Гроза, приходящая с запада, приносит с собой тьму и начинается задолго до собственного начала. Первая тьма наступает внутри каждого, кто вышел на улицу, или остался дома, это ничего не меняет…
Макс Фрай «Четыре летних грозы»
Воздух в туннеле затхлый и спёртый, настолько тяжёлый и плотный, что идти сквозь него — как сквозь воду: выматывающе до головокружения. После яркого пустынного солнца здешняя тьма кажется абсолютной. Будто с головой нырнул в чернила. Вдыхаешь — и темнота заливается внутрь. Задыхаешься. Кашляешь. Но движешься дальше, потому что иначе нельзя. Идёшь на ощупь по каменному полу, неприятно шершавому после мягкого и горячего, как пепел, песка. Этот песок сверху, над головой, над слоем камня, на километры вокруг. Серый как туман, бесконечный как небо. Сейчас солнце жжёт его, а потом, когда разрешат выйти, наверху уже будет ночь. Пустынная ночь тёмная, холодная и немая, как глаза госпожи. Те глаза, что посмотрят равнодушно и безучастно на то, как пытаешься не дрожать, не дышать, не двигаться лишний раз. И в пустоте этих глаз две тонкие полосы не то чтобы света, а скорее нетьмы. У госпожи чёрные руки, серые лёгкие нити волос. Когда она идёт, не слышно шагов — будто плывёт сквозь тьму. Когда она говорит, голос звучит у тебя внутри, странный, напевный, перекатывающийся волнами. Так иные поют похоронные песни, как она говорит. О чём — неясно, но от этого только страшнее. Ведь у госпожи тысячи голосов, и ни один не может говорить о хорошем. Она чертит тенями на тьме, но ты видишь, не можешь не видеть и не понимать. Тени поднимаются от её ног, отрываются от них, заполоняют собой всю бесконечность вокруг, будто целый лес пришёл в движение и идёт на тебя, будто грозовое облако рухнуло на землю. И где-то там, в глубине теней тонкие женские руки перебирают серебристые нити струн, острых как натянутая проволока. Ты чувствуешь её пальцы как собственные. Каждую рану на них, каждую каплю чёрной крови. Силишься отстраниться, но не можешь. Нити повсюду, как паутина, раны ползут по её рукам выше и выше, пока не перерезают тебе горло. Госпожа смотрит и улыбается, и улыбка её чёрная и болезненная, как твоя открытая рана. Анс проснулся от удушья. Он рвано и быстро хватал ртом воздух, до боли вцепившись пальцами в простыню. Кошмар будто прилип к нему, обмотался петлёй вокруг шеи и сдавил. Нужно было открыть окно и впустить немного воздуха, иначе он сойдёт с ума. Всё ещё делая неровные вдохи, Анс заставил себя оглядеться. Комната выглядела ужасно. Всё пространство от пола до потолка было затянуто нитями, как паутиной, разве что в них не было её геометрической красоты. Нити беспорядочно скрещивались между собой, словно огромного паука, который всё это сплёл, постигло безумие. Зато плетение было настолько плотным, что вряд ли удалось бы найти дыру больше десятка сантиметров. Если бы на Анса нападали враги, это обеспечило бы ему защиту на первое время. Но если бы во время выплеска энергии в комнату случайно зашёл кто-то из слуг… да будет Мора милосердна к душе его, Анс не зря запирает дверь на ночь. Марионетки висели среди нитей пустые и недвижные, как коконы с мёртвыми мухами. Одна из них пролетела сквозь нити и распахнула окно. Холодный и влажный воздух раннего утра, почти ночи, немного облегчил горячку. Дыхание выровнялось, а сердце перестало колотиться. Но липкое ощущение кошмара так и не отстало от кожи. Всё это было странно и нехорошо. У Анса не в первый раз случались такие выплески, но давно, когда его магия была куда менее стабильной. Когда он сам владел ей куда хуже. Сейчас всему виной явно была полученная магическая травма и неполная реабилитация после неё. Одним движением руки Анс заставил все нити и марионеток исчезнуть. Рассеянным жестом он провёл рукой по волосам, случайно задев шрам у виска. Неприятные воспоминания в последнее время настигали его всё чаще. Хорошо, что даже во сне он каким-то образом смог отгородится от Аин, разорвать их связь. Им часто снились одни кошмары на двоих, и Ансу бы очень не хотелась, чтобы его тревога переползла в голову к сестре. Сейчас Аин мирно спала, и это успокаивало. Но тень, увиденная в туннеле под замком, и этот кошмар всё никак не шли из головы. Кривая улыбка появилась на губах сама собой. Говорят, что любой, кто хоть немного продвинулся в секте Повелителей теней, потом платил за это рассудком, не говоря уже о тех, кто видел Её. Что ж, возможно, Анс всё же не стал тем самым исключением, каким привык себя считать.***
Море разливалось до самого горизонта, спокойное, мирное, оно тихо мурчало у ног, как дремлющая кошка. Рассветное солнце окрашивало его в золотисто-оранжевый, так что казалось — оно состоит из чистого света и соли. Её запах ощущался в прохладном ветре, неспешно качавшем волны. Он легко проникал через слишком тонкую рубашку, отчего по коже бежали мурашки. Но я не успевал замёрзнуть, от Вечного древа, к которому я прижимался спиной, исходило слишком много тепла. Наверно, его бы хватило, чтобы согреть это море до самого дна. Согреть, но не сжечь. В этом была приятная особенность энергии Вечного дерева — она не могла разрушать. Я чувствовал это кожей. На плавные перекаты волн я смотрел почти бездумно. Фрея говорила, что Вечное древо находится в Эвигтри не всегда, чаще оно оказывается там, где хочется тебе или ему. Это была не совсем телепортация, по крайней мере без физического перемещения, скорее уж погружение в странное состояние между сном и реальностью. Я не знал, по чьему желанию древо переносило меня именно сюда, на обрыв над дикой безлюдной бухтой, но мне это место определённо нравилось. Море, белая крупная галька пляжа и где-то вдалеке справа едва-едва виднелся силуэт неизвестного мне города, такого белого и безмолвного, что его можно было принять за прибрежные скалы. Это место напоминало мне другое, бесконечно далёкое, полузабытое, почти ненастоящее. Такой же безлюдный пляж с тёмно-серой, округлой галькой, со старым проржавевшим якорем, почему-то воткнутым в землю. Этот пляж остался где-то в детстве, в той его части, что я помнил безумно плохо, но так же безумно любил. Интересно было бы узнать, как оно выглядит сейчас, может быть, тот пляж уже давно закатали под бетонную набережную, понаставили там кафешек, сувенирных лавок и эллингов. А якорь вытащили и сдали в металлолом. О таком моему внутреннему четырёхлетке лучше не знать. У него явно случится истерика. Зато хотя бы это место в обозримом будущем под бетон точно не закатают. Ведь это самое будущее может оказаться весьма и весьма непродолжительным. Эвигтри был довольно тихим крохотным городком. Местные всё время жаловались, что вести до них доходят медленно, но, даже несмотря на это, сюда то и дело просачивались новости из крупных городов. Говорили о том, что эта осень выдалась ещё более неурожайной, чем предыдущая. Что в лесах около Урадерна, ещё одного крупного города, расположенного не слишком далеко отсюда, уничтожили целую стаю моркетских тварей, но разлом, из которого они вылезли, так и не нашли. Рейнгардские болота тоже многих беспокоили. Ещё более нерадостные новости приходили из-за границы. Кто-то говорил, что за пределами Бентской республики бушует чума. Кто-то, что целые города вымирают от голода. Я искренне надеялся, что это всего лишь слухи, но даже здесь, в Эвигтри, рядом с Вечным древом, открывались разломы. Только за то время, что мы прожили тут, Фрея успела закрыть четыре штуки. Они были