Наружу изнутри

— Юрка, ну познакомь, — по возвращении с дачи сестра приставала к нему с этим вопросом каждый день, включая выходные и праздники. Родители, видимо, рассказали ей, почему Юра предпочел остаться дома и с кем он отмечает, поэтому Саша не отставала от него каждый раз, когда дома собиралась все семейство. У Музыченко уже не выдерживали нервы, он готов был хоть в ту же минуту брать Саню, заталкивать в машину, везти в Питер и знакомить с Аней, лишь бы она отцепилась от него и перестала канючить. И если при родителях она доставала его только этой просьбой, то наедине вопросы становились такими, что на некоторые из них Юре не хотелось отвечать, дабы не смущаться самому и не распалять фантазию сестры. Он даже с друзьями не обсуждал Аню, чего говорить о родной сестре, которая была на пару месяцев старше его девушки. Теперь все знали, что у него появилась «постоянная, серьезная и ответственная девушка», как описывала ее всем мама. Черт его знает, откуда она взяла это описание, даже не познакомившись с ней лично, видимо для неё с возрастом у человека добавлялось ответственности и серьёзности. Из всех перечисленных прилагательных его Аньке подходило только «ответственная», хотя по их постоянным проколам с предохранением и парой моментов на сессии, когда они практически спалились перед однокурсниками, он бы так не сказал. Ну и, конечно, «постоянная», если иметь в виду то, что в отношениях они были уже практически полгода и это было самое продолжительное Юрино увлечение. Музыченко сам и не заметил, как пролетело время. Ему казалось, что только вчера он вытирал ей слёзы на крыше, и они неловко впервые целовались в мастерской. Новый год они встретили просто волшебно, как и следовало, в лучших традициях стран постсоветского пространства, с искрящимся будоражащим шампанским, запахом свежей ели, которую она уговорила-таки его поставить, пусть и маленькую, мандаринами и приготовленным Аней невероятно вкусным салатом оливье. Поцеловались под поздравление президента, точнее, наверное, было бы сказать процеловались всё поздравление президента, оторвались друг от друга только когда услышали бой курантов, и то, потому что нужно было открыть шампанское и загадать желание. Пробка вылетела и с шумом ударилась о потолок. Остался след, Аня уже было начала переживать, что Юре попадёт от родителей, а тот в свою очередь указал ей на такой же след, оставленный его отцом на прошлый Новый год, который был в нескольких десятках сантиметров от того, что только что оставили они, и девушка успокоилась. Последний удар, раздаётся шумная пальба фейерверков за окном и крики за стенкой. Мысленно поблагодарили судьбу за то, что встретили друг друга, по взгляду поняли, что загадали одно и то же желание. Отпускать ее в общежитие не хотелось. Они провели вместе невероятные выходные, запоминающиеся и насыщенные событиями, но через несколько дней их ждали экзамены, нужно было готовиться и снова выкраивать время для встреч. Только вот теперь, когда они попробовали на вкус, сделали маленький глоточек совместной жизни, переживать время порознь будет ещё тяжелее. Утром перед отъездом Аня приготовила омлет на завтрак, наблюдала за голодным Музыченко, уплетающем блюдо за обе щёки и называющее его шедевром кулинарии, а самой кусок в горло не лез. Романтичное и постоянно радостное на протяжении последних пяти дней настроение сменилось грустным, она смотрела на Юру и понимала, что снова будет просыпаться одна, готовить только для себя и скучать по его дебильным шуткам. По дороге крупными хлопьями шёл снег, дворники не справлялись, деревья были покрыты изморозью, свежий воздух пробивал нос и дышать было так легко и приятно, будто она на берегу моря, а не в городе. Такой красотой полюбоваться удалось только по дороге, едва они преодолели знак на въезде в Петербург от снега не осталось и следа, вокруг была сплошь слякоть и грязь. Типичный Петербург. Мрачный и грустный, прямо как Анино настроение с момента её пробуждения. Уже подъехав к месту назначения, преодолев десятки светофоров, сидя в машине рядом с общагой, договорились, что Аня наконец перестанет динамить