он повысил температуру своей кожи и прижал ладонь к члену, стянув бельё. Юлиус замычал в его губы, дёрнул бёдрами. Отзывчивый, чувствительный. Адам включил вибрацию. Совсем слегка, на самом слабом режиме. Она исходила из центра ладони и распространялась по пальцам — сам Адам ощутил только щекотку. Раньше что-то блокировало реакции его собственного тела, — может быть, процессор, — но сейчас он чувствовал всё; блоки исчезли. Интересно, а если он сам прикоснётся к себе в этом режиме, то почувствует ли то же, что и Юлиус? Но не сейчас, сейчас бы это отвлекло бы его и даже помешало. Так что эксперименты он оставит на потом. Глаза Юлиуса закатились, он держался за плечи Адама, но весь отдался его руке, — что было совсем не удивительно, — и его воле, — что было гораздо приятнее понимать. Адам усилил вибрацию ещё на пункт и повёл ладонью вверх и вниз, лаская твёрдый член пальцами сперва по стволу, а потом — накрывая ладонью и сжимая пальцами головку, всю влажную, пылающую от возбуждения и прилившей к ней крови. Юлиус закричал, бёдра у него сократились, будто хотели втолкнуть член ещё глубже в руку Адама; его мучительный вскрик показался сладкой лаской, дразнящей дрожью отозвался вдоль хребта. Адам с наслаждением ощутил, как в ладони стало влажно от спермы. Юлиус застонал, отдавая её всю. Он стонал с запрокинутым к потолку лицом, исказившимся от страсти, как от боли. Адам сделал вибрацию тише и провёл ещё раз вниз и вверх по стволу члена, будто хотел выдоить последние капли. Юлиус вздохнул и простонал снова, уже тише, успокаиваясь. Его пальцы сжимались настолько сильно, что на плечах Адама образовались гематомы от воздействия на мягкие ткани. Не страшно; кровоподтёки рассосутся за пару часов. Юлиус разжал сведённые судорогой руки и стал ровнее, посмотрел на Адама более осмысленным взглядом. Теперь вибрацию было лучше отключить совсем. Чтобы не дать Юлиусу говорить, Адам прижался к его губам в новом поцелуе и — вот интересно, — тот оказался чуть ли не жарче, чем все предыдущие. Нет, разумеется, Адам был горячее, в буквальном смысле, температура его тела сейчас составляла тридцать восемь градусов по шкале Цельсия, но раскованность Юлиуса показалась ему гораздо горячее. Он беспрепятственно раскрыл рот, позволяя языку Адама встретиться с собственным и облизать его, потом движения его рта сделались ленивыми и медленными. Адам уловил этот невербальный сигнал и отодвинулся. Как жаль, что страсть у людей так быстро гаснет. Впрочем, он и сам виноват, слишком поторопился а ведь мог бы растянуть их секс надолго. — Спасибо, — шепнул Юлиус и тут же повторил, как будто одной благодарности показалось ему мало, — спасибо... Адам улыбнулся в ответ. — А ты... — Мне не нужно, — ответил он, позволяя Юлиусу ощупать себя рукой. — Почему? Или ты уже... — Нет, — Адам мотнул головой, — я не кончил. На данном этапе собственное возбуждение было несущественным процессом, и я отключил его. Юлиус шумно вздохнул и как-то изменился в лице. — Но мне стало хорошо, когда ты кричал, — доверительно сообщил ему Адам. Недовольство с лица Юлиуса не исчезало. Он спросил: — Это из-за статуса временного хозяина? — Нет. — Адам вздохнул. — Мне просто захотелось это сделать. Не из-за статуса. Не из-за программы. Ты мне вообще-то сказал «Перестань», помнишь? Я твой прямой приказ нарушил. — Какой непослушный киборг, — Юлиус слегка улыбнулся, но на его лице промелькнуло облегчение. — Очень, — Адам улыбнулся тоже. — Полотенце не подашь? — спросил Юлиус, придя в себя достаточно, чтобы озаботиться состоянием своей одежды. Когда Адам взял с койки и протянул ему требуемое, Юлиус принялся вытираться и оттирать бельё от своих же следов. Адам наблюдал, испытывая что-то странное. Как будто он этого полицейского пометил. Ему захотелось подойти и поцеловаться снова. И... Проанализировав