Наружу изнутри

Каким образом у Музыченко лихо вышло получить «автомат» по самому сложному экзамену их зимней сессии, да и вообще в целом за четыре года их обучения в академии, оставалось для Ани тайной за семью печатями, как и то, почему усы у него росли быстрее всей остальной щетины и её Юра буквально за два дня превращался из красивенного бритого мачо в кота из детских мультфильмов. Он не кололся ни под какими пытками, не поддавался никаким уговорам, что она только ни пробовала, и так и эдак подступалась. Ничего, молчал, как рыба. «За особые заслуги», — переводил все в шутку, а Ане в очередной раз становилось обидно, все-таки одной из лучших студентов курса был никак не Юра, но подфартило именно ему. Именно из-за отсутствия этого «автомата» и стоящего завтра утром в расписании экзамена, Аня и торчала на кухне весь день, пока Юра вместе с Димой собрали манатки и радостные уехали на выступление. И Аня бы с удовольствием поехала с ними, если бы не экзамен. Как села, так и не вылезала оттуда, в кучу смешались и кони, и люди. Бкмсб, а именно этим буквенным сочетанием ребята назвали своё детище, медленными шагами набирала широкую популярность в узких кругах, что не могло не радовать. На их первые выступления приглашали однокурсников, бывших одноклассников, просто знакомых, некоторые отсеялись сразу, заявив, что это просто не их музыка и такого они не понимают, некоторые осталось с ними и записались в ряды ярых поклонников, ходили на каждый концерт и знали их скромный репертуар наизусть. На первом выступлении, которое и было в каком-то замшелом Гатчинском клубе, под которым то и дело крутились выпившие и накуренные подростки, и длилось всего двадцать минут, были исполнены все песни, записи которых были заслушаны ранее Аней до дыр. И Аня, стоя посреди немногочисленной ликующей толпы, в толпе девчонок, обсуждающих горячего солиста, и наблюдая за яростно трясущим своей пустой башкой самим Музыченко, ловила себя на мысли, что в следующую секунду просто расплачется, эмоции просто переполняли. Глаза были на мокром месте, но улыбалась, как ошалелая, как будто под какими-то веществами. Узнавала в песнях, особенно посвящённых ей, Юру, полностью, и снаружи, и внутри, его дурацкие козырные фразочки по отношению к ней, в голове будто картинка рисовалась, какие-то флешбеки возникали, все это в итоге переходило на бумагу и ложилось на музыку. Смотрела на него, ловила его чёрные глаза и гордилась. Не знала, чем закончится эта идея и как долго они ещё пробудут вместе, всё могло закончится уже сегодня вечером, поссорься они из-за какой-нибудь ерунды. Их «сейчас» было охуенным, а загадывать на будущее не хотелось, она уже столько раз пролетала с этим «навсегда». А Юра этого не обещал, ни разу не говорил, чтобы не расстраивать, если вдруг разбегутся. За окном шёл лёгкий снег, давно стемнело и зажегся единственный на их улице фонарь, который наконец починили и теперь Юра по утрам выгонял машину без бесконечного потока мата и опасности кого-нибудь придавить. Аня уставилась в замёрзшее окно, в соседнем дворе залаяла собака и с их крыши упал ком снега. Сделала глоток кофе из чашки, отметив про себя из-за урчащего желудка, что неплохо было бы перекусить, и снова уставилась в конспект. Потом. Сами того не заметив, они перебрались на дачу и остались там на всю зиму. И тут Аня была по-настоящему счастлива. Теперь каждый день приходилось просыпаться ещё раньше и тратить еще больше денег на бензин, но по крайней мере, сейчас они были совершенно одни и никто им не мешал. В этом году от новогодних корпоративов не отказывались, деньги были нужны как никогда. Аня каждый раз после мероприятий порывалась вернуть Юре хотя бы часть той суммы, которую тот ей отдал для поездки домой, но Музыченко был непреклонен, строил обиженную мину в ответ и уговаривал либо отложить, либо купить себе что-нибудь и перестать трясти перед ним этими