его предложения приехать в Гатчину на выходные. Она в свою очередь иронично пошутила, мол «дорвался и теперь тебе от меня только секс и нужен будет, все, конец романтике», на что Музыченко лишь наигранно обижается и отворачивается. Двери то заблокированы, все равно никуда не уйдёт, а расставаться уж очень не хотелось, можно и недолго обиженку из себя построить. Так бы и просидели дотемна, если бы Аня не одумалась и не протянула обиженному кавалеру мизинчик в знак примирения. Ей и так было слишком грустно, чтобы ещё и с Юрой ругаться, особенно, когда точно знает, что в следующий раз они увидятся нескоро. Экзамены дело серьёзное, можно провалиться, пропустив один абзац, поэтому друг друга старались не отвлекать. — Ладно, — сцепляет свой мизинец с ее протянутым. «Детский сад штаны на лямках». — Обижаешься, — в этот раз целоваться лезет Аня, сперва аккуратно прикасается губами к шершавой щеке, потом он слегка поворачивает голову, и она впечатывается прямо в его губы. — Анька-Анька, — в нос целует, похлопывает по бедру рукой, чувствует, что ещё пару таких поцелуев и он не выдержит, развернётся и поедет вместе с ней обратно. — Иди, а то не отпущу никуда и поедем обратно с родителями знакомится. Никитина нагло ворует у него прощальный поцелуй и выходит из тёплой машины на холод и ветер. Музыченко дважды кратко сигналит ей в след, в ответ получает воздушный поцелуй, взмах распущенными волосами и стук каблучков о промёрзший асфальт. Вахтёрша встречает Аню поздравлениями и пожеланиями счастья и любви, сама Аня, бросив что-то ей в ответ, тащит свою полегчавшую сумку в сторону лестницы. Зубная щётка, шампунь и сорочка остались у Юры, чтобы она точно вернулась. На лестнице были настежь открыты окна и стояла холодина, как на улице. Понятное дело, общага полупустая, все подтянутся только к вечеру. Практически неделю купалась в океане безусловной любви и бесконечной заботы, а теперь нужно было снова привыкать к рутине и двум надоедливым соседкам. Не то, чтобы они были вредные и донимали ее, но образ жизни Ани кардинально отличался. Анька не была ангелом, но, по крайней мере, ей никогда не приходило в голову привести Юру в общагу и сидеть с ним весь день, когда соседки есть в комнате и у них явно были планы на день, в которые не входило присутствие чужого мужика. И дело было не в том, что они скрывали свои отношения, она просто не могла себе позволить лишить девчонок личного пространства и свободы действий. А они могли и делали, поэтому очень часто на выходных Аня просыпалась от мужского голоса и, собираясь, приходилось постоянно прикрываться либо уходить в душевую. И так повторялось из выходных в выходные, даже в те предновогодние дни, когда пар уже не было и ребята были свободны и когда Аня должна была со дня на день уехать в гости к Музыченко, утром в комнате вместо трёх человек находилось четверо и лишней себя чувствовал никто иной, как Аня Никитина. Как и любая другая девушка, Аня чувствовала себя до ужаса некомфортно при чужом мужчине, она не могла нормально взять что-нибудь из своего шкафа, чтобы банально сходить в душ, боялась, что одежда задерётся где-нибудь не там и на неё будут жадно пялиться, не обращая внимания на сидящую рядом девушку. Если бы Юра узнал, ему бы очень даже не понравилось, и он бы силой забрал ее в Гатчину, чтобы огородить от чужих взглядом. Ну, либо же подарил бы паранджу, как он уже шутил пару раз. Несколько раз она рассказывала о ее жизни в общежитии и, увидев его нездоровую реакцию, зареклась больше никогда не посвящать его в подробности. А истории были забавные. Однажды в середине первого курса ей приспичило сварить сгущёнку на общажной кухне, она проворонила момент, когда большая часть воды выкипела и произошёл взрыв. Ремонт был безнадёжно испорчен, Ане пришлось красить и белить стены всю последующую неделю и за это её ненавидел весь этаж. Уже войдя в комнату и сев на свою кровать, Аня подумала о том, как отлично было бы, если бы они с Юрой могли жить вместе, только вот вариантов, кроме мифической дачи, о которой так много рассказывал Музыченко, и квартиры Юркиных родителей не было. Снимать