Сновидения

      Большие ладони опустились на футон по обе стороны от её тела. Даже сквозь ткань спального одеяния можно было ощутить весь жар нависающего над Рин мужчины. Он был огромен в сравнении с ней, закрывал своими плечами лунный свет, падающий из окна, и рассматривал её глазами цвета янтаря, которые блестели в темноте словно драгоценные камни. Демон ровно дышал, обдавая лицо девушки своим тёплым дыханием. От него пахло травами и лесом, а близость с ним создавала в Рин сладкое и тягучее напряжение где-то под одеянием. Сердце билось загнанной птицей, руки дрожали от волнения и желания, губы мечтали оказаться в чужой власти, и она, достигшая того возраста, когда самое время было выходить замуж, обезумела от эмоций, не догадываясь, что нужно было делать. — Рин, — его голос бархатной волной накрыл сознание, от чего девушка покрылась мурашками и, вероятно, покраснела до кончиков ушей. — Сещёмару-сама, — прошептала она, содрогаясь от непонимания, чего он сейчас желает.       Ладонь демона оторвалась от футона и легла на её щёку обжигающим прикосновением. Может он и был холоден с виду, но у него было своё собственное тепло, неповторимое, сокрытое в коже, взгляде и действиях. Никогда он не позволял себе причинить ей боль по неосторожности, однако и не был нежен. Рин уверовала, что с Сещёмару не существует границ между этими понятиями, и всё, что он захочет, она готова была ему дать. Пусть в данный момент демон хотел получить её тело, пусть, она готова к тому, чтобы разделить с ним ложе. Его горящий взгляд стоит того, чтобы пойти на всё. — Рин! — уже громче произнёс мужчина, и начал растворяться в ночном воздухе. — Сещёмару-сама!       Она хватала его руками за ткань кимоно, тянула к себе, но его будто похищали, уносили от неё. Тело напротив неё засветилось, медленно уплывая в сторону, пока она пыталась удержать хоть что-то. Белоснежно-серебристые пряди проскальзывали между пальцами, ужасая, потому как на ощупь они были твердыми, плотными и… это были не волосы…       Трава.       Рин пришла в себя посреди луга, куда ходила по поручению — за целебными травами. Плетёная корзинка, куда она складывала их, лежала неподалеку и была практически заполнена доверху. В глазах рябило, сон не отпускал разогретую на палящем солнце голову, и хотелось пить. Образ сна всё ещё стоял в памяти, будто реальное воспоминание, и девушка почувствовала мурашки вдоль спины и живота. Снова. Практически каждую ночь это происходит с ней во снах. Она видит, как он приходит к ней, ласкает словами или прикосновениями, и Рин плавится от этих снов, прогибается под них и творит всякое. Сновидения такие реальные, что после пробуждения всегда хочется снова заснуть, чтобы увидеть продолжение, но это всё ускользает, стоит раскрыть глаза. — Девочка, ты чего?! — услышала девушка с ближайшего холма, в стороне которого была её деревня. Звала бабуля Каэде, и, по виду, она была сильно встревожена. Было очевидно, что ещё секунда молчания и, уже и так не молодая, она побежит к ней, вниз, рискуя своим здоровьем. — Что-то случилось?! — Всё хорошо! — поспешно крикнула Рин, взмахнув рукой в знак того, что она в порядке. Голос дался с трудом, горло было сухое, словно устье умирающей реки, а солнце никак не помогало в такой момент.       Тихонько поднявшись, девушка подхватила корзинку и побрела вдоль травяных угодий к бабуле. Она не знала, что сказать про это происшествие, потому что признаваться было чертовски стыдно. Вдруг все подумают, что она какая-нибудь девчушка легкого нрава и, не стыдясь, подсознательно хочет вступить в связь с мужчиной вне брака? Усмехаясь мысли о том, что за демона можно выйти замуж человеку, Рин дошла до начала подъема на холм, зная, что Каэде наблюдает за ней. Теперь было не избежать расспросов о причине такого поведения, потому что в последнее время эти сны вытянули из девушки столько сил, заставляя каждый день клевать носом в самые важные моменты. Не говоря уже о том, что они творили с её телом, заставляя стыдиться самой себя. — Ты чего там уснула-то, Рин? — озадачилась бабуля, стоило девушке взобраться к ней на вершину. Отвечать не хотелось. — Хочу пить, ба-чан, — горло действительно иссушилось настолько, что вместо нормальных звуков, сделался скрипящий шепот, от которого Каэде даже забыла все претензии. — Я набрала корзинку, и солнце так ласково светило, что я решила прилечь… и уснула. Прости, ты волновалась. — Ладно уж, пойдём в дом, — пробормотала та в ответ, смирившись с тем, что из обычно болтливой Рин сейчас ничего не вытащишь.       «Странное начало твориться с девчонкой в последнее время», — думала Каэде.       И была права.

