Наружу изнутри

Июнь запомнился проливными дождями, которые чередовались с адским пеклом, да таким, что в некоторых местах таял асфальт, а спина покрывалась потом спустя буквально минуту нахождения на улице. Совсем не свойственная Петербургу погода, привыкшие к приятной, а порой и не очень, прохладе горожане старались не выходить на улицу, чтобы лишний раз не грохнуться где-нибудь от духоты в обморок, а через пару часов не промокнуть до нитки под ливнем. Поскрипывая багажом, баклажановая «семерка» с экипажем в количестве двух невероятно влюблённых и счастливых человек, сдавших вчера на отлично последний экзамен и перешедших на третий курс театральной академии, неслась с открытыми окнами в юго-западном направлении от Санкт-Петербурга. Опалённый город за окном не прекращающимися зелёными деревьями и полями, бесконечная зелень вокруг приятно радовала глаз. Окна спереди открыты нараспашку, из старенькой кое-как установленной отцом Юры магнитолы звучит одна из радиостанций для автомобилистов, которая должна была скрасить их дорогу и справлялась со своей задачей на твёрдую пятёрку. Музыченко артистично подпевает группе «Звери», горлопанит «Всё, что тебя касается, всё только начинается» и Анька заливисто смеётся, это уж точно не его репертуар, но откуда-то он ведь знал текст песни наизусть. У неё стали закрадываться сомнения, действительно ли Юра такой ярый рокер, за которого себя выдаёт. Будь его воля, Юра бы поставил что потяжелее, но знал, что девушка от его репертуара, редкие песни из которого ей нравились, заскучает, поэтому доверился плейлисту радио и не прогадал. Выбор песен настраивал на ту самую дачную волну, дарил какую-то простую романтику, в котором им с Никитиной предстояло жить последующие два месяца. Было немного страшно, они довольно часто проводили время у него в Гатчине, продолжали исследовать Питер, но настолько надолго ни разу не оставались вдвоём. Папа, когда Юра сообщил ему о своём намерение заселиться на дачу на всё лето, пошутил, что сынок решил устроить себе репетицию семейной жизни и видимо, задумывался о браке. Но Юра ни о чём не задумывался, ему просто хотелось побольше времени проводить наедине с любимой девушкой, а не мотаться в Питер туда-сюда, тратить деньги на бензин или смущать Никитину постоянным присутствием родителей дома. И этим летом Юра поменялся с родителями местами, обычно они оккупировали дом на всё лето и не вылезали оттуда, чтобы дать сыну немного свободы. На нем свободная футболка, в ней бы вместе с ним и Аня поместилась, на голову натянул отцовскую камуфляжную панамку, которую с дачи привёз и отныне она валялась на заднем сидении. С прошлого лета Музыченко грезил мыслью отвезти Аню в посёлок и провести с ней время. И вот сейчас они буквально летят в его развалюхе навстречу мечте и двум месяцам ежедневных утренних совместных пробуждений. Понимал, что всё слишком романтизирует, но ничего поделать не мог, он снова до чёртиков соскучился по Никитиной и тому, как искусно она умела пилить ему мозги, а потом пытаться загладить вину. На даче хорошо, там сплошная природа, речка в пяти минутах и минимум цивилизации, только старенький телевизор с антенной и связь. Оторвутся они с Аней там по полной, точно без приятных воспоминаний не останутся. За этим они, собственно, туда и едут. Отдыхать и узнавать новые скрытые стороны друг друга, которые могли стать как приятным, так и не очень сюрпризом. Раз уж они пара, то должны быть готовы ко всему. Больше всего Юра боялся Анькиного изменчивого настроения в конце месяца, а Никитина боялась, что наедине с ним превратится тупо в мать и будет чрезмерно опекать его, пусть Юра уже и был взрослым мальчиком и часто это ей