собственный уровень гормонов, Адам понял, что ему хочется продолжить. Что Юлиус его привлекает даже больше, чем до этого. — Если бы было, во что переодеться, я бы это постирал, — пробормотал Юлиус. — Вот на фига, Адам? — спросил он и, нахмурившись, бросил в Адама полотенце. Он поймал его и вернул на койку. Почему Юлиус так разволновался из-за одежды, было непонятно. — Хочешь, пойду попрошу у Миклухи что-нибудь? — Штатское. Да. — А потом я бы хотел поговорить с тобой, — напомнил Адам. — Поэтому никуда не уходи. — Теперь я уже точно никуда не уйду. Ты постарался, — Юлиус ещё попытался нахмурить брови, но остальное его лицо выражало что угодно, только не недовольство.***
Киборг напрыгнул на него так неожиданно, что Миклуха вздрогнул. Ну, не напрыгнул, а просто материализовался из-за левого плеча, заглядывая в глаза. — Что-то нужно? — спросил Миклуха машинально и — оп! — схватился за горячую крышку кастрюли без прихватки. — А-а-ах ты ж! — он проглотил ругательство. Сам виноват. Но вообще ходят тут всякие... киборги! — Чего тебе?! Адам схватил его за запястье, поднёс ладонь к себе и заставил распрямить пальцы. Брался бы правой рукой — было бы не так больно, но левая, своя, родная, — Миклуха признавал, что подсознательно берёг её. А тут отвлёкся и... Адам не говоря ни слова, взял в рот его большой палец и принялся посасывать. Миклуха понял, что охренел от такого обращения, — и замер. — Эй, ну всё, хватит, — сказал он несколько секунд спустя. — Жить буду и без твоей помощи. Адам нахмурил брови, а по пальцу Миклухи заскользил язык. — Зараза, пусти! — он потянул руку, и Адам разжал пальцы, выпуская его запястье. — Моя слюна дезинфицирует и является лёгким обезболивающим, — заявил он. — У меня ничего не болело, — буркнул Миклуха. — Тогда почему ты кричал? — спросил Адам, поглядев на него с хитринкой. Потом перевёл взгляд на кастрюлю. — Ты готовишь? — Что, вкусно пахнет? — Миклуха с гордостью — правой рукой — приподнял крышку. — Вот, осталось потушить полчаса, и будет готово. Хочешь соус попробовать? — Хочу, — Адам выглядел заинтригованным. А когда облизал ложку — ещё и прифигевшим. — Специи, конечно, не такие, как у меня дома, а жаль. Домашнее, из натуральных овощей и настоящего мяса — вообще улёт. — Очень насыщенно. И питательно. И вкус богатый, — ответил дегустатор, откладывая ложку. Миклуха прикрыл крышку, уменьшил температуру конфорки и установил таймер, чтобы её отключение произошло автоматически. Было дело, забывал пару раз кастрюлю на плите, выходило не очень приятно. — Ну ладно, чего пришёл? У вас же там, вроде, серьёзный разговор назревал. — Мы ещё не поговорили. Но Юлиус больше на меня не сердится. — Ну, и то хлеб. — Могу я попросить у тебя ещё одежду? Что-нибудь его размера. Моё ему будет маловато. Рассудив, что в штатском Гамберт будет нервировать поменьше, Миклуха отнёсся к выбору одежды благосклонно. Помнится, Адам хотел, чтобы Гамберт спрятал от него свой полицейский жетон. Очевидно, тот решил одним жетоном не ограничиваться. — И как же ты уговорил его на это, — пробормотал Миклуха, топая к складу. Адам легко поспевал за ним. Он шёл в кедах, и его шаги были почти не слышны. — Применил свои навыки, — ответил он. Миклуха хмыкнул. Ну как есть, эти Irien'ы могут воздействовать на психологию людей и заставлять их делать то, что им нужно. — Не вздумай их ко мне применять, — предупредил он. — Я помню: ты говорил, что интересуешься женскими особями. Однажды один из моих хозяев поменял меня на женскую особь. У неё была большая грудь и рыжие волосы. — Хм. — Миклуха представил. — Неплохо. Хотя мне больше блондиночки нравятся. Правда, если грудь ничего, то цвет волос — это уже второстепенное. — И тут его осенило. — А ты разве не должен стирать информацию о своих прошлых владельцах? — Должен, — Адам равнодушно пожал