II.
Золотое послеполуденное солнце льётся на вытоптанную степь из опрокинутой чаши неба, а к нему навстречу поднимается чёрный дым: это жгут на кострах тела убитых врагов. Своих – и воинов Степи, и рыцарей короля – на закате предадут земле на кургане Муджира. Усталая Сабрина-ханум едет через лагерь и улыбается воинам, которые приветствуют её. Не потому, что она – ученица мабухалифа. Просто сегодня они опять были впереди – Аласкар, она и Ваджих. Меч Муджира, неогранённый алмаз в рукояти которого начинает пламенеть, как только меч напьётся крови, и его сияние даёт силы и мужество союзникам и сеет ужас и смятение в рядах врагов. Копьё, с каждым ударом которого по рагид бьют молнии. Это было неожиданно, раньше ничего подобного не происходило, но в горячке боя Сабрина не успела ни испугаться, ни удивиться. Топор Севера был самым обычным топором, но убивал оборотней не хуже оружия Муджира. Рагид очень быстро, почти мгновенно, заживляют раны, но прирастить отрубленную лапу или голову – на это даже они не способны. Сабрина улыбается. Она устала, рука болит, как обычно, но это хорошая боль: если бы не колдовство мабухалифа, она не могла бы держать в ней даже перо, не то что оружие. Да она просто не выжила бы. Когда разъезд степняков подобрал её, Сабрина умирала в жару и бреду – от воспалившихся ран, от потери крови, от жажды. Она лежала у подножья кургана Муджира, прижимая к груди короткое и тяжёлое копьё. Воины поняли, что случилась беда, подняли Сабрину, напоили, закутали в плащи и погнали коней в Стан. Так ей рассказали, сама она не помнит. Но когда Сабрина пришла в себя в городе на берегу моря, где Степь встречается с водой, копьё стояло у стены в изножье кровати. Никто даже не пытался забрать себе древнее оружие. Сабрина долго не могла поверить, что это – то самое копьё. Она, как любой ребёнок к востоку от гор, знала легенду о Муджире-защитнике, о его последней битве. О том, как предатель – король Гристайла – ударил побратима копьём, но Муджир вырвал оружие из раны, и его кровь выжгла на нём руну Правды. И король-братоубийца был повержен. Но и Муджир пал в том бою. Да, найденное копьё было работы древних мастеров гристайл. Да, на нём была руна Правды, но руны часто наносят на оружие. И даже если допустить, что это действительно копьё Муджира, то кто Сабрина такая, чтобы удостоиться этой чести? Получить в свои руки часть легенды? Но потом Карим рассказал Сабрине, как её нашли. Как воины стояли над ней, понимая, что надо помочь, но не решаясь прикоснуться к девушке. И дело было не в том, что широкое лезвие древнего копья в её руках казалось светлым и чистым, словно только что выкованным из звёздного серебра, а руна на нём горела белым холодным пламенем. Не это напугало воинов. Их остановило другое: на древке копья мёртвой хваткой сжимались три руки. Две – израненной девушки, и одна – скелета. И эта рука, словно выросшая из земли, рассыпалась в прах, как только один из воинов рискнул прикоснуться к Сабрине. А когда в первом же бою оказалось, что копьё сжигает рагид, Сабрине пришлось поверить. И возблагодарить Создателя за то, что он дал ей в руки оружие мести. Гнедыш фыркнул, всхрапнул, оскалился, потянул в сторону. Сабрина оглянулась и замерла. На земле тесными кучками сидели пленники. Лучники Гристайла – люди, предавшие человеческий род, а чуть в стороне от них – скованные заговорёнными цепями рагид. Оборотни. И одного – вернее, одну из них – Сабрина узнала. Она почти наехала конём на сидящую на земле женщину. Та отодвинулась, насколько позволяли цепи. Осунувшаяся, бледная, одежда разорвана, короткие чёрные волосы слиплись от пыли и крови и торчат во все стороны. Но смотрела рагид нагло, уверенно. Ещё немного, и можно подумать, что не она сидит в пыли в цепях, а кто-то другой. Вот только Гнедыш всё портил: всхрапывал, скалился, тянулся к оборотню, хотел