Наружу изнутри

Музыченко каждый раз страшно бесился, когда Анька отказывалась приехать к нему на выходные. Он уже было начал думать, что дело в нём, что он что-то делает не так, спешит, либо все эти его приглашения звучат слишком открыто и Никитина делает неправильные выводы. Всю осень родители уезжали на дачу вечером в пятницу и возвращались вечером воскресенья. Квартира была абсолютно свободна и в полном распоряжении Юры, но Никитина была непреклонна, снова и снова он пролетал, как фанера над Парижем, со своим предложением приехать к нему в гости и провести время вместе. За два с половиной месяца с первой попытки он наслушался таких разношёрстных отмазок, что иногда сам, не стесняясь явно ищущей отговорки Ани на другом конце провода, смеялся в голос. То у неё заискрилась розетка в комнате и нужно ждать электрика, пока тот ее починит, потому что соседки разбежались, то его любимое «Юр, у меня женские дни» и сильно разболелась голова, спина, живот или любой другой орган, то растянула ногу на акробатике и теперь еле передвигалась, то Ксюша позвонила раньше его и позвала на встречу с подружками, и она не смогла отказать. Единственное, что его спасало, были их редкие прогулки после репетиций и походы в кино. На улице было сыро и холодно, у Ани мёрзли нос и щёки, губы Юре удавалось без труда согреть, а чтобы не мёрзли уши он купил ей дурацкую шапку, которую постоянно носил с собой, на случай, если девушка забывала свою или специально игнорировала его просьбы. От шапок у неё портилась причёска, но здоровье волновало Музыченко гораздо больше её волос. Кино нравилось Музыченко больше. Темно, тепло и немноголюдно, если брать билеты в последние дни проката. За два месяца осени они пересмотрели все кинопремьеры, некоторые даже по два раза. А если у них получалось взять билеты на легендарный последний ряд, то можно было вдоволь нацеловаться, не мешая никому. Главным правилом было вовремя остановиться, что с каждым разом становилось сложнее. Даже Аня с ее железным самообладанием иногда его теряла, а одумывалась, когда рука Юры уверенно сжимала грудь, а губы настойчиво исследовали шею. И даже когда после их походов в кино и прогулок по пятницам Юра предлагал Ане поехать не в общагу, а к нему в Гатчину, девушка смущённо устремляла взгляд в асфальт, и он всё понимал без слов. Хотелось закричать, что в этом предложении нет никакого подтекста и ничего не будет, если она не захочет, но на эту фразу Никитина точно бы обиделась и начала искать скрытый смысл. Поэтому Юра терпел, но терпение медленно заканчивалось. Ограничений на людях стало поменьше, поэтому они и стали выходить гулять без страха быть пойманными с поличным. Первое время шифровались они виртуозно, а потом поняли, что никто ни о чем не догадывается, все были чересчур сильно заняты своими делами, проблемами и личная жизнь друг друга мало их беспокоила. Аня продолжала периодически встречаться с подругами на их «девчачьих посиделках», которые непременно сопровождались чем-нибудь алкогольным в районе десяти градусов, но, по ее словам, они не знали никаких подробностей о её отношениях и сплетничали о Музыченко ровно так же, как и об остальных. Какие именно сплетни они обсуждали Аня не кололась, но намекала, что в глазах однокурсниц Музыченко тот ещё герой-любовник. Юра мог спокойно подойти к Ане и завести с ней разговор, попросить о чём-то или же предложить свою помощь, пару раз они даже целовались в мастерской, пока никто из ребят, с которыми они репетировали, не видел. Адреналина тогда получили уйму, сердечко как бешеное билось. Они могли уйти вместе после пар, и никто не подшучивал на следующий день, мол, «тили-тили тесто жених и невеста», наоборот, парни то и дело знакомили Юру с молоденькими симпатичными девчонками и тот для отвода глаз знакомился, только