Наружу изнутри

Август. Финальный аккорд их первого совместного лета. Пёстрые яблоки, на которые у Ани скоро начнётся аллергия, потому что она ест, ест и не может остановится, такими вкусными они оказались. Малина и крыжовник, которыми Никитина обколола все руки и сварила своё первое самостоятельное варенье, Юрина мама была приятного удивлена, когда они в очередной раз приехали проведать молодёжь и увидели несколько ровных рядов закатанных баночек с аппетитным содержимым. Пчёлы, прилетавшие то и дело с пасеки на соседнем участке, от которых Аня устала убегать по всему участку под яростные просьбы Юрий Юрьича перестать носиться и провоцировать несчастных насекомых, он постоянно шутил, что она сладкая, поэтому на неё пчёлы так и реагируют. Всеми забытый пляж на речке, в водах которой однажды вечером произошло гораздо больше того, что должно было произойти, и нахулиганившие искренне надеялись, что этого никто не видел. Скрипка, которая стала для Ани очередным открытием, до этого лета Юра, по его словам, пару лет в руки ее не брал, а тут почему-то захотелось продемонстрировать Никитиной свои способности. Анькины обалденные оладьи по утрам, звук косы, которой Юра ловко научился скашивать траву на заднем дворе, дешевое светлое пиво из единственного в посёлке магазина, от которого пьянеешь, не выпив даже пол бутылки. Их лето сложилось из такого множества важных мелочей, что трудно было бы сосчитать, если бы захотелось. Каждый день происходило что-то новое, и их досуг не ограничивался сбором урожая, у Музыченко вечно возникали в голове места из своего наполненного приключениями детства, какие-то заброшенные хижины в лесу, тот же дикий пляж, его непонятно откуда взявшееся желание сходить в лес за ягодами, они потом весь вечер ходили с синими пальцами, зубами и губами, наелись черники на весь следующий год. А вечером, вымотанные всем произошедшим, с ноющими от пройденной дистанции ногами просто лежали и разговаривали. И каждый день казалось, обсудили уже все, что можно, но вечером все равно цеплялись языками во всех смыслах выражения. Никак не могли вдоволь нацеловаться. — Ань, нахрена тебе общага, переезжай ко мне, — Аня чуть не подавилась завтраком, закашлялась до хрипа. Предложение было жуть, каким неожиданным, несмотря на то, что Аня сама неоднократно об этом задумывалась. Лето быстротечно подходило к концу и это непременно означало их приближающееся расставание. — Ты бы хоть предупредил, — откладывает вилку, чтобы ещё чего ненароком не повредить, и непонимающе глядит на Музыченко. Тот абсолютно серьёзен, даже как-то чересчур. Вместе им, безусловно, было очень-очень хорошо, только вот на дворе стояло лето и в академию на учёбу они не ездили, считай, развлекались все время и немного работали на участке. А во время учебы обоим будет нужно личное пространство, с их профессией без этого никак, чего только стоило одно Юрино желание побрынчать на гитаре. Две творческие личности, две вспыльчивые личности, которым для ссоры нужно было всего лишь одно неаккуратно сказанное слово. Ане вспомнился опыт одной из их однокурсниц, которая съехалась с парнем и через две недели они расстались. Бытовуха сожрала всю романтику, они стали ссорится без причины и потом девчонка искала любой повод, лишь бы поскорее смотаться куда-нибудь и не находиться в одном помещении с некогда любимым человеком. — Мы не спешим, Юр? — Я просто предложил, — с максимально недовольным видом берет со скамейки пачку сигарет и зажигалку. Опять курить, слишком зачастил за это лето, раньше она за ним такой тяги не замечала. В особо стрессовые дни Юра мог запросто выкурить пачку и даже глазом не моргнуть, поэтому в их недельную закупку продуктов стабильно стала входить приличная партия сигарет, что страшно беспокоило Аню. Она держала себя в руках, на пару недель даже бросала, но потом они с Юрой ссорились, и рука сама по себе тянулась к заветной пачке. — Я не отказываюсь, — Аня встаёт и пересаживается на его сторону, совершает очередную попытку отобрать у него хотя бы зажигалку, чтобы не закурил, и прячет её в кармане своего