***

      Кимоно на ощупь было самым мягким шёлком, который она только знала. Успев забыть, какие узоры украшают рукава, Рин не забыла о трепетном восторге от каждого прикосновения к нежной струящейся ткани. Пояс, так легко сползающий вниз, позволял видеть белоснежную кожу, всегда сокрытую под одеждой и доспехами. Девушка водила дрожащими ладонями вдоль мужской груди, лишь немного задевая пальцами открывшуюся наготу. Тело Сещёмару было превосходным: крепкое словно сталь, возбуждающее своей силой и красотой. Даже то, что она сидела у него на коленях с задравшейся юкатой и могла трогать чистокровного наследника великого рода Ину-но-Тайшо, который мог лишить её жизни одной ядовитой царапиной, сводило с ума её сердце и разум. Подсознательно зная, что мужчина никогда не посмеет причинить ей какой-либо вред, доверяя ему, было чертовски соблазнительным брать контроль над этим опаснейшим демоном.       Распахнув края чужого одеяния, Рин засмущалась, но не падала виду. Кожа, натянутая на мускулы и кости, была горячей настолько, что, казалось, ещё немного и она обратится огнём. Смотреть в глаза Сещёмару было страшно и стыдно, но желание касаться убивало все сомнения. Девичьи пальцы прочертили неровную линию от впадинки на шее до пупка, заставляя мышцы живота мужчины невольно напрячься. Ключицы так и манили её дотронуться губами, расцеловать все, что находится ниже, плавно переходя к самому смущающему. Рин, находясь будто в гипнозе, начала склоняться вниз, туда, к его груди, где билось сердце и так сладко пахло этим неповторимым, будто обволакивающим ароматом. Запахом солнца, кожи, чистой воды и чем-то таким родным и трогательным, отчего у неё захватывало дух. — Рин, — позвал он её, обдавая дыханием, похожим на летний ветер. Его ладонь легла на её затылок, обхватывая, заставляя остановить движение. — Подними голову. Посмотри на меня. — Сещёмару-с…       Этот взгляд. Пожирающий, обожающий, будто ласкающий языками огня всю душу вдоль и поперёк. Рин погрузилась в глаза цвета янтаря, в расширенные зрачки и длинные ресницы словно в бездну. Затем она утонула в поцелуе сладком настолько, что в животе будто сместились все органы разом, причиняя дискомфорт. Она не справлялась с напором, с движением, о, она не справлялась даже с собственными губами и дыханием. Она не могла ни оторваться, ни нормально ответить на поцелуй, потому что её волосы были зажаты в его руке, и он то тянул их слабо, то со всей силы в сторону. — Рин, — прошептал он, давая ей вздохнуть.       Его голос был выше, звонче, и девушка мотнула головой, прогоняя ненужные мысли. Было так хорошо, вот только болела голова, и её всю трясло так сильно, будто бы…       Комори. — Сестрёнка! Вставай! — громко прокричала девочка прямо над ухом.       Рин распахнула глаза, дёрнулась всем телом вперёд и чуть не упала прямо под ноги встревоженной Санго, которая стояла перед порогом своего дома, держа в руках корзинку с мокрым бельём, которое изначально собиралась неспеша развесить на заднем дворе. Женщина озадаченно уставилась на девушку и свою дочь, что сидели на крыльце, чуть укрытые тенью от палящего летнего солнца. Пронзительный голос Комори мать услышала, когда возвращалась от реки с постиранными вещами, и ей пришлось перехватить свою ношу поудобнее, чтобы рвануть на тревожные крики. Однако, прибежав, Санго не обнаружила опасности, но зато заметила «великолепие», украшающее голову Рин. — Комори, почему ты кричала? — спросила женщина, опуская корзинку на землю. Девочка виновато подняла глаза на мать и пробормотала: — Мне стало страшно, мама! Рин не хотела просыпаться, даже когда я стала делать ей причёску и дёргать за волосы! — Рин?.. Ты в порядке? — заволновалась Санго, наблюдая за покрасневшей девушкой, что всё продолжала сидеть на пороге, еле заметно дрожа. — Я? Да-да, всё хорошо, просто не выспалась сегодня, поэтому так крепко заснула, — поспешно начала оправдываться она, стыдливо пряча глаза. — Комори, прости, что напугала тебя, я не хотела. — Ничего страшного, сестрёнка! — радостно произнесла девочка, неловко улыбаясь. — Главное, что я смогла тебя разбудить, хоть и пришлось постараться.       Рин окинула её взглядом, поражаясь, как быстро выросла эта малышка, которая буквально на днях перешла границу того возраста, когда сама Рин встретила Сещёмару, навсегда изменив свою судьбу. Как странно теперь было осознавать, какие трудности и испытания перенесла она во время, когда была такой же крошкой, и сколько крови, боли, слёз окружало её тогда. Всё это стоило того, чтобы сохранить то настоящее, что есть сейчас, и жертвы были не напрасны. Но то, что происходило в последнее время, выбивало Рин из колеи, погружая в пучины раздумий и жаркого томления, от которого она не могла избавиться. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — с сомнением спросила Санго, когда заметила, что девушка неловко поднялась с крыльца, отряхивая одежду. — Наверное, тебе стоит пойти поспать, ты выглядишь очень уставшей. — Нет, я поспала, — отмахнулась Рин, стараясь не думать о том, чтобы снова заснуть. Сегодняшнее сновидение было таким реальным и развратным, что тряслись ноги от мысли о дальнейших сюжетах. — Близняшки ведь возвращаются вечером с Мироку? Я приду помочь тебе с… — Послушай, на сегодня ты свободна, — строго перебила Санго, перехватывая корзинку с бельём по-удобнее, и, кинув взгляд на дочь, сказала: «Мне поможет Комори, а ты отдыхай!»       Девушка уже открыла рот, чтобы сказать, что ей совсем несложно, но хмурое выражение лица женщины заставило проглотить рвущиеся наружу слова. Рин тяжело вздохнула, погладила рядом стоящую девочку по голове, прощаясь, и, улыбнувшись Санго, медленно побрела в сторону дома бабушки Каэде. — Мама, она такая грустная, — прошептала Комори, глядя в след своей не родной, но близкой сестрёнке.       «Да, очень странное поведение для нашей малышки», — подумала Санго, вероятно, догадываясь о причине.       О вполне конкретной причине.