маленькими, но всё же. В таком-то месте. Каким бы обманчиво спокойным ни был мир вокруг, все ощущали, что будущее тревожно. А я всё никак не мог разобраться с магией, понять, действительно ли она моя и просто спала всё это время, все чёртовы двадцать лет, не подавая признаков жизни. То ли это всё-таки подарок богини, входящий в стартовый пакет спасителя мира, но я, как неопытный игрок, запутался в механиках и тыкаю на все кнопки подряд, в надежде, что хоть что-нибудь сработает. Мне нужен был гайд, мануал, туториал. Божественное знамение? Мудрый старец наставник? Да что угодно на самом деле. Я внимательно уставился в небо так, будто только этим взглядом мог заставить Эрну снизойти ко мне и объясниться. Небо было приятного светло-синего цвета, прозрачного как акварель, но на нём абсолютно точно не было и следа проявления божественных посланий. — О всесветлая богиня, — я вложил в голос столько вдохновенности и сакрального трепета, сколько мог, — если ты слышишь меня, то пошли мне знак. Может, стоило руку к небесам протянуть? А другую к сердцу приложить. Ну так, для полноты образа. — Не думал, что ты так с ней общаешься. От звучания знакомого голоса я буквально подлетел на месте. И действительно схватился за сердце, потому что оно чуть не остановилось. Фэя моя реакция повеселила. — Вы как?.. Почему? Что? — выпалил я, задыхаясь и путаясь в словах и звуках, словно запинаясь о них языком. — Ты, когда удивляешься, так руками размахиваешь, что можешь случайно кого-нибудь боевым заклинанием атаковать, — сказал Фэй, спокойно присаживаясь рядом со мной на травянистый обрыв. — Правда, что ли, могу? — я с удивлением посмотрел на свои руки, у меня действительно была идиотская привычка ими размахивать при разговоре. Обычно я держал эту странную особенность под контролем, но не когда меня выбивало из колеи. А неожиданное появление Фэя из ниоткуда ещё как меня выбило. Сам же Фэй выглядел вполне спокойно. Его не смутило ни море, ни огромное сияющее дерево за моей спиной. Он говорил своим обычным размеренным тоном и в целом выглядел так, будто встреча со мной здесь и сейчас была занесена в его ежедневник ещё с пару месяцев назад. — Если испугаешься и рефлексы сработают раньше логики, то ты вполне способен нанести окружающим определённый ущерб. А, ну это-то я знаю. Регулярно практикую к тому же. — И всё же, как вы здесь оказались? — перевёл тему я. Говорить о разрушениях пока не хотелось. — Древо, — сказал он так, будто это короткое слово могло мне всё объяснить, и поднял взгляд на золотистую крону. Его глаза за синеватыми линзами сощурились как от яркого света. Он снял очки в тонкой круглой оправе, спрятал их в карман жилета и только после этого продолжил: — Оно имеет собственную волю и собственные желания. Иногда они могут совпадать с твоими. Иногда оно милосердно разрешает им совпадать. Выходит, древо умеет не только телепортировать тебя вместе с собой, но и кого-то к тебе. Довольно неплохо. И мило с его стороны. Можно сказать, мне вручили подарок от мироздания. Хотел мудрого старца наставника — получи Фэя, но, может, старцем и не выглядит, но не то чтобы я возражал. — Я просто хотел кое о чём спросить, наверно, поэтому оно и перенесло вас сюда, — признался я. — О, твои незаданные вопросы — это такая великая сила, что я не сомневаюсь — они и без помощи древа могли перенести меня сюда из Сторграда, — улыбка на лице Фэя была ироничной, но доброй. — А сюда это куда? В смысле вы не знаете, где это место? — я кивнул в сторону моря и белого города вдали. Хотелось побывать здесь по-настоящему. Если я, конечно, спасу мир. Если я останусь в нём после. Если я просто останусь. Фэй перевёл расфокусированный взгляд с дерева на город. — Полагаю, что это вид на Вольный город Альбис из леса Айра Таур, это эльфийские территории, я там давно не был, так что могу быть не совсем точен. Но ты ведь не об этом хотел спросить? — Ну, и об этом тоже, — я усмехнулся. Мне всё не удавалось придумать, как задать главный вопрос правильно. Так, чтобы не выглядеть жалким, испуганным и потерянны. — Почему я не могу управлять своей силой? Чего мне не хватает? — Времени. Этот ответ сбил меня с мыслей ещё сильнее, чем неожиданное появление Фэя. Я ожидал услышать что угодно: «силы воли», «знаний», «терпения», но «времени»… Разве его было недостаточно? — Не знаю, как это работает в вашем мире, но наша магия растёт и взрослеет вместе с нами. Или мы вместе с ней. Если магия слишком велика и тело не успевает научиться её регулировать, взросление может замедляться. Энергия сама даёт носителю привыкнуть к себе. Задерживает его на одном из этапов. Даёт ему время. И только потом переводит на следующий. — А у меня вроде как всё и сразу, — пробормотал я. — С первого уровня на последний. В конце концов хорошо, что меня моей энергией попросту не разорвало. Повезло-то как. — Тебе до последнего уровня ещё дальше, чем до Сердца мира. — Фей смотрел на меня всё с той же тёплой усмешкой на губах и во взгляде. — Твоя магия тоже раскрывается постепенно, просто это происходит несколько резче и быстрее, чем должно. Ага, так, будто у меня читы для увеличения получаемого опыта. Так что способностей я себе новых наоткрывал, а использовать их всё равно не умею. — То есть я не отстаю в магическом развитии? — Скорее наоборот. — Фэй задумался, подбирая слова. Мог ли он не до конца понимать, что я такое и по каким законам растёт моя сила? — Если бы ты был ребёнком, только осваивающим магию, такой прогресс едва ли был бы возможен. Взрослых, никогда ранее не пользовавшихся магией, я не обучал и не нашёл записей о подобных случаях. Зато нашёл несколько записей о том, как восстанавливали свои навыки те, кто пережил потерю памяти. Сходства оказались довольно сильными: развитый магический потенциал при неумении с ним обращаться, быстрое обучение, но плохо контролируемые энергетические выбросы. Вероятно, чего-то ещё более приближенного к твоему случаю мы не найдём, так что можно сказать: твоё развитие в рамках нормы. Я протянул что-то невнятное, осмысляя услышанное. — И точно не стоит не запрещать себе колдовать. Ситуацию это не улучшит. Взгляд Фэя стал несколько более осуждающим, чем я мог выдержать. Так что я отвёл глаза и посмотрел на море. Волны стали чуть сильнее. — Настолько заметно? — По твоей ауре — да. Она довольно нервная, можно сказать, пульсирующая. Это нехорошо, но в целом не слишком опасно ни для тебя, ни для других. Я почувствовал как его взгляд в последний раз прошёлся по моей ауре и исчез. Я скосил глаза — теперь Фэй тоже смотрел на море. — Любая магия опасна тем больше, чем меньше ты её контролируешь. А контролировать то, от чего прячешься, довольно сложно, согласись? Я согласился. Потому что кто я вообще такой, чтобы спорить с Фэем и со здравым смыслом в его лице? — Ты должен больше доверять своей силе и себе. Потому что ты можешь ей управлять, гармонично сосуществовать с ней, она ведь всё-таки твоя. Она часть тебя, как рука или нога, ни больше и ни меньше. Но если ты так и продолжишь отвергать свою магию, ничем хорошим это не кончится ни для тебя, ни для окружающих. Слова Фэя звучали здраво, логично, разумно, именно это в них всегда меня и успокаивало. Он не говорил, что моя магия на самом деле милая и безобидная. Он говорил, что она опасна, но это нормально. — Мне сложно воспринимать магию, как нечто… обычное, являющееся частью меня, а не чем-то… — Я задумался, подбирая слово. — Чужеродным