потом Аня с ним не разговаривала. Ревновала, эта скрытая любовь её добивала изнутри, но Никитина понимала, расскажи она сейчас подругам об отношениях с Юрой — тут же нарвётся на непонимающие взгляды и критику своего поведения. А этого ей не хотелось. Она достаточно взрослая, чтобы самой решать, с кем ей быть и что делать. Мама заметила изменения в поведении сына практически сразу, он стал более внимательным и нежным, мог подойти и обнять её просто так, а не когда ему было что-то нужно, перестал огрызаться, подолгу «висел» на телефоне, домой возвращался поздно, а уезжал рано утром ещё до их пробуждения. А ещё от вернувшегося из Питера сына постоянно приятно пахло женскими духами. Не тяжёлыми и до тошноты сладкими, как раньше, а свежими и какими-то цветочными. Тогда она и поняла, что младшенький влюбился и дело было серьёзным. Однажды вечером, когда вся семья собралась на кухне на ужин, у Юры зазвонил телефон. На экране мелко высветилось «Анюта» и сын, спохватившись, убежал в свою комнату, так и не притронувшись к еде. Захлопнул дверь, чтобы не подслушивали. Они с отцом переглянулись и улыбнулись друг другу. Девчонок у сына всегда было хоть отбавляй, вот только ни с одной он не засиживался часами на телефоне и не уезжал из города на первой электричке, едва на улице начинало светлеть. Вернулся спустя несколько минут довольный, с аппетитом принялся за ужин, не сказав ни слова о давно остывшей пище, как делал это обычно. Материнское сердце почувствовало, что сейчас именно тот момент, чтобы расспросить сына поподробнее об избраннице, в таком приподнятом настроении точно не станет лукавить и пытаться уйти от ответа. — Юрочка, расскажешь нам с папой про Аню? — мама, отвернувшись от мужчин, мыла посуду, отец задумчиво курил в форточку и подглядывал на часы, не за горами был вечерний выпуск новостей. Думал, что зря жена затеяла этот разговор, сын никогда не откровенничал с ними, наверное, именно поэтому они заметили появление девушки так поздно. Юра мог подойти к отцу и спросить совета лично, но делал это крайней редко, только когда уж явно сильно провинился перед девушкой и сам не мог придумать способа помириться. — Что рассказать? — Юра не стал отпираться, понимал, что бесполезно. Мама на то и мама, чтобы замечать то, чего не следовало, а сегодняшний прокол с телефоном только подлил масла в огонь. Обычно он оставлял мобильник в куртке, либо же сразу относил в комнату, но сегодня Аня весь день была занята в театре, а поздно вечером ездила к врачу, и они не могли увидеться, поэтому её звонка ждал с особым трепетом и решил держать телефон под рукой. Вот и прокололся. Конечно, рано или поздно родителям бы пришлось рассказать о появлении новой девушки в его жизни, но этот момент он оттягивал, как мог, боясь реакции предков на их с Аней разницу в возрасте. — Где вы познакомились, откуда, сколько лет, — женщина вытирает руки цветастым вафельным полотенцем и садится на стул напротив, готовая слушать. — Юрочка, поставь чайник, — бросает отцу, сама разливает заварку по чашкам, а Юра с непривычки дёргается. Дёрнуло же его родителей назвать его так же, как и отца. Вроде и привык, а иногда в голове что-то клинит и он отзывается на зов мамы вместо отца. — Познакомились в академии, однокурсница, — аппетит пропал, слишком уж эта ситуация походила на допрос, поэтому отодвигает тарелку и вытирает рот полотенцем, висящим на спинке соседнего стула. Ситуация. Он любил Аньку, сомнения в этом не было, но слишком противоречивыми могли их отношения показаться родителям. — Она из Тынды, точнее из посёлка недалеко от города, во-от, — мнётся, тянет перед ответом на самый неоднозначный вопрос, который явно вызовет недоумение, мама явно переспросит, она всегда так делала, когда ответ ей не нравится. — Аня старше меня, ей