жилье не было возможности, цены даже на окраине кусались и их редких гонораров не хватило бы даже на комнату, а ещё на что-то нужно было жить. Родителей из-за своей прихоти тревожить не хотелось, хоть и знала, что деньги были. Мало ли, на что понадобятся, жизнь такая непредсказуемая штука. Она жила на свою скромную стипендию и на то, что получала с гонораров, на проезд, её девичьи прихоти и в кафе с Юрой раз в две недели хватало, иногда даже оставалось. Она уже взрослая девочка и должна решать свои проблемы сама. Печально, не будь она такой загруженной на учёбе может быть нашла бы подработку, бегала бы по кафе в белом переднике и разносила бы кофе богатым дяденькам. Тогда у Музыченко точно крышу бы сорвало от ревности и он бы забрал её к себе домой. Она снова пришла к идее их совместной жизни и снова расстроилась. Чем больше времени они проводили вместе, тем тяжелее было расставаться. Соседок в комнате не оказалось, хотя дверь была открыта, значит они либо в душе, либо на кухне. На миг возникла идея позвонить Музыченко и попросить забрать ее обратно, Аня была уверена, что тот ещё не уехал далеко, но исчезла она так же быстро, как и появилась. Вечером должны были приехать Юрины родители, знакомиться с ними у Ани пока не возникало никакого желания, до первого из трёх экзаменов оставалось меньше недели, нужно было прочитать два увесистых томика нудной и сухой теории, работы предстояло много и лёгкой ее назвать не поворачивался язык. Откинулась на подушку и закрыла глаза, кровать противно заскрипела и что-то хрустнуло, видимо доска, которую в середине декабря ей попытались починить, забив пару гвоздей, всё-таки не выдержала и треснула. В комнате было так тихо, что аж звенело в ушах, никто не музицировал за стенкой, никто не гремел кастрюлями и тарелками и не репетировал вслух текст новой постановки. Пальцы невольно тронули губы, а губы тронула улыбка от приятных воспоминаний об их поцелуях пятиминутной давности в машине. Кто бы мог подумать, что ее июньское откровение вот так закончится. «Да кто угодно, кроме самой тебя!» — С Новым годом, пропажа! — с громким хлопком дверь в комнату открывается и вваливается раскрасневшаяся Маша, в своём атласном голубом халате в цветочки, с огромной дымящейся алюминиевой кастрюлей, ручки которой обкрутила полотенцем, чтобы не обжечься. — А у нас отрубили горячую воду, мы с воскресенья мёрзнем, пока ты там у ухажёра своего веселилась, — Аня даже не заметила, что в комнате действительно прохладнее, чем обычно, так замечталась. Вот тебе и возвращение из сказки в реальность. Толкнув дверь ногой, в комнату вваливается Катя с такой же кастрюлей. Фраза Маши прозвучала будто с упрёком, хотя девочкам никто не запрещал выходить из общежития и отмечать новогодние праздники за его пределами со своими кавалерами. Аня привыкла и уже не обижалась, её и без того слабые нервы не стоило тратить на чьё-то плохое настроение. — Приветики, Аньк, — она сдувает с лица мешающую рыжую прядку, лавируя между плотно стоящими предметами мебели и опускает кастрюлю на табурет, — а мы уже думали, что ты не вернёшься, — хихикает и тянет последнее слово, — переедешь к своему кавалеру. — После новости об отсутствии горячей воды и отопления очень захотелось вернуться, — смеётся Никитина, а на самом деле ей совсем не смешно. Она ужасно не любила, когда в мае на пару недель отключали горячую воду, приходилось греть в кастрюлях и мыться в маленьком тазике, но зимой это казалось ещё страшнее, потому что от воды зависело их отопление. Почему-то сразу вспомнился вчерашний вечер, когда Юра решил напоследок устроить романтику и перед сном отправил ее отмокать в ванную. С солью, ароматным маслом и прочими штучками, купленными специально для неё, а Никитина долго сопротивлялась. Аня валялась в горяченной воде, от которой шёл пар, кожа напитывалась маслами и теперь была ещё нежнее, она буквально утопала в окружавших её ароматах и была на седьмом небе от счастья, казалось, что лучше и быть не может. Оказалось, может. Вспоминать то, что ждало её после ванной, было приятно, но слишком опасно. Сейчас бы Аня ни за что от горячей ванны