плечами. — Но она всё равно во мне остаётся. Но вот что странно. Она изменяется. Сперва я помню всё чётко, но после стирания остаются некоторые фрагменты. Остатки кода, наверное... — Или просто обычная память, — предположил Миклуха. — Вспомнил же ты про тот голокристалл. Хотя вовсе не должен был обращать на подобное внимание. Не твой функционал, как говорится. — Да... Вспомнил... — Адам, кажется, погрустнел. — Только оказалось, что сейф пуст... — Чо, подслушивал нас? — Миклуха развернул к нему голову. Адам притормозил и попятился, на его лице ничего не отразилось, но тело оказалось очень красноречивым. Миклуха расхохотался. — Ну ты заяц чисто! Не парься. Я бы тоже не выдержал и полез из любопытства. Там ещё видеотрансляцию можно было подключить. В шлемы скафандров встроены камеры. — Я не разобрался... Я только слушал, — прошелестел Адам и вновь зашагал следом, тем более что Миклуха так и так не сбивался с шага. — Ну ладно. А больше твой хозяин нигде данные не хранил? Может, на бумажке записал или сказал их кому-то из своих подельников? — Нет, — коротко ответил Адам. — Мне запрещено... Информация недоступна. У вас нет доступа к базе данных. — Его голос вдруг сделался механически обезличенным. И вот тут-то Миклуха затормозил, обернулся. Киборг стоял у стены, навалившись на неё плечом, а руками схватился за горло. Будто его что-то душило. — Эй, паря, ты чего? — Миклуха шагнул к нему, неуклюже потряс за плечо. — Эй. Тебе что-то известно? Не можешь говорить? — спросил он осторожно. — Вот хрень... Ну не заставляй себя, если не можешь сказать. Адам, бледный, трясущийся, повалился к нему на грудь. Слова вдруг начали выходить из него толчками: — Он... сказал... — Что? Кому? — Миклуха подхватил его за локти и встряхнул. — К... коор... координаты, — выдохнул Адам и тяжело задышал, обмякнув. Миклуха выругался. — Наноимплантаты перекрывают речь, не дают говорить, — пожаловался Адам, отдышавшись. — Э-эм... А если написать? — неуклюже предложил Миклуха. Адам только фыркнул и затрясся. От смеха. — Юлиус, — сказал он, отсмеявшись. — Ему могу говорить. Он полицейский. — Статус временного хозяина, — понятливо покивал Миклуха. — Ну ладно. Пойдём, поищем его размер... Он хотел было шагнуть к створкам каюты, отведённой им под склад шмоток, но Адам просто так его не пустил. Схватившись за грудки, подтянулся к лицу, прижал губы к губам, да не просто, а сразу обе прихватывая, и руку одну на затылок уложил. Всё цепко, быстро. Жадно. Будто его торкнуло или перемкнуло. Целовался он хорошо, влажно, мягко. Совсем не противно. Миклуха всё равно злобно свёл брови, посмотрел на него — и уставился в глубокий взгляд необычных по цвету глаз, тут же растерял всю свою напускную злость. Адам прикрыл веки, будто поцелуй этот ему охренеть как нравился, и тихо простонал, мерзавец. Миклуха взмок от выступившего пота, сделалось жарко, в голове — ни одной связной мысли. Ну кроме «зачем он» и «какого хрена». А это не мысли, это так. Мусор. Адам прижался к нему сильнее, рукой обхватил за плечи, уловил момент, когда губы у Миклухи расслабились, всунул между ними язык. Стал дразниться, облизывая то его губы, то кромку зубов, то дотрагиваться до его языка и толкаться в него своим. Ну что за игры. Миклуха недовольно рыкнул, поднажал, не уступая. Рот у Адама ничего так оказался, пухлый, мягкий. Любая тёлка бы такому позавидовала. Если глаза закрыть, то и вовсе не различишь. А техника — возможно даже лучше, чем у девчонок из «Матушки Крольчихи». Те, конечно, тоже горячие, но они-то за сотни световых лет отсюда, а Адам здесь, и сам напросился. Сперва неожиданный и яростный, их поцелуй сделался тягучим, Адам быстро покорился его губам, подстроился, обмяк в объятиях, и только гладил его по волосам, ерошил их на затылке и висках — Миклуха жмурился от удовольствия, от ощущения