доказывал. Вещей у Ани оказалось не так уж и много, учитывая то, что большую часть оставили в общаге на лето. Все уместилось в большую сумку, содержимое которой так яростно дребезжало сейчас в багажнике и сбивало Юрий Юрьича с мотива песни. — Родители приедут завтра вечером на пару дней, потом обратно в город, — Юра делает радио потише и отводит взгляд на Аню. Та сидит, будто не слыша его. Наслаждается. Глаза закрыла, на лице полное умиротворение и покой, придерживает юбку сарафана, чтобы не подлетала от сквозняка и не открывала Музыченко простор для фантазии о её бедрах. Волосы не заплела и теперь они разметались по плечам, каждую минуту меняя своё местоположение, некоторые пряди даже умудрялись вылетать в открытое окно. — Значит, придётся знакомиться, — вздыхает и, улыбнувшись, нежно смотрит на Музыченко. О родителях думать не хотелось, пусть это и было волнительным событием для обоих. Это ведь будет только завтра, а сейчас ее лето сидело рядом и напевало «Пошлю его на небо за звёздочкой». Всю сессию они с Юрой не виделись совсем, даже на сдачу приходили, чтобы не пересекаться и не отвлекать друг друга, экзамены были сложнее, чем обычно и готовиться приходилось в режиме нон-стоп. К счастью, это дало свои плоды и ситуация с прошлой сессией не повторилась. Готовясь на даче Юра очень загорел и теперь был ещё смуглее, чем обычно, а ее цвет кожи можно было сравнить со сметаной, потому что из общежития не высовывалась, изредка вечером ходила в магазин, когда заканчивались продукты. Аня страшно соскучилась. Не думала об этом, пока шла сессия, а потом аж ножки подкосились, когда он ее обнял при встрече и шумно поцеловал где-то рядом с ухом. Так и повисла, держать ослабевшими от восторга руками за его шею и губами за его губы, ноги от земли оторвались, полностью доверилась рукам своего парня, а тот сжимал крепко-крепко и, кажется, даже отпускать не собирался. По сравнению с тем Юрой, который прошлым летом забирал ее из аэропорта, этот Юра стал водить свободнее, иногда даже чересчур невнимательно, за что получал по шапке от Ани. Не хватало им ещё в аварию попасть или нарваться на штраф за превышение. Она ведь была серьёзным водителем, несмотря на то, что за рулем уже почти два года не сидела. А хотелось, но Юра не доверял свою «красотку» даже ей и даже под его присмотром. Просила хотя бы где-нибудь за городом порулить, но Музыченко был непреклонен. «Ревнуешь тачку больше, чем меня!» — Я рад, что ты решила остаться со мной на лето, — кладёт свободную от руля руку на ее неприкрытое колено и тянет руку вверх, поглаживает. Прохладная, а у Ани от его горячей ладони кожа пупырышками покрывается. Вот ведь жук, уже успел выучить, где потрогать, чтобы у неё сердце начало пропускать удары. И лезет ведь выше рукой под юбку, даже не стыдится. — Юр, дорога, — напоминает Аня и тот убирает руку, её подлетающее платье открывало захватывающий вид на её стройные ноги и бедра, давало, где разгуляться фантазии, поэтому держать руки при себе и не пытаться приласкать такую желанную сидящую рядом девушку было невероятно сложно. — Твои расстроились, что ты не приедешь? — снова поворачивается в ее сторону, но периодически кидает взгляд на дорогу, чтобы никуда не влететь, засмотревшись на Никитину. За окном мелькнул знакомый синий дорожный знак, асфальтированная дорога сменилась пыльной насыпью из песка и гравия и машину снова начало трясти, в багажнике что-то жалобно зазвенело. Вёдра, кажется. — Мама сказала, что понимает меня и обещала объяснить все отцу, — улыбается и смотрит в ответ, а Юрка аж светится от радости, кажется, будто ему уголки рта привязали к ушам и он не может ничего с этим сделать. Ане тоже было трудно говорить о