укусить. Та косилась, взгляд становился напряжённым. Но держалась, от коня не шарахалась. Сабрина подобрала поводья, застыла в седле, не отрываясь, смотрела на рагид, но та не отвела взгляд. У Сабрины дёрнулся уголок рта. – Помнишь меня? – А должна? – Помнишь. По глазам вижу. А помнишь, что я тебе обещала? – Нет. – Что убью тебя своими руками. – Разве вы не будете нас допрашивать? – оборотень усмехнулась. – Одно другому не помеха. Может быть, я даже тебя отпущу. И дам время. Часок. Хочешь? – Нет. – Вот как? – Да. Мой лорд приказал мне встретиться с мабухалифом, если я смогу. Мой лорд сказал, что мы можем говорить или драться. Но он хочет говорить. – Это ты на ходу придумала? Чтобы спасти свою блохастую шкуру? Рагид зашипела, мотнула головой, насторожилась, словно прислушиваясь. Снова вернула себе надменный и гордый вид. Вскинула голову: – Нет. Мой лорд будет говорить через меня. Но только с мабухалифом. – Как зовут твоего лорда? – Вы называете его Отступником. Сабрина застыла. Рагид медленно улыбнулась, показывая острые кошачьи зубы: – Что? Не судьба? Ну, ничего, жизнь длинная. – Думаешь, это меня остановит? – Меня бы не остановило. А тебя – да. Человек, – добавила рагид. Как выплюнула. – Вот и меня не остановит. Ты отсрочила свою смерть, но и только. Сабрина ослабила поводья. Конь радостно подался вперёд, клацнул зубами перед самым лицом оборотня. Вот тут она не выдержала, отшатнулась: клыкам Гнедыша позавидовал бы любой рагид. – Что это за тварь?! – Конь. Всего-навсего. Его убили. Мабухалиф вернул моего любимца, – Сабрина похлопала Гнедыша по шее, тот довольно заржал. – Может быть, я скормлю ему тебя. Я ещё не решила. – Люди… Вы злые. Откуда у вас столько злобы? – Подумай. Пока ещё есть время. – Надо было сразу тебя убить. – Надо было.* * *
Сабрина-ханум, не отрываясь, смотрит на рагид. Она привела оборотня к мабухалифу и отошла по первому слову учителя. Если тот посчитает нужным, то расскажет, о чём они говорили. Кошка стоит выпрямившись, насколько позволяют цепи, а Сабрина смотрит на оборотня и всё гладит и гладит правую руку, похоже, не замечая этого. Лицо у неё неподвижно, словно каменная маска – как на древних межевых столбах, что иногда попадаются в Степи. Карим давно понял это: когда Сабрина-ханум думает, что её никто не видит, улыбка сходит с её губ, лицо застывает, а глаза становятся пустыми и холодными, как снег на горных вершинах. А ещё Сабрина-ханум никогда не плачет. Она поёт, и смеётся, и танцует с молодыми жёнами мабухалифа, но никто не видел, чтобы она проливала слёзы. И она никогда не говорит о своей семье. Не вспоминает ни мать, ни отца, ни братьев. Сабрина-ханум вспоминает только рагид. И видит только их. Она не видит, какими глазами смотрит на неё сын мабухалифа, когда она не смотрит на него. Не знает, сколько песен он сочинил для неё – смешных, неумелых, но искренних. Иногда Кариму кажется, что душа Сабрины-ханум мертва так же, как его тело. С крутого склона холма долина видна как на ладони. Вон костры воинов Степи. Шатров там мало, только для раненых, кого надо укрыть от палящего солнца и ветра. Даже мабухалиф спит под открытым небом, как его воины. А там яркими цветами сверкают палатки и шатры короля Георга. Сами воины перемешались, вместе справляя тризну по упокоенным павшим. И даже рыцари Чёрного ордена перестали сторониться мёртвых воинов мабухалифа. Карим издалека увидел Сабрину. Девушка сидела у нагретого за день камня. И пила араку прямо из бурдючка. Карим покачал головой, сел рядом. Сабрина подняла на него несчастные глаза. – Пьёшь? – Нет! Цветы собираю! – девушка огрызнулась и тут же сникла. – Прости, почтенный Карим. – Хочешь в одиночку пострадать? – Я не страдаю, – Сабрина вздохнула, поколебавшись, протянула уже изрядно опустевший бурдюк Кариму. – Я думаю. – А-а! И о чем? – Карим глотнул араки, довольно вытер усы. Последние