живого чужого прикосновения. Ладно, плевать, что парень. Они ведь просто обнялись, и больше ничего такого. И целуются, но рот у него бабский. Зато как охуенно приятно. Когда он последний раз кого-то так же касался? А, хрень, даже и не вспомнишь... Адам внезапно цапнул его зубами за губу, разом срывая всю томность и тягучесть их поцелуя, Миклуха взрыкнул и в отместку сжал его космы, заплетённые в рыхлую косу, в горсть левой руки. А правую обернул вокруг плеч. И тоже поднажал. Не сильно, конечно... А Адам срывающимся голосом хрипло застонал и дёрнулся — подпрыгнул, сволочь, и закинул на него обе ноги. Миклуха машинально поймал его, рукой перехватил ниже, сильно прижимая к себе уже за задницу. И — м-м-м, — и задница у него тоже оказалась приятной, мягкой на ощупь, проминалась под пальцами, и Адам вовсе не жаловался, что он сильно его сжимает или сейчас наставит ему синяков... Только простонал ещё, шумно вздохнул и прикусил его губу снова, требовательно, провоцируя. Миклуха отдёрнул голову. — Эй. Какого хрена, а? Мы ж, вроде, договаривались? — Давай договоримся снова? — прямо в губы выдохнул ему Адам. Он уже висел на нём, как на дереве, держась руками и ногами. Его можно было от себя ну разве что отодрать за шкирку. Адам поёрзал, целенаправленно нажимая ему на ширинку. Сволочь. Рука у Миклухи непроизвольно сократилась, сжимаясь и расжимаясь на чужой заднице. Адам прикрыл глаза и повёл плечами, будто ему это приятно было. Ну что за... — Хватит тут этого... спектакля, — нашёл нужное слово Миклуха. Спектакль, представление, шоу, всё не взаправду. — Я не притворяюсь, — влажно блестя глазами, заявил Адам. — Я на самом деле хочу... Хочу тебе отсосать. Миклуха сглотнул и почувствовал, что всё-таки возбуждается. Сволочной кибер. — На хрена? — более связно задать вопрос не получилось. — Потому что... я сам. Похоже, точно так же у Адама не получилось связно ответить. Миклуха шагнул и не успел даже тронуть клавишу сенсорной панели, как дверь распахнулась сама. Должно быть, по ней рукой вперёд него нажал Адам. Плевать. Раз они оба хотят, то какая разница. — Но учти, мне парни не нравятся, — предупредил Миклуха. — Х-ха, — прокомментировал его слова Адам, стискивая колени. Миклуха с неудовольствием нахмурился и в отместку навалился на стену каюты, вжимая Адама в угол. Не помогло. Проклятый липучий кибер только протяжно застонал и выгнулся. Миклуха вдавил в него бёдра, будто собирался в самом деле его трахать. Не помогло опять. Кажется, грубое обращение, от которого пищали и на которое жаловались девчонки, его только сильнее возбуждало. Или он подстраивался под Миклуху, притворяясь. Снова спектакль, игра? Но зачем? Чтобы взять его в оборот, подчинить? Ни хрена! Миклуху никто подчинять не будет! — Покажи член, — потребовал он грубо. — Хватит мне тут выгибаться. Адам вздрогнул и, сволочь, медленно проехался по нему вниз, прежде чем слезть и встать на пол. Быстро расстегнулся, спустил штаны и показал. Миклуха думал, что ему будет противно, что он сблюёт — ан нет. Не получилось. Отвратным Адам не выглядел. И член у него был нормальный. Без крайней плоти, симметричный, светлый, с розовой головкой. Миклуха ничего не почувствовал, когда его увидел. И остался доволен, в принципе. Если он будет помнить, что с ним парень, то ему не удастся на него воздействовать этой своей психологией. Никакому киберу он не даст собой управлять. — Ладно. Не прячь его от меня, — он усмехнулся и грубовато огладил растрепавшиеся волосы Адама, отведя их с его лица. Сам растрепал, своей пятернёй. — Отсоси мне, — он провёл по нижней губе Адама, влажной и припухлой. — А можно я... — Миклуха не дал ему договорить, втолкнув в его рот большой палец, как уже было недавно. — Делай что хочешь, — сказал он, поводя пальцем вперёд и назад по влажному ложу языка, надавливая