серьёзных вещах, то, что она не приедет домой на лето невероятно рвало ей душу и заставляло чувствовать себя виноватой перед родителями, которые ждали и тоже невероятно скучали. Но в Питере, а точнее в его окрестностях, если дачный посёлок, где находился дом его родителей, можно было назвать таковым, был Юра, два месяца без которого она просто физически не вынесла бы. — Перестань улыбаться, ты меня в неловкое положение ставишь! — наклоняется и делает радио громче. Этот пейзаж ей нравится гораздо больше, сразу видно, здесь не соскучиться. Пока едут, тучи понемногу сгущаются, темнеет, в воздухе появляется специфический запах, который обычно бывает перед дождем. Несмотря на то, что Аня совершенно его не любила, сейчас это было именно то, чего ей хотелось. Сидеть в доме, где тепло, уткнувшись носом в шею Музыченко, слушать, как по подоконнику и окну барабанят капли и просто чувствовать себя самым счастливым человеком на свете. — Влупит, как думаешь? — подъезжает к ржаво-коричневому забору, глушит мотор и выходит из машины. Небо затянуло будто мгновенно, он и глазом моргнуть не успел. Хорошо, что доехали, как раз успеют прикрыть мамины драгоценные посадки, чтобы дождём, а то и градом, не побило. — Радуйся, не придётся грядки поливать, — Аня подходит и обнимает за талию, прижимается к плечу. С соседних участков изучающим взглядом ее сверлит несколько пар глаз. Ну, всё, да здравствуют горящие каждый вечер уши и щёки от того, что кто-то тебя обговаривает. Соседи, по словам Музыченко, были не плохие, все общались между собой, но Аня стала абсолютно новым человеком, а значит поводом для обсуждения и обговаривания. Юра приветственно кивнул и подтолкнул девушку в сторону калитки. — Иди в дом, — даёт ключи и направляется к багажнику, чтобы забрать всё необходимое. За невысоким заборчиком, который Музыченко-старший собирался уже несколько лет сменить, да руки никак не доходили, в раскидистой кроне яблонь скрывался белый деревянный дом весьма экстравагантного вида, одна из стенок которого была плотно оплетена виноградной лозой. Сразу видно, что строился своими руками, долго и упорно, и строительство частично продолжалось до сих пор. Участок был впечатляющий, Аня это оценила ещё до обзорной экскурсии, проведённой Юрой, его мама явно проводила здесь приличное количество времени, сад и огород были чересчур большими даже для их немаленькой семьи. Единственным недостатком их пребывания здесь была необходимость в сборе урожая и прополке грядок, но и это не испугало Аню, когда Музыченко предложил ей съехаться на лето. Работы она не боялась, когда-то у них с родителями тоже было своё хозяйство, если его можно было назвать таковым, поэтому что, куда и зачем она знала, а после слов Юры о том, что приедут родители, совсем успокоилась. Ей покажут, что нужно и чего не нужно делать на этом участке, и как делать это правильно, чтобы ничего не испортить. Это, к сожалению, она тоже умела. Ночь была тёплая, несмотря на прошедший за несколько часов до наступления сумерек сильный дождь. Пока Анька оценивала все прелести летнего душа, а если быть точнее, то пыталась помыться в ледяной воде быстро и с минимальными затратами той самой воды, Музыченко ломал голову над тем, как организовать спальное место. Сомнения в том, что они будут спать вместе, не было, но спать на одной кровати не получилось бы. Места было слишком мало даже для одного. Несколько раз, когда на его даче устраивались вечеринки, Юра пытался спать с кем-то вдвоём на кровати, но непременно либо Юра, либо этот кто-то оказывался на полу. Неважно, была это хрупкая девчонка, прижимавшаяся к нему всем телом, или двухметровый подкачанный пацан, с которым пытались спать