деньгами. Его же денежный запас потихоньку восстанавливался, медленнее, чем до этого, машина стала поглощать ещё больше бензина, чем до этого, поэтому существенная часть «зарплаты» уходила на него. Дом приходилось хорошенько протапливать, о чём Юра и позаботился перед своим отъездом, Никитиной оставалось только изредка подкидывать дровишек и поддерживать тепло. Родители сперва ругались, мол, дача не приспособлена для постоянной жизни, туалет на улице, вещи нормально не постирать, баня не достроена и вода в доме постоянно замерзает, но ребят все устраивало. «С милым рай и в шалаше», так говорил Юрин папа и был абсолютно прав. Без лишних глаз и ушей детям было гораздо лучше и спокойнее, отношения медленно, как и положено в их возрасте, развивались, всё шло своим чередом и в постоянном надзоре со стороны родителей ни Юра, ни Аня не нуждались. Набедокурят — разберутся сами, поругаются — походят надутые друг на друга пару часов и сами помирятся, решат что-то — и сами тут же это сделают, или предпримут всё, чтобы осуществить это в ближайшем будущем. Музыченко обещал вернуться как можно раньше, чтобы Аня одна долго не скучала и не уснула со своими учебниками, но время медленно приближалось к одиннадцати, концерт давно закончился, а Юры дома все не было. Звонить и волноваться не было времени, свои силы Аня предпочла потратить на повторение билетов, чем сейчас и занималась. Телефон молчал, Никитина прекрасно знала, что кто-нибудь ей бы уже позвонил, случись с Юрой что-то серьёзное, поэтому со спокойной душой перелистывала и перечитывала свою тетрадку, ноготками то и дело пыталась подковырнуть едва затянувшиеся шрамы на коленках. Картина маслом «Студент и сессия». Забралась с ногами на мягкий уголок, притянула колени к груди и закопалась носом в учебник. Читает вслух, так проще запоминалось, активировались сразу несколько видов памяти, а дома как раз никого не было и Музыченко не мешал ей своим бубнежом. Дома было жарко, Юркина свободная футболка больше походила на платье и необходимости надевать под неё что-то, кроме белья, не было, хотя спина у неё всё равно сильно вспотела, видимо, переборщила она с дровами. Так сидела бы и дальше, зазубривая билет, не обращая внимания на до неприличия задравшийся наряд и свои оголённые бедра, если бы в дверь громко и настойчиво не постучали. Подорвалась, на ходу соображая, кто мог прийти. Жутко было, Юра бы открыл дверь снаружи своим ключом, а впускать незнакомцев посреди ночи не хотелось, мало ли, кому что в голову взбредёт. Варианты ночных гостей отметались один за одним. Родители бы позвонили, если бы решили их проведать, зная, что дети могут быть заняты или их вообще может не быть на даче, старались предупреждать о своих визитах заранее. Опешила, даже не знала, как действовать в этой ситуации, так и стояла с протянутой к замку рукой. — Анька, открывай, холодно же! — недовольный и одновременно радостный голос Юры разрывает тишину, и Никитина понимает, что в очередной раз накрутила себя. «Лишь бы ключи не просрал, а то ведь не уедем никуда!» Комплект действительно был один и сделать второй не доходили руки, связка была увесистой, влетело бы им в копеечку, а лишних денег сейчас не было. — Привет, Аньк, — за заснеженным и замёрзшим Юрой входит Дима и взгляд его невольно падает на стройные и неприлично оголенные Анькины ноги. Об этом она не подумала, медленно переводит виноватый взгляд на Юру. Тому её ноги тоже покоя не давали, но по взгляду было понятно, что ни с ней этим прекрасным видом он делиться не собирался, даже со своим лучшим другом. — Так, а ну-ка глазки поднял и дуй на кухню, — отвечает с наигранным недовольством и выпроваживает друга на кухню. Хорошо, что Аня надела именно эту футболку, а не ту, что он выделил ей первоначально, которая была ей откровенно мала и на сантиметров двадцать короче. Не то, чтобы он ревновал, Дима друг все-таки, но какое-то