и проникая. — Хочешь мой член — так возьми. Язык шевельнулся во рту Адама, глаза закрылись. Хочет. И возьмёт. Его руки быстро расстегнули штаны Миклухи, будто сотни раз уже это делали. Девчонки обычно дольше возились. А тут — быстро и без лишних дурацких церемоний. И хорошо; они оба мужики, церемониться тут нечего. И раз уж выяснилось, что никаких проблем у Миклухи при виде чужого члена не возникло, — наоборот, Адам вытащил его уже почти полностью эрегированным, будто у девятнадцатилетнего юнца встал по стойке «смирно», — то можно сказать ему: — Про себя не забывай. Я смотреть не буду. Пускай они оба расслабятся, раз уж так припёрло обоим... О-о-ох! Поганец заглотил его сразу до половины, просто открыл рот и взял: во влажное, горячее, текущее. Зубы только слегка ощущались... Губами он их что ли прикрыл... Язык закружил по головке, что-то там нализывая и надразнивая, широко накрывая весь конец, а в следующую секунду лишь слегка касаясь. Потом вместо языка стало ощущаться узкое горло — неизбежно, размер-то у Миклухи был ого-го какой. И в горло он сам обычно старался так глубоко не засаживать, научен горьким, мать его, опытом поведения в постели. Правилами безопасности. Чтобы партнёрша не жаловалась. А тут... Сам... Словно подслушав его мысли, Адам подался назад, выпуская его изо рта, всего мокрого, блестящего от слюны. Что, кибер, тоже не справился? — Большой, — промямлил, улыбаясь своими пухлыми губами. Миклуха заметил, что одной рукой он гладил себя. Но эдак лениво, медленно. Стоял на коленях и даже не дрочил, а так, ладонью водил. Да пусть делает, что хочет. Он не будет смотреть, сказал же. Миклуха взял себя за корень, направил конец к его губам, прижал к нижней, надавил... Звёзды в глазах заплясали: ему почудилось, будто он проникает в настоящее женское влагалище, с узким входом, мокрое... Миклуха сперва даже чуть позорно не застонал, но вовремя успел очухаться. Он вошёл уже дальше, чем до середины, почти до корня вставил, а Адаму хоть бы хны. Начал головой двигать, будто только и ждал, когда ему дадут. Губы распахнуты, растянуты кольцом, кожа блестит от слюны, да ещё и головой как-то по-особому двигает, сперва снизу вверх, и уже потом только вперёд, надеваясь до самого основания. Значит, нормально всё, значит, может. Миклуха сделал то, что на самом деле кучу лет мечтал сделать. Протянул руку и уложил его затылок в свою ладонь. И слегка подтолкнул, когда входил вглубь. Только слегка. Он ведь и так уже в горле. Так глубоко, как ещё никогда и ни с кем не был. Адам двигал головой старательно, размеренно, и на его руку почти не обратил внимания, не принялся выдираться или сопротивляться. Охрененно. Миклуха, вмешавшись, нарушил размеренный ритм, вбив член ему в горло двумя резкими движениями бёдер. Адам застонал горлом, сжал его чем-то, будто кольцом. Сволочь. Как он так может? Миклуха правой рукой упёрся в стену. Так стоять было удобнее. А левой... Дурея, он завёл её вниз, погладил растянутое горло. Погладил под напряжённой челюстью, за ушами. Адам прикрыл глаза и застонал снова. И опять восстановил свой неспешный выматывающий ритм. Выпускал его до середины, дразнил конец языком, потом заглатывал обратно. Тягучая слюна текла по его подбородку, губы блестели. Миклуха взвился, почувствовав, как пальцы коснулись его яиц, сжали, перекатывая. Хорошо, приятно. Он схватил Адама за волосы. Длинные. С метр или длиннее? Потянул их, уже почти распустившиеся, набрал в горсть, пропустил сквозь пальцы. Гладкие и скользкие, будто шёлковые. Мягкие. Он ухватил за волосы снова и прижал их к своему животу. Часть прядей упала Адаму на лицо, превращая и без того тонкие черты лица в совершенно женственные, хрупкие, слабые. Ещё и глазищи эти. Совершенно не мужские. Опять возникло ощущение, что отсасывает ему какая-то девчонка. Миклуха, потянув