платья. — Я боюсь, что будет как у Насти с Русланом, съедемся и разойдёмся через неделю, — вешается ему на шею и мягко прикасается губами к шершавой щеке. — И тем более, мы будем мешать твоим родителям, одно дело, когда ты один по ночам возвращаешься, а тут мы вдвоём, не хочу так. — Мы можем здесь до холодов остаться, — все-таки выуживает из кармана джинсов коробок спичек и прикуривает. У него всегда подготовлена заначка на случай, если Аня снова решит отвадить его от вредной привычки. — Ладно, — сдаётся, заметив Анькин недоверчивый с прищуром взгляд, — но давай ты подумаешь, окей? — Ладно, — кивает и чмокает его в нос, испачкала Юрке лицо самодельной огуречной маской. — Может пора тебя постричь? — Музыченко недовольно морщится. Не то, чтобы он не доверял Ане и ее парикмахерским способностям, кончики себе она ровняла лихо и уверенно, но как дело обстояло с мужскими стрижками — загадка. Он так привык к своим длинным волосам и тому, что постоянно тырит у Ани её новые резинки, что постригись он, предстояло бы учиться жить заново без расчёсок и прочей лабуды. — Ну правда, я понимаю, что ты у меня восходящая рок-звезда, но тебе уже можно косички заплетать, — смеётся и в подтверждение своих слов начинает переплетать три прядки. — Признавайся, — захватывает Аньку в плен и прижимает к себе, хотя та порывается сбежать и брыкается, — мама подговорила тебя? — Даже не знаю, о чем ты говоришь, — Аня наигранно отвела взгляд и невинно захлопала глазами. Никто её не подговаривал, просто его шикарная шевелюра за полтора года успела поднадоесть. Она помнила, с короткими волосами ему было гораздо лучше. Смородина никак не хотела собирать себя сама, а ветки кустов уже буквально тянуло к земле от тяжести ягод, поэтому Юра предложил решить все по-взрослому: «камень, ножницы, бумага» за минуту решили, что в кусты на растерзание жукам пойдёт Юра. Никитина даже не знала, радоваться ей или нет. Натянул на голову кепку, освободил ведро и, игнорируя просьбы Ани надеть футболку, чтобы не обгореть, ушёл на задний двор и скрылся в кустах. Аню снова ожидала кухня и яблоки, будь они неладны. Солнце неистово припекало, Никитина была уверена, что через час Музыченко вернётся с красной обгоревшей спиной и начнёт строить из себя смертельно больного, в итоге ягоду придётся дособирать ей. Машинально нарезала яблоки и бросала их в кастрюлю, взгляд был устремлён в маленький цветной телевизор на полочке, после обеденного выпуска новостей как раз начался сериал, серия двадцатая. Юра каждый раз закатывал глаза и цокал языком, когда ловил Аньку за просмотром этой глупой мелодрамы, а она, кажется, втянулась. Никогда такой ерундой не увлекалась, но наблюдать со стороны за развитием какой-то абсолютно ненатуральной истории была забавно. Смешнее всего было, когда приезжали Юркины родители, и они с мамой по вечерам, открыв пакет семечек и расположившись на старом диване в гостиной, пропадали на несколько часов. Ничего не существовало, только их бурное обсуждение происходящего на экране под аккомпанемент стука молотка и пилки дров из окна. Каждому своё, мужикам явно больше удовольствия доставляло строить баню, чем сидеть и наблюдать за тем, как их девчонки самозабвенно обсуждают сериал. — Чтоб я ещё раз сунулся в этот ягодник, — слишком неожиданно Юра появляется в комнате и с грохотом опускает на пол металлическое ведро, Аня аж дергается и заезжает ножом по пальцу. Шипит и по привычке тянет палец в рот. Порезалась она конкретно, чуть пол пальца не оттяпала. — Юра, блин, напугал, — подставляет палец под воду, чтобы смыть кровь, но та останавливается неохотно. Юра же опешил, всё произошло так быстро, что он даже не понял, что именно случилось. Видел только нахмуренные брови Ани и кровоточащий порез на пальце. — Есть йод? — Музыченко испуганно кивает и скрывается на втором этаже. Через пять минут палец заботливо обработан и заклеен пластырем, Аня сидит в стареньком кресле напротив телевизора и спокойно досматривает свой сериал, а обгоревший как рак Музыченко с виноватым видом сидит рядом и аккуратно маленьким ножичком нарезает