или данным на время, не являющемся моим изначально. — Сомневаюсь, что она была дана тебе кем-то. Это бы чувствовалось. Твоя магия очень похожа на тебя. — Такая же проблемная? — Такая же недолюбленная. Чёрт. Это был запрещённый приём. Фэю слишком легко удавалось считывать те вещи, которые, я надеялся, считаны не будут. Никем и никогда. — Я боюсь свою магию. — Слова эти были странными. Они дались мне легко, как выдох, но будто оцарапали горло и остались горечью на языке. — Многие боятся поначалу, — сказал Фэй так, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся, — потом проходит, со временем, с опытом. С доверием. Просто в какой-то момент ты понимаешь, что это нечто внутри тебя абсолютно не заинтересовано в твоей смерти и смерти тех, кто тебе дорог. Бесконтрольная магия чаще всего порождается инстинктами: самосохранения или стремления защитить кого-то. Я улыбнулся. Наверно, так оно и было на самом деле. Нужно было просто перестать убеждать себя в обратном. — Знаешь, поговори с Ансом на эту тему. Если он будет в настроении, то поделится с тобой бесценным жизненным опытом. — А если не в настроении, то скормит марионеткам. — Думаю, из-за приезда Фриг Анс будет в довольно неплохом расположении духа. Ну да, Анса же в этой жизни радуют только две вещи — Фриг и смерти его врагов. — А теперь, если я ответил на все твои вопросы, то позволь откланяться. — Фэй поднялся с травы. — Не могу надолго отлучаться из библиотеки и не тревожиться, мне кажется, что она развалится, стоит мне только отвернуться. Или у тебя ещё есть что спросить? Он смотрел на меня внимательно и спокойно. По этому взгляду я понял — если я скажу, что у меня ещё есть вопросы, то Фэй временно отодвинет свою библиотеку на второй план. Это было лестно. — А Рейденс, он сомневался… хоть когда-нибудь? — выпалил я, и тут же почувствовал, как внутри всё горит от смущения. — Знаешь, если хочешь поступать правильно, ты только и делаешь, что сомневаешься. А Рейденс очень хотел поступать правильно, но не скажу, что у него всегда это получалось. Из-за этого он сомневался ещё больше. — Какой была самая большая его ошибка? — Я слабо понимал, зачем об этом спрашиваю. Чтобы разбередить раны Фэя? Чтобы напугать себя ещё больше. — Появление Пустых земель, — выдохнул Фэй. — Но это не его ошибка, а наша общая. Он чуть отклонился назад, прижавшись спиной к стволу вечного древа. Глядя вперёд, Фэй смотрел будто не на ажурные силуэты белоснежных зданий, а дальше. Туда, где начинались пески чёрной пустыни. Пока я восстанавливался, занимался в основном изучением магических формул, на остальное почти не хватало сил. Но всё же Пустые земли меня интересовали. Ведь область, на которой было спрятано Сердце мира, находилась как раз на границе этих самых Пустых земель, где раньше зеленели эльфийские леса. Альбис, который сейчас носил статус вольного города был столицей древнего эльфийского королевства Альбара. Страна располагалась между горами Дарконьей смерти, за которыми начинались владения сильфов, и степями, населёнными кочевыми племенами офо. Альбара существовала тысячи лет, пока во времена второго нашествия Моркета предводительница секты Повелителей теней, которую звали Третьей, не обрушила большую часть страны в моркетскую тьму вместе с жителями. Прошло сто пятьдесят лет прежде, чем Моркет, словно воды после потопа, начал отступать, возвращая земли, а иногда и поглощенных их существ. Только вот возвращались они изменившимися. Земли обращались чёрной пустыней, а эльфы лишались магии. Моркет иссушал их. Территории, ещё не восстановленные после воздействия на них Моркета, и названы Пустыми землями. Эльфы стараются вернуть контроль над ними, даже воевали за них с кочевыми племенами офо. В эту войну и Бентская республика ввязывалась, но в извучение современной истории я не углублялся. — Думаете, что вы могли предотвратить падение эльфийских земель в Моркет? — спросил я. Взгляд Фэя, которым он смотрел на Альбис был задумчивым и тяжёлым. — Даже Эрне неведом ответ на этот вопрос. — Губы Фэя тронула тень улыбки. — Третья хотела, чтобы мы отдали ей Сердце мира, но у нас его не было. Так она решила нас наказать. — А что стало с Третьей после? Я слышал о ней сначала от Абелоун, от самой богини бедствий, от той, кто выпустил Моркет в мир. И она боялась Третьей. Я, кажется, начинал понимать, почему. — Её убили в конце войны за Пустые земли. Но об этом лучше спроси у Аин, Анса или Фриг. Рассказ выйдет живописней. Я поставил себе мысленную заметку. — Мне тоже стоит бояться этой Третьей? Или она правда мертва? Она страшнее, чем Абелоун? — Если я хотел не выдавать нервозности, то вряд ли у меня это получилось. — Слухи ходят разные. Возможно, появился подражатель. Возможно, она правда смогла вернуть часть сил. Но если это так, то Третья и Абелоун в первую очередь займуться друг другом, их ненависть обоюдна. Одна желает смерти другой, едва ли не больше, чем добраться до Сердца мира. — Не могут поделить Моркет, титул главной злодейки и право меня убить? — Можно и так сказать. Обнадёживающе! Но, может, пока они будут грызться я тихонечко проскользну мимо? Или они решат объединиться, убить меня, а потом делить сферы влияния. — Спасибо. Теперь точно всё, — сказал я, старательно отгоняя мысли об ужасном конце. — Хорошо, надеюсь, с этим я тебе помог. А со всем остальным ты точно справишься и сам. С этими словами он растаял. Растворился, не сделав и шага. Вот он был, а вот его уже и нет на поросшем травой выступе над неизвестным мне морем. Я посидел ещё немного, глядя вдаль, думая сразу обо всём и ни о чём конкретном. Уже завтра нужно было уезжать, так что древо сделало мне прекрасный прощальный подарок. Я отвернулся от моря, прижался лицом к золотистой коре и прикрыл глаза, медленно растворяясь в тепле и шелесте листьев.***
Фрея закрыла глаза, проскользила рукой по перилам. Гладкое светлое дерево. Казалось, что прикосновения маминых рук с него ещё не стёрлись, не до конца. Если проникнуть чуть глубже, внутрь памяти дома, можно уловить, как она слегка барабанила пальцами по перилам, когда только клала на них руку, пробегала, точно по клавишам фортепьяно. Можно почувствовать её шаги, лёгкие, быстрые. Как она замирала на верхней ступени, смотрела вниз — там стояла девочка в порванных брюках с разбитой коленкой, ссадиной на щеке и неловкой улыбкой. Тогда мама вздыхала и поднималась дальше, чтобы зайти в свою комнату и взять заживляющую мазь. С похожим вздохом Фрея сейчас опустилась на последнюю ступеньку. Она могла вспоминать и вспоминать это раз за разом, каждый уголок этого дома пробуждал один из множества незначительных эпизодов её, в сущности, такой же незначительной жизни. Но Фрея не могла ничего почувствовать как раньше. Она не чувствовала свой дом. Она даже не была уверена, что всё ещё чувствует этот дом своим. Глупо было пытаться пробудить уснувшую давным-давно магию. Но Фрея пробовала. Раз за разом. Раньше и теперь. Раньше — в Сторградском замке, ещё до того, как меч признал её — просто из желания что-то почувствовать. Она могла бы нырнуть в это — чувствовать кожей, как распускаются бутоны цветов, раскрываются медленно лепесток за лепестком, как ветер путает травы, проносясь между ними, сбивает с них росу. Но чувствовала только пустоту и острую режущую боль где-то под лопаткой, как от вошедшего кинжала. Фрея пробовала призвать магию и позже, уже когда появился меч. Боль стала тупой и