***
— Бентийцы эти, крысы, паршивые, жалкие, они думают, что Белый город теперь совсем их. Даже какую-то свою принцесску сюда привезли. Они за гордость свою поплатятся, шри-наа’ир, они поплатятся, — хозяйка всё чаще говорила сама с собой, обращаясь при этом к госпоже и глядя в один из тёмных углов чёрного дома. — Я сердце этой принцессы вам принесу, шри-наа’ир. В собственных руках принесу. Кровоточащее, бьющееся. Сердце мёртвое глупой человечьей принцессы. А потом хозяйка приказала нам привести принцессу к ней. Она снова дала лишь задачу, но не путь её выполнения, потому что хозяйка была глупа. Глупа и одержима. Но мы не могли ослушаться её приказа. Но я подумал: если мы действительно сделаем это, если я расскажу госпоже, что мы сделали это только вдвоём с сестрой, может ли она взять нас к себе? Или лучше если она возьмёт только меня, пусть перепишет заклятье, и оно больше не помешает мне навредить хозяйке. Тогда я убью её и сестра будет свободна. Она сможет снова жить в Белом городе или где-то ещё. Она никогда не станет такой же, как я. И никто не навредит ей, даже если она будет бесполезна для госпожи. Не один день мы скитались по Белому городу, узнавая и не узнавая его. В те времена, когда мы жили здесь, он действительно был белым. Стены домов, храмов, дворцов и театров, даже мостовые — всё было из белого или светло-серого камня. Словно весь город выточили из огромной известковой скалы. На этом фоне ярким пятном выделялась зелень плюща и высоких деревьев, закрывающих улицы от солнца. Мы с сестрой часто бегали по этим улицам, играя с другими детьми или сами с собой. Уйти далеко от дома было не страшно. Город был спокойным и тихим, казалось, даже если ты заблудишься, улицы сами выведут тебя к дому. Время исказило Белый город, стены многих домов посерели и обрушились. Мозаики и плитку на стенах сбили. От белой башни, что высилась раньше над городом, осталось лишь основание. От храмов не осталось и этого, на их месте теперь были лишь руины и груды мусора. По улицам скитались голодные и бездомные, искалеченные войной существа, ходили отряды одинаково одетых людей и эльфов, держащих в руках оружие. Кое-где виднелись воронки от взрывов. Непривычно холодные осенние ветра порывисто и зло толкали в спину, гоняли по улицам мусор и опавшую листву. Тащили с собой запах гнилых водорослей, тухлой рыбы и соли. Белый город будто бы тоже был поражён болезнью, что уносила жизни недрэ из пристроев чёрного дома. Мне казалось, что он вот-вот умрёт. Но сестра верила, что эльфы и люди, пришедшие из-за моря, смогут его излечить. Часто мы натыкались на небольшие лагеря, разбитые прямо на площадях. В этих лагерях жили недрэ и куда реже люди и офо. Вид у них всех был потерянный и испуганный. Они смотрели на каждого проходящего мимо них с немым вопросом, но не решались задать его. Иногда на лице кого-то из них можно было заметить улыбку, такую же потерянную, но будто довольную. Когда мы проходили мимо одного из таких лагерей, нас вдруг окликнули. Сначала мы не поняли, что это к нам, но оклик повторился, и мы обернулись. Перед нами стояла высокая женщина в лёгкой кожаной броне, сияющей на солнце белыми вставками. Золотые вьющиеся волосы женщины были собраны в хвост, открывая заострённые уши. Она была настоящей эльфийкой. — Нужна ли вам помощь, дети? — заговорила она с нами на настоящем эльфийском, плавном и мелодичном, на котором мы с сестрой разучились говорить даже мысленно. — Мы просто… гуляем, — вспоминала сестра слово из прошлой жизни. — Вы, верно, не из этого лагеря? — в её глазах нежно-оливкового цвета промелькнула смутная тревога. — Мы из того, что около развалин белой башни, — быстро соврала сестра. «Может, нам не стоит врать ей? Может, она поможет нам?» — вдруг спросила сестра у меня. «Настоящим эльфам много лет не было дела до нас, а люди — все одинаковые. Они только притворяются хорошими, а потом продадут всех, кто живёт в этих лагерях», — уверенно ответил я. Я ни капли не верил им. — Вы устали, да и одеты слишком легко для осени этой, можете здесь отдохнуть и погреться, если хотите, конечно, — голос эльфийки был даже слишком мелодичным, почти убаюкивающим. Ей хотелось поверить, последовать её совету. В то время взгляд её оливковых глаз был внимателен, почти подозрителен. Мне не нравилось это. Это тоже было похоже на магию. — Что-то случилось, капитан? — женский голос окликнул её сзади, и эльфийка обернулась, а наваждение рассеялось. — Вы не должны быть здесь. И где ваша охрана? — забеспокоилась эльфийка, а я отошёл чуть в сторону, чтобы заглянуть ей за спину. И увидел принцессу. У неё были волосы цвета рассвета, что поднимался над Белым городом. Светлая кожа, едва тронутая загаром. Изящные жесты и тихая поступь. Она шла между палатками и снующими туда-сюда людьми, легко огибая их, никого не задев и не толкнув. Когда она проходила мимо, взгляды следовали за ней. И она улыбалась и кивала любому, кто встречался с ней глазами. — Ветер сдул несколько палаток, так что я попросила свою охрану помочь, а сама решила найти вас, — ответила принцесса. Голос её был настолько же мелодичный, как у нашей матери. Только глаза немного настораживали. Они оказались почти такими же алыми, как третий каменный глаз госпожи. — Ваш порыв благороден, но юной леди не стоит здесь в одиночку ходить, какой бы сильной та леди сама себе ни казалась, — строго сказала эльфийка, но принцесса лишь лучезарно улыбнулась ей, а потом посмотрела на нас. — Они новенькие? Не видела их раньше. Она улыбнулась и нам, но я отвёл взгляд. Принцессу это почему-то рассмешило. Смех у неё был тихий и звенящий как капель по весне. — Говорят, что пришли из лагеря около Белой башни, — внимательные глаза эльфийки снова обратились к нам. — Большая честь для нас встретиться с госпожой из республики, — сказала сестра, склоняясь в лёгком поклоне. — Я вам не госпожа, — отмахнулась принцесса, — так что чувствуйте себя здесь свободно. После этого она ушла, исчезла где-то между рядов палаток. Сестра подумала, что принцесса совсем непохожа на госпожу и уж тем более на хозяйку. Ей казалось, что она на самом деле очень добрая и хочет всем помочь. Я ответил, что принцесса просто притворяется, но сам себе не поверил. И всё же мне было неважно, какой окажется принцесса, важно было лишь то, что её жизнь — цена за свободу моей сестры.***