оставшиеся яблоки на дольки, не допуская Аньку к делу, чтобы ещё чего себе не отрезала. Смородина так и осталась стоять в ведрах в веранде, пока вечером звонком о ней не напомнил Юрин папа. Собрать-то они ещё собрали, но вот что делать с ней — не придумали. «Ну пусть везут тогда домой, завтра пропадёт же, будет мокрая», — эта фраза, пусть с сказанная мамой в шутку, была воспринята как вызов. — Ну и привезём, — громко отвечает Аня, чтобы на том конце провода услышали. Отец смеётся, думая, что это шутка, а вот Музыченко абсолютно не до смеха. Если уж Никитина решила, значит своего точно добьётся и не отступит. — Ань, поздно уже, — несмело возражает Юра, бросив взгляд на часы, — к десяти приедем в Гатчину только. — Поехали, — накидывает джинсовую куртку на платье, она уже готова выходить. — Ну хочешь я поведу, если ты боишься, — берет на слабо, знала, что сработает и за руль он её не пустит. Никитина всё ещё не оставляла попыток упросить Юру дать ей поводить, один раз тот почти сдался, но потом забрал свои слова обратно. По крайней мере теперь Аня знала, что ему нужно пообещать, чтобы Музыченко разрешил. — Ждите, мам, скоро будем, — с недоверием глядя на воодушевлённую Аню, Музыченко кладёт трубку. Он периодически ездил ночью, но каждый раз это выливалось в приключение с непредсказуемым концом. Нет, ему не пробивали колеса и не пытались ограбить, посёлок их был спокойный и мирный, просто ориентироваться в посёлке без освещения было пиздец как сложно, а фонари отключали очень рано за ненадобностью. Ане хотелось приключений. Хотелось растрясти Юру, всё ещё чувствующего себя виноватым за ее поврежденный палец, хотя, по факту, виновата была сама Аня, залипая на сериал и не услышав, что он вернулся. В соседней деревне был сомнительный клуб, где каждые два дня устраивали дискотеки, но туда Юра ездить категорически отказался уже давно и даже думать Ане запретил об этом злачном месте. Наслушался от местных ребят историй о волшебном самогоне и драках после него, поэтому, когда Аньке хотелось танцев, они включали музыкальный канал на максимальную для их старенького телика громкость, либо же радио в машине и устраивали дискотеку прямо во дворе. Репертуар был самым разнообразным от «Танцуй» Зверей и «Хлопай ресницами и взлетай» Братьев Гримм до Дмитрия Маликова и Валерия Меладзе, под которые его Анюта виртуозно крутила попой. Музыченко смеялся, твердил, что за это лето выучил слова практически всей популярной русской попсы, мог подпевать Максим и Жанне Фриске. А потом, как по заказу, начинала играть Глюкоза, и Аня, крепко-крепко обхватив его за шею руками и поочередно целуя в каждую небритую щеку, громко подпевала: «Ах, Юра, Юра, Юра, Я такая дура, Что в тебя влюбилась!» А Юра смеялся, подхватывал под ягодицы, прижимал к себе так крепко, что она с трудом могла сделать вдох, и целовал, мешая допевать. Именно тогда они научились танцевать медленный танец под любую, даже самую неподходящую музыку. Просто отключали голову и наслаждались друг другом, двигались под какую-то мелодию, которую Юра мурчал себе под нос, а Аня подхватывала и всегда попадала в яблочко. Сегодня всю дорогу их сопровождал именно тот музыкальный радиоканал, под который они вчера и предыдущий месяц практически каждый вечер танцевали до упаду. Договорились, что поведёт все-таки Юра, он хоть немного знал местность и вероятность заблудиться была минимальной, с Аниными проблемами в ориентировании они бы точно даже из посёлка не выехали, застряли бы в каком-нибудь лесистом тупике. — Сделать громче? — заметив, как Аня подёргивает ногой в такт тихой мелодии, тянется к магнитоле, но она останавливает на полпути и мотает головой, мол, и так хорошо. — Вот приспичило тебе везти эту смородину, сварили бы завтра варенье и ничего бы не случилось, — снова заводит шарманку, стараясь не отвлекаться на недовольно сложившую на груди руки Аню. — Вот сам и вари, у меня это варенье вот здесь уже, — показывает на шею ладонью и шумно выдыхает. Душно, воздух слишком спертый, слишком сильно пахнет бензином, проехали всего ничего, а будто начало