двадцать три, — последние два слова произносит быстро, надеясь, что они не расслышат. Отец закашлялся, мать поперхнулась чаем. Ну вот, на другую реакцию он собственно и не надеялся. «Всё, Юрий Юрьич, пиши пропало и готовь свои музыкальные уши к куче нравоучений и куче лишних вопросов о том, как далеко продвинулись ваши отношения». — Сколько? — Двадцать три, — чеканит Музыченко, поднимая глаза и стреляя взглядом в обоих родителей поочерёдно, — мам, пап, пожалуйста, только давайте без нравоучений. Мы все давно обсудили, Анька переживала из-за этого, поэтому мы и никому не рассказываем, чтобы слухи не плодить, — прерывает мать на полуслове, она явно хотела высказать своё негодование. Повисла тишина, в любой другой день Юра бы просто встал и вышел, но сейчас уходить от разговора было глупо, тем более, что они уже начали. В тишине противно гудел холодильник и шипел чайник на плите. Отец бросает на маму суровый взгляд, та притихла. С этим нужно свыкнуться, не каждый день твой едва совершеннолетний сын заявляет об отношениях с девушкой старше. В голове матери сразу появляется какая-то капелька ревности, которая в будущем перерастёт в целое море, появляется тревога за собственного ребёнка, вдруг эта девушка аферистка и встречается с её сыном, чтобы извлечь из этого какую-то выгоду. Вздыхает, барабанит пальцами по столу, уже и чаю перехотелось. — Из-за неё тебе морду в прошлом году набили? — отец тушит окурок о стенку стеклянной пепельницы, снимает чайник с плиты, чтобы бедняга не надрывался, наполняет чашку матери и садится рядом. Интересная ситуация выходит, вроде ничего противозаконного не сделал, а виноватым Юра себя чувствует. — Да, из-за неё, — взгляд в скатерть устремил и засмущался, он уже и забыл о той ситуации. Отец понимающе улыбнулся и похлопал сына по плечу. — Юрка, ну вы аккуратно только, хорошо? Без глупостей, — к маме наконец вернулся дар речи, отец от такой дежурной фразы рассмеялся, приобнял жену за плечи и отправил сына к себе. Музыченко был только рад. Им было что обсудить, отец все поймёт и объяснит маме. Он всегда понимал быстрее, чем мама. Родители ещё долго что-то обсуждали, звучный голос отца он слышал даже через грохот фильма по телевизору, тот доказывал, что не нужно грести всех людей под одну гребёнку и приводил пример одного из своих товарищей. Того отцовского друга, по совместительству их соседа по даче, и его жену Юра отлично помнил. Ещё в детстве он замечал, что жена папиного товарища выглядит взрослее, но не придавал этому внимания, только потом они с сестрой выяснили, что женщина в паре действительно была старше. И ничего, прожили много-много лет и сейчас живут счастливо. Вопрос отношений младшего сына больше не поднимался, по крайней мере при Юре. Мама-то с Сашей явно всё уже обсудили, им только повод дай, сестра в декрете стала частенько к ним захаживать, чтобы не сидеть одной, пока муж на работе, и они с матерью успевали за несколько часов обсудить всё, от того, как им надоели Юрины отросшие волосы до свежей серии очередной мелодрамы по «первому». Только каждый раз, когда по выходным он садился в машину и уезжал в Питер, мама обязательно спрашивала, с кем он будет, и услышав в ответ «С Аней» сразу успокаивалась. В его жизни до сих пор присутствовали гулянки с друзьями, на которых он частенько пропадал, но для матери вариант, что он с Аней, работал идеально и не вызывал лишних вопросов и звонков, поэтому его он использовал всё чаще и девушка об этом знала. Приближался Новый год, и Юра для себя решил, что его они непременно должны провести вместе с Аней в Гатчине. Только вдвоём, иначе крышу у него сорвёт совершенно, и он полезет к ней в общежитие через окно посреди ночи, лишь бы встретиться наконец не на улице. Именно из-за этого они отказались от новогодних прибыльных