не отказалась, она понемногу начинала ощущать холод, первыми начали замерзать её курносый нос и ноги. Пока в комнате были кастрюли с кипятком, было немного теплее, но девчонки их нагрели для дела и ушла на водные процедуры, поэтому вскоре пришлось идти и искать у соседей по крылу обогреватель. Понимали, что в постоянное пользование никто не пожертвует, холодно всем, но хотя бы прогреть комнату на пару часиков, а там уже как-нибудь переночуют, втроём не так холодно, если тепло одеться и укутаться в одеяло, а лучше в два. Переодеваясь, мельком, пока никто их девочек не видел, глянула в зеркало и в очередной раз ужаснулась виду своей шеи и груди, сплошь покрытой синяками. Вот где Музыченко разошёлся не на шутку, некоторые из них даже побаливали, если на них надавить, Юра дал ей самый дельный совет и сказал: «Ну не дави». Решила сослаться на холод на напялила свитер с высоким горлышком, искренне надеялась, что к экзамену многочисленные засосы, хотя бы те, которые сложно скрыть одеждой, сойдут и преподаватель ничего не заметит. И ладно, если преподаватель, но Уваров точно без своего колкого комментария не оставит. — Нашла, — запыхавшись, втаскивает в комнату тяжеленный масляный радиатор на колесиках Маша, — у парней из двадцать шестой два, дали до завтра до обеда, попросили за это покормить, поэтому, Никитина, с тебя еда, можешь особо не стараться, они на вид голодные, сожрут всё за милую душу, — на одном дыхании выпаливает и сразу же вставляет в розетку. Загорается лампочка, проходит несколько минут и в приборе нагревается и начинает стрелять масло. Появляется странный спертый запах, почему-то напомнивший Ане их общагу в Благовещенске, где они только благодаря обогревателям и выживали зимой. Воздуха меньше, но становится гораздо теплее. Да уж, подкинуло им испытание жизнь. Новогодний подарочек, иначе и не скажешь. На экране мобильника загорается «Юра» и телефон начинает вибрировать, Никитина подрывается и уходит из комнаты под аккомпанемент соседского улюлюканья. Почему-то ее женский мозг решил, что раз на кухне готовят, пусть это и просто десятки литров кипятка, то там будет теплее, поэтому прямой наводкой сворачивает в знакомое помещение, благо, кроме пары огромных кастрюль с водой и чьих-то варящихся макарон, никого нет и их с Музыченко разговоры никто подслушать не сможет. — Юр, у нас ледниковый период, вечная мерзлота, — усмехается Анька, хотя на самом деле ситуация совсем не смешная. Если девчонки уже несколько дней без горящий воды и отопления, значит авария и правда серьёзная. — В смысле? — Музыченко явно не ожидал такого начала разговора. Он уже дома, она слышит свист чайника и тихое «Передавай Ане привет», сказанное женским голосом. Никитина улыбается. Может быть и стоило остаться у Юры и познакомиться с родителями? По крайней мере его мама настроена положительно, её пирог, который больше был похож на коврижку, явно оценят по достоинству, Музыченко его нахваливал не хуже утреннего омлета. Юра и выпечка, это сочетание ещё более идеальное, чем Юра и Аня. — У нас авария и мы сидим без горячей воды и отопления, — погреть ручки рядом с чужой кастрюлей уже не кажется такой уж плохой идеей, главное не обжечься. — Жесть, — в своей манере выдыхает Юра. К составленному в его голове списку недостатков общежития, в котором жила Аня, добавилось ещё и периодическое отсутствие банальных удобств. Забрать бы её оттуда, да она не согласиться жить с его родителями, слишком мало личного пространства. — Пока не поздно вернуться, Ань, последняя маршрутка ещё не ушла, ещё успеешь, я тебя встречу на вокзале, пирог ещё не весь твой съели, — смеётся в трубку и так аппетитно прихлёбывает чай, что Ане самой захотелось заварить себе кружечку да покрепче. — Я уже думала об этом, — признаётся, — так что если в ближайшее время ничего не изменится, то жди меня, приеду греться и лично передам привет твоей маме. — Замётано. Мечтам Юры Музыченко не суждено было сбыться, аварию устранили и на следующее же утро Анька «обрадовала» его этой новостью, а себя переменно горячим душем. На первом же экзамене Юра провалился и теперь его ждала платная