укачивать, хотя никогда не укачивало в машине. Такое чувство, что то в жар, то в холод бросает, спешно снимает куртку, проводит по шее и груди ладонью, а те влажные, голова вроде не кружится, но состояние шаткое, как будто сейчас в обморок упадёт и Юра, к счастью, замечает это сразу и оперативно сворачивает на обочину. — Плохо? — Анька откидывается на спинку и едва уловимо кивает, прикрыв глаза ладонью, чтобы яркий свет не бил в глаза. Такое чувство, что он каждого движения только хуже становится. Открыла дверцу, чтобы запустить хоть немного свежего воздуха. Она даже не заметила, как через секунду Юра оказался со стороны открытой дверцы с бутылкой воды в руках. Глаза такие искренне переживающие, что ей аж не по себе становится. — Анют, что такое? Тошнит? Голова кружится? — Не тошнит, голова не кружится, — отчеканила Никитина и припала к горлышку бутылки, жадно делая несколько больших глотков. Видит, что Музыченко не на шутку напрягся, взглядом сверлит, сейчас развернётся и поедет обратно, умыться и спать, а не ночные приключения устраивать. — Юр, — берет его за руку, понимая, что в каком-то непонятном приступе её ладони просто заледенели, будто вся кровь отлила, — все правда в порядке, перегрелась, наверное, поехали. Открыли оба окна и Ане действительно стало полегче, хотя воду все равно из рук не выпускала. Ехали молча, Аня уже сто раз пожалела, что согласилась везти ягоды родителям, но разворачивать Юру не хотелось, тогда бы они точно поругались и она чувствовала себя морально ещё хуже. Смородина оказалась спелой, но до жути кислой, но несмотря на это за время поездки ее стало на несколько горстей меньше. — Ты же из дома не выходила почти сегодня, как ты могла перегреться, — недоверчиво смотрит на Аню на въезде в город. Она лишь пожимает плечами. Такое бывало редко, но все же бывало. И вот сегодня пришёлся тот самый случай, да ещё и так не вовремя. Молчание затянулось, Юра будто собирался с силами. Сглотнул, не решаясь что-то спросить, но в конце концов выдал: — Ань, ты не беременна случайно? — Совсем дурак, да? — так и знала, что подумает об этом, у всех них мозг заточен на одно и не воспринимает идею, что девушке может просто так стать плохо. — Пиздец, — всплеснула руками и так зло ляпнула себя по коленкам, что следы остались, — ты думаешь, я реально тебе не сказала бы? — чувствует, как кровь закипает в венах и не может остановиться. Разволновался, что придётся ответственность взять, как же. — Не переживай, успеешь ещё нагуляться, отцом в ближайшее время тебя не сделаю. — Ань, не заводись, — его спокойный тон как раз и заводил ее ещё сильнее. Может и вышло слишком грубо с ее стороны, но как уж есть. — Поздно, Юр, — нервно дёргает ногой и отворачивается к окну. Хотелось убежать да подальше, только вот бежать некуда было. Как ему только совести хватает в чём-то её подозревать. — А ничего, что мы вместе живём и ты прекрасно знаешь, что у меня три дня назад месячные закончились? Не, Юр, всё нормально? Если ты не уверен, то в руках себя держи и голову немного включай, и сомневаться не придётся. Отчитывала, как сопливого подростка. Когда злилась, то почему-то первым делом хотелось уколоть за возраст и ребячество, а потом было стыдно. Вот и сейчас, сперва сказала, а потом подумала, аж по губам себя ударить захотелось. Слишком грубо, слишком грубо. — Нехуй было соглашаться встречаться, если сопляком меня считаешь, — вроде спокойно, а желваки заходили и руки крепче сжал на руле, аж костяшки побелели и вены выступили. Аня отвернулась и нервно кусала губы, убеждала, что он сам её спровоцировал и она не сумасшедшая истеричка. Блять, ну вот именно сегодня ему хотелось ссориться меньше всего. И ведь знал, что ни к чему хорошему эта поездка не приведет, но все равно согласился, лишь бы Аню не расстраивать. Глупо так поругались, но мысль о беременности — это первое, что приходит в голову, когда твоей девушке становится плохо. И ведь помнил обо всём, но всё равно решил спросить, дурак. Юра даже не задумывался никогда, что бы делал, если бы все-таки случайно получился ребёнок. Понимал, конечно, что