пластом. Недолго подумав и почесав свой обросший затылок, сдвинул две кровати в одну и похвалил себя за сообразительность. Главное посреди ночи не провалиться в щель и не отбить задницу или что похуже. Такой опыт, к сожалению, тоже имелся. В доме пахло прелыми яблоками, что зачем-то лежали на столе на кухне, и смородиновым чаем, который они с Аней пили перед сном. За несколько часов дом навеял Никитиной столько воспоминаний из детства, что весь вечер он слушал ее занимательные истории. Он слышал много, но некоторые из рассказанных сегодня однозначно пополнят список его любимых. Аня вдруг стала такой домашней, такой искренней, будто открыла ему очередной секретный шкафчик своей души. Много говорила о родителях, Музыченко видел, что ей трудно смириться с мыслью, что ещё как минимум полгода ей не удастся съездить домой, поэтому старался не давать грустить. И Аня очень охотно этому поддавалась. Из открытого окна настежь послышался скрип во дворе и шлепающие мокрые шаги, значит, Аня скоро придёт. Что-то кольнуло и защипало плечо, не глядя хлопнул рукой. Комар. Вроде и свет не включали, а все равно залетел. Комары на даче были зверские, кусались, как пчелы, и никакие средства не помогали. — Я валюсь с ног, — едва войдя в комнату, выдала Аня. С волос капало на пол, после прохладной воды хотелось в Юркины объятия или под тёплое одеяло. А лучше все и сразу. Понимала, что одеяло в итоге скинет на пол, на улице было слишком тепло, но Юра-то никуда не уйдёт, по крайней мере до наступления утра. Где-то в глубине души ей, может, и хотелось целоваться полночи и перешёптываться, чтобы мурашки по коже бегали, но она устала. Слишком устала. Музыченко заправляет последнюю подушку и, взбив ее, бросает на кровать. Её намёк он понял сразу. Когда Аня проснулась от слепившего ее солнечного света, Юры в постели уже не было, а на соседском участке орал петух. Всё выглядело, будто в классическом советском мультфильме, для полного счастья не хватало только порхающих по комнате бабочек. Лениво зевнула, перевернулась на живот и, зажмурившись, дала солнечным лучикам согреть своё лицо. Глаза заслезились, сразу улыбка на губах возникла и настойчиво не хотела исчезать. Воздух был дурманяще свежий, она практически год таким не дышала и поэтому сейчас дышала полной грудью, будто он мог закончится. Прямо как дома. Кажется, будто сейчас в дверь тихонько, стараясь не разбудить, заглянет мамочка, Аня притворится спящей, а потом вдруг начнёт улыбаться, и сама себя сдаст. Мама посмеётся, поцелует в лоб и позовёт завтракать. Оладьями. Завтра обязательно приготовит Юрке оладьи, она столько раз обещала и ни разу так и не сдержала своё обещание. Подползла к подоконнику и, облокотившись, выглянула во двор, но Юры там не увидела. Странно, обычно, когда они ночевали вместе, он всегда просыпался позже ее и у Ани была прекрасная возможность понаблюдать за его «подрагивающими от спокойного дыхания ресницами и умиротворенным выражением лица», как бы это описали в любовных романах, но нет. Чаще всего он спал либо впечатавшись лицом в подушку, а потом пол дня ходил с мятыми следами на лице, либо прижимал своей тяжёлой головой ее волосы, чем мешал встать, поэтому наблюдала Аня отнюдь не романтизированный образ, а обычного спящего человека, иногда похрапывающего и с открытым ртом. Если наблюдать эту занимательную картину ей надоедало, а спина начинала болеть от неудобного положения, она начинала будить Музыченко. Очерчивала губы и щеки указательным пальцем, щекотала кончиками волос лицо и в особенности нос, а когда понимала, что Музыченко проснулся и теперь просто притворяется, что спит, терлась кончиком носа о его до тех пор, пока его вечно сухие губы