непонятное чувство собственничества возникло. Анька его красотка, все это в открытую говорили и не скрывая завидовали Музыченко. Сколько раз на вечеринках ему приходилось защищать Аню от нелепых подкатов, вроде «Привет, киска, помурлыкаем?». В основном такие шедевры исходили от тех, кто не знал, с кем пришла Никитина, и поверив в то, что такая девушка может быть на вечеринке одна, у них невесть откуда возникала огромная вера в себя и разгоралось либидо. Аня постоянно говорила, что у таких особей оно и не затухает. Завидев рядом с Никитиной очередного кавалера, решившего попытать удачу, Юра медленным шагом подходил, загребал девушку в свои руки и без лишних слов впивался в Анины губы, пьяным делать это получалось ещё более эффектно. Получался такой двойной облом, что разочарование в глазах парни скрыть не могли и, бормоча какие-то невнятные извинения, уходили искать следующую жертву. — Дима будет у нас ночевать? — Никитина тихо спрашивает, пока Юра снимает верхнюю одежду и бросает куртку рядом с печкой, чтобы скорее просохла. Никитина тянется на носочки, проверяет ладошкой, насколько замёрзли его нос и щеки. Холодные, покрасневшие, но не критично. Юра ловит её лицо и приветственно касается губ. Сама продержала его на улице целую вечность, а потом если он заболеет, то будет жаловаться, что ей приходится его придурка лечить. — Нет, мы песню записали, нужно, чтобы ты послушала, — ледяные ладошки опускаются на оголенные плечи, Никитина всячески выкручивается, чтобы он не вздумал греть свои околевшие конечности об её теплые, но Юра всё равно прижимает её к себе со спины. — Я вообще-то готовлюсь, а ты мешаешь. — Это на пять минут, — подталкивает ее под едва прикрытую пятую точку, еле сдерживаясь, чтобы не шлёпнуть, как делал это обычно, когда у Ани возникало желание походить перед ним полуголой, а потом в очередной раз обломать. — И я пойду спать, а ты будешь дальше готовиться, давай. Пока Дима разбирался с ноутбуком, который никак не хотел запускать на проигрывателе композицию и постоянно выдавал ошибку, Юра пригвоздил Аню к своим коленям, чтобы та не совершала поползновений в сторону учебника хотя бы пару минут и поделилась с ним своим теплом. И так зубрила весь день, нужно позволять себе немного отдыха, а то так можно и кукухой поехать, Музыченко со своей давнишней пересдачей знал это, как никто другой. С победным «Наконец-то» Останин дважды щёлкает по тачпаду, Музыченко наконец отрывается от поглаживания Аниных ног и теперь наблюдает за реакцией девушки, которая не оставляет себя долго ждать. Одна из её любимых песен, если не самая любимая. У Юры в черновиках была ещё куча набросков, каких-то несвязных строк, которые нужно было просто организовать в песни, но именно эта песня была самой душевной и честной. Он ничего не обещал, потому что просто не знал, что их ждёт завтра, настолько непредсказуемой была их жизнь. Сегодня всё было хорошо, а завтра могло пойти по пизде, и они со скандалом разошлись бы. — Вы наконец-то записали «Это не любовь»? — Аня узнаёт песню с первых нот, пусть запись снова была кривая и косая. Ребята искали того, кто запишет им пару песен с хорошим звуком, но пока их попытки были безуспешны, и они довольствовались вот такими записями. Не на телефонный диктофон и слава богу. Никитина тихонько подпевает, чувствует, как краснеют щёки от того, что Музыченко неотрывно смотрит на неё, как будто никак не налюбуется. — Там кто-то из ребят в группе писал про студию, может звук получше будет, попробуем, — пожимает плечами Дима и достаёт флешку из разъёма. Ему неловко. Улыбается, заметив жутко влюблённый взгляд, которым Юра буквально поедал Аню с самого их приезда, казалось, что Дима отвернётся, а в следующую секунду застанет их неистово целующимися, не обращая внимания на третьего лишнего в комнате. Девчонок после их выступлений каждый раз подходило к много, просили номер