Похитить принцессу было тяжёлой задачей. За ней всюду следовала охрана — те самые одинаково одетые люди с оружием. Ещё с ней всегда, словно тень, была девочка — или девушка? — с грустными зелёными глазами. Принцесса называла её сестрой, хотя они были совсем непохожи. Больше всего девочка походила на рыцаря, который должен быть у каждой принцессы. По крайней мере, так пелось в одной из маминых песен. Без охраны принцесса оставалась лишь в своей комнате в белом доме, что был раза в четыре больше огромного чёрного дома хозяйки. Раньше мы никогда не видели таких больших домов. Его совершенно не тронуло время. Сохранились колонны и тонкое кружево резьбы, оплетавшее окна дома как плющ. С фасада под самой крышей смотрело огромное полукруглое витражное окно с золотым деревом на фоне зелёного стекла. Почему-то казалось, что за ним в любую секунду может мелькнуть силуэт принцессы. Но окно её комнаты выходило в сад. Пробраться в него не составило труда благодаря магии сестры. В саду росло больше дерево — забравшись на его ветви, можно было заглянуть в окна принцессы. Перебраться так в комнату было невозможно, дерево росло слишком далеко, но нам это было и не нужно. У нас всегда был другой путь. — Думаешь, как долго ещё моя мама будет злиться на нас? — раздался из окна голос принцессы. — Эм… всю оставшуюся жизнь? — второй голос принадлежал девочке-рыцарю. — А ты оптимистка, — принцесса сидела почти у самого окна вполоборота, так что мы могли видеть, как она хмурит брови. Наша цель была так близко. Я посмотрел на сестру, но она качнула головой, глядя даже не на окно, а на что-то перед ним. Тогда я тоже пригляделся и увидел плотную сеть защитных чар. Такую нам было не снять. Но мы не пошли искать обходной путь или лазейку, а так и продолжили сидеть на дереве, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не выдать своё присутствие. — Я просто думаю, что нам правда не стоило без спроса пробираться на корабль. — Да ладно тебе. Это же настоящее приключение. Тем более здесь мама и леди Стормланн, так что нам ничего не угрожает. — Ты просто злишься, что Сивизу можно быть здесь, а тебе нельзя, — ядовитым тоном заметила девочка-рыцарь. Принцесса фыркнула, но отрицать не стала. — Я здесь не только из-за того, что кому-то что-то можно, а мне нет, — лицо принцессы вдруг посерьёзнело. — Просто это место, оно такое… как из старых сказок или легенд. Знаешь, учитель Фэй однажды сказал мне, что весь сторградский двор держится на формальностях, и ты должен соблюдать их, пока не отвоюешь себе право послать их в Моркет. Мне кажется, что Пустые земли — это единственное место, где можно отвоевывать себе такое право. Такое место, где приключения найдут тебя сами. — Ты правда хочешь поучаствовать в войне?! — судя по грохоту, девочка-рыцарь вскочила и уронила то, на чём сидела. — Ты ведь понимаешь, что это очень опасно, даже если тебя все защищают? — Ты знаешь, почему горы, разделяющие Пустые земли и эльфийский лес называются Драконьей смертью? — Довольно очевидная попытка уйти от ответа. — Потому что я и не ухожу, — рассмеялась принцесса, — по легенде очень-очень давно здесь жил чёрный дракон. Он был так жаден, что желал поглотить огонь солнца, а потом сжечь всю землю дотла, чтобы она принадлежала лишь ему. Но древние эльфы, что жили здесь, попросили дракона не сжигать землю. Взамен они предложили ему принцессу, красивее которой не было никого на свете. Но дракон был очень жадным, он забрал принцессу силой и сказал, что всё равно сожжёт землю. Как думаешь, что случилось потом? — Ну… эльфы собрали армию и убили дракона? — Это эльфийская легенда, а в них эльфы всегда знают всё наперёд, — принцесса улыбнулась своей невидимой слушательнице. — Так вот, принцесса и её народ знали, что дракон так поступит. Потому принцесса была готова. Она дождалась, пока дракон заснёт, взяла одну из острых чешуек, отколовшихся от его брони, и выколола дракону глаза. Он проснулся от боли и, не зная, где враг, вслепую полетел в небо. Тогда принцесса забралась в пещеру и стала звать дракона оттуда. Из-за того, что голос принцессы звучал издалека, дракон не рассчитал высоту, приземляясь, и разбился о землю. А тело его так и осталось лежать здесь, кости его срослись с камнем и стали горами. — Если подумать, принцесса поступила хитро, но довольно подло, — задумчиво сказала девочка-рыцарь. — Ну она просто ответила подлостью на подлость. Но суть не в этом, а в том, что, любого врага можно победить, если не силой, то хитростью, — радостно заявила принцесса. — Только в сказках добро всегда побеждает, — вздохнула девочка-рыцарь. — А в жизни, если приключения нашли тебя, возможно, тебе стоит бежать, пока можешь. Я подумал, что на самом деле девочка-рыцарь была права. «Приключение» уже нашло принцессу. Оно ждало — только выйди из комнаты, распахни дверь, впусти меня. Или беги. А сестра подумала, что, может быть, мы тоже могли как-то перехитрить и госпожу, и хозяйку. Но я ответил, что это невозможно, ведь госпожа видит и знает всё. Сестру это огорчило. Я осторожно забрался чуть выше по ветке, продолжая смотреть в окно на профиль принцессы, залитый мягким тёплым светом закатного солнца. Но вдруг одна рука соскользнула. Я судорожно вцепился в ветку, громко зашуршала жёлто-красная листва. Посыпались листья. Принцесса обернулась, и по её волосам пробежал ярко-алый блик. Секунду её глаза смотрели туда, где прятался я, а потом сестра схватила меня, и мы исчезли. Но за эту секунду я понял, что глаза принцессы совсем непохожи на глаз госпожи. Их цвет был тёплым, больше похожим на вино, чем на кровь. Её глаза были живыми и добрыми.***