корпоративов, которые предложили им от театра. Уваров удивился, обычно эти оба не отказывались от возможности подзаработать, но раз решили, то уговаривать не стал, желающих было предостаточно. Успеют ещё заработать, они и так достаточно жертвовали своими отношениями ради карьеры. Хотелось нормально провести время вместе, не в кинотеатре, не в кафе и не на улице. Дома, как цивилизованные люди, пусть даже без секса, который, как казалось Музыченко, являлся главной причиной отказов Ани поехать к нему. Родители с начала декабря твердили, что собираются встречать Новый год на даче с друзьями, квартира на практически неделю была в его полном распоряжении, а сама Аня была поставлена в известность за месяц, чтобы вдруг у неё не появились планы. Тогда Юра пригрозил серьёзно обидеться, если в этот раз появится хоть одна очередная неправдоподобная отмазка, Никитина засмеялась и согласилась. Как-то слишком быстро и без уговоров, даже странно. Они успешно сдали все зачёты и наконец могли позволить себе ненадолго расслабиться. Для обоих это «ненадолго» подразумевало пять волшебных и наполненных чудесами дней вместе с тридцатого декабря по третье января. Лучшие новогодние каникулы, которые можно было только придумать. Оба ждали этот день с нетерпением, постоянно обсуждали, что приготовят к праздничному столу и пойдут ли гулять в новогоднюю ночь, хотя где-то на подкорковом уровне понимали, что всё это отойдёт на второй план, едва они останутся наедине и доберутся до того, что было скрыто от чужих глаз под одеждой. Аня не знала, почему морозилась так долго. То ли длительное одиночество на ней так сказывалось, то ли настойчивость Юры с предложениями отбивала всякое желание, но ложиться с ним в постель не хотелось до поры до времени. Их конфетно-букетный период, если его можно таковым назвать, проходил без лишней пошлости, Юра особо не настаивал, может, стеснялся предлагать ей секс напрямую, всё было так романтично и нежно, что опошлять это не хотелось. А потом чего-то большего, нежели поцелуйчики в шею, от которых у неё резко стали подкашиваться ноги и опасно теплеть внизу живота, захотелось и Ане, только к тому времени Музыченко смирился и больше не предлагал поехать к нему на выходные. Положение спас Новый год, Аня готова была рисовать и зачёркивать чёрточки на обоих рядом со своей кроватью, так сильно она ждала утро тридцатого декабря, когда Музыченко должен был под покровом утреннего тумана забрать Аню из общежития. Утром тридцатого Юра проводил родителей, слишком нелепо спешил и выглядел встревоженным, видимо поэтому мама и догадалась о приезде гостьи. С целью, чтобы сынок не облажался по полной, напомнила, где лежит чистое постельное белье и полотенца и какую сковородку брать, чтобы еда не пригорала. И в очередной раз напомнила об осторожности и том, чтобы они не наделали глупостей. Поцеловала в щеку, взяв обещание быть джентельменом и не обижать девочку, и уехала со спокойной душой, подгоняемая отцом, которому изрядно поднадоели эти телячьи нежности. — Спать будем вместе? — Анька вошла в небольшую Юрину комнату, вытирая маленьким полотенцем, любезно предоставленным парнем, гриву своих роскошных каштановых волос. Было видно, что чувствует себя неловко и непривычно, слишком мало одежды на ней было. В полосатой хлопковой ночнушке на ещё мокрое тело, руки сложила на груди, прикрывая. Горячий душ её здорово расслабил, после общажного, который выделялся перепадами температуры воды и постоянным ощущением, что на тебя кто-то смотрит, почувствовала себя человеком. Пол дня они провалялись на диване и смотрели подряд несколько фильмов, которые перед праздником бесконечно транслировали, а оставшиеся перед наступлением вечера пару часов потратили на поход в магазин и покупку продуктов, чтобы завтра не стоять в очереди. Им