не атакуют ее. Сворачивает ещё влажные волосы в жалкое подобие пучка, из которого безбожно торчало во все стороны, и, накинув тонкий сатиновый халат в мелкий горох, босыми ногами ступая по деревянному полу, спускается по лестнице. Скрипит, какая-то слишком крутая лестница, вчера ночью она такой не казалась. Видимо, очень уж Никитина была уставшей, раз взлетела по ней, не обратив внимание на узкие и одновременно высокие ступеньки. Отчётливо слышит, как что-то шипит на плитке. Пахнет луком, жареными яйцами и Юркиным лосьоном после бритья. И пусть запахи абсолютно не сочетались, в купе они запечатлели в голове Ани воспоминание о том утре. «Завтрак от Музыченко? Может ещё не поздно вернуться в постель, чтобы насладиться его заботой по полной программе?» Едва она успевает это подумать, он тут же оборачивается на неё и на лице обоих появляется довольная улыбка. Только сейчас Аня замечает дурацкий красный фартук, который ему несомненно шёл. — Нужно было ещё поспать, да? — Аня понимает, что нарушила все его романтичные планы и от этого становится неловко. Мало ли, что он задумал, а тут она со своим неожиданным пробуждением. Садится на стул, Юра тянется, чтобы поцеловать, но Аня отворачивает голову и тут же выдаёт свой аргумент: — Я ещё не чистила зубы. — Пофиг, — быстро прижимается к ее губам и возвращается к готовке. Не хочет, чтобы завтрак пригорел, уж слишком долго он корпел над его фирменной яичницей с луком, от волнения первая порция уже валялась в мусорке, он отвлёкся на поиски хлеба и та приобрела подозрительно чёрный оттенок. Но Никитиной об этом знать не обязательно, пусть думает, что он прекрасный повар и у него всё выходит с первого раза. — Я уже планировал идти будить тебя. — Который час? — Анька сладко потягивается и зевает, не прикрывая рот, и тут же заражает зевком обернувшегося в этот момент Юру. — Зараза, — улыбается и зевает за ней в локоть. Он сегодня на удивление выспался, давно ему не удавалось этого так легко. Видимо, всё дело было в Ане, рядом с которой из головы вылетали все проблемы, атаковавшие сознание по ночам. — Половина первого. — Чего? — у Аньки аж голос выше стал от удивления. Она не могла так долго спать, это было совсем на неё не похоже. — Половина первого, — смеётся Музыченко и лезет в шкафчик в поисках тарелок. Скривился, нахмурился. Посуду мыть категорически не хотелось, посмотрел на старенькую обшарпанную сковородку и решил подать завтрак так. Вполне себе романтично и очень по-дачному. Завтракать ушли на веранду. Яичница слегка подгорела по краям, Юра отвлёкся на поцелуи, но менее вкусной от этого не стала. Теперь была очередь Ани нахваливать его кулинарные способности. Про себя отмечала, что стала бы с ним встречаться только из-за этой до чертей вкусной яичницы. — На тебя хорошо действует свежий воздух, — сидя на скамейке и прижав Аню за талию к себе, он уткнулся в пышные волосы. Такой привычный аромат трав и его Аньки, он так чертовски соскучился, что готов был находиться просто часами рядом с ней, не меняя своего положения. — На меня так ты действуешь, — гладит по руке и запрокидывает голову ему на грудь, — и сон. Знаешь же, как я с ума схожу во время сессии. — Ну, дорогая, сегодня ты оторвалась со сном по полной, — хрипло смеётся и целует в висок, снова зарываясь в её кудри носом. У Ани в этот момент в голове возникает точно такая же картинка, будто вспышка из прошлого, правда всё такое туманное, что она не может вспомнить, где видела этот будто кадр из фильма. Это было именно то спокойствие, которое не покидало её с момента, когда Музыченко впервые ей приснился. И всё было ровно также, та же веранда, та же погода, тот же дом. И тот же Юра. Юра и правда