пересдача в индивидуальном порядке, ударившая не только по кошельку, но и по его самолюбию. В целом день был паршивый, проспал, забыл дома зачётку, пришлось возвращаться, из-за этого опоздал на электричку, в маршрутку залетел, чуть дверью не прижало, все штаны грязью изгадил. Не его день. Мама расстроится, отец даст подзатыльник за то, что плохо подготовился. А он ведь реально готовился, даже не списывал! От постигшей неудачи расстроился так, как не расстраивался никогда. Аня, без сомнения, сдала на твёрдую пятёрку, даже те, кто не готовился, сдали на положительную оценку, а ему попался неоднозначный билет, на который даже преподаватель не смог дать точный ответ. Выкрутиться из сложившейся ситуации, как ни старался, Юра не смог, литры воды вместо ответа преподаватель не оценил. Зачётка была подвинута обратно в его сторону, а фраза «Увы, Юрий, это не ответ» прозвучала слишком удручающе. Аня как всегда после экзамена ждала его в холле, но, когда тот спустился чернее тучи, ей даже не по себе стало. Музыченко спокойно развёл руками, хотя внутри бушевал ураган, который сложно было унять. И глаза грустные. На Никитину срываться не хотелось, но своим молчанием он как-то невольно её обижал. Разговаривать не хотелось, обидно было до слёз, но не позволял себе расплакаться, он же не девчонка какая-то. Молча взял ошарашенную Аньку за руку и повёл на трамвай, перекинулись лишь парой ничего не значащих фраз. Шёл быстро, Никитина на каблуках не успевала и постоянно поскальзывалась на заледенелом асфальте, Музыченко подхватывал её буквально в полёте и ставил на ноги. После очередного пируэта лодыжка стала побаливать, видимо она всё-таки её подвернула. Вечно заботливый Юра даже внимания на это не обратил. Когда дошли до остановки, пошёл мокрый снег и поднялся ветер. Анька затянула потуже шарф, но порывы всё-таки забирались под одежду и вызывали мелкую дрожь. — Юр, — в ожидании трамвая, Аня разворачивается лицом к нему и заодно спиной к ветру, берет его за обе руки, пытаясь развеселить, — ну не дуйся, я уверена, что ты получше подготовишься и пересдашь на отлично, — проводит ладонью по его щеке, обычно он сразу добрел от таких манипуляций, но сейчас не подействовало, он на порыв ветра ярче отреагировать, чем на её тёплые руки. Никитина заботливо поднимает воротник в куртке и доводит молнию до подбородка. Кончиками пальцев очерчивает губы. — Ну, хочешь, я поеду к тебе прямо сейчас и будем вместе готовиться, — последняя попытка, которая, Аня была абсолютно уверена, обернётся успехом. Они страшно соскучились, по глазам видела, но перед аудиторией толпились однокурсники и им даже обняться не удалось, а потом у Юры настроение было не для объятий. Отличница в Ане была готова пожертвовать целым вечером подготовки к следующему экзамену и провести время с Музыченко, если только это ему поможет отвлечься. — Только нужно в общагу съездить за вещами, а, — не договаривает, Музыченко перебивает на полуслове и лицо его отражает что угодно, но точно не согласие с предложением Ани. — Прости, Аньк, — грустно усмехается и, завидев подъезжающий трамвай из-за Аниного плеча, наклоняется, чтобы поцеловать. В голове девушки проскакивает «ну наконец-то». Краткий поцелуй обжигает замёрзшие губы, от неожиданности чуть зубами не ударились. Ане плакать хотелось от безвыходности ситуации и какого-то обидно сухого отношения к ней. Музыченко не любит целоваться вот так, спешно, кратко, сам всегда говорил, что это не показатель любви, а так, отмазка и баловство. Даже их прощальные поцелуи всегда были долгими, мучительно глубокими и чувственными, чтобы запомнить надолго, а сейчас чмокнул как-то дежурно, лишь бы отстреляться побыстрее, и она отвалила. — Я позвоню вечером. Облажался Юра, а настроение испортилось и у Ани тоже. Даже рукой не помахал, когда трамвай отъезжал. Когда в восемь вечера он не отзвонился, Аня подумала, что Музыченко получил люлей от родителей за пересдачу и просто забыл и решила набрать сама. Сперва слушала бесконечное количество долгих гудков, надеясь, что они вот-вот прервутся, но их бессменно смещала череда коротких. И так несколько раз, и