На следующий день Белый город проснулся от взрыва. Он прокатился по улицам рокотом далёкой грозы, донёсшись даже до той подворотни, в которой мы укрылись на ночь. Следом за рокотом полетели голоса. Об этом говорили на каждой улице, в каждом переулке. Кто-то взорвал базарную площадь. Главы людей и эльфов тут же направились туда, чтобы во всём разобраться. Принцесса и девочка-рыцарь тоже последовали за всеми, в суматохе улизнув из-под стражи. Мы добрались до базарной площади — вернее, до того, что от неё осталось — даже раньше и теперь смотрели на всё с плоской крыши одного из домов. Базарная площадь была выжженной воронкой от взрыва, вывороченными камнями и догорающими торговыми рядами. Над ней стоял удушливый запах специй и горелых трав. Вдруг крыша под нашими ногами задрожала. Раздался ещё один оглушительный взрыв, и часть стены начала рушиться, утягивая нас вниз в белёсое марево пыли и мешанину раздробленных камней. Следом раздался ещё один взрыв и ещё. Сестра переместила нас куда-то вниз, но волна обрушения словно гналась за нами. Белая колонна откололась и, пошатнувшись, полетела на нас. Мы отпрыгнули в разные стороны, и груда обломков отделила нас друг от друга. Я с трудом встал и огляделся. Один из обломков ранил ногу, но разделение с сестрой волновало меня куда больше. Белёсая пыль висела как туман, но я всё же понял, что оказался внутри какого-то дома. Единственный выход сейчас был перекрыт, но вот в крыше виднелась дыра. Может быть, через неё получилось бы выбраться. А потом нужно было найти сестру. Осторожно наступая на раненую ногу, я побрёл вглубь дома, пытаясь найти лестницу или что-то ещё, чтобы забраться выше. — Здесь есть кто-нибудь? — пронёсся по пыльному коридору голос. Голос принцессы. Оглушённый взрывами и сбитый с толку, я понял это только в последний момент и не успел спрятаться. Мы столкнулись почти нос к носу, наткнувшись друг на друга на углу. — Ой, — принцесса отшатнулась. Волосы её, собранные в хвост на затылке, тоже были припорошены пылью. На лице виднелось несколько неглубоких царапин. Она должна была быть в панике, но почему-то улыбнулась. Улыбнулась мне. — Привет. Тебя тоже здесь заперло? Я думала, тут можно спрятаться, но, кажется, оба входа завалило. Постой, я ведь уже видела тебя. Вы с сестрой разделились из-за взрыва? Я кивнул. Было довольно удивительно, что она нас запомнила. Наверно, это было не страшно, но некое тревожное чувство всё равно шевельнулось в груди. — Не волнуйся, когда выберемся, я помогу её найти, — пообещала принцесса, — мы обязательно… Ты же ранен! Я посмотрел на свою ногу. Штанина была разорвана, серая ткань около раны пропиталась кровью. Но я снова посмотрел на принцессу и помотал головой. — То есть как, не ранен? Вот же! — она указала рукой на мою ногу. Но я снова помотал головой. Это было совершенно неважно. — Я могла бы вылечить тебя, — её совсем светлые из-за пыли брови сошлись на переносице. Она почему-то злилась на меня, я не понимал. — Такое нельзя игно… Где-то неподалёку раздался новый взрыв. Взрывная волна заставила нас обоих качнуться, привалиться к стене. Но вслед за взрывом раздался оглушительный треск и хруст. «Дом рушится», — подумал я. А в следующее мгновение принцесса толкнула меня вниз, и всё заволокло пылью. Несколько долгих секунд я не слышал ничего кроме грохота. Не понимал, где верх, а где низ. Вокруг не осталось ничего, кроме пыли, которая забила мне лёгкие. Когда она осела, я ещё какое-то время кашлял, не в силах нормально дышать. Рядом со мной кто-то другой заходился таким же надрывным кашлем. После того, как кашель прошёл, я наконец смог поднять голову и увидеть, что принцесса, склонившись, стоит надо мной. Пространство вокруг искажалось и преломлялось, словно кто-то успел расставить рядом с нами много-много листов стекла так, чтобы они складывались в полусферу. А сверху на этой полусфере лежала часть стены. — Не бойся, я сейчас сдвину её, — пообещала принцесса, но её улыбка вышла слишком натянутой. Я видел, как магия принцессы потянулась к стене, пытаясь сдвинуть её в сторону, но ей не хватало сил. — Сейчас, ещё совсем немного, — соврала она всё с той же улыбкой, хотя я видел, как ей тяжело. Тогда я решил, что не будет ничего страшного, если помогу ей. Ведь так нужно было, чтобы осуществить план. Я обвил нитями часть стены, и заставил её раскрошиться. Чувство было неприятно знакомым. Почти так же легко, как разрубать кость. — Ничего себе, — принцесса распрямилась и посмотрела на меня с удивлением и ещё каким-то совсем непонятным мне чувством. — Я думала, что недрэ не могут быть магами. То есть я хотела сказать эльфы! — она почему-то отвела глаза. — Прости, я не хотела обидеть тебя… Показалось, что я неправильно её понял. Возможно, я знал человеческий язык хуже, чем думал. Но на всякий случай я снова покачал головой. — Ты не обиделся, правда? — принцесса почему-то обрадовалась этому. В то же время я точно не знал, обиделся или нет. Я не очень понимал, как это — быть обиженным. А принцесса весело продолжила: — Я сразу должна была понять, что ты маг, по глазам видно. Такой красивый цвет. «Красивый» в моём понимании значило «дорогой». Я подумал, что принцесса