знал, что происходит с Аней во время подготовки к экзаменам, поэтому и привёз ее сюда. Его девочке нужна перезагрузка, что значило свежий воздух и полное отсутствие какой-либо информации, связанной с учебой. И любовь. Все это он и постарается ей обеспечить, с последним уж точно не прогадает. На столе в маленькой белой чашке с вишенками заварена мята. Нужно заварить побольше, разлить по пустым бутылкам или того проще банкам и охладить. В жаркий день будет как раз то, что доктор прописал, покруче любой газировки. Совсем потеряли счёт времени, по улице то и дело пробегали довольные дети, которых явно родители отправляли поглазеть, одна из соседок принесла пару пучков зелени и спросила, когда приедут родители. Зелени на огороде и своей было предостаточно, а вот на новую девчонку соседского младшего сына явно поглядеть хотелось. А вечером, ближе к семи часам, когда Аня уже вся извелась от ожидания, приехали родители. С продуктами и бутылочкой сорокаградусной. Готовить, по большей части, на даче было не из чего и негде, старенькая плитка на две конфорки, работающая через раз, либо же мангал, поэтому к приезду Аня с Юрой нарубили скромный салат из того, что собрали на огороде. Огурцы, помидоры, зелёный лук и редиска. Получилось неплохо, но Анька все равно переживала, несмотря на то, что Музыченко уверял, родители привезут с собой мясо, чтобы приготовить на мангале и ей не о чем беспокоиться. Незаметно для Юры пробралась в погреб, отбив все пальцы, но отварила картошки. Музыченко остался в восторге от её находчивости и шутил, что в итоге эту картошку они будут есть ещё последующие несколько дней, так плохо она шла в их семье. Так и случилось. Сидели на веранде допоздна, чтобы проклятые комары напились крови и не донимали своим голодным жужжанием над ухом. Немного выпили, не больше половины бутылки на четверых, шутили, Анька много про себя рассказывала, про родителей, мама внимательно слушала и добивала ее кучей уточняющих вопросов. Никитина справлялась на ура, Юре даже не приходилось помогать ей и осаждать мать, желающую узнать побольше да побыстрее, чтобы составить максимально точный портрет потенциальной невестки. В нескошенной траве громко стрекотали кузнечики, в доме было тихо-тихо, как будто нет никого, Никитина даже удивилась, когда забежала туда, Юра попросил принести ему сигареты. Видимо, ему хотелось узнать промежуточное мнение родителей, иначе он бы и сам сходил, а здесь прямо настаивал, чтобы Аня, пусть и ненадолго, но оставила его наедине с родителями. Мама Юры ушла первой, сославшись на разболевшуюся голову и желание выспаться, напоследок задержалась рядом с Аней и погладила её по плечу, мягко улыбаясь. Пристыдила Юру, что тот не додумался сам отдать Никитиной свою кофту, а у неё, «вон, уже все руки замёрзли и комары искусали». Ане даже как-то неловко от этого жеста стало, внутри что-то затрепетало, как будто её собственная мама гладит. Вместе с отцом Музыченко чувствовал себя посвободнее, видно, что отношения у него с папой были теплее, чем с мамой. А Музыченко-старший замечательный мужчина оказался, в меру современный, со своим особенным чувством юмора, явно отличающимся от того, которым гордился его младший сын. Начал истории какие-то рассказывать, Аня готова была слушать и слушать с открытым ртом, даже опьянённости не чувствовала. Пила она совсем мало, от чистой водки наутро очень болела голова и подташнивало, а разбавлять компотом не хотелось. Компот у Юриной мамы, к слову, отменный, даже у неё собственной такой вкусный и насыщенный никогда не выходил. Странно, что с мамой, наделённой такими кулинарными способностями, Музыченко в свои почти девятнадцать остался худым, как щепка, Аня бы