телефона, казалось, выбирай любую и сразу без разговоров и лишних манипуляций тащи в койку, те будут не против, но Юра как всегда откланялся и, несмотря на уговоры остаться и пообщаться с поклонницами, потащил его к остановке. Музыченко по отношению к Ане был до тошноты верным, первое время Диме аж противно было, так много он говорил о Никитиной, даже не смотрел в сторону других девчонок, как будто Аня могла прочитать его мысли и заревновать. Хотя на памяти Останина Никитина ни разу публично не устраивала Юре сцен, чёрт его знает, что происходило у них дома, но Аня не производила впечатление девушки, которая ревнует к каждому столбу, скорее наоборот, очень в стиле Юры было приревновать её без повода и потом жалеть о сказанном. И если в самом начале их пути, когда они вечерами что-то наигрывали в гараже у Димы или на скамейках во дворе, целью было привлечение девчонок, такой желанный в подростковом возрасте секс на одну ночь и заработок на развлечения, то теперь Музыченко лишь смеялся над собственными юношескими мечтами. В начале осени, когда пьяный Юра с очередной бутылкой дешёвого пива в руках совершенно случайно проболтался о том, что практически накопил на кольцо, Дима просто охуел и несколько раз переспросил, ему казалось, что Юра либо шутит, либо его подводит слух. Теперь каждый раз, когда Аня была с ними на тусовке, репетиции или они просто пересекались где-то в одной компании, Дима не мог перестать восхищаться тем, как она изменила того шального Юрца, который мог сменить за месяц три девчонки и зарекался никогда не жениться. Не то, чтобы сейчас он стал тихим и домашним, нет, но с Аней вёл себя по-другому. Ну не мог Останин представить своего друга в строгом костюме, говорящим «да» в ЗАГСе и надевающим кольцо на палец девушки, с которой ему предстоит прожить всю жизнь. — Ладно, ребят, поеду я, — спешно засовывает флешку обратно в карман и поправляет джинсы. Он не спешил домой, скорее наоборот не хотелось ехать и выслушивать очередную порцию упрёков от матери из-за позднего возвращения и того, что вместо учёбы и работы он тратит время на какую-то неприбыльную ерунду, но мешать товарищу не мог. У него явно намечалось более интересное продолжение вечера, чем посиделки за чаем с другом и собственной девушкой. — Дим, может чаю? — Не-не, Ань, спасибо, — отмахивается, с хитрой улыбочкой глядит на Музыченко, тот ему подмигивает, искренне надеясь, что Аня этот жест не заметит. — Оставлю вас наедине, а то Юрец меня сейчас сам выпроводит отсюда. Где выход помню, дверь захлопну, не провожайте, — скрываться в коридоре, запускает немного холодного зимнего воздуха и с хлопком закрывает дверь. Они снова остались наедине, Аня лишь запоздало пожимает плечами. Не хочет, как хочет, его проблемы. Заметить Юрины ладошки на Анькиных ногах было не сложно, как и не сложно было предсказать, что дочитать билеты до конца у неё не выйдет. Поняв, к чему дело идёт, Никитина пересаживается с колен Музыченко на диван и берет первую попавшуюся книгу со стола, увлечённо читая с первой попавшейся строчки. Актёрская игра получилась из рук вон плохой, этот билет она уже давно повторила и могла хоть сейчас ответить не раздумывая, но портить момент нельзя было. В очередной раз накатило негодование из-за того, что она сидит и зубрит, а ему лишь бы развлечься. Заметив ее реакцию, Юра смеётся. Ане тоже смешно от сложившейся ситуации, уголки губ лишь слегка приподнимаются, но она через силу делает серьёзное лицо, которое тут же летит к чертям после Юриного «Артистка! Ну учи-учи, ладно». На плитке тихо шипит чайник, на столе рядом с Анькиными конспектами оказывается тарелка с бутербродами с сыром и варёной колбасой. Удивительно, что не вафли какие-нибудь и батон с вареньем, обычно по вечерам Музыченко закидывался чем-нибудь настолько сладким, что у Ани зубы сводило от одного лишь вида, а ему хоть бы что. Столько лет встречаются, уже больше