плохо разбирается в ценах, потому что из-за шрама через всё лицо, я стоил не очень дорого. А ещё я подумал — как она могла разглядеть цвет глаз через капюшон? Я поднял руку, желая натянуть капюшон пониже. Но понял, что его вообще нет на голове. В какой-то момент капюшон успел слететь. Я в панике вцепился в ткань, натягивая её чуть ли не до подбородка. Я ненавидел, когда кто-то видел моё лицо. Когда-то видел мой шрам. Все тут же принимались рассматривать его, кто с интересом, кто с отвращением. Принцесса же почему-то не заметила. Может, лицо настолько покрылось пылью, что и не разглядеть? На то, как судорожно я натянул капюшон, она тоже решила не обращать внимания. — Смотри, там образовался проход, — радостно сказала она, указывая на пролом, появившейся во внешней стене чуть дальше по коридору. Под проломом насыпалась целая гора обломков, так что мы без особого труда выбрались на улицу. Особенно легче от этого не стало, здесь тоже кругом были одни завалы. Улица напоминала огромное кладбище животных, чьи обглоданные, выбеленные солнцем кости так и остались лежать на земле. — Нужно как-то выбраться отсюда, но сначала я всё-таки займусь твоей раной, — сказала принцесса очень строгим тоном. Я покачал головой. Боль в ране была довольно незначительной. — Да почему ты такой упрямый? — возмутилась она. Я не знал, что на это ответить. Я в целом не очень понимал значение слова «упрямый». Зато чуть дальше, в глубине улицы, я заметил силуэт сестры. И мы оба поняли, что лучшего шанса осуществить приказ хозяйки у нас не будет. Но сестра колебалась. «Может быть, нам не стоит этого делать? Хозяйка всё равно не убьёт нас и не покалечит. Ей запретили. А принцесса из чёрного дома больше не выйдет». «Хозяйка безумна, она может сделать с нами что угодно, и будущий гнев госпожи не испугает её. Ты правда хочешь рисковать из-за человека? Это даже не недрэ. Ты сама знаешь — люди всегда лгут». Именно люди убили маму и отдали нас в руки хозяйки. Я не собирался верить кому-то из них. Сестра промолчала. Почему-то от её молчания мне сделалось только хуже. Я снова почувствовал себя омерзительным. — Просто стой спокойно и не двигайся, — сказала принцесса, и я замер. А сестра сделала шаг вперёд. Она должна была тут же оказаться за спиной принцессы, а потом бросить ей в лицо сонный порошок. Но её магия почему-то дала сбой. Сестра оказалась в полуметре от принцессы, сделала несколько неловких шагов и полетела вперёд, упав на брусчатку. Принцесса обернулась и удивлённо посмотрела на неё. — Откуда она тут?.. Она обернулась ко мне с незаконченным вопросом на губах. А дальше я сам до конца не понял, что случилось. Рука сама скользнула в карман, зачерпнула порошок, чёрный, как пески пустыни, и бросила принцессе в лицо. Она вдохнула, закашлялась, попыталась отмахнуться, но ничего не вышло. Ноги её уже подкашивались. Я успел подхватить её, но в последний момент она вдруг вскинула голову, и я увидел своё лицо в её алых слезящихся от порошка и пыли глазах. На перечёркнутом шрамом лице почему-то застыло выражение испуга и стыда. В глазах принцессы же было понимание, грусть и нечто мне неизвестное. Но это выражение её глаз сделало мне так больно, как не делал никто и ничто до этого.***
— Радуйся, принцесса! Радуйся! Хозяйка с силой пнула её в живот. Тело принцессы ударилось о стену тесной тёмной камеры и сползло вниз. — Радуйся, ведь госпожа моя не твоё сердце, а матери твоей пожелала, — бесцветные глаза хозяйки в свете факелов сверкали лихорадочно-красным. — Мама никогда не пожертвует собой ради меня, — принцесса говорила на офо с трудом произнося слова, будто они были слишком острыми для её языка. — Это мы ещё узнаем, — хозяйка снова со злостью пнула принцессу, но та не проронила ни звука. Хозяйку это только разозлило. Она пнула принцессу ещё раз и ещё. Та сжалась, пытаясь закрыться ногами от ударов сапог. Применить свою магию принцесса не могла. Хозяйка подумала об этом и специально купила одно из заклятий-блокаторов. Но даже несмотря на то, что принцесса была беззащитной, она так и осталась принцессой. Она не просила о пощаде, не кричала и не плакала, лишь закрывалась от ударов. Хозяйке это совершенно не нравилось. Она любила слушать чужие крики. Она подняла ногу, занося железный каблук над головой принцессы. Даже если хозяйка не попадёт в висок, одного удара таким каблуком достаточно для нанесения серьёзной раны. Или даже убийства. Принцесса сжалась сильнее, закрывая голову руками. Но это не поможет. Никто ей не поможет. — Остановитесь! Колено хозяйки стремительно опустилось. Железный каблук громко лязгнул о каменный пол, не задев принцессы. Хозяйка повернулась ко мне, я и посмотрел ей в глаза. Они казались белыми провалами на смуглом лице, почти сливавшемся с сумраком клетки, словно на меня вдруг посмотрела сама темнота. — Я, что ты умеешь говорить, и забыла. — Хозяйка подошла ко мне, выйдя из камеры, и сжала моё лицо между ладонями. Я только тогда до конца осознал, что действительно сказал это. Что слова правда сорвались с губ. Что я посмел приказывать хозяйке. Хозяйка притянула моё лицо ближе, так что мы почти соприкоснулись лбами. Оказалось, что она уже стала ниже меня. — Ты. Не смеешь. Мне. Приказывать, — прошипела она, так что шёпот её обвился вокруг моей шеи вместе с запахом горелых трав. Я подумал о том, какой жалкой была эта женщина, раз срывала злость на принцессе, которая не могла ей ответить и даже защитить себя. О том, что в складках моего плаща всё ещё был спрятан нож, оставленный мне. О том, что если бы не заклинание, я бы мог… А потом хозяйка резко оттолкнула мою голову назад, впечатав в каменную стену. Сестра тихо вскрикнула, бросилась к нам, но хозяйка наотмашь ударила