двоим много нужно не было, но какую-то атмосферу праздника создать хотелось. Вечером в доме наконец-то запахло мандаринами. — Можем и раздельно, если ты хочешь, — пожимает плечами. Оба прекрасно понимали, чем сегодняшний вечер закончится, и Аня задала вопрос скорее не из чистого любопытства, а чтобы он лишь подтвердил ее догадки. Ответ вышел слегка грубоватым, Юра даже сам не ожидал такого от себя, заметил, что Аня не знала, как реагировать и в итоге просто села на край уже разложенного дивана, наблюдая за его действиями. Как-то странно все получается, будто они и не пара вовсе, а она просто напросилась к нему переночевать. Музыченко тем временем справился с постельным бельём и вышел из комнаты, перед этим погасив свет. Знал, что потом ему будет просто-напросто лень подниматься и делать это. Аня осталась одна в тёмной комнате с ворохом мыслей в своей ясной умной головушке. Не знала, будет она спать в одиночестве или, как и планировалось, с Юрой, но решила подождать. За окном был снегопад и светил фонарь, его жёлтый свет просачивался сквозь прикрытые шторы и образовывал дорожку на разложенном диване, поэтому Аня отчётливо видела практически каждый предмет, который находился в комнате. Юра сказал, что шторы больше не закрываются и придётся помучиться, Аня была не против, это ей не мешало, в общаге они первое время и вовсе без штор обходились, только потом поняли, какая это полезная и нужная штука. В голове снова заскакали мысли о их с Юрой разнице в возрасте, вот только углубиться в них и передумать она не успела, объект ее размышлении вошёл в комнату с большой подушкой в руках. «Все-таки вместе». Музыченко бросил подушку ко второй, уже лежащей, и присел рядом, а Никитина неожиданно взяла ситуацию в свои руки и поцеловала. Юра аж опешил от такого расклада, не ожидал такого пыла, Никитина весь день вела себя подозрительно скромно и сдержанно, у него даже определённые сомнения стали закрадываться. Может так казалось по сравнению с другими его девушками, которые в первую же неделю отношений прогибались под его ещё подростковыми намёками, и он получал желаемое. Ни одну из них он не ждал и не готов был ждать так долго, как Аню, пока та решится наконец на близость. Спешить никуда не хотелось, да и незачем было. Они наконец были абсолютно одни, в подходящей атмосфере, которую, если особо не приглядываться, даже можно было назвать в какой-то степени романтичной. Наверное, по всем правилам романтики стоило выпить вина, зажечь свечи, включить томную музыку, но все это казалось Юре чересчур пошлым, Анька бы сразу сделала неправильные выводы и решила, что он только для секса её и позвал. Даже думать о таком исходе Музыченко было мерзко, не был секс первоочерёдным в их отношениях. Она мягко коснулась дрожащей ладонью шеи и притянула Юру к себе поближе, поцелуй набирал обороты, а она почему-то занервничала, как в первый раз. Дыхание сбилось и Музыченко это заметил. Что-то в её состоянии его смущало, как он ни старался выбросить все мысли из головы и сосредоточиться только на том, чтобы расслабить Аню. Бретелька поползла вниз по худому плечику, шею Ани обжег влажный и требовательный поцелуй, Никитина слегка отстранилась, будто пытаясь понять, нравится ей или нет, его мокрые губы провели дорожку по явно выделяющимся ключицам и свернули к нежной коже на груди. Музыченко будто специально не касается её самых чувствительных точек, дразнит. Первый слабый сдержанный стон, больше похожий на мычание от того, что Аня прикусила губу, подтверждает, что он делает все правильно. Почему-то с ней хотелось делать все не так, как было с остальными, хотелось наконец поцеловать каждую клеточку ее тела, все то, что не было видно остальным и сейчас доставалось только ему, хотелось ласкать её долго-долго, чтобы она расслабилась