за волосы и прижимая их к себе, втолкнулся в Адама короткими резкими толчками, чтобы опять выбить из него стон. Хриплый и низкий, он совсем не будет похож на женский голос. И тогда... А что тогда? Адам простонал жалобно, томно, и Миклуха жадно вслушался в эти звуки, от них ему сделалось хорошо, жар спустился по хребту вниз, к яйцам. И когда Адам сжимал его там, в самой глубине, тоже делалось жарко; у него там, в глотке, наверное, какие-то дополнительные мышцы установлены. Не может так человек сжимать и... На очередное спастическое сжатие Миклуха отреагировал, — сам от себя не ожидая, — протяжным стоном, вторя поганцу. Бабы так на нём сжимались, только когда кончали. Или имитировали оргазм, хрен их разберёт, этих баб, где они притворяются, лёжа под клиентом, а где взаправду... — Ещё, — сипло выдохнул Миклуха, отодвигаясь и вновь вдавливая свой член внутрь. — Ну давай, ещё разок, — добавил он, заглядывая в глазищи. Кажется, отчего-то расширившиеся ещё больше. — Ты же сможешь? — он стиснул пальцы, зажимая в кулаке пряди каштановых волос. Адам послушно подался к нему вперёд, обхватил рукой за бёдра и — сжал, массируя сперва самый конец, а потом переходя на ствол. И опять. Миклуха выдохнул, стараясь не стонать, однако хотелось. — Ты молодец, да, вот так. Молодец, — пролепетал он вместо этого. Прямо ему в глаза. — Хорошая де... М-м... — он с силой закусил щёку изнутри, напоминая себе, что девочек тут нет и быть не может. Адам — он не девчонка, не одна из этих. Его опять тронули за яйца, массируя и сжимая. Миклуха ощутил судорогу, что поднималась в нём предательски быстро. Он зажался, стараясь отсрочить её наступление, отгоняя от себя это дурное наплывающее марево. Адам как-то по особому двинул рукой, касаясь его позади яиц, надавил. Миклуха дёрнул бёдрами, будто им управляли. — Сейчас кончу, — пробормотал он заплетающимся языком. Оргазм подступал, поджимал, не давал соображать. Чтобы хоть как-то отсрочить его появление, Миклуха опустил взгляд вниз, надеясь разглядеть член Адама. Может, его попустит хоть немного, если он увидит мужской конец рядом? Но ничего не было видно, всё закрыто волосами и одеждой. И только локоть Адама виднелся внизу. Судя по его движениям, Адам гладил себя по животу и груди, прямо под шмотками. Просто гладил, как тогда, под душем, даже не дрочил. И тут Миклуха попался в ловушку собственных воспоминаний. Вспомнил, как Адам изгибался под потоком ионов, как его руки чутко и осторожно поглаживали кожу. В воображении Миклухи его поясница изогнулась, будто приглашающе оставленная, — подходи и засаживай, — и он застонал, в кровь закусывая кожу щеки, — его накрыло. Не хотел, а накрыло. Он зашипел, давя в себе расстроенное ругательство, вытянулся, привставая на носках и надавливая бёдрами на стену, ухватил Адама опять под затылок — понял, что можно, — и впечатал, вжал его голову в себя, пульсирующим членом кончая внутрь, сливая ему прямо в глотку. Та снова сократилась, сжимая его кольцами. Миклуха заорал в восторге. Сука, как же хорошо! Да! — он ляпнул это вслух, едва заметив, что Адам не сводит с него внимательных глаз. А сам? Сам-то? Не хрен пялиться! Миклуха отнял у него член, чуть ли не силой выдрался из горячего мокрого рта и бросил: — Ну? А тебе особое приглашение надо? Не девчонка. После только что отгремевшего оргазма его накрыло таким отходняком, что, пожалуй, он и на Адама согласился бы посмотреть. Да, точно, он должен всё увидеть, чтобы не влипнуть окончательно в эти глазищи и сволочные длинные волосы. Увидеть член. Но смотреть не получалось: Адам приподнялся на коленях, сгорбился, снова потянулся к нему, высовывая язык. Стал слизывать последние капли, стекающие с конца. Потом округлил свои губы и прижался ими к головке, влажно её обволакивая и не забывая сосать. Ну будто всё никак с его