года живут вместе, а она только недавно заметила, какой он страшный сладкоежка, если его не одёргивать от очередной конфеты или её пирога. И ведь ест, зараза, и не толстеет! Совсем, ни капельки! Аня пусть и заметно похудела в ноябре, всё равно быстро вернулась в свой привычный вес и не могла позволить себе сахар в таких количествах, как делал это Юра. — Там суп в холодильнике, я приготовила, поешь нормально, — отрывается от чтения, бросая взгляд на нарезающего колбасу Юру. Зря что ли она потратила ведь свой перерыв от зубрежки? Не придумала ничего лучше, чем отвлечь голову готовкой. Даже к дачной плитке, вечно выкидывавшей какие-то фокусы, привыкла и теперь суп не занимал у неё три часа, как раньше. Только если она не забывала включить огонь, когда варила курицу, а первое время она делала это настолько часто, что Юре приходилось напоминать. — Поздно, — смеётся Юра, — я уже настроился на бутики, ты будешь? — Аня дважды кивает и наконец откладывает учебник. Чёрт уже с этим экзаменом. Одновременно есть и учить было невозможно, а настроение у Юры из-за успешного концерта было чересчур хорошим и чересчур игривым. На столе появляется горячий чёрный чай с сахаром, который сейчас был некстати, в доме по-прежнему было жарко, хотелось открыть форточку и проветрить. Что творилось у них в спальне на втором этаже было страшно представить, спать там, если не открыть заранее форточку, было просто невозможно, а Юре видимо жары не хватало, поэтому он и решил добить Аню чаем и предложением согреть друг другу более интимным способом. Аня так сразу и не вспомнила бы, когда в последний раз у них был нормальный секс, а не их обоюдные опасные ласки, инициатором которых был Юра, а Аня просто подыгрывала. По итогу сама возбуждалась настолько, что, когда понимала, что не сможет, просто плакать хотелось от досады. От смерти отца она отходила мучительно и долго, в голове постоянно была куча дурацких навязчивых мыслей, возникало чувство вины в том, что не приехала по первому зову матери, что не успела по-человечески попрощаться с отцом, и самое бредовое, что в смерти отца виновата она, и в тот момент их с Юрой интимность достигла до максимального уровня. Аня даже предположить не могла, куда уж интимнее, только внутрь залезть и буквально жить в коже друг друга. Частично так и было. Первое время после приезда было очень тяжело, она регулярно просыпалась в панике посреди ночи, в холодном поту от кошмаров с зашкаливающим пульсом и сердцебиением, с мокрыми глазами и трясущаяся, как осиновый лист. Как бы она ни старалась не разбудить Юру, чтобы он выспался и не знал об этом её приступе, тот сам просыпался и сидел рядом с ней, магическим образом обнимая каждую частичку её тела, целовал виски, приносил тёплое молоко и ни разу не засыпал раньше ее, не смыкал глаз, пока не был уверен, что Аня действительно спит, а не притворяется или пытается уснуть. «Был родной матерью», как в Карлсоне. О её проблеме не знал никто, даже его родители, которые явно догадывались, что с Аней что-то не так, раз она так противится возвращению в город. Музыченко выслушивал всю её боль, пропускал через себя и потом пытался заглушить, но никогда не выдавал наружу то, что она ему доверила. С ним было хорошо, с ним было невероятно спокойно и уверенно, с ним было «в кайф», как говорил о ней же сам Юра. Аня часами рассказывала ему все, что чувствовала, в мельчайших подробностях, и от этого становилось легче на душе. Он научился так тонко чувствовать ее состояние, что предупреждал слёзы, едва у Ани начинали чесаться глаза. Сразу же сгребал ее в охапку и прижимал к себе, поглаживая по плечам, обещая никуда не отпускать и самому никуда не уходить. И большего Ане не нужно было. На учебе в сумме Никитина не появлялась практически месяц, пропустила безумно много, едва догнала ребят к показу и отыграла как всегда превосходно. Скрывать случившееся не было смысла, но