и ни в чём не сомневалась. Аня нетерпеливо стягивает с него футболку, проводит пальцами по худощавому мальчишечьему телу, по крепким рукам, хватается за плечи, чувствует, как по его коже побежали мурашки от ее прикосновений. Юра аккуратно снимает с неё задравшуюся до груди ночнушку, губы снова соединяются в поцелуе, одной рукой сминает мягкую грудь, до слуха долетает тихий вздох, ей явно нравится. Ладонь опускается на бедро, гладит, проникает под кружевную каёмку белья, цепляет её пальцами, другой рукой несдержанно и немного сильнее, чем следовало бы, сжимает ягодицу. Аня горячо и прерывисто выдыхает ему прямо в губы. Она больше не дрожала, лишь обжигала его взглядом из-под подрагивающих ресниц. Совсем ненужная хлопковая ткань скользит по бёдрам до щиколоток, Юра избавляет девушку от последнего предмета одежды и, жадно прижав к себе, часто прикасается губами к животу, прокладывает только ему известный путь, заставляет её откидывать голову и тяжело дышать, иногда не сдерживаясь и срываясь на едва уловимый стон. В комнате было слишком жарко, с каждой минутой температура повышалась. Они по-прежнему никуда не спешили, руки в попытках ухватиться непослушно скользили по взмокшей коже, губы впечатывались везде, где только могли дотянуться, шея и грудь Никитиной были зацелованы до последнего свободного сантиметра, какие-то места были подозрительно красными, завтра на их месте появятся метки Музыченко и ей придётся прятать их под водолазками либо замазывать тональником. В воздухе что-то резко заискрилось и стало медленно, как бенгальский огонь, потухать. Потухало и сопровождалось дрожью в ногах, выравнивающимся дыханием и ленивыми поцелуями. — Юр, — едва уловимо зовёт, перебирая все ещё влажные тёмные прядки его длинных волос. Шёпот разрывает тишину, которая несколько минут назад содрогалась от их шумного дыхания и звуков, с которыми губы отрывались от кожи. Аня будто боялась его испугать слишком громкими звуками, она толком и не знала, зачем позвала его и что именно хотела сказать. Просто лежала рядом, чувствовала его мокрые ладони на своём животе, с закрытыми глазами пыталась сосредоточиться на том, что чувствует и понять, не сон ли это. Тело тянулось к лежащему рядом мужчине, который ещё совсем недавно казался ей неопытным мальчиком, буквально жалось к его рукам. Она не раз лежала вот так с мужчиной в кровати, использую свои актёрские способности пыталась сделать вид, что ей всё понравилось, но сейчас с Юрой всё было в миллиарды раз интимнее. Не просто секс как что-то обыденное, не просто прийти и доставить мужчине удовольствие, надеясь, что он в очередной раз не забудет о тебе, а будто они в очередной раз подтвердили свою неоспоримую совместимость. Он даже в постели ей подходил, Юра не забыл о том, что ей тоже должно быть приятно, как это делали другие, ставя свой оргазм превыше партнёрши. Ане даже показалось, что он ставил её удовольствие выше своего, и от этого у неё внутри резко что-то треснуло, будто какое-то очередное озарение снизошло, новый взгляд на их отношения и на то, какой Юра наедине с ней. Эмоции взяли верх, как бы она ни пыталась их усмирить. Глаза начинает щипать, и она спешит спрятать это, чтобы Музыченко не сделал неправильные выводы. И вот почему именно сейчас? — Я здесь, моя девочка, — так же, как и она, шепотом, чтобы никто не услышал. Знал, что сейчас будет что-то очень личное, после такой долгожданной и сладкой, что зубы сводило, близости по-другому и быть не могло, только откровенничать. Слегка перевернулся на бок, чтобы видеть ее глаза, которые в тусклом свете фонаря почему-то показались ему чересчур блестящими. Всхлип носом подтверждает его подозрения, порывисто прижимает ее к себе, целует во вздернутый кончик носа, трется своим об ее. Чувствует солёный привкус на губах. Аня