каждый последующий раз внутри нарастало беспокойство. После пяти попыток Аня сдалась. Она не знала, все ли с ним в порядке, волновалась, но надеялась, что он никуда не вляпался. А он мог и уже неоднократно ей это доказывал. — Ну и хуй с тобой, Музыченко! — тихо прошептала, чтобы посторонние не услышали. Гипнотизировала конспекты на столе и даже в руки брать не хотелось. Сегодня действительно стоило собраться и провести вечер с Юрой, ей нужна была передышка и погреться в его объятиях, чтобы целовали и говорили, что всё будет хорошо. Если бы он согласился, она бы сама обнимала Юру и успокаивала этим избитым «всё будет хорошо». Накинула свою огромную куртку, нащупала в кармане начатую пачку сигарет и спустилась во двор общежития. Забыла зажигалку, подниматься обратно не хотелось, подвёрнутая нога давала о себе знать, эластичный бинт не помогал, подниматься было бы настоящей пыткой, поэтому прикурила у симпатичного брюнета, курящего в резиновых тапках, шортах и куртке. От одного взгляда на него ее передернуло, погодка в Питере к концу дня испортилась окончательно, снег превратился в дождь, который знатно подморозило, ветер, который поднялся днём, не утихал, только усиливался и качал деревья туда-сюда. Они стояли во дворике вдвоём, даже странно, обычно там было одновременно не меньше пяти человек и было так накурено, что у самого отбивало желание. Курение почему-то успокаивало, хоть и неоспоримо вредило здоровью и голосу. В их профессии было слишком много стресса и его нужно было как-то снимать. Алкоголь и секс, это, конечно, хорошо, но сигареты были доступны всем и не вызывали опьянения. Сейчас бы она не отказалась ни от одного, ни от второго, лишь бы одной не коротать вечер в общаге. Бутылочку винишка ей могли обеспечить соседки, но с сексом было труднее, без Музыченко не выйдет. А он, как назло, не берёт трубку и заставляет её нервничать. А от стресса Аня знает три лекарства. Алкоголь, секс и сигареты. Замкнутый круг. Ебаный Музыченко и его психи. Наполовину скуренный бычок был брошен в лужу и затух, испустив тонкую струйку дыма. Никитина, кривя губы от боли, по лестнице поднялась на свой этаж, в коридоре противно пахло жареной рыбой, видимо, не первой свежести. Полина мерила шагами коридор и что-то заучивала. Махнула Ане рукой, та грустно улыбнулась в ответ. Ей тоже следовало бы начать готовиться к следующему экзамену, чтобы не повторить Юрий подвиг, но Аня знала, что из-за переживаний по поводу местонахождения ее суженого она не сможет сосредоточиться на материале и будет постоянно отвлекаться. «Черт бы тебя побрал, Юрка». Около трёх ночи, когда движение на улицах Питера поутихло, а утомленные сессией студенты, и Аня Никитина в их числе, погрузились в крепкий сон, в общежитии практически не осталось окон, в которых горел свет, в комнате на пятом этаже зазвонил телефон. Громко и настойчиво, не завибрировал, а зазвонил. Аня подорвалась, как он выстрела, в темноте нащупала телефон. К счастью, соседки не проснулись, иначе Аньке бы досталось за нарушение священного сна. «Юра» Неожиданно? Да вообще пиздец. Еще раз вгляделась в экран. Не показалось. Кажется, у Музыченко сбились часы, иначе объяснить она этот звонок не могла. Обещал позвонит в восемь, но опоздал на семь часов. Молодец, Юрий Юрьич. Она вся извелась, было интересно послушать, как он оправдает свой поздний звонок и долгое отсутствие на линии. Сперва думала выйти на коридор, но оттуда бы ее точно выгнали, голос отражался от стен и сейчас, в полной тишине, звучал бы слишком громко, перебудила бы весь коридор. Повернулась на бок, укуталась в одеяло посильнее, создавая максимальную звукоизоляцию, и прижала телефон к уху. В следующий миг Анька пожалела об этом, голос собеседника в тишине звучал слишком громко, Катя даже повернулась в её сторону, хорошо, что не проснулась. Плакали ее барабанные перепонки. А она хотела вставить ему пиздюлей, чтобы знал, как будить её и подставлять перед соседками. — Анька, — судя по тону, он был прилично навеселе, языком еле ворочал, — Анька, любовь моя, слышишь меня? — Слышу, Юр, потише, — сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос, Аня