дни он снова начал ощущать вкусы и запахи. И это было хорошо. Сабрина помолчала и крикнула шёпотом: – Вот что мне с этой кошкой драной теперь делать?! – Я слышал, что она рассказала мабухалифу всё, что должна была. – Да. Отступник предлагает переговоры. Мабухалиф сказал, что будет думать. – А что решил про неё? – Он отдал её мне. – А ты? – А я не знаю!!! На этот раз Сабрина закричала в полный голос. Не глядя вырвала бурдюк из рук Карима, жадно глотнула. – Мы с братом были на охоте. Увлеклись и решили не возвращаться в темноте. Конечно, мы хорошо знаем горы, но лучше не рисковать. А они пришли ночью. Мы только слышали, что что-то случилось. Сначала в крепости, потом в замке. Трой хотел бежать туда, я пыталась его удержать, но не смогла. Я не знаю, что с ним стало. Наверное, его схватили и… Ему было всего двенадцать, Карим! Рагид пошли искать меня. И знали, где искать. Я поводила их по горам, как могла, я дралась, но их было больше. Они… И эта тварь. Полоснула меня по спине когтями – чтобы не потерять след, как она сказала. Как будто на мне было мало крови. Сказала: «Беги. Уйдёшь за каменные столбы у входа в долину – останешься жива». – А ты? – Карим боялся спугнуть Сабрину: она никому, кроме мабухалифа, не рассказывала, что с ней случилось, когда рагид уничтожили её дом. – Вот тогда я и пообещала, что убью её. И побежала. Я знала, что мне не уйти, что они просто... развлекаются. Но я слышала, как они спорили. Что не надо терять время, что лорд приказал привести меня к нему. И решила, что лучше умру. И когда поняла, что больше не могу бежать, прыгнула в реку. – В ту реку? – Карим вспомнил кипящий горный поток, пересекающий Орлиную. – Да. Лучше разбиться о камни, чем… – она коротко, со всхлипом, вздохнула. – Вот так-то, почтенный Карим. Всё это время я ждала. Надеялась. Мечтала о том, чтобы встретить её. И вот – получилось. А теперь я не знаю, что мне делать с этой тварью! Они помолчали. Карим снова забрал араку у Сабрины, сделал большой глоток. Сказал: – Хочешь – убей, а хочешь – отпусти. Но знаешь, что я скажу тебе, дочка... – Ну? Карим покачал головой: Сабрина была пьяна. Она никогда не позволяла себе так грубо говорить со старшими. – Я бы ей жестоко отомстил. Отпустил бы. – В см... смысле? – Ты же знаешь их. Может быть, лучше любого из нас. Для них мы – слабые человечки, злые низшие существа. Ты её убьёшь, а она тебе в лицо смеяться будет. И подозреваю, что всю жизнь. – Какую «всю жизнь», если я её убью? – Твою жизнь. – Мою... – Я много воевал. Но даже у меня нет нет, но возникают перед глазами лица тех, кого я убил. А это даже не бой. Это будет убийство. И слова про месть тебе не помогут. Повисла тишина. – Мою жизнь? – горько засмеялась Сабрина. – А где она, эта моя жизнь? Мой род мёртв, моего дома нет, и уж если Муджир-защитник дал мне это оружие… – А зачем он дал тебе его? – Чтобы отомстить! – Нет, – Карим покачал головой. – Чтобы защищать. – Я и говорю… – Сабрина застыла с открытым ртом, смотрела на Карима. Тот кивнул, улыбнулся: – Ты говоришь, что твой род мёртв. Но ты же знаешь, что это не так. Ты же жива. – Я… – Да, ты. Молодая, красивая, сильная и здоровая женщина. Которая может родить много чудесных детишек. – Я?! – Кариму показалось, что Сабрина-ханум сейчас его ударит. – Ты, дочка. – Я должна отомстить за свой род! Я должна убивать рагид! – Тогда иди и убей эту кошку, для начала. – Я… – Сабрина сникла. Ответила шёпотом. – Я не рагид. Я не смогу убить безоружную. – Ты достаточно убивала, дочка. После такого, – Карим поглядел на долину, где в сумерках один за другим расцветали костры, – рагид не сунутся к нам лет пятьдесят, если не больше. Отдохни. Вспомни о том, кто ты. Сабрина упрямо тряхнула головой: – Им не место на земле. Карим молчал. – Им не место на земле! Они же… Они… Они… Голос Сабрины сорвался, и мёртвый воин обнял рыдающую девушку.