слишком рано, что на них висит учеба, но от ответственности своей не отрекался бы. Мама как-то очень серьезно вбила в голову, что «за свои поступки нужно отвечать», какими бы ни были последствия. А Аню он любил, поэтому сомнений даже не было. Незаметно подъехали к дому родителей и остановились во дворе прямо под фонарем, залившим машину жёлтым светом. Аня как будто никуда и не собиралась выходить, замерла в одной позе и так же нервно дергала ногой, как и всё время в дороге. Музыченко ждал несколько минут хоть какой-то реакции, что она хотя бы ремень отстегнёт, а потом, ни слова не говоря, забрал ведра и направился к подъезду. Подумает и успокоится, он ей ничего плохого не сделал. Звонить в дверь пришлось носом, руки были заняты. — Ты чего один? — забирая одно ведро, отец несёт в кухню. Мама за те полчаса, что они ехали, успела соорудить им скромное чаепитие и с непониманием уставилась на Юру, который вошёл в гордом одиночестве. Тот пожал плечами, большего объяснения и не потребовалось. — Аня внизу в машине, — даже не садится за стол, чтобы не оставлять ее там одну надолго, мало ли что ей в голову взбредёт. Она дамочка шальная, что угодно вытворить может. — Поругались? — Чуть-чуть, — кому ты врешь, Музыченко, нихуя не чуть-чуть. Аня обижалась редко, видимо сильно ее задели подозрения. — Дети-дети, — вздыхает мама и вручает ему пакет провианта. — Оставались бы, чего на ночь глядя ехать. — Все нормально, мам, помиримся, — Юра быстро чмокает ее в щеку, в следующий момент хватает печенье со стола и закидывает в рот, — я позвоню, как доедем, — получает кивок в ответ и уходит, тихонько закрыв за собой дверь. Аня сидит так же, как и пять минут назад, только в салоне пахнет сигаретами. Значит немного подуспокоилась и можно попытаться поговорить спокойно, чтобы она не выцарапала ему глаза и не подкинула ещё парочку обвинений. — Я вспылила, — неожиданно для него признаёт Аня, оглядываясь и протягивая мизинчик. Даже первая заговорила, Юра был искренне удивлён. — Но ты тоже виноват. — Я и не отрицаю, — берётся за протянутый мизинчик своим, — просто переживаю за тебя. — Все в порядке, правда, — берет его за руку и наклоняется, чтобы поцеловать. Скомкано, в темноте даже в губы не попадает с первого раза и смеётся. Вот вроде сидит рядом, ну мальчишка мальчишкой, одна музыка в лохматой голове, а так изменился, когда про ребёнка заговорил, Ане аж не по себе стало, поэтому так и отреагировала. Отец из него выйдет замечательный, она ни раз видела, как уверенно он ведёт себя, когда Саша просила посидеть с племянницей, поэтому даже сомнения не оставалось, папой он будет здоровским. Будь она хитрее, то вила бы с него верёвки, но не могла, не в её характере было. Знала, как тяжело Юре даются деньги, что экономить на всем приходится даже ради того же кино, поэтому иногда и платила сама. Боялась представить, какие деньги уходят на бензин, когда они ездили в Гатчину, Юра даже чеки с заправок сразу выбрасывал и не кололся, сколько «съедает» машина, чтобы она не могла посчитать. Все делал, чтобы Анька в электричках этих, пивом и бомжами пропахших, не ездила, пусть даже и с ним. С ним дни пролетали быстро, но были наполнены только положительными эмоциями, ссоры будто сами по себе исчезали из памяти и вытеснялись более приятными воспоминаниями. Когда проезжали мимо речки, Ане вдруг резко захотелось искупаться. Глубокой ночью они ещё этого не делали, тот раз в речке не считался. Глянула на Музыченко, тот вцепился в руль одной рукой, второй отбивал ритм звучащей песни на коленке. Выглядел спокойно, можно было попробовать уговорить, либо же затащить его в воду обманным путём, а потом выслушивать его бурчание. — Что уже? — боковым зрением заметил ее взгляд на себе. Глаза горят, задумала что-то. — Останови, — мгновенно останавливает и с непониманием смотрит, как Аня выбирается из машины. Он-то подумал, что ей снова стало плохо, но видимо дело было отнюдь не в её самочувствии. «Сумасшедшая». — Что ты задумала, Ань? — закрыв машину быстрым шагом устремляется за ней, убежавшей по широкой песчаной