её тыльной стороной ладони. Сестре не стоило вмешиваться. Она не должна была снова страдать из-за меня. — Хозяйка, если вы её убьёте, то вам не на что будет сердце бентийской леди для шри-наа’ир выменять, — быстро заговорила сестра, падая на колени перед хозяйкой. Хозяйка хмыкнула и выпустила меня. Ткнула сестру носком ботинка, приказывая ей подняться. Я ненавидел это, ненавидел себя и свою слабость, ненавидел то, что сестре приходится вечно защищать меня. Я всё ещё был жалок. — Крысами были, крысами и остались, — выплюнула хозяйка и с размаху захлопнула решётку камеры, несколько раз повернув ключ в замке. — Ты, — она указала на сестру, — со мной идёшь. А ты, — её бесцветные глаза, налитые красными отблесками факелов, посмотрели на меня, — её охранять остаёшься. И знай, если она исчезнет, сестре твоей не жить. Я так и продолжил стоять у стены, чувствуя, как по шее с затылка стекает тонкая струйка крови. Боль почти не ощущалась, голова гудела, но не от удара. Злость и ярость мешались в голове с чувством бессилия и отчаяния. Я ненавидел всё это, я не видел выхода. Принцесса оказалась бесполезна для госпожи. А присвоить поимку леди уже не выйдет. Хозяйка снова лишь укрепит своё положение за наш счёт. Госпожа будет считать, что это её заслуга, а не наша. Что хозяйка правильно руководит нами. Сестра говорила мне отпустить принцессу, но я не послушал. Что бы я ни делал, становилось только хуже. Я сам загонял себя и сестру в угол. Я был всему виной. Лучше бы тогда сестра не вытягивала меня из моркетской тьмы, лучше бы я исчез там. Судорожно вдохнув горький и затхлый воздух, пахнущий травами и копотью факелов, я сполз по стене вниз и сел, обхватив колени и натянув капюшон как можно ниже. Я был противен себе ещё сильнее обычного. — А я правда думала, что ты немой, — заговорила принцесса, с трудом придвинувшись к решётке и прислонившись к ней. Она снова заговорила на человеческом языке, куда более мелодичном и мягком. — Открываешь рот только тогда, когда от этого зависит чья-то жизнь? Нет. На самом деле, я всегда молчал, даже когда от этого зависела чья-то жизнь. Я молчал настолько много, что забывал, как звучит мой собственный голос. Почему я заговорил сейчас? Я сам до конца не понимал. — Знаешь, если бы ты открыл клетку, и мы добрались до моей матери раньше твоей хозяйки, то и твоя сестра, и ты, все мы, были бы спасены. Эта женщина оказалась бы в меньшинстве. Если бы не блокатор, она бы и со мной не справилась, до моей мамы ей далеко, а про леди Йарн и говорит не стоит. Так что, — принцесса немного помедлила, в голосе её звучала надежда, — поможешь мне? Я помотал головой. Она просила о невозможном. Я просто не мог этого сделать. Я даже не мог помыслить о чём-то подобном. Щёку обожгла резкая боль. Не моя. Где-то там хозяйка ударила сестру. А потом ещё раз и ещё. Она просто срывала на ней злость. Злость за то, что сделал я. Сестра быстро обрубила нашу связь. Словно перерезала связующую нас нить, чтобы не делить эту боль со мной. Я попробовал снова найти её, но ничего не выходило. Сестра снова страдала за меня. На самом деле, я заслуживал эту боль, не она. — Ну вот, ты снова молчишь, — голос принцессы звучал всё громче, отдаваясь от стен подземелья. — Но я же знаю, что ты умеешь говорить. Или ты не разговариваешь с людьми? Почему ты вообще так предан этой офо? Что хорошего она для тебя сделала? Она спрашивала такие странные вещи. Я не знал, что значит «предан». Не понимал, почему хозяйка должна была сделать для меня что-то хорошее. — Люди ведь тебе не враги. Мы в Бентской республике сражаемся за равенство, мы против того, чтобы один народ притеснял другой. Офо вас эксплуатируют, разве ты не хочешь это изменить и освободиться от их власти? Я не знал, что такое «равенство», «притеснял» и «эксплуатируют», не говоря уже о том, что именно люди отняли у меня маму и оставили шрам на лице. И если «освободиться» от офо значило попасть к людям, я не был уверен, что это имеет какой-то смысл. Пока её слова только мешали мне снова установить связь с сестрой. Забрать у неё хотя бы немного боли, которую я заслуживал. Я сам не заметил, как достал нож. Я просто бездумно крутил его в руках, так что острая кромка едва касалась пальцев. На каждом повороте отполированное лезвие на мгновение отражало мои глаза. Тёмные и пустые, как два разлома. Если бы только это могло что-то решить, я бы без раздумий вогнал нож себе в сердце. Но моя смерть была такой же бессмысленной и бесполезной, как и жизнь. — Просто помоги мне, а я помогу тебе, — принцесса не приказывала и не просила. Она предлагала. Это была сделка. Но я не мог согласиться. — Ты ведь на самом деле совсем не плохой. Я вспомнил тесный пристрой. Недре лежащую у моих ног, задыхающуюся от кашля и крика. Лужу крови, текущую из того, что осталось от её руки. Я сделал это. Не хозяйка и не госпожа. Это был я. — Ты сказал этой офо остановиться, когда она била меня, хотя знал, что тебя накажут. Это был храбрый и добрый поступок. Просто побудь добрым и храбрым ещё немного, не ради меня, а ради своей сестры. Я знаю, что ты способен на это. — Ты ничего обо мне не знаешь! Слова обожгли горло, словно я вдохнул сгусток дыма из курильницы. Я невольно дёрнул рукой с ножом, и острое лезвие сильно порезало мне пальцы. Вздрогнув от неожиданности, я выронил его. Нож с лязгом ударился о камень, откатившись в сторону. Я не стал его поднимать. Что-то ещё щёлкнуло в той стороне, но я не обратил на это особого внимания. Все непонятные слова принцессы, все её странные вопросы будто крутились вокруг меня. Они звучали и звучали в моей собственной голове как голоса из тумана, и я не знал, как от них сбежать. Я уткнул голову в колени, натянул капюшон так