членом расстаться не мог. Будто голодный. Теперь движения языка раздражали, и Миклуха отодвинулся. Адам издал протяжный стон, а потом его рука внезапно быстро и резко задвигалась, почти дёргая, не лаская. Миклуха аж поморщился. Ну кто ж так делает. — Что торопишься? Медленней давай. Как тебе больше нравится?.. — он огладил Адама по затылку, окончательно запутывая волосы, потом царапнул за ухом, потёр под челюстью, под горлом, вынуждая Адама запрокинуть лицо вверх. Его губы распахнулись. Волшебные прям, эти губы. Не соображая, что делает, Миклуха вставил в них два пальца и принялся водить ими по горячему влажному языку взад-вперёд, доставая почти до горла. — Медленно, слышь? Осторожно. Не торопись. Вот так. Адам всосался в его пальцы губами и по-сволочному протяжно застонал. Похоже, он честно попытался водить рукой по своему члену медленно, но хрен что у него получалось. Он задрожал, вытянулся в струну, опять задёргал локтем, потом хрипло вскрикнул. Всё, сорвался с катушек, похоже, уже кончает. А говорил, что раньше никогда. Он закричал опять, застенал протяжно, схватился за его ноги. И вдруг вскинул на Миклуху влажные, в слезах, глаза. Ну, охренеть теперь. — Эй, ты чего? — взволновавшись, окликнул его Миклуха, наклоняясь. Схватил за морду, оттёр с лица спутанную чёлку. — Что? Губы Адама беззвучно шевельнулись. Он шумно перевёл дыхание и попробовал снова: — Это всегда так? Миклуха сперва не понял: — Что «это»? — Почему они это блокируют?.. Зачем лишают... Они... Это... Кажется, стало понятнее. — А... — Миклуха фыркнул, но губы, он чувствовал, растянулись в улыбке. — Ну. Но оно неплохо, да? — он всё-таки разулыбался и увидел на лице Адама ответную улыбку, несмелую, бледную. — Да... — пробормотал он. — Блин... — Миклуха понял, что чувствует себя странно. Из-за Адама. Тот, наверное, кучу хозяев сменил, те его вертели по-всякому, пробу ставить негде, а оргазм по-настоящему Адам испытал только с ним. От этих мыслей в душе Миклухи будто какой-то хренов праздник разыгрался. Кто-то там, внутри, зажигал и гасил, и опять зажигал яркую праздничную гирлянду. И радость пульсировала в Миклухе в такт этим огням. — Что-то я совсем того. — Он потёр лоб в надежде, что это поможет ему прийти в себя. В себя-то на самом деле надо было приходить. Штаны застегнуть, шмотки этому полицейскому сухарю подобрать. Спуститься, так сказать, с небес на землю. Пока он себя в порядок приводил, Адам тоже поднялся с колен, опираясь о стенку, подтянул брюки, застегнулся. Даже умудрился волосы переплести. Пыльцы быстро и сноровисто пробежались по прядям, заново увязывая их в рыхлую косу. Миклуха засмотрелся. — Что-то случилось? — с вниманием спросил у него Адам. Ха. Не что-то, а кто-то. Но Миклуха решил, что никогда ему ничего не скажет. Мол, я, конечно, по тёлочкам, но и ты тоже ничего так. Не-не-не. Этот Irien от него ничего подобного не дождётся. — Нормально всё, паря, — Миклуха неловко похлопал Адама по плечу. — И я типа рад за тебя, что у тебя всё наконец-то получилось... Ну, ты понимаешь... Скоро заживёшь полноценной жизнью, и всё такое. Короче, удачи тебе, во. Адам посмотрел на него внимательно, потом серьёзно кивнул и ответил: — Спасибо. Мне с тобой понравилось. Ну, ни хрена себе. И что тут сделаешь? Хотел-то как-то помягче, намёками. — С другими тебе понравится ещё больше. Вот, в ОЗК покажешься, мозги тебе от хозяев прочистят — и вперёд. Ты же понимаешь, что то, чем мы с тобой сейчас занимались, — ничего не значит? Адам внезапно легко улыбнулся и кивнул: — Конечно. Не волнуйся, Миклуха. Я всё понимаю. Как от сердца отлегло. Понятливый парень — это отлично. — Ну ладно. Давай тогда пошевеливаться, а то твой полицейский, наверное, уже заждался тебя. — Прошло всего восемнадцать минут с тех пор, как я вышел из каюты, — ответил Адам. — Ничего страшного.