ноющей — вот и все изменения. «Ну ладно», — всё, что подумала она тогда. Хотя должна была, наверно, плакать в голос, но это всё, на что её хватило. «Ну ладно», — думала она сейчас, сидя на ступеньках и чувствуя всю ту же тупую ноющую боль под лопаткой, прошивавшую её словно стрелой до самого сердца. Только теперь от обиды хотелось расплакаться. Но сильные девочки не плачут, особенно если у них в руках меч. Слёзы вытирать неудобно. «Да, у тебя есть меч», — проговорила про себя Фрея. Он так и стоял, прислонённый к камину. Камень в навершии ярко блеснул, словно поддерживая. Но всё-таки меч — это имущество Сторграда. Принадлежит ли он Фрее или Фрея ему — вопрос для многих дискуссионный. Интересно, как на это смотрит сам лорд Руэйдхри? У Фреи так ни разу не хватило смелости его спросить. Не нашлось слов. Случая. Она уткнулась лбом в подтянутые к груди колени. Все эти мысли ей совсем не нравились, но периодически находило, а стоило только Дею покинуть дом, как она вообще переставала думать о чём-либо другом. Казалось, от грустных мыслей даже воздух становился тяжелее и гуще, как бывает перед грозой. Роскатт процокал коготками по ступенькам и, остановившись рядом с Фреей, осторожно потыкал её рогом. Это на его роскаттском языке означало «ты чего?», «как ты?» или «раз ты всё равно ничем не занята, можешь меня покормить» в зависимости от ситуации. Фрея подняла голову и почесала Рейнеке между рогов. — Давай-ка пойдём и найдём Дея, здесь без него становится совсем пасмурно, того и гляди, дождь пойдёт. Две золотые монетки глаз посмотрели на неё очень одобрительно, и Рейнеке тут же направился к двери, словно искать Дея — это его идея, и вообще я тут главная ищейка, так уж и быть, проведу тебя, человеческая девчонка, а то ничего без меня не можете. Фрея даже не пыталась его переубеждать. Переубеждать роскатта — идея довольно странная, бессмысленная и немного отдающая помешательством. Такое только Дей мог практиковать. На улице оказалось немногим радостнее, чем дома. Низкое небо уныло серело над крышами, а дома тоже будто поблёкли, потеряв свою жизнерадостность. Фрея быстро шла мимо них следом за роскаттом, который спешил вперёд с видом гончей, почуявшей дичь. Всё же между ними с Деем явно существовала какая-то связь, природу которой Фрея ещё не могла себе полностью объяснить. Если бы ей несколько месяцев назад сказали, что кто-то вполне осознанно решит привязать к себе роскатта, Фрея бы решила, что это очень странный человек. Впрочем, и сейчас немногое изменилось. Она просто привыкла к странностям Дея, как к странностям Анса, Аин и Фриг. Но если посмотреть на них всех со стороны, незамутнённым взглядом, выйдет, что все, кто её окружают — неординарные личности. Только она одна показательно нормальная. Хотя, для таких городков, как Эвигтри, это неплохо, Дей и так многовато внимания к себе привлекал. Радовало (и немного пугало), что врал он вдохновенно, складно, не путаясь в деталях и умело уходя от нежелательных вопросов. Фрея и сама начинала ему верить, так хорошо Дей вживался в роль. Заметив женщину, продолжавшую упорно выпалывать сорники в полисаднике, несмотря на надвигающуюся грозу, Фрея по привычке поздоровалась. — И вам доброго дня, мисс Эйр… то есть леди Сторградская, — быстро исправилась мисс Саманта, женщина средних лет, низенькая, аккуратная, с вьющимися каштановыми волосами, убранными назад. Она всё же оторвалась от сорняков, проросших между цветущими бегониями. Фрея посчитала такое обращение забавным. Её никогда не называли «мисс Эйр». В те времена, когда она ещё носила фамилию Эйр, была слишком мала для «мисс», а потом сразу стала «леди Сторградской». Но местные жители то и дело оговаривались, будто напоминая Фрее, как она похожа на мать. Ощущение от такого обращения было странное. Приятное и болезненное одновременно. Впрочем, то, что мисс Саманта звала её так, было забавно. Фрея лет десять дружила с её дочерью, она видела Фрею совсем крохотной, глупой, плачущей по пустякам или перемазанной грязью и оттого счастливой, ну какая после этого «леди Сторградская»? — Для вас я просто Фрея, — улыбнулась она. — Фрея, да, — повторила мисс Саманта, снимая с рук рабочие перчатки и вешая их на низенький заборчик. — Всё никак не привыкну к тому, какими вы стали взрослыми. Сама Фрея, наверно, тоже не могла к этому привыкнуть. К тому, какими они все стали. Здесь она снова чувствовала себя ребёнком. — Как Лейси? — спросила она, глянув на роскатта. Рейнеке недовольно крутился волчком на одном месте, поднимая пыль с грунтовой дороги. Всем своим видом он показывал, что ему надо — бежать. — О, она прекрасно! — мисс Саманта улыбнулась. Она обожала говорить о дочери. Лейси это всегда немного смущало. Но Фрея знала — ей тоже нравится, когда о ней говорят хорошее. А другого мисс Саманта не говорила. — Устроилась на работу. Пошла в горничные к одной богатой госпоже. Но она велела не называть её имени, уж не знаю, к чему такая секретность. Наверное, чтобы не расспрашивали. Если вспомнить, раньше Лейси мечтала стать наездницей на драконах. Фрея тоже, но, как выяснилось позже, она немного побаивается высоты. Что ж, с возрастом приоритеты меняются. — Не думала, что Лейси выберет такую работу с её-то… темпераментом, — задумчиво сказала Фрея. Помнится, она даже с учителями в школе регулярно спорила, к тому же болтала без умолку, с кем бы её не садили. Как-то раз её посадили одну, тогда она начала делать вид, что разговаривает с Фреей телепатически. Причём «телепатически» говорила только Фрея, а сама Лейси нарочито громко проговаривала все ответы вслух. Фрее с трудом удавалось представить её в роли человека, который неукоснительно следует правилам и реплики которого варьируются в диапазоне от «конечно, миледи» до «что будет угодно, миледи?» — Я сама крайне удивилась, — закивала мисс Саманта, — но миледи очень хорошо платит, к тому же Лейси всегда мечтала жить в замке. Кажется, она хотела его перед этим захватить. Оставалось надеяться, что работа горничной не часть плана по захвату власти. Фрея, честно говоря, сомневалась, что из Лейси выйдет хорошая градоправительница. — А эта леди, она из Рейнгарда? — Не могу сказать. Фрея пожала плечами. Наверно, нет. Всю Рейнгардскую и Сторградскую знать Фрея видела чаще, чем хотела бы. Так что даже их прислуга примелькалась и запомнилась. Будь среди них Лейси, она бы точно узнала. С другой стороны, как вообще так случилось, что девушка из Эвигтри оказалась в штате у леди из некого отдалённого города. От Лейси, конечно, всего можно было ожидать, но… — Ваш роскатт совсем извёлся. — Мисс Саманта снова перешла на тот самый уважительный тон, который Фрея не то чтобы не терпела, просто никак не могла привыкнуть слышать от местных. Рейнеке же действительно «совсем извёлся». Он вытоптал на дороге заметный круг и всё продолжал крутиться, будто охотясь за собственным хвостом. Облачко пыли вокруг него скручивалось в небольшой ураган. — Наверно, хозяина потерял, — продолжала мисс Саманта, а Фрея мысленно отметила — хорошо, что Рейнеке не слышал слова «хозяин», он за такое и укусить мог. — Роскатт такое необычное животное, никогда не видела, чтобы их держали как ручных, — слова «ручной» ему тоже было лучше не слышать. — Значит, это неправда, что они притягивают беду? «Дей и сам с этим справляется», — чуть не ответила Фрея, но вовремя передумала. — Думаю, это несколько преувеличено, — Фрея усмехнулась. Смешок вышел немного