единственное, чего Ане действительно хотелось, это чтобы к ней не испытывали какой-то жалости и относились так, как раньше. В лицо сказала Уварову, что не потерпит поблажек в свою сторону, и если ей светит пересдача за неуспеваемость, то она примет эту кару со всеми вытекающими последствиями, как и все остальные студенты. К счастью, не пригодилось. Учёба частично вернула её к прежней жизни, для самокопания не было времени, она была либо в домашних хлопотах и Юре, либо же занималась навёрстыванием упущенного материала и заучиванием текста. К Новому году кошмары сошли на минимум, если Никитина и просыпалась с тревожным сердцем, то просто без слов прижималась к спящему Музыченко и дрожь прекращалась. Только вот Юра до сих пор будто боялся к ней притронуться и особо не настаивал на близости, молча вывозил ее отговорки. Приставал, целовал так, что аж дыхание перехватывало, лез руками везде, где она только позволяла им находиться, но дальше не заходил, будто и не было двух лет отношений, будто они начали встречаться несколько недель назад и морально готовятся к первому разу. — Как сыграли? — откусывает бутерброд и устраивается поудобнее, чтобы не затекла нога и не бороться потом с ужасным покалыванием и онемением. Ане нравилось, когда они вот так сидели ночью на кухне и просто разговаривали ни о чем, рассказывали, как прошёл день, который по сути они провели вместе, а потом, когда кто-нибудь начинал клевать носом, молча шли спать. Они даже не ругались, совсем. Замечала, как Юрка иногда недовольно хмурился на её предложения, сжимал зубы, когда ему что-то не нравилось или хотелось поставить Аню на место, но в итоге соглашался с ней и не позволял себе лишнего слова, чтобы не расстраивать и не вызвать слёзы. А Анькино эмоциональное состояние оставляло желать лучшего, из-за фильма могла расплакаться, что потом приходилось успокаивать и вдалбливать в голову, что это просто фильм. Мама его как-то став свидетелем подобной ситуации, когда Аня ни с того, ни с сего разревелась из-за смерти персонажа в русском сериале, ненароком подумала, что девушка беременна и потом долго не хотела верить сыну, уверявшему, что всё окей и Аня просто слишком сентиментальная стала. Никитина думала, мол, лучше бы и прикрикнул разок, а то от своих же бредовых идей Ане иногда хотелось в окно выйти. А Юра терпел. — Нормально, — громко прихлебывает из чашки, чтобы развеселить Аню, и та улыбается. Вообще эта привычка страшно её бесила, но сейчас Юра сделал это специально, поэтому она и не сказала ничего, просто улыбнулась. Это сёрбанье из чашки стояло где-то в одной линии с чавчаньем, когда ешь что-то очень вкусное и хочешь, чтобы твой собеседник знал об этом, но вторым Аня и сама грешила. Редко, но грешила. — Заплатили копейки, конечно, тачку заправить и на пиво. — Ну ничего, — мечтательно прикрывает глаза и подпирает рукой подбородок, — вот станете знаменитыми, будете много зарабатывать, будет куча поклонниц, — последнее добавляет, слегка растягивая слова, и одним глазом смотрит на его реакцию. Как и у любой девчонки у неё в голове была картинка красивой жизни, нарисованная в самом детстве, только вот муж рок-музыкант никак в эту картинку не входил. Аня настойчиво меняла всё в своей голове, понимала риск, понимала, с чем ей придётся мириться, реши Юра действительно серьёзно связать свою жизнь с бесконечным грохотом электрогитар и турами. Мама явно стала бы её отговаривать от продолжения отношений, если бы знала, что было в планах у Юры. А там были только две вещи: Аня и музыка, и именно в таком порядке, поэтому Никитина была спокойна. Сопливые девчонки буквально раздевали её Музыченко глазами, тянули руки, лишь бы коснуться его, а после окончания выступления не давали покоя, просили номер телефона у чёрного входа клубов. Странно, но к лучшему, что ни одна ещё не подкидывала ей записки с угрозами облить кислотой, а то её нервишки