низко, как мог, и закрылся руками. Всё ещё хотелось найти сестру, но она не отзывалась, сколько бы сил я ни тратил на поиск. Впервые я признался себе, что мне было плохо. Будто вся боль прожитой жизни, которую я годами загонял поглубже и подальше, вдруг обрушилась на меня и погребла под собой. Я хотел убить хозяйку. Спасти сестру. Освободить принцессу. Почти как в одной из маминых песен. Но я не мог. — Почему? Почему ты не хочешь просто помочь мне? — теперь принцесса говорила очень тихо, и в словах её слышались подступающие слёзы. Почему? Я мысленно повторил этот вопрос множество раз и наконец понял. Осознал свою роль. В этой истории я не был рыцарем, который спасает принцессу, я не был даже драконом, лишь его тенью, жалким исполнителем приказов настоящего чудовища. Я должен был просто ждать. Ждать, когда кто-то придёт и убьёт меня. Тогда всё наконец будет правильно. — Ты не оставляешь мне выбора, — кажется, принцесса действительно плакала. А потом раздался скрежет, за ним — быстрые шаги. Что-то врезалось в меня, повалив на пол. Затылок отозвался болью, снова ударившись о камень. Капюшон упал с головы. Я увидел принцессу, нависшую надо мной с ножом, зажатым в руках. Её волосы всё ещё были в белой пыли, в глазах стояли слёзы, а лезвие уроненного мной ножа сияло алым, отражая свет факелов. Мне было интересно, как она выбралась из клетки, но я подумал, что уже никогда об этом не узнаю. Нож устремился вниз. Я прикрыл глаза. Все люди были такими, говорили о спасении, а потом нападали со спины. Но это не казалось мне нечестным. Наоборот, я думал, что только такого и заслуживаю. Мне было совсем нестрашно умирать. Много лет назад, лёжа на сырых и холодных гниющих досках корабельного трюма, в последний раз слушая мамины песни, я думал о том, как было бы хорошо, если бы меня не стало. Если бы не стало нас всех. Сейчас моё желание вот-вот должно было исполниться. Только я волновался за сестру. Что теперь будет с ней? — Почему… ты даже… не пытаешься? — каждое слово сопровождалось судорожным всхлипом. Я открыл глаза. Принцесса всё так же нависала надо мной, но теперь голова её была склонена вниз. Волосы падали, укрывая нас словно шатром, так что я не видел ничего больше, кроме её лица и рук, судорожно сжимавших нож. Лезвие застыло рядом с шеей, так и не вонзившись. — Ну же, выпусти свои нити, свяжи меня. Я покачал головой. Принцесса снова говорила странные вещи. — Но разве это не приказ твоей хозяйки? Хочешь, чтобы я правда убила тебя? — Да. Руки принцессы дрогнули. Я думал, что она сейчас вонзит кинжал, но она, наоборот, отстранила его. Странно, ведь она спросила, чего я хочу, а я ей ответил. — Давай, выпусти нити! Свяжи меня! Сделай хоть что-то! Я не могу убить того, кто не сопротивляется, как ты этого не понимаешь?! Теперь она почему-то злилась. Я правда не понимал людей. Но злость прошла так же быстро, как вспыхнула. На лице принцессы застыло странное, обречённое выражение. Она сдалась. Она уже почти отстранила нож от моего горла, но я перехватил её руки и вернул их назад. Теперь я ощущал остриё ножа кожей. — Дракон в той легенде тоже не сопротивлялся, но принцесса всё равно выколола ему глаза во сне и обманом заставила разбиться о землю. Вы должны сделать то же самое. Из-за заклятия я не могу навредить своей хозяйке или себе, но вы правда можете убить меня. Я не буду из-за этого, — я остановился, вспоминая одно из слов, которые использовала принцесса, — обижен. Только потом вы должны позаботиться о моей сестре. Но не так, как хозяйка, а по-настоящему. Я судорожно втянул спёртый воздух. Лезвие слегка оцарапало мне шею. Где-то внутри колыхнулось чужое негодование. Сестра вернулась ко мне, почувствовав, о чём я думаю. Я попытался объяснить ей, что это для её же блага, но она не хотела меня слушать. Проговаривать мысли вслух, ещё и на чужом языке, было довольно странно. Я не помнил, чтобы хоть когда-то в жизни произносил так много слов сразу. Никто бы мне не позволил так много говорить. — Я не могу убить тебя. — Принцесса улыбнулась. Из её глаз выкатились две крупные слезы и упали мне на лицо. — Я ведь вас прошу! — Я бы сам опустил наши руки вниз, пронзая собственное горло, но заклинание сковало меня. Принцесса покачала головой. Её слёзы всё так же падали мне на лицо. Скатывались по щекам мягкими тёплыми струйками. — Почему? — тихо спросил я. — Потому что я не та принцесса и не принцесса вовсе. — Она со странной мягкостью и осторожностью высвободила свои руки из моих. Отложила нож в сторону. И переплела наши пальцы. — А ты совсем непохож на того дракона. Я почувствовал что-то такое, чего никогда не ощущал раньше. Одним этим касанием, она сделала мне больно, зародило внутри некое слишком большое для меня чувство, которое вот-вот должно было разодрать меня на куски. Но почему-то не раздирало. — Ты не боишься ни хозяйки, ни боли, ни смерти, — говорила она, и голос её больше не дрожал, — единственное, что имеет для тебя важность — твоя сестра. Но пока с помощью неё можно управлять тобой, они никогда не отпустят её. А если им удастся вытравить из тебя всю любовь к ней, то просто избавятся от неё. «Ты и сам знаешь, что госпожа не терпит бесполезных вещей. А как только ты перестанешь обращать внимание на боль твоей сестры, она станет для госпожи бесполезна». Слова принцессы мешались в голове со словами того недрэ, которого я едва не сделал тенью. Я наконец понял, что любые мои попытки спасти сестру будут бессмысленны. Пока, держа её в заложниках, можно заставить меня делать что угодно, они будут причинять ей лишь больше боли. Если бы госпожа была против этого, она бы давно велела отпустить сестру. Принцесса встала, подняла нож и заткнула его за пояс, спрятав за спиной. Я