нервным. — И всё равно, такое необычное животное, под стать хозяину. — Мисс Саманта явно подбиралась к тому, что (а точнее, кто) интересовало её больше роскатта. — Он ведь жил на Драконьих островах, может, там держать роскаттов принято, а я и не знаю. Правда, жителей островов я всё же представляла себе как-то иначе… Сделать из Дея приезжего с Драконьих островов было самой соблазнительной идеей. Об островах в Эвигтри знали немного, больше по слухам, через вторые и третьи руки, так что можно было врать, не задумываясь. Проблема заключалась в одном — ну не мог коренной житель островов, где небо безоблачно большую часть года, быть настолько бледным. А Дей — это тянуло на странную штуку — сгорал на солнце почти мгновенно, так что приходилось снабжать его защитными кремами. — У него только один из родителей с островов, сам Дей там почти никогда не жил и большую часть жизни провёл в Сторграде. — Это был компромисс. Хотя и для сторградца Дей бледноват. Но селить его в Рейнгард было слишком опасно, местные хорошо знали город. — А кто из родителей — отец или мать? — Глаза мисс Саманты нехорошо заблестели. Фрея начала спешно придумывать предлог, чтобы поскорее уйти, при этом не вызвав подозрений. — Отец, — наугад сказала она. Никак не удавалось вспомнить, обговаривали ли они с Деем этот вопрос. — Говорят, на островах все мужчины красавцы, — мечтательно вздохнула мисс Саманта. «Дей пошёл в мать», — чуть не ляпнула Фрея просто в силу природной язвительности, которую слишком часто приходилось сдерживать. — Не знаю, я никогда не видела его отца. — В первый раз Фрея не соврала. — Да? А вы давно знакомы? — Года два, просто не довелось. — Как познакомились? — На службе. Дей состоит в личной гвардии лорда. — Ну надо же, в таком-то возрасте. А в каком звании? — Лейтенант. Мисс Саманта уже несколько переходила границы вежливости, впрочем, Фрее было очевидно — её очень хотят поймать на лжи. Возможно, даже уже поймали. Обычно подобные вопросы адресовали самому Дею, но Фрея так врать не умела. Скорее всего, мисс Саманта это чувствовала. Но Фрея успокаивала себя тем, что это ложь во благо. Не хватало ещё, чтобы к Дею выстроилась очередь из паломников, прознавших, что он избранный. — Довольно важная должность, — продолжала мисс Саманта, а Фрея мысленно проклинала себя за то, что привлекла её внимание. — Не следовало бы назвать такого человека просто по имени, но Дей такой любезный и скромный юноша, всё никак не назовёт свою фамилию, чтобы к нему можно было вежливо обратиться. Дей. Любезный и скромный юноша. Фрея бы рассмеялась в голос, но не при людях же. Да и сейчас было не до смеха, потому что фамилия Дея в природе не существовала. Однажды Фрея предложила её придумать, потому что, ну, странно это, без фамилии, как-то же должны к тебе обращаться. Но Дей только отмахнулся. — Пусть зовут по имени, — сказал он тогда, — меня это не напрягает. Не люблю всякие формальности, все эти «мистер», «сэр» это как-то не ко мне. К тому же фамилия — это имя рода, которому ты принадлежишь. А рода у меня нет, не вижу смысла его выдумывать. Я ничей и ниоткуда. Это меня устраивает. «Ничей и ниоткуда», — зачем-то повторила про себя Фрея. Эти слова из уст Дея её почему-то задели. Вот сейчас она придумает для его несуществующего рода какое-нибудь дурацкое имя, пусть жалеет, что сам не выдумал, пока возможность была. — Его фамилия… — начала было Фрея и ойкнула. Терпение Рейнеке кончилось совсем. Он вцепился зубами в штанину Фреи и потянул так сильно, что ткань чуть не треснула. Фрея бы легко удержалась на ногах, но для лучшего эффекта оступилась, даже чуть не упала. Потом нагнулась, подхватив роскатта на руки и говоря ему что-то успокаивающее. В общем, старательно делала вид, что совершенно забыла, о чём они говорили с мисс Самантой минуту назад. — Простите, он такой нетерпеливый, нам пора, а то ещё вытворит что-нибудь, — улыбнулась Фрея и помахала рукой. — Хорошего вам дня. — И вам, леди Фрея, не попадите под дождь! — крикнула ей вслед мисс Саманта. Голос её звучал несколько раздосадованно. Когда Фрея вышла к вересковому полю, гроза придвинулась уже совсем близко. На самом деле, Фрея не очень понимала, почему роскатт повёл её именно так. К Вечному древу было две дороги, одна эта — через поле, другая же огибала его, идя через пролесок. Через поле Фрея не ходила. Больше не ходила. Вереск цвёл пышно, ярко. Качался фиолетово-лиловым морем под порывами холодного влажного ветра. Он нёс с собой грозу, запах мокрой пыли и чувство тревоги. Где-то вспыхнуло. Фрея едва заметила белый росчерк краем глаза, но обернулась резко, как будто в неё пустили боевое заклятие. Весь горизонт на западе был затянут тёмно-серыми, густыми как моркетский туман тучами. Раздался раскат грома. Такой оглушительный, словно небо рухнуло, навалившись на кроны деревьев всей своей тяжестью. Очередной порыв ветра принёс с собой облако пыли. Фрея заслонила глаза локтем. Вереск вокруг неё шёл волнами, деревья вдалеке шумели. Казалось, что этот шум надвигается на неё вместе с грозой, которая идёт со всех сторон, так что беги не беги — нагонит. «Настигнет», — свистел ветер. Белая вспышка снова расколола небо надвое и ударила в землю совсем близко, будто только за вересковым полем. Фрея принялась отсчитывать время между молнией и громом. «Грянет», — звук обрушился на неё отовсюду. Она забыла, сколько успела насчитать, но поняла — гроза почти над её головой. Нужно было бежать и прятаться, а не стоять здесь одной между вереском и небом, будто неосторожный зверёк, не видящий нацеленной на него стрелы. Нужно было бежать, но Фрея стояла и смотрела на грозу, как заворожённая, словно её ноги приросли к месту. Это был не страх, но память о страхе, яркое острое как молния воспоминание. Оно пробирало до костей, и Фрея не понимала, что с ним делать. — Думаю, мы промокнем до нитки раньше, чем успеем дойти до конца поля. Дей оказался рядом. Словно возник из ниоткуда, видимо, Фрея не услышала его шагов в шуме ветра и шелесте листьев, так что она даже не знала, сколько он здесь. Сколько он здесь стоял и смотрел на грозу. При этом Дей не наблюдал, он ждал. Смотрел в небо с вызовом, будто говоря «ну давай, удиви меня, попробуй испугать». И в то же время с восхищением, почти с трепетом — «подойди покажись во всей красе». «Одно стихийное бедствие любуется другим», — подумала Фрея. — Если так и будем стоять, то точно промокнем, а пока у нас есть шанс спастись, — сказала она. Дей кивнул, лёгким, до странного привычным жестом приобнял её за плечи, и так они пошли вперёд. Он совершенно не замечал, что с Фреей что-то не так, что она вздрагивает от каждого раската грома, что до боли стискивает собственное запястье, стараясь не впиваться в него ногтями. Точнее, Дей крайне талантливо делал вид, что не замечает. И Фрея была ему за это благодарна. Небо вновь расчертила молния, но Фрея увидела лишь отражение вспышки в глазах Дея. Ярко-жёлтый росчерк по медово-золотому. — Любишь грозы? — зачем-то спросила Фрея, ей самой показалось, что её голос потонул в шуме, но Дей её услышал и тут же ответил: — Да. Они меня завораживают, наверно, — он с трудом оторвал взгляд от неба, и посмотрел на Фрею. Он улыбался, спокойно, непринуждённо, будто вокруг них не творился хаос, будто не сверкали молнии, будто ветер не был настолько сильным, что роскатт, бежавший впереди, с каждым порывом припадал к земле, боясь, что его унесёт. — Когда-то давно, ещё