не выдержали бы и эту музыкальную лавочку она прикрыла бы сразу же, боясь за собственную шкуру и безответственную шкуру своего мужчины. Была ли вероятность, что Юра станет рушить их отношения ради мимолётного романа с поклонницей? Не знай Аня, через что они прошли, без раздумий сказала бы, что да, но вспоминая свои ночные откровения и его руки и губы, делавшие всё возможное, чтобы она перестала плакать и судорожно глотать воздух, была уверена, что он правда никуда не уйдёт. — Ты — моя любимая и главная поклонница, — перегибается через стол и, обхватив лицо руками, целует в нос, потом опускается к губам, уделяя внимание и им. Целовал бы и целовал, лишь бы Аня вот так с наслаждением улыбалась во время поцелуя, лишь бы её густые тёмные ресницы мелко подрагивали, а с губ тяжёлые вздохи слетали. Распалить Аню было проще простого, стоило только поцеловать чуть глубже, чем обычно, провести языком по её языку, будто случайно коснуться ладонью груди и задержать её там чуть дольше положенного. Гораздо труднее было сдержаться самому, особенно после полутора месяцев сплошных обломов. Не настаивал, понимал, что секс — последнее, что её сейчас заботит, но со своим желанием поделать ничего не мог. Аня искала способы угодить ему, но в итоге Музыченко чувствовал себя неловко, когда не он пытался доставить Ане удовольствие, а она ему, и всё заканчивалось «Всё, Анют, не надо, иди лучше ко мне» и нежными-нежными поцелуями. А сегодня все так идеально сошлось, что грех было её не пособлазнять: Никитина была в отличном расположении духа, они отыграли концерт, потом подвернулась возможность записаться, у самого настроение зашкаливало. Вернулся домой, дома было тепло, Анька не будет жаловаться, что у неё попа мёрзнет, как это было обычно. Юра пусть и не был против ее греть, у него это хорошо получалось и Ане нравилось, но из-за холода не всегда получалось до конца расслабиться. — Хочу тебя, Анька, пиздец, — шепчет прямо в губы посреди поцелуя, тем самым даёт понять, что если его ожидает очередной облом, то ей лучше сказать об этом сейчас. Но она лишь хитро улыбается и отлипает от его мокрых губ. Целоваться, когда она прижималась, а не их разделял стол, было гораздо комфортнее. Музыченко ни на миг не сомневаясь притягивает её ближе к себе, слегка сжав бёдра, в таком положении она ни могла не почувствовать, насколько он возбуждён, не только потемневшие глаза и сбитое нахрен дыхание его выдавали. Своими шаловливыми пальцами лезет к ремню, ребром руки касается натянутой ткани на джинсах, Юра резко и шумно выдыхает. — Я вот на столько от того, чтобы не сдержаться и трахнуть тебя прямо здесь, поэтому если ты хочешь поиграть и, — чувствует, как она провела языком по шее и сглатывает, голова абсолютно не соображала. — Ань, если это очередной облом, то не нужно. Никитина облизнула губы, потянулась на носочках и, обдав жаром его ухо, сбивчиво прошептала: — Давай не будем стол портить, нам ещё есть за ним. И реакция Музыченко не заставила себя ждать. Оба поняли, как сильно друг по другу соскучились и что вот именно этого пылкого и нетерпеливого секса им и не хватало для полного возвращения к прежней жизни. В этот раз Никитина не сдерживалась, каждое прикосновение ловких пальцев отзывалось либо же немногозначным мычанием, либо нетерпеливым стоном и её «пожалуйста». Она изголодалась, он не узнавал ту Аню, которая даже когда родителей дома не было боялась лишний звук издать. Шептала, стонала, сама тянулась за поцелуями, чуть ли не кусала, когда он медлил и мучил. — За ежа, — говорит Юра в тишину, нарушаемую их тяжелым дыханием. Анька ставит опустевший стакан с водой на табуретку рядом с кроватью и с непониманием смотрит, устраиваясь на его груди так, чтобы видеть его довольное и удовлетворённое лицо. Случайно заезжает ему локтем по рёбрам, сразу же ориентируется и целует ушибленное место, заглаживает вину. Она снова смешная и