давно набрала лишнего жирочка на бока. Ближе к десяти вечера, когда без фонаря на улице было можно мало что разглядеть, они свернули скромный стол, отнесли остатки еды на кухню и Аня, обещая Юре не задерживаться и пожелав Музыченко-старшему спокойной ночи, убежала в душ. Её снова ждала тяжёлая битва с холодной водой и клокотом собственных зубов. Несмотря на буквально звеняющую тишину вокруг и стрелку, стремящуюся к цифре двенадцать, Аня с Юрой никак не могли наговориться. Улеглись рядышком, накрылись простыней, потому что одеяло наутро всё равно оказывалось либо сбитым в ногах, либо на полу, Никитина задумчиво уставилась в окно, Музыченко обнял одной рукой, едва ощутимо дотронулся губами до шеи так, что у Ани побежали мурашки. — Все прошло хорошо? — шепчет Аня, прикрывая глаза. Она до дрожи соскучилась по нему, вчера так устала, что на какую-либо близость даже сил не хватило. — Более чем, разве ты сама не заметила? — слышит, как он сквозь шёпот улыбается и с души будто камень падает. Она старалась быть собой, но одновременно произвести хорошее впечатление, потому что Юра явно приукрасил свои рассказы родителям. Сейчас же, после его слов, стало гораздо спокойнее, значит, она сделала все правильно. — Папа в восторге от тебя. Ему Саня ещё весной все уши прожужжала, какая ты крутая и что вам обязательно нужно познакомится. Я ни об одной своей девчонке так много хорошего от отца не слышал, как о тебе. — Правда? — слегка разворачивается, чтобы в глаза посмотреть и убедиться, что не лукавит. Было трудно в это поверить, зная всю его былую фривольную жизнь. Хотя, вряд ли он всех своих девчонок-однодневок знакомил с родителями. — Ну конечно, — мокро целует в кончик носа, Аня жмурится, — а мама, — будто подбирает слова, но Аня заканчивает за него. Знала эту систему из рассказов подружек, мамы и русских сериалов. И пусть это было ее первое знакомство с родителями парня, ее теория подтвердилась. — Видит во мне соперницу в заботе о тебе, поэтому и задавала там много вопросов. — Может и так, я слишком хорошо знаю свою маму, поверь, Аньк, все прошло хорошо, ты у меня умница, — снова чувствует горячие губы на своей шее и с тихим вздохом прикрывает глаза. От Юры пахнет водкой и сигаретами, видимо, пока она ходила искупаться, он успел покурить и обсудить все с отцом. Отсюда и уверен, что все прошло, как должно было. Холодным носом проводит от кожи за ухом до тонкой бретельки ее майки, дыханием будто обжигая прохладную после душа кожу. И так опасно сладко становится, что пальчики на ногах поджимаются, что хочется в голос застонать, но, несмотря на выпитый алкоголь, сознание ее не покинуло. Пока не покинуло, хотя Юра делал все, чтобы это случилось. «Чертов Музыченко!» Поворачивается к нему лицом, пропускает мягкие волосы через пальцы, а глаза его, и без того чёрнющие, потемнели будто ещё сильнее. Спешно губы на губы, его снова такие сухие, что пораниться можно, потом резким движением снова на Анину шею, чтобы снова поиграть и поиспытывать ее терпение. Жарко. Быстро сглатывает подступивший к горлу стон и чересчур шумно и прерывисто выдыхает. — Юр, ну ты что, родители же за стенкой, — тише обычного шепчет, чтобы не сорваться на стон, приходится практически по губам читать, а этот искуситель только дальше заходит, ещё минута и они точно не смогут остановиться. Диссонанс какой-то, одновременно и стремно, и охренеть, как хочется. Юра умел ее раскалить до предела своими недопоцелуями и неуверенными ласками, а сейчас, когда у них практически месяц не было возможности не то, что заняться сексом, но и банально встретиться, сделать это было проще простого. — Ну, Ань, — прямо в губы и потом накрывает поцелуем, бормочет буквально