снова расплакалась. — Я облажался? — в шутку спрашивает Музыченко, пытаясь разузнать причину слез, но она лишь тихо сопит и чмыхает ему в шею. Щекотно, мокро, у Юры аж сердце ёкнуло. Он убирает волосы, лезет губами куда-то за ухо, нежно-нежно касается там. Обычно от этого такого свойственного ему и милого жеста Аня тут же начинала блаженно улыбаться. Не реагирует, только тонкие плечи подрагивают, Юре становится страшно неловко, в голову куча дурацких мыслей лезет. Вдруг поспешил, когда она не хотела, делал что-то, что ей не нравится или и вовсе сделал больно? — Анют, что не так? — решил не терзать себя догадками и спросить в открытую, заранее предполагая, что услышит молчание в ответ. Запустил руку в до сих пор влажные волосы, тронул лоб губами, крепко сжал её точёное обнажённое тело. — Все даже слишком так, — она аккуратно привстает, чтобы поправить волосы, одеяло соскальзывает и оголяет грудь. В Ане есть что-то неземное, что-то идеальное, то, чего он до этого просто не замечал в других девушках в силу своего ещё совсем юного возраста, а этот свет из окна только добавлял какой-то таинственности в её образ. Ни одна из его бывших не сидела перед ним вот так, что он чувствовал себя как в музее, когда видишь невероятно красивую скульптуру. Только вот в музее он не мог до неё дотронуться, а сейчас мог. Юра привстает, опираясь на локти, взгляд задерживается на её бархатистой коже слишком надолго, и Аня, заметив это, прикрывается одеялом. Засмущалась, румянец со щёк ещё не до конца спал, а она уже новым залилась. Он ведь и так уже увидел всё, что хотел, и даже больше, ничего, кроме желания восхищаться и целовать, целовать, целовать у него Анина без доли лести идеальная фигура не вызывала. — Просто никогда так хорошо не было, я уже думала, что больная какая-то, неправильная, все девчонки что-то чувствуют, а я нет, — выдохнула, улыбнулась, потом, прикрыв глаза руками, засмеялась, откинула голову назад и глубоко вдохнула. Сразу видно, взрослая девочка, от эмоций расплакалась, и сама успокоилась, теперь скромно улыбается и прижимает толстую согревающую ткань к груди. Не так он себе представлял их первую ночь, не со слезами и многозначным молчанием. Юре не хватает её тепла, и он буквально загребает её обратно под одеяло, снова мучительно и не спеша целует, оглаживает все её приятные округлости и чувствует, как медленно на обоих накатывает вторая волна возбуждения. — Курить хочу, — оторвавшись, чтобы сделать вдох, Анечка откидывает назад волосы. Собиралась к Юре впопыхах и забыла свои сигареты в другой сумке. — У тебя есть? — Музыченко кивает, уходит в коридор и возвращается с пачкой и зажигалкой. Они могли пойти на балкон, но там холодно и нужно одеваться, а так не хотелось, оба уже привыкли к ощущению кожи друг друга. Идея пришла практически сразу, стоило Юре окинуть взглядом комнату. Укутал Аню в одеяло как в кокон и под ее тихие возмущения, заглушаемые спешными и звонкими поцелуями, относит и усаживает на подоконник. Та своей попой подвинула парочку горшков с мамиными цветами, которым вместо живительной воды периодически доставались остатки пива из бутылок и сигаретного пепла, поэтому выглядели они так себе, на троечку с минусом. Открывает форточку. Занавеска колыхнулась от порыва холодного ветра, волосы Музыченко тут же разлетелись и опустились обратно в хаотичном порядке, что насмешило Аню, до слуха доходили редкие выкрики неизвестного происхождения, что в их районе не было чем-то сверхъестественным, и звуки проезжающих под окнами машин. А еще из квартиры за стенкой доносились звуки работающего телевизора, значит, было ещё не слишком поздно. Стало прохладно, аж мурашки побежали по коже, Аня замечает это и спешно накидывает одеяло и на Музыченко. Оно большое, хватит на двоих, не одной же её им