чувствует, как горят уши и щеки. Прикладывает ладони к лицу, глаза у неё сейчас были по пять копеек, ни разу она не сталкивалась в бухущим вдрызг Музыченко. Юра был пиздец, каким пьяным, но вокруг было тихо, значит, он был один и можно было выключить ревнивицу. Пил он явно не один, девушки в их компании были и некоторые явно имели на её Юру виды, но Музыченко уверял, что он ей верен и даже не смотрит в их сторону. «Да-да, а сейчас, смотри, скажет, что изменил тебе по пьяни и посмотрим, как ты запоёшь!» — Юрка, ты пьяный что ли? — Пьяный, — довольно подтверждает, глупо хихикает, и Аня была готова поспорить, что улыбается, — Анька, Анютка, А-анечка, — снова довольно тянет, будто смакуя ее имя и так приятно становится, будто он лежит рядом и в ухо шепчет. Ситуация была странная, она одновременно и страшно злилась на него из-за его психов, из-за того, что заставил её волноваться и не позвонил, но с другой стороны ей было невероятно смешно от сложившейся ситуации и всю злость как рукой сняло. — Анечка, а я люблю тебя, ты знаешь об этом? — Знаю, — шепчет Аня, стараясь вслух не засмеяться. Боже мой, кто бы мог подумать, как мило Юра умеет признаваться в любви, — знаю, Юрочка. — А ты меня любишь? — Конечно люблю. — Сильно? — Очень сильно, — она всегда думала, что такие вопросы возникают только у девушек, но, как показала практика, молодые и пьяные люди до двадцати так же страдают такой дурью. Особенно посреди ночи, особенно залетев на пересдачу, расстроившись из-за этого и решив заглушить свои страдания беленькой. — Вот знаешь, Анечка, — воодушевлённо начинает он и по тону она понимает, что сейчас будет долгий философский монолог о том, как сильно он ее любит. Было интересно, что именно он скажет. — Ты самая охуенная телка из всех, что у меня были. Не-не-не, — язык заплетается, исправляет сам себя и хрипло смеётся, — ты самая охуенная, горячая, умная и красивая на всем белом свете, Анечка моя, любимая, — снова слышит, что улыбается и заражает её этой улыбкой. Такой уже хороший, хоть к ране прикладывай. — А ещё ты пиздец какая сексуальная, просто улёт, — разговор принял неожиданный поворот, Аня вспоминает, как грациозно и сексуально она пизданулась с дивана в новогоднюю ночь, синяк на бедре всё ещё побаливал и не спешил сходить, и сдерживает истеричный смешок. — Блять, представляю тебя и сразу встаёт, — в этот момент Никитиной становится по-настоящему неловко, щёки и уши краской заливает. Неужели он намекает на то, что в народе именовалось сексом по телефону? Опыт, безусловно, интересный, но не когда она лежит в общаге, в комнате, где помимо неё ещё две спящие соседки, на улице три часа ночи, а её кавалер в дюдю пьяный. Воодушевлённый её молчанием Музыченко не останавливается, — вот бы тебя сейчас ко мне, я бы тебя всю расцеловал, чтобы дышать от удовольствия не могла, моя девочка, — никогда бы не подумала, что у пьяного Юры от недельного отсутствия секса так фантазия разыграется. Была бы возможность, Аня записала бы его слова на диктофон, а потом дала этому пьянице послушать, чтобы стыдно было. Хотелось бы посмотреть на его лицо и послушать оправдания, он бы сто процентов покраснел, а потом, отшутившись, предложил бы превратить его слова в действительность. Явно ведь все остальные участники их вечеринки по комнатам с девчонками разошлись, а Музыченко решил довольствоваться Анькой по телефону. Приятно, но не вовремя. — Юрка, — начинает Аня, но Музыченко громко шикает на неё и перебивает, снова берётся влюблённо описывать, какая она замечательная и как сильно он ее любит. В какой-то момент их высокоинтеллектуальных разговоров у Ани появляется идея посчитать, сколько раз Юра сказал, что любит её, сколько раз назвал «его девочкой», «его маленькой» и самой сексуальной и горячей девушкой во всём мире. Говорит, говорит, говорит, а потом замолкает. Сперва испугавшись, что связь оборвалась, Никитина несколько раз тихо зовёт его, а потом улавливает храп. Уснул. Ну и ладно. Главное, чтоб не на улице, а то замёрзнет ведь, дурень, а ей выслушивай его прерывающиеся на высморкаться жалобы и напоминай горло брызгать.