ей в рот, — они спят уже давно, — губы слишком громко разъединяются и звук будто гремит в ночной тишине. «Никитина, держи себя в руках, ты взрослая женщина, ты не можешь поддаться на его сладкие уговоры и пожертвовать своей репутацией!» Целует много и долго, упрашивает, как ребёнок, видимо сильно ему в голову спирт вдарил, раньше ни разу уговаривать не приходилось. — Слышно сильно, — Музыченко не отступает, не обращая внимания на возмущения, медленно освобождает Аню от лишней одежды, накрывает ладонью грудь. Понимал, как рискуют и что стены на даче были пиздец, какие тонкие, но ничего не мог поделать, зашёл слишком далеко, не мог и не хотел останавливаться. Она уже была в его руках, практически раздетой и готовой на все, лишь бы он ещё раз коснулся ее губами, неважно, где, — Юрка, ты же знаешь, я не смогу тихо, — смеётся, тёплый ночной ветерок приятно обдал обнаженную спину, почувствовала, как Юра улыбнулся в изгиб ее шеи и снова зашептал что-то, но Аня уже этого не разобрала. Рука поползла вниз и остановилась на обтянутой тонкой тканью ягодице, подцепил резинку, Ане оставалось только поддаться. — Не спеши только,  — кивок и очередной кривой поцелуй, заглушивший громкий и нетерпеливый выдох. Если уж она согласилась на его провокацию, то уж точно не хочет, чтобы все закончилось быстро. Музыченко умел растягивать ее удовольствие, мучить, томить, делать так, чтобы ей пришлось уговаривать. Он тоже соскучился, поэтому был абсолютно с ней согласен. Несколько раз тихий сдержанный стон все-таки слетал с ее губ, но Юра тут же реагировал и сцеловывал последующие. Все равно каждый из них был предназначен ему, поэтому было неважно, где он окажется быстрее, в воздухе или на его губах. Родители всегда отличались своим крепким сном, за это он и не волновался. Сегодня хотелось поиздеваться над изголодавшейся Аней, довести до пограничного состояния и при этом не издать не звука. Он сам едва сдерживался, но правила игры действовали на них обоих. И Аня пока проигрывала. Каким-то образом у него получалось целоваться практически бесшумно, Аня даже удивилась такой опции своего парня. В ту ночь сильнее всего пострадали его плечи, которые наутро оказались покрыты кучей мелких кровоподтеков и синячков от Анькиных ноготков и пальцев. Она шумно дышала, кусала свои пальцы и сжимала его плечи, когда было уже совсем невыносимо. Сам виноват, она предупреждала. Свой стон он буквально вцеловал в ее ключицы, а Аня простонала тихо-тихо сквозь сжатые губы. — Ты даже в первый раз так тихо не стонала, — хрипло шепчет в ухо, прикусывает мочку, заставляет ее покраснеть и спрятаться в его шее, на которой ярко красовалась парочка свежих засосов. Она соскучилась, сегодня ей было можно. Спустившись на завтрак, Аня не заметила ни доли подозрения в глазах родителей Юры и быстро успокоилась. Видимо, у них действительно получилось сделать все тихо, либо же родителям хватило ума не задавать лишних вопросов и не смущать детей. Хоты от Музыченко-старшего она ожидала пару шуточек, видимо, звукоизоляция в доме действительно неплохая и Юра ей не врал, когда они разговорились ночью вместо того, чтобы уснуть и восстанавливать силы. Ей всегда нравилось засыпать под их разговоры, чувствовать, как сознание медленно проваливается в такую томную негу и при этом слышать где-то далеко отголоски такого родного, бархатисто-мягкого и до дрожи в коленках тёплого голоса ее Юры, который рассказывал какую-то очередную историю, которую она утром даже не вспомнит и попросит рассказать снова. На Юркины говорящие красные засосы его мама только хитро заулыбалась, но говорить ничего не стала. Явно ведь сына не комар укусил, пусть они и были на даче сродни пчёлам.