в детстве, я в грозу шёл от одного посёлка к другому. Мне лет одиннадцать было, наверно, я гостил у бабушки на юге. Там город такой странный, центр и цепочка маленьких курортных посёлков от него вдоль всего побережья. И вот я со знакомыми дошёл до того, где они жили, а домой пошёл один вдоль железки. Фрея вспомнила, что «железкой» называется железная дорога. Сочетание слов звучало красиво. Но вид Фрею не очень впечатлил. Дорога больше походила на лестницу, хотя Дей заверил, что он всё правильно нарисовал и точно ничего не напутал. А вот поезда он, как сам сказал, рисовал схематично. Но они Фрее больше понравились. Жалко, что у них ничего такого не изобрели. — А это неопасно, ходить по рельсам? — Опасно. Но я не по ним шёл, рядом. Просто так точно не заблудишься, железка тянется вдоль всего побережья, — Дей снова смотрел на молнии, и отсветы заставляли его глаза вспыхивать почти так же, как бывало во время приступов. — Вот я шёл, прошёл почти половину пути, и началась гроза. А на море шторм. Ветер. Волны огромные, небо серое, море чёрное совсем с белой пеной. И молнии прямо в него врезаются. Мне казалось, что я вижу, как они уходят под воду, и море будто искрит. Я так стоял и смотрел, наверно, минут десять, может, двадцать. Потом дождь ливанул. Там дожди такие сильные, будто под водопадом стоишь, захлебнуться можно. От шума воды даже грома почти не слышно. Не видно ничего, только отсветы белые вокруг и вода. — Знаешь, звучит не как-то, после чего можно влюбиться в грозу. — Фрея усмехнулась. Они почти дошли до конца поля. Молнии так и сверкали вокруг, но дождь не начинался. — На самом деле я, наверно, мог умереть, в меня вполне могла попасть молния, или сель сойти, — задумчиво проговорил Дей. — Но до этого я никогда не видел чего-то… такого. Оно меня поразило. Я даже испугаться забыл. Потом уже, когда всё кончилось, отметил, что да, это было опасно, не делай так больше. Но там, под дождём казалось, что больше вообще ничего не существует. Было так спокойно. Спокойствие — последнее чувство, которое Фрея могла бы ощущать, будь она ребёнком и находись одна в грозу под проливным дождём. — Обычно люди чувствуют себя так, находясь в доме, а не в эпицентре бури. Дей тихо рассмеялся. — Я странный. И это чувство спокойствия, оно тоже странное. Будто если ты не испугаешься, поверишь, что всё на самом деле под контролем, не то чтоб выиграешь у стихии, но хотя бы не проиграешь. Окажешь ей немного своего доверия. Может, в благодарность она тебя не убьёт. Нет, Фрея точно не стала бы доверяться грозе. Слишком капризная стихия, как штормящее море, шквальный ветер или… — Постой, — Фрея выскочила вперёд, хватая Дея за плечи. Очередная молния вонзилась в землю, и Фрея понадеялась, что Дей не заметил, как она вздрогнула. — Ты ведь можешь вспомнить это чувство покоя и контроля, вызвать его? — Ну да, наверно, — Дей смотрел на неё удивлённо, непонимающе. Ещё одна вспышка озарила его глаза, и следом за ней будто пришло осознание. — Думаю, довериться собственной магии будет даже легче, чем чьей-то чужой грозе. Фрея улыбнулась, на секунду забыв вообще обо всём. Её улыбка мгновенно отразилась на лице Дея. Вместе с новым раскатом грома на них стеной упал дождь.***
Райн поправил очки с синеватыми линзами. Они непривычно давили на переносицу и вообще ощущались странно, чужеродно. Всё потому что он надевал их крайне редко, только в тех случаях, когда буквы вдруг начинали растекаться по страницам, раскачиваться как морские волны, распадаться, не желая составляться в слова, переставлялись местами, словно играя в догонялки. В общем, когда ему сложно было сконцентрироваться. А сейчас ему сложно было сконцентрироваться. Нетерпение и раздражение Сейлан наваливались на него почти так же, как моркетский туман. Почти то же чувствуешь, когда сидишь у костра и дышишь дымом. Он скребёт горло, а голова болит и кружится. Вскоре начинаешь задыхаться. Потом теряешь сознание. Райн с трудом отогнал неприятные удушливые ассоциации. Попробовал прочитать первую строчку на лежащем перед ним листе, но не прочитал и первого слова. Буквы в нём каждый раз менялись местами, образуя новые несуществующие слова. Наконец они сжалились и выдали ему слово «род», которого там быть не могло. Через пару секунд Райн догадался, что там должно быть написано «лорд», точнее «лорду Рейнгардскому». Прошение какое-нибудь. Или служебная записка. Ничего общего с его родом. — Может, ты наконец послушаешь меня? Райн так и не оторвал взгляда от взбунтовавшихся букв, но он чувствовал, как Сейлан скрещивает руки на груди, как её недовольство становится ещё душнее. — Я слушаю. Захотелось открыть окно, но оно уже было открыто. Лёгкий влажный ветер шевелил листки на столе, срывал с них буквы, как жёлтые листья с деревьев, и уносил куда-то. — Нет уж. — Сейлан рывком поднялась с кресла, и Райна обожгло её возмущением. Он поморщился. — Я не собираюсь делить твоё внимание с какими-то бумажками. Я в конце концов твоя сестра! — А это. — Он кивнул на «какие-то бумажки». — Мой город. — Значит, город тебе важнее меня? — возмущение Сейлан зазвенело и загудело со всех сторон, словно вокруг Райна натянули сотню струн и резко дёрнули их все разом. — Конкретно сейчас — да. — Мог бы соврать. Сейлан не удивилась. Немного расстроилась, но не более. — Ты бы поняла, что я вру, тебе бы это не понравилось, ты бы разозлилась, потребовала правды. Я сократил время. — Почему оба моих брата такие?.. Заканчивать Сейлан не стала, она знала, что Райн понял. Красноречиво разговаривать с ним своими эмоциями она научилась ещё в детстве. Когда-то её даже веселило то, как на Райна легко можно было воздействовать. Заставлять его пугаться, грустить, чувствовать дискомфорт просто направляя на него свои эмоции. Может быть, это действительно было весело. Но, когда Райн сделал подобное же в ответ, ему не понравилось. Сейлан тоже. — Если ты пришла поговорить об этом, то прости, я вряд ли отвечу на твой вопрос. Райну хотелось, чтобы Аин была здесь. Воздух вокруг неё всегда был лёгким и свежим, чистым и медово-тёплым. В то же время нахождение Аин и Сейлан в одной комнате было опасно в первую очередь для самой комнаты. И для ментального здоровья Райна. У него пока не было желания экспериментировать с перепадами давления. — Я пришла поговорить о тебе и Фриг. Сейлан приблизилась, и Мист подняла голову, до этого лежавшую на лапах. Настороженность гончей тихо звенела в воздухе серебряным колокольчиком. — Нас больше ничего не связывает, вот и всё. — Нет, не всё! — Какая-то одна, особенно возмущённая и гневная нотка кольнула точно иглой, впилась в кожу и засела в ней едкой болью. — Не всё, Райн. Она ведь приезжает. Скажи, она действительно собирается демонстрировать, что со столицей всё в порядке? Мист приподнялась и глухо зарычала. Этот рык говорил: «Не подходи, я не хочу нападать», — но Сейлан явно восприняла его как прямую угрозу. Райн бросил последний почти беспомощный взгляд на документы. Буквы несколько раз перемешались, а потом слились в чёрные ручейки и потекли по листу. Райн снял давившие очки. Всё равно толку от них никакого. — Ты единственный раз проявил себя как сильный правитель. Вынудить Сторград заключить брак с наследницей — это смелое решение. И они бы позволили тебе это. Никто сейчас не хочет гражданской войны. Им проще было пожертвовать Фриг, чем спокойствием страны. А через Фриг можно было бы влиять на столицу и наконец