греться. Юра и не возражает, сделал шаг вперед и благодарно чмокнул Никитину в нос. Она поджала ноги к груди и разместила замёрзшие ступни на горячей батарее. Обнаженная Анька такая тёплая, как спящая рядом с батареей кошка, и рядом с ней уютно, рядом с ней все какое-то совсем другое, более нежное, белое, пушистое, даже шевелиться не хочется, чтобы случайно не исчезло. Она тем временем прикурила и сразу же едва заметно скривила свои красивые губы. Юрины сигареты слишком крепкие, красные, будет сильно пахнуть, но выбирать не приходится, организм настойчиво требовал хотя бы минимальную дозу никотина. В темноте просиял кончик сигареты, девушка затянулась и выдохнула серые клубы дыма через уголок рта, главное не пропалить занавески и ковёр, а то мать по шапке надаёт за то, что курит в комнате. Протягивает Юре, тот затягивается с ее пальцев, не желая размыкать руки, сцепленные на ее талии. С этой невероятной девушкой хотелось только чистой романтики, хотелось делать всё возможное, чтобы она искренне улыбалась, чтобы прежде всего она получала удовольствие, и чтобы ей было до закусывания губ хорошо, когда он рядом, неважно, держит за руку или целует её самые чувствительные места. Между затяжками оба сладко зевают, видимо организм истратил остававшийся запас энергии на секс и теперь настойчиво требовал отдыха. Ещё несколько минут назад Юра был уверенно настроен на продолжение, но сейчас его сознание будто отошло от экстаза. Ни разу за свои восемнадцать лет Музыченко не углублялся в смысл фразы «Наслаждайся моментом», звучало, как какая-то фраза из маминых романов, где на обложке в порыве страсти под какой-то яблоней переплетались мужчина в панталонах и жилетке и женщина с грудью, неприлично вываливающейся из декольте. Но сейчас он понял, что именно это сейчас и делал. На обшарпанном подоконнике, прикрываемый коричневыми шторами и светлым стареньким тюлем, рядом с полудохлыми мамиными фиалками, за которые обязательно получит пизды, когда мама увидит, что с ними стало, с бесконечно любимой и сносящей крышу девушкой, которая старше его на пять лет, так беспардонно курящей его дешёвые крепкие сигареты. Чувствуя ее длинные шелковистые волосы под своими руками, чувствуя ее такое родное и уютное тепло, завернувшись в одно одеяло на двоих. Чувствуя, как от неё пахнет счастьем. — Идём спать? — спрашивает Музыченко, когда Аня наконец докуривает и истлевший бычок летит в открытую форточку. Та отрицательно мотает головой и заговорчески улыбается. Какой сон, когда тебя от чувств разрывает, когда о любви буквально кричать хочется. За окном был конец декабря и берущийся на ночь мороз, а внутри у Никитиной всё цвело. С Юрой у неё как по щелчку пальцев отрубалась голова, она шла против всех своих принципов. Загоревшись, они забыли о защите, Аня вспомнила об этом только сейчас и было явно очень поздно, почему-то внутреннее чутьё ей подсказывало, что волноваться не стоит и всё обойдётся без сюрпризов. Только Юре она скажет об этом завтра, если он сам не вспомнит, чтобы зря не переживал. А то знает она этих мужиков, им только повод дай. — Поцелуй меня, — облизывает губы и обнимает его за шею. Ее невероятные темные глаза снова блестели, только в этот раз к счастью не от слез. Обхватила его ногами, естественная, с его следами на шее, раскрасневшимися губами и щечками, с искренним удовольствием в глазах, расслабленная и источающая по отношению к Музыченко такую трепетную нежность, что ему хотелось мурлыкать, как коту, когда того гладят и дают угощение. — Легко, — рывком поднимает ее с подоконника под бёдра, так резко, что та аж пискнула от неожиданности, и относит обратно на кровать. Если ей так хочется целоваться, то он будет её целовать. Целовать до тех пор, пока у него не устанут губы. А губы у него ого-го какие выносливые.