так и продолжил лежать на каменном полу, не решив, что делать. — Я не убью тебя, — повторила принцесса. — Но оставаться здесь я тоже не собираюсь. Ты можешь остановить меня. Или не мешать и потом быть наказанным хозяйкой. А ещё ты можешь помочь мне, и я гарантирую помощь и свободу тебе и твоей сестре. Выбирать тебе. Она протянула мне руку. Я смотрел на её тонкие пальцы, ещё недавно сжимавшие нож, державшие мою смерть на кончике лезвия. А теперь эта девушка, которая могла умереть из-за меня, предлагала мне выбор. И я отчего-то знал, она примет любой мой ответ. Мне было страшно. Я всё ещё был отвратителен сам себе. Где-то далеко всё ещё звучал задыхающийся крик недрэ. Ещё дальше крики людей, пожираемых тенью. Моя магия была ужаса. Я сам был ужасен. Лучше бы было просто не существовать. Я не имел никакого права жить и тем более быть свободным. Но мне так этого хотелось. Просто невероятно, так сильно, что это чувство распирало грудь, грозясь выломать рёбра. Так хотелось, чтобы кто-то помог мне. Чтобы кто-то правда сделал для меня что-то хорошее. И я схватился за протянутую руку. — Кстати, меня зовут Фриг. — Она улыбнулась, сжав мою руку между своими ладонями. — И я не принцесса. Я дочь лорда Сторграда, великого лорда Бентской республики… но тебе это ни о чём не говорит, верно? Я кивнул. «Принцесса» звучало куда проще. — А тебя как зовут? Я покачал головой. — Не скажешь? — удивилась принцесса… нет, Фриг. — У меня не может быть имени. — Глупости, — возразила Фриг, — когда выберемся отсюда, обязательно придумаем тебе имя. А то нельзя же без него жить. Я бы мог сказать, что можно, ведь я же как-то прожил столько лет. Но не стал возражать. Казалось, что когда-то у меня и правда было имя, просто оно стёрлось и забылось, потерялось где-то в глубинах памяти. Будто его тоже давным-давно отняли. Теперь же пришло время вернуть всё, что принадлежало мне.***
Мы шли по тёмным туннелям, поднимались по выбитым в камне лестницам, медленно пробираясь к выходу на поверхность. Сеть тоннелей и катакомб больше напоминала настоящий подземный город и тянулась если не под всей пустыней, то под большей её частью. Тот участок, на котором хозяйка заперла Фриг, располагался довольно глубоко, а между камерами и поверхностью было десятка два поворотов и разветвлений. Но я хорошо знал путь и был уверен, что без труда выведу нас. Главное сейчас — не попасться кому-нибудь на глаза. Но мысленно я готовился к худшему, потому что именно оно всегда и случалось со мной. И когда что-то пойдёт не так в этот раз, у меня должен быть план. — Как ты открыла клетку? — тихо спросил я, потому что правда было интересно. Я ведь лично видел, как хозяйка закрыла её. — А ты разговорился, — усмехнулась Фриг. — Это не упрёк, если что. Мне так больше нравится, — тут же добавила она, — а насчёт замка… один мой друг научил меня вскрывать их. Они у вас довольно примитивные. Я подумал о том, что мне ещё предстояло вскрыть один замок. Возможно, он тоже открывался несколько проще, чем мне казалось. Мы свернули ещё несколько раз и вышли к широкой лестнице, ведущей на верхний ярус, с которого уже можно было выбраться на поверхность. Когда мы поднимались по узким каменным ступеням, я вдруг заметил туман, струящийся вниз вдоль стен. Из-за полутьмы он был едва различим и скорее ощущался, чем виделся, Фриг и вовсе не замечала его. Но я понял, что худшее всё-таки вот-вот случится. Я был почти готов к этому. Поднявшись на верхний ярус, мы миновали последнюю развилку и должны были выйти к лестнице. Но лестницы не было. Вместо неё перед нами раскрылся проход в круглый зал. — Что это за мес?.. — Уходим, быстро, — я схватил Фриг за надорванный рукав рубашки и потащил обратно вглубь коридоров. Этого зала не должно здесь быть, и попытка просто уйти не могла увенчаться успехом, но иногда хочется надеяться на лучшее. Туман обвился вокруг ног, заставив их увязнуть словно в болоте. Мы попробовали вырваться, но ничего не вышло. Туман оплёл нас как лозы, а потом что-то рвануло нас назад, к центру зала. — Уходить вот так сразу очень невежливо, — раздался из темноты ничего не выражающий голос. Нет, сразу сотня голосов. — Неужели совсем не задержитесь? — Я бы отказалась от такого приглашения на чай, — с трудом выдавила Фриг. Её так плотно стискивал туман, что она не могла и шевельнуться. — А это и не приглашение, маленькая дочь лорда. — В десятке из сотен голосов слышалась усмешка. — Своё имя здесь, где я всё слышу, не стоило произносить. Госпожа вышагнула из темноты. Туман шлейфом стелился за ней, а на стенах в неровном свете плясали две её тени. Туман окутал меня так плотно, что я им захлёбывался. Нужно было что-то придумать. Как-то сбежать от госпожи. Но сейчас я не мог даже нормально вдохнуть. Госпожа подошла к Фриг и занесла над ней руку. Я подумал, что последует удар, но удара не было. Госпожа никогда никого не била и сейчас не нарушила этого негласного правила. Её рука замерла чуть выше лица Фриг, а пальцы принялись перебирать что-то. Вдруг они сжались, обхватив воздух и потянули. Фриг закричала. Она не кричала, когда хозяйка пинала её ногами, швырнула о стену. Госпожа же вырвала лишь крошечную часть её ауры. Неужели это было настолько больно? Я хотел вмешаться, сделать хоть что-то. Просить, умолять, всё что угодно. Но в глазах всё плыло от недостатка воздуха, и я не мог выдавить из себя ни единого звука. — Вот оно как, — растягивая гласные даже сильнее обычного, произнесла госпожа. В десятках её голосов слышалось торжество, несколько залились безумным смехом. — Я подарка, мне принесённого, по достоинству не оценила. Я слепа была. При этих словах красный кристаллический глаз её распахнулся и вгляделся в глаза Фриг. Она