узнать, что замышляет великий лорд! Последнее время ты сам не свой, у тебя в замке какой-то… какой-то притон! И ты ничего не делаешь для того чтобы приструнить этих сторградских агентов. Я понимаю, что эта… эльфийка невероятно обаятельна и вы дружили с детства, — Райн удивился, что Сейлан всё же не сказала «недрэ», — но это же не повод давать ей личные аудиенции. Слушать Сейлан было даже забавно. Немного. В её прекрасном мире Флеймстоки были такими милыми простаками, которые до сих пор держали власть в Сторграде только по какой-то нелепой случайности и буквально жаждали отдать его Стормланнам без боя. И конечно, все без исключения были врагами его великой семьи, просто из вредности. Они даже выдумали конец света ради этого. Но на самом деле она очень плохо знала семью Флеймсток, семью правителей Сторграда. Фриг бы никогда не позволила влиять на себя и уж тем более — через себя на родителей. Леди Хел никогда бы не пожертвовала Фриг. А лорд Руэйдхри в принципе никогда не жертвовал тем, что считал своим, будь то дочери, земли или власть. Им проще было дождаться спасения мира, а потом раздавить Рейнгард в гражданской войне. Хотя повод абсурднее, чем несостоявшаяся женитьба Райн едва ли мог придумать. Впрочем, войны сами по себе казались Райну абсурдным пережитком прошлого. Особенно на фоне грядущего конца света. Вникать же в подробности очередной теории заговора, которую выдумала Сейлан, Райн не собирался. Хватит с него интриг, особенно когда половина Рейнгарда вот-вот захлебнётся в отравленной воде. — Ты берёшь и отказываешься от всего этого. Ради кого? Ради недрэ без статуса и влияния и группки авантюристов? Может, и она тебя околдовала? Или с тебя не спали моркетские чары? По-моему, под ними ты действовал логичнее. — Кажется, под ними ты раздражала меня меньше, — вздохнул Райн, — а это явно не признак ясности мысли. И прекрати оскорблять леди Аин, она ничем не заслужила такого отношения. Пальцы Сейлан сжались в кулаки, и Райн ощутил, как её злость так же смыкается на его горле. Мист глухо зарычала, приподнимаясь и замирая как перед броском. — Понимаю, что леди Йарн злится. Я уничтожил отличный повод наконец развязать праведную войну, которой она бредит. И я понимаю, что ты просто удобный способ донести эту злость до меня. Но если она считает приемлемым посылать свою дочь как письмо — это на её совести. Всё, что она хотела сказать, я услышал. А теперь иди. Сейлан нахмурила брови и вскинула подбородок резким нервным движением обиженного ребёнка. Её злость всё ещё гудела как рой рассерженных пчёл, но, сконцентрировавшись, Райн смог отодвинуть этот шум на задний план, отгородиться от него. Если проникнуть дальше, не побояться обжечься о раскалённые нервы, можно было увидеть нечто иное. Можно было понять, что Сейлан плачет. Где-то в глубине души. Плачет от обиды на саму себя, потому что опять сказала не то, что хотела. Или не всё, что хотела. Райн медленно и глубоко вдохнул. Выдохнул. И закрылся настолько, насколько смог. Это было неприятно и некомфортно. Мир немного размылся, словно подёрнулся сероватой пеленой. Долго он так не продержится. Иногда Райн искренне завидовал тем, кто может спокойно ходить с ментальными щитами и не чувствовать дискомфорта. Для него же такой щит ощущался как удавка на шее. Но только так, с перекрытыми, почти перерезанными чувствами, он мог не жалеть Сейлан. Потому что, несмотря на все её слова и поступки, он не мог её не любить. Слишком уж хорошо Райн понимал, почему она поступает и говорит именно так. — Это не всё. — Сейлан попятилась от рычащей Мист. — У меня есть просьба. — Знаешь, просить кого-то нужно до того, как ты оскорбишь его и того, кто ему дорог, а не после. — Это касается Си, — сказала Сейлайн, проигнорировав предыдущую фразу. Мист больше не рычала, но медленно надвигалась на Сейлан. Гончей это, судя по всему, казалось забавным, она чуяла добычу, играла с ней. Райн отчасти понимал её чувства, но никогда не был сторонником таких забав. Послать мысленный сигнал Мист он не мог, пришлось постучать пальцами по ножке стола. Гончая поняла жест и тут же вернулась к хозяину, ткнувшись носом в руку. Привычного влажного холода Райн почти не ощутил. — То, что касается Сивиза, не касается меня, — холодно заметил Райн. Чаще всего не касается. С Сивизом Стормланном у них довольно разные сферы влияния. Поэтому Райн вряд ли мог что-то с ним сделать. По крайней мере, заставить не прятаться от семьи на другом континенте — точно нет. — Он появится здесь, в Рейнгарде, в этом замке, — начала Сейлан, она явно почувствовала себя легче, когда Мист перестала наступать на неё, — и вот когда он появится, я хочу об этом знать. — Боишься, что он сбежит, не поздоровавшись? — прозвучало почти издевательски. Особенно если учитывать специфику отношений в семье Стормланнов. В его семье. — Боюсь, что мой брат не может поступить никак иначе. — Сивизу больше нечего здесь делать. А тебе нечего вмешивать меня в ваши дела. С прошлого весьма непродолжительного визита Сивиза прошла пара месяцев, он вроде как уладил все дела здесь. А Сейлан уже сильно злоупотребляла его гостеприимством. Да и, если честно, Райн частенько задавался вопросом — почему он до сих пор не издал закон, запрещающий этим двоим въезд на территорию города? — Но Райн! Ему показалось, что Сейлан топнет ногой. Но она удержалась. Похвально. — Пожалуйста, — выдавила она через силу. Райну пришлось ещё туже затянуть удавку ментального щита. Ведь она действительно просила, а не притворялась, что просит. — Сей, это срабатывало, когда мне было десять. Играть в «найди Си» было даже весело. Но с тех пор много времени прошло. Вы оба взрослые люди. Может, если ты начнёшь говорить с ним нормально, он перестанет сбегать? — Я не смогу с ним нормально поговорить, если он сбежит раньше! Нет, закон о запрете въезда нужно издать немедленно. Неважно, что это противоречит законами Бентской республики и вызовет дипломатический скандал. Оно того стоит. Райн прижал пальцы к виску. Голова раскалывалась. За окнами началась гроза, он понял это по отсветам на столе. Ни звука, ни запаха дождя Райн уже не чувствовал. Это был его предел. — Райн, тебе плохо? Он ослабил щит, и волнение Сейлан затопило комнату, заполнило как тёплая вода ванну. Ещё чуть-чуть и через край побежит. Сейлан бросало из ненависти в любовь, из раздражения в беспокойство. И всё это искренне, чисто, ярко, как разряды молний. Поэтому Райну было с ней сложно. Мало кому нравится работать громоотводом. Райн чувствовал в перепадах её эмоций нечто чужеродное, но разобраться в таком состоянии не мог. — Я устал, — честно признался Райн. — От вас с Си за последний двадцать один год ужасно просто. — Так ты поможешь? — с надеждой спросила Сейлан. Райну сложно было не видеть в ней ту девятилетнюю девочку, которая опять потеряла брата и плачет, потому что не может его найти. — Только если нужно будет выслать вас вместе куда-нибудь. И как можно дальше от Рейнгарда.***