нежная, Музыченко не мог перестать удивляться, как она так быстро перевоплощалась в страстную и горячую во время секса. — Какой ёж, Юр, ты о чем? — смеётся, а взгляд полон непонимания. Только мифических ежей в их постели не хватало. Пока Аня боролась с собственными тараканами, Юра развлекался с ежом, вообще атас. — «Автомат» мне поставили за ежа, — объясняет, как маленькому ребёнку, водит ладонью по ее обнаженной спине, проводит пальцами по позвоночнику от шейных позвонков до поясницы и чувствует мурашки под своими пальцами. Никитина пусть и задумалась, но от его действий сейчас едва не мурлычет. — Тоже мне, достижение, — смешно цокает языком Аня, протягивает руку и очерчивает густые тёмные брови. Что ей ещё оставалось делать, лёжа сверху на своём парне и наслаждаясь тем, как он беспардонно её лапает. — Прошу заметить, я три недели назад три дня отскакала в костюме новогодней елки, с меня семь потов сошло и никто мне никаких поблажек не сделал, — гладит его по волосам, а потом резко хватает за нос. — Признавайся, спишь с преподшей за автомат? — щурится, хихикает и тянет за нос. — Я никому не расскажу! — Ай, Аня, — освобождает многострадальный нос из хватки, слегка грубо откинув ее руку, не самое приятное ощущение, он даже за пару секунд успел покраснеть. — Не смешная шутка, некоторые ж реально так думают! — Анька тянется, чтобы поцеловать пострадавшую часть лица, но пострадавший вытягивает губы трубочкой и ей не остаётся выбора, как прижаться и к ним. Музыченко миллион раз говорил, что не любит эту пустую болтовню после секса, но каждый раз сам же начинал разговор. — Я ж даже не знал, что будет «автомат» за него. Если бы она предупредила, какой именно новый костюм из «Лицедеев» привезут и какое за него будет поощрение, любой бы согласился. Его никто брать не хотел, пацаны вот себе давно роли разобрали, один я ни рыба ни мясо, а у нас конкурс скоро. — И поэтому решил взять ежа? — заглядывает в глаза в поисках подъёба, но не видит его. — Он остался один, — Музыченко возвращает руки на Анино тело и продолжает ласкать нежную и слегка влажную кожу. Какая же она всё-таки нереальная, будто с другой планеты спустилась. Сложила свои тёплые ладошки на его груди, копна волос растрепалась и глядит, глаз своих смоляных не сводит. — Мне стало его жаль, — Аньку в этом момент просто разрывает от хохота, прыснула куда-то ему в грудь, аж щекотно стало, уж очень жалостливым было его выражение лица в этот момент. — Че ты ржешь? — сам улыбается, а Аня аж расплакалась от смеха, уже сипит, но не может остановиться. — Чего ты ржешь? — повторяет, одним движением перевернувшись и подмяв хохочущую девушку по себя, она даже положение рук поменять не успевает. Хохочет, что есть сил. — У тебя вообще экзамен завтра, а ты тут со мной, — попытался подобрать нужный лексический оборот, но в голову ничего не лезло, всё было сосредоточено на её худеньком тельце, припечатанном к матрасу и её груди, прижимающейся к его с каждым новым вдохом, чтобы перестать смеяться, — хулиганишь! Валяешься тут такая голая! — касаются друг друга губами, Музыченко снова лезет, куда не следовало бы, если они не желали продолжения банкета, Аня пытается выкрутиться, но ещё сильнее путается и теперь Музыченко точно никуда её не выпустит. А у неё ещё два билета нечитанных! — Не дай бог мне завтра попадётся один из вопросов, которые я из-за тебя не повторила, — обвивает шею, глаз его совсем не видно, неудивительно, в комнате тьма-тьмущая. Поздно уже, даже фонарь на улице отключили. — Так, — опирается на локти и с вызовом глядит в глаза, — и что ты мне сделаешь? — Буду ходить в парандже и спать в гостиной, чтобы не соблазнялся лишний раз! — Тогда воспользуюсь случаем, а то мало ли, — Анька прикрыла глаза рукой и не видела хитрую улыбочку Музыченко перед тем, как его губы опустились на ее шею и провели влажную дорожку до груди. Зато прекрасно почувствовала.