дорожке. Заметив тёмную водную гладь, освещенную только луной, он все понял. — Анька, совсем ебанулась? Сейчас как схватит кто-нибудь за твою прекрасною задницу и все! — Кто? — смеётся и, схватив за две руки, тащит за собой ближе к воде. — Крокодил? — лёгким движением сбросила босоножки на песок и, судя по звукам, уже вошла в воду. Понимает, что отступать некуда, скидывает кроссовки, чёрт уж с ней, с одеждой, высохнет. Ну нужно же кому-то Аню от крокодилов спасать! Вода оказалась удивительно теплой, Аня уже зашла по колено, он вмиг нагнал ее, подхватил на руки. Мокрый подол платья прилип к ногам и из-за этого Юра намок раньше времени. Терять было нечего, прижимает к себе и погружается в воду. С головой. Полная темнота, только ощущения. Аня из рук выскальзывает. Музыченко вынырнул, сквозь прилипшие к лицу волосы увидел, что девушка отплыла от него на приличное. Взмахнул волосами, расплескал вокруг себя воду, подул прохладный ветерок и от мокрой ткани, прилипшей к телу, пробежали мурашки. В свете луны Никитина была ещё прекраснее, тело покрылось мурашками, мокрая ткань обтянула тело, был виден каждый изгиб, она спокойно могла бы сойти за русалку, да и творила с ним то же самое, что и мифические существа в легендах. В багажнике машины лежало старенькое покрывало. Вышли на дорогу абсолютно мокрые, с одежды и волос стекала вода, как Юра ни пытался помочь Ане отжать копну ее волос и вытащить из них все мелкие водоросли, все равно ничего не получалось. Асфальт был тёплый, от реки несло сырым воздухом. И совсем не противно, наоборот. Юра нежно обнял Аню за плечо, Аня его за талию и прижалась к руке. Хотелось целовать, обнимать так крепко, чтобы руки сводило и дышать было тяжело. И чтобы Музыченко рядом со своим недовольным ворчанием. В машине было тепло и тихо. — Раздевайся, — бросает Музыченко. — Прям здесь? — выводит его строгий приказ в шутку. Конечно знала, зачем он сказал раздеваться, просто хотелось поиграть, завести Юру. — Прям так сразу? Может хоть поцелуемся? — театрально тянет, когда тот возвращается с покрывалом, хватает за подол платья и тянет вверх, оставляя её только в насквозь промокшем белье, верхнюю часть которого он также помогает ей снять, а потом ещё хитро улыбаясь ощупывает, якобы проверяя, насколько она замёрзла. Смеются вместе. «Анька-Анька». Целует ее в выступающие ключицы, Никитина тяжело вздыхает и хихикает. — Ну, Юрка, мокрый ведь. — Ты вообще голая, молчи лучше, — мокрое платье остаётся на заднем сидении вместе с Юркиной футболкой, Аня забралась на сидение с ногами и обернулась в покрывало, с довольной улыбкой наблюдая проплывающие за окном темные силуэты домов и деревьев. Кое-где горел свет и в окнах мелькали тени. Мрачно, как-то загадочно, но ничуть не страшно. В волос все ещё капало и капли продолжали свой путь по спине и шее, поэтому высохнуть полностью по дороге не удалось. Только бы не заболеть. Приехав домой, быстро ополоснулись от речной воды и забрались под одеяло. Шерстяное и кусачее, другого не было. Она в очередной раз убедила его на безрассудство и поставила ещё одну галочку в несуществующем плане безумств, которые нужно было совершить за молодость. Он мог сколько угодно уходить на тусовки с друзьями и возвращаться в драбадан пьяным, а в половину историй о его подростковых годах Ане было трудно поверить, но некоторые глупости совершал только с ней. И эти глупости были такими милыми, такими личными и интимными, что ни с кем не хотелось делиться подробностями. День их вымотал, каким-то слишком долгим и насыщенным получился, силы оставались лишь на то, чтобы шевелить губами в полусонном состоянии. Без лишних намеков, без пошлости, действительно, чтобы быстрее согреться. Аня так и проснулась где-то под боком у Юры, уткнувшись ему в шею и прижавшись всех замёрзшим телом к его. Ресницы подрагивали от размеренного дыхания, рука, закинутая на неё, была прохладной, Аня сразу прикрыла ее одеялом. Пасмурно. Небо серое, затянутое и мрачное, точно, как в Питере, куда ей скоро предстоит вернуться. Здесь, на даче у Музыченко, среди бесконечной зелени и солнца, она нашла убежище от всей суеты, от всех проблем, о предстоящей учебе думать даже не хотелось. Она снова будет нервной и загруженной, они снова будут меньше видеться, а то и не будут совсем. Решение этой проблемы было одно, в поисках душевного спокойствия и счастья нужно было переехать к Юре, как бы сильно Аня ни противилась этому. Жить в одной квартире с его родителями будет, конечно, сложно, не похозяйничаешь, наедине практически не побудешь, но выбирать не приходится. Слишком уж жизненно необходимым стал проклятый патлатый Музыченко. За лето они слишком много времени провели вместе, чтобы снова разъехаться и видеться по выходным. Дача и ее атмосфера будто стали отправной точкой, началом какого-то нового уровня, к которому они не решались перейти до этого. И дело было не в сексе или в том, что они проводили вместе практически двадцать четыре часа в сутки, нет. Теперь они чувствовали друг друга по-особенному. Если раньше каждый раз был вспышкой, то теперь это был огонь, в который по капле добавляли все больше бензина. Ругаться стали, конечно, больше, но больше, чем на несколько часов, эта война никогда не затягивалась и всё снова возвращалось на круги своя. Аккуратно, чтобы не разбудить измотанного её вчерашней истерикой Музыченко, убрала с себя его руку и тихонько спустилась на первый этаж. Телефон на столе зазвонил громко и неожиданно, за их вчерашним бешеным днём она совсем забыла позвонить родителям. Как раз вовремя, ей было что обсудить с мамой, предстояло принятие важного решения, мнение близкого и незаинтересованного человека была как никогда важно. Мама сперва отчитала ее как маленькую девочку за то, что вчера обещала позвонить и не позвонила, а они, между прочим, волновались. Сидела, пропустив пальцы сквозь волосы, подперла голову и закатила глаза. Скучала, конечно, но иногда мама забывала, сколько лет Аня живет одна и начинала ругать, как маленькую. Знала бы та, что в пальцах дочки сейчас тлеет впустую сигарета, совсем покой потеряла бы. Когда Аня заговорила о переезде, та надолго замолчала. Аня не знала, как это расценивать. Раздумье или категорический запрет? Пусть Ане двадцать четыре, и она в состоянии принять верное решение сама, все равно не пренебрегала мнением мамы. Она видела и знает больше. Последнее слово всегда и оставалось за самой Аней. Путём логических рассуждений пришли к выводу, что нужно переезжать. Если не съедутся сейчас, то потом будут жалеть и потеряют время. «А вдруг захочет жениться, лучше, конечно, вместе до свадьбы пожить, чтобы потом сюрпризов не было, дочь». Мама несколько раз повторила фразу «Только если родители Юры не против», акцентируя ее внимание на том, что отношения с будущей свекровью лучше не портить. Аня и так это знала. Часы показывали половину восьмого утра, по телевизору шёл повтор какого-то криминального сериала, Юра мирно посапывал. Аня, решив забить сегодня на завтрак, залила вчерашний чайный пакетик кипятком и пыталась согреться после получасового разговора с мамой на крыльце. Не подумала, что вчера они знатно промокли, что сегодня следовало хотя бы накинуть Юрину ветровку, сейчас в носу неприятно свербило, точно переохладилась вчера и завтра ей завалит горло. Приведённое из Гатчины печенье оказалось как раз кстати, и довольно быстро целлофановый пакет пустеет, на дне остаются только крошки. Всегда была равнодушна к сладкому, но сейчас совсем Юрке ничего не оставила. Переживёт, он и без печенья неплохо выглядит, а в пакете с гостинцами от родителей ещё много вкусного, чего Аня как раз не любит. На втором этаже начинает громко звонить телефон, но не Анин. Ее лежит на столе прямо перед ней. Музыченко с кислой миной спускается, едва не поскользнувшись на одной их последних ступенек и выплюнув парочку исконно русских ругательств. — В ближайшие пять минут жди звонка от Евсеича, — ёжится от холода и бросает мобильник на стол. Сонный, помятый, растрёпанный и со страшно обгорелыми плечами, ярким пятном выделяющимися на фоне белой майки. Широко зевает, Аня вслед за ним. Встаёт, чтобы поставить чайник. Все-таки придётся готовить. Телефон и правда звонит через пять минут и Уваров предлагает Ане подработку на мероприятии. Соглашается. Деньги лишними не были, особенно сейчас, когда на повестке дня было решение о переезде, о котором нужно было сообщить Юре, вдруг он передумал. Неудобно получится, если он решит, что они действительно спешат и в переезде нет необходимости. — Анечка, иди собирайся, что тебе там нужно, голову помыть, накраситься, не знаю, — лезет в холодильник, выталкивая Аню, собравшуюся готовить ему завтрак, из кухни, — сам справлюсь, иди, а то приедем к вечеру в Питер только, знаю я, сколько ты собираешься. Долго искали ключи, которые все это время висели вставленными в замочную скважину. Платье Анькино так и не высохло за ночь, да и погода знатно испортилась, пришлось с недовольством надевать джинсы с водолазкой. Не нравилось ей, в платье чувствовала себя гораздо комфортнее, но погодка была нелетная. Юрка на неё по дороге то и дело поглядывал, следил за состоянием, чтобы вчерашняя история не повторилась. Переживал, а она закатывала глаза и повторяла «всё нормально». Только спустя практически два часа, преодолев кучу светофоров и подъехав к мастерской, поняли, что слишком все подозрительно получалось. Наспех было принято решение высадить Аню на повороте. Поцеловались и снова нацепили маски. Давненько они в эту игру не играли, как бы ни разучились. Программа была стандартной, пыльные костюмы, быстрый грим, приятная суета, сработали идеально даже без репетиций, сотрудники заказавшей компании были в восторге, начальство отсчитало приличное количество голубых бумажек, которое ребята разделили поровну, вернувшись в мастерскую. — Ань, мы хотим в бар сходить, может ты с нами? — Даша берет ее под локоть и направляется в ту же сторону, где предположительно Аню должен был ждать Музыченко. Сердечко начинает тревожно стучать, ноги будто окаменели. Вот ты и попала, Никитина, сейчас и спалят вашу контору, потом оправдываться заколебёшься. — Мы не виделись все лето, расскажешь, где ты обитаешь, а главное с кем, — мурлычет вторую часть фразы. «Знала бы ты, дорогая, где и с кем, с ума бы сошла от неожиданности». Нельзя было, чтобы их раскрыли вот так вот глупо. Срочно нужна была отмазка, да поправдоподобнее. Каким-то чересчур прохладным вышел день, хотелось поскорее сесть в тёплую машинку и уехать домой. По дороге заедут в магазин, купят торт и отпразднуют удачное выступление. Юра будет рад, с его неравнодушием к сладкому и мучному одним тортом они не ограничатся, а Ане потом устраивай разгрузочные дни и сиди на яблоках да кефире. — Не сегодня, Даш, — стараясь замедлить шаг, включает своё бурное воображение, но в голову всякий бред лезет, ни одной правдоподобной отмазки, — я спешу, у меня как раз на сегодня планы были, — мягко отстраняет ее руку от своего плеча. Виновато улыбается, в надежде, что Даша не полезет глубже в ситуацию. Та лишь складывает руки на груди, откидывает набок светлую челку. Улыбается, закусив нижнюю губу, чтобы сдержать смешок. Партизаны из них никудышные. На прощание крепко обнимаются и уже расходятся на несколько метров, как Даша окликает ее. Никитина оборачивается, в кармане джинсов начинает звонить телефон. Юра ее потерял, слишком долго та не возвращалась. — Ань, а что у вас с Музыченко? — довольно улыбается, даже в вечернем свете мрачного Петербурга увидев покрасневшие Анины щеки. Догадывалась давно, поняла, когда Аня не улетела домой на лето и выехала из общежития, а сегодня подтвердила свои догадки окончательно. Хитрецы, думали, она не заметит. Пришли с разницей в пять минут, Музыченко был чересчур довольный и с не до конца стёртым следом от помады с уголка губ. Именно таким оттенком Аня красила губы в мастерской перед тем, как выйти на улицу. Вот все кусочки паззла и сошлись. Аня разворачивается на каблуках и уходит, а на лице сияет улыбка. И не чувствует ни вечерней прохлады, ни боли в натертых туфлями ногах. В конце улицы на повороте Музыченко мигает ей фарами. Даша не разболтает, слишком уж хорошо она общалась с ними обоими, чтобы раскрыть всему курсу их маленькую тайну.