Первые пару минут мы смотрели на дождь. Вот так просто. Запрокинув головы, стояли молча, глядя в небо, будто первый раз видим что-то подобное. А потом побежали. По пустым улицам, по размокающим грунтовым дорогам, по скользкой брусчатке, задыхаясь от быстрого бега, хватая ртом воду вместо воздуха. Жители этого крохотного городка наверняка смотрели на нас как на ненормальных. Если, конечно, видели за сплошной пеленой дождя. Когда мы наконец добежали и ворвались в дом вместе с ветром и грозой, он показался неестественно тихим и чистым. Впрочем, чистым он оставался недолго. За то время, пока мы топтались около порога, скидывая грязную обувь, с нас натекли целые лужи. — Признайся, ты притягиваешь бедствия. В том числе стихийные, — сказала Фрея, когда мы поднимались по лестнице на второй этаж. За нами тянулась вереница мокрых следов. — Конечно. — Я закивал, и несколько капель с волос упали мне на лицо. — Я же герой. Если я не буду их притягивать, мне не с чем будет сражаться. — О, так ты всё-таки герой. — Ироничные взгляды у Фреи получились весьма неплохо, когда она не пыталась держать себя в рамках вежливости. — Прости, не воспроизведу твой душещипательный монолог с нашей первой встречи, но мне кажется, ты от этого звания публично отрёкся. Я остановился напротив своей двери, а она прошла чуть дальше, пока, круто развернувшись, тоже не замерла у комнаты. Фрея явно ждала ответа на выпад. — Я могу отречься от звания, но не от судьбы. — Я горестно вздохнул. Мокрая одежда и в целом потрёпанный вид добавляли мне ещё несколько очков драмы. — И если уж мне суждено быть героем, то я буду им, но только ради тебя. Я улыбнулся, Фрея усмехнулась. — Ловлю на слове. В следующее мгновение она скрылась за дверью. А по законам жанра должна была броситься мои объятья. Обидно. Скинув мокрые вещи валяться на полу и решив, что я подумаю о них позже, я с удовольствием надел на себя чистое и сухое. Только в этот момент и понял, насколько замёрз. Ёжась от холода, я спустился вниз, чтобы разжечь камин. Камин — это вообще моя слабость. С самого детства о нём мечтал. Меня всегда тянуло к живому огню, но родителям это несильно нравилось, поэтому меня даже к печке в старом бабушкином доме старались не подпускать. Они, конечно, правы. Маленький я и спички — не самое лучшее сочетание. Но всё равно обидно. Могли просто контролировать меня, а не сразу всё запрещать. Я уложил дрова внутрь камина и поджёг их. Какое-то время ещё удерживал пламя, подпитывал его своей магией, чтобы прогорело получше, не гасло. Энергия снова ударила в сердце, как волна разбилась о волнорез. Мне бы хватило силы поднять это пламя вверх, да так чтобы оно вырвалось через трубу и не потухло даже под проливным дождём. Но глупее способ потратить магию и придумать сложно. Лучше уж сразу идти молнии руками ловить и тучи разгонять. Впрочем, как нормально потратить магию, нужно было придумать в ближайшее время. Иначе, чёрт его знает, что будет. И ещё надо придумать способ, как ловить это чувство спокойствия и контроля. Как перекладывать его на магию. Как… На голову опустилось тёплое полотенце. Руки Фреи взъерошили мне волосы через него. — У тебя уже на плечи натекло, — сказала она. — Высохнет, — отмахнулся я, продолжая смотреть в огонь. Он охватил поленья и теперь довольно потрескивал без всякой моей помощи, урчал как сытый кот. — О чём думаешь? — спросила Фрея, её руки так и лежали на полотенце. Я запрокинул голову и ладони вместе с ним съехали мне на плечи. Фрея смотрела на меня сверху вниз, я наблюдал за тем, как в зелёных глазах пляшут алые блики. Как тень от той магии, что раньше перекрашивала цвет её глаз. Фрея стояла за моей спиной на коленях так близко, что я мог чувствовать её тепло так же, как тепло от камина. — О том, что люблю играть с огнём. И о том, что зелёный цвет идёт тебе больше, чем алый. — Не многовато ли хорошего ты мне сегодня наговорил? — Сама спросила. Я просто честно ответил. А ещё я подумал, что не так уж и шутил, говоря о готовности быть героем ради неё. То есть я всё ещё не до конца уверен, что я тот, кто нужен, но пока в этом мире живёт Фрея, Аин, Анс, Фриг, Фэй и всё остальные, кого я успел узнать, я должен хотя бы попытаться его спасти. Спасти тех, кто стал мне дорог. Не дать земле разрушится под их ногами. Это куда более конкретная цель. Я могу жалеть этот мир и его абстрактных жителей и сбежать, если подвернётся возможность. Но от тех, кто отнёсся ко мне по-доброму, кто уже поверил в меня, я просто не смогу отвернуться. Всё же я не настолько хороший человек, чтобы думать о всеобщем благе. Так что буду заботиться только о благе тех, кто важен лично для меня. Это мой сорт эгоизма. Пальцы Фреи чуть сжали мои плечи, она опёрлась на них, встала, и её руки исчезли, оставив после себя лишь едва различимое тепло. Я снова опустил голову, и с волос сорвались мелкие капли ещё невысохшего дождя. Диван легонько скрипнул. Наверно, Фрея забралась на него с ногами. За окном бушевала гроза, было темно как вечером. Всю комнату окутывал красновато-жёлтый свет от камина. По полу стелились длинные синеватые тени. От вспышек молний они разбегались по углам, будто в испуге, но так же быстро возвращались назад. Хотелось сидеть здесь вечно. Смотреть на огонь, чувствовать его тепло, слышать его треск, завывание ветра в трубе, шум дождя и громовые раскаты. Вдыхать тёплый запах горящего дерева, лекарственных трав, свежести и озона. Хотелось остаться здесь, в доме посреди грозы, рядом с Фреей ещё хотя бы на… пару недель? месяц? год? всю эту жизнь? Ну да, конечно, так тебе это и позволили. Волна энергии, пробежавшая по руке как молния. Между пальцев вспыхнуло несколько золотых искр, которые я выбросил в огонь. Пламя поглотило их и взметнулось выше. Почему приступы всегда накрывают настолько не вовремя? Правда, что ли, пойти попробовать поймать пару молний? — Снова приступ? — судя по скрипу дивана Фрея подалась ближе. А лучше бы бежала. — Ничего страшного. — Я качнул головой и отодвинулся подальше от камина. Его тепло начинало жечь. Сложно было сказать, то ли это снова обострялась чувствительность, то ли просто я согрелся. На самом деле стоило уйти, пока не случилось чего. — Даже не думай. Я удивлённо посмотрел на Фрею. Она спустилась с дивана и села напротив меня на пол, спиной к огню, так что весь её силуэт высвечивался красно-золотым. — Ты опять сбежать собрался. — Она посмотрела на меня тем самым взглядом, который говорил: «Так делать плохо, Дей». — Нет, что ты… — нервно усмехнулся я, — и в мыслях не было. — Тогда давай попробуем взять твою силу под контроль. Она сказала не «попробуй», а «давай попробуем». То есть вроде как вместе. Уж не знаю, как она собралась организовать совместное пилотирование моей силы, но один только этот порыв успокаивал. — Ты ведь понимаешь, что это опасно для тебя и для твоего дома. Несколько золотых искр снова вспыхнули и обожгли мне пальцы. Я отвёл руку подальше от Фреи. — Меня не так просто ранить. А дом… нам всё равно уезжать скоро. Когда снова сюда вернусь — не знаю. В любом случае всё точно успеют починить. Когда она успела перенять мой образ мысли? Я на неё плохо влияю. Я в принципе на всех плохо влияю, но вот на Фрею особенно. — Я тебе доверяю, — сказала она, глядя мне в глаза. И в принципе больше могла уже ничего не говорить, но всё-таки решила сделать контрольный выстрел: — А ещё у меня сегодня день рождения, так что давай подари мне хороший бой. Контрольный выстрел попал точно в голову. Потому что да, я помнил, что день рождения у неё когда-то там осенью, когда ещё вереск цветёт, но чтобы вот сегодня… — Хорошо, как миледи изволит. — Я встал и, склонившись в полупоклоне, подал Фрее руку, искр, к счастью, не было. — Но на последствия потом не жалуйся. — Напомни, когда я в последний раз жаловалась? — Она с победной улыбкой взялась за мою ладонь. А мне оставалось только расписаться в своей капитуляции.