зажмурилась, попыталась отвернуться, но всё было бесполезно. Госпожа всё видела и всё знала. — Я давно на Город Солнца свой взор не обращала. Всё там поменялось, — говорила она, и шелестящий голос её сливался с туманом. — Змея в этот тёплый дом заползла, смерть на хвосте притащила. Хорошо. Хорошо. Хранительница теперь так молода. Казалось, что я вижу, как тени госпожи улыбаются, скалятся клыкастыми пастями. Я не понимал, о чём она говорит, но знал — всё это кончится большой бедой. Госпожа никогда никакого не убивала сама, по крайней мере, не при мне, но сейчас я был уверен — она убьёт Фриг. Или сделает с ней что-то похуже, чем смерть. Я должен был спасти её. И всё, что у меня было — нити, марионетки и нож. — Ты вовремя её ко мне привёл. Я чуть её не отпустила. Госпожа немного повернула лицо, посмотрев на меня белыми прорезями зрачков, но красный глаз всё ещё был обращён на Фриг. И чем дольше держался этот зрительный контакт, тем бледнее Фриг становилась. — Ты меня предал, но я не злюсь. Всё на мою пользу пошло, поэтому я тебя не накажу, и никто не накажет. — Она неожиданно скользнула мне за спину, и я почувствовал, как туман нежно обволакивает шею. — Я тебя награжу. Ты хозяйке своей больше не будешь служить. Только мне. Когда-то трое ближайших подчинённых у меня было. Я снова таких найти должна. Одним из них станешь. Госпожа не врала. За множество лет, что я знал её, она никогда не причиняла мне боли, не наказывала. Она правда могла избавить меня от службы хозяйке, могла возвысить. У меня не было повода ей не верить. А доверять Фриг не было ни единой причины. Я не знал её, она не знала меня. Она могла бросить меня, как только я выведу её из подземелья. Могла отдать людям с оружием. Люди были злы и жестоки, я знал это. Люди отняли у меня свободу, отняли маму, оставили шрам на лице. Злость и ненависть жгли меня годами. Госпожа знала об этом, она чуяла боль, как хищник чует запах свежей крови. Согласиться — было правильным. Естественным. Тьма тянется к тьме, подобное должно оставаться с подобным. Фриг предлагала мне свободу, но и госпожа тоже. Свободу от жизни. Блаженное чёрное небытие, где нет лишних вопросов, непонятных слов, сложных выборов. Там нет ни страха, ни боли, ни одиночества, ни отчаяния, ни надежды. Тьма, тишина и пустота. На миг я вдохнул туман полной грудью и кивнул, соглашаясь на предложение. Ведь я не мог отказаться. Тени госпожи безногие, ничем не привязанные к ней, кружили по залу, как две хищные птицы. Госпожа протянула руку, дотронувшись до кольца в моём ухе. Одним лёгким импульсом, она переписала заклинание на себя. Теперь я принадлежал ей. Меня это устраивало. Фриг ничего не сказала, но в её глазах снова вспыхнуло то самое выражение, которое так ранило меня в прошлый раз. А в этот даже не задело. Госпожа выпустила меня из туманного плена и снова встала за спиной. Она накрыла мои глаза ладонями, а когда убрала их, зал преобразился. Тьма стала гуще, а свет ярче, но больше всего изменилась Фриг вся её фигура была будто объята трепещущим пламенем. Такое же пламя, только тёмно-синее, окутывало меня самого. Внутри него был лишь один единственный всполох тёплого жёлто-оранжевого цвета. Тонкая нить, за которую моя сестра вытащила меня из мрака. Никто, кроме нас с сестрой, не знал об этой связи, не мог различить её на общем фоне. Только вокруг госпожи не было пламени ауры, лишь туман под её ногами стал гуще. Я видел с каждым мгновением всё чётче и чётче. Я мог разглядеть, что пламя ауры, окутывающее Фриг, состоит из тысяч и тысяч тонких нитей, окружённых светящимя ореолом. Госпожа подошла к Фриг, потянула за одну из нитей и оборвала. Фриг поморщилась. Тогда госпожа сжала целый пучок этих нитей и вырвала их. Фриг сдавленно вскрикнула, но тут же заставила себя замолчать. — Я её убивать не буду, но одной из теней сделаю, — сказала госпожа, — она себя потеряет, зато послушание приобретёт. Я обычно постепенно это делаю, но сейчас случай особый. Я тебе её отдам, если справишься. Госпоже не нужно было отдавать приказ, чтобы я понял, чего она хочет. Я подошёл к Фриг, всё пристальнее вглядываясь в алое пламя, окружавшее её. Госпожа снова зашла мне за спину, словно желая руководить каждым моим движением. Я погрузил руку вглубь пламени. Оно было горячим, враждебным, почти обжигающим, но я не обращал на это внимания. Другой рукой я нащупал собственные нити. В голове было ясно и тихо. Я наконец-то смог вдохнуть полной грудью. Я правда ненавидел людей, но люди, причинившие мне боль, были давно мертвы. Я знал, что, оставшись с госпожой, я навсегда останусь и с этой болью, с туманом и тьмой чёрных коридоров под чёрной пустыней. Я буду создавать новых марионеток, снова и снова, до тех пор, пока сам не обращусь в нечто подобное неживое, но и немёртвое. Это не имело значения. Но моя сестра не должна была стать такой. Меня захлестнуло странным чувством волнительной неопределённости. Как в секунду после броска монеты, когда ты уже сделал ставку, но ещё не знаешь, что выпадет. Аверс? Реверс? Или монета всё же может упасть на ребро? У меня не было ни единой причины доверять Фриг. Было только отчаянное желание единственный раз в жизни противостоять приказу. Мои руки были связаны заклинанием подчинения, но знал, чьи были свободны. Руки тех, кого я не подчинил, но направил. Я дёрнул за нити одним молниеносным движением, вынимая марионетку из пустоты. Её пальцы сжались на кольце, продетом в ухо. Мои же собственные пальцы обхватили рукоять ножа. В тот момент, когда я развернулся к госпоже, марионетка с силой дёрнула за кольцо, вырывая его из кожи. Боль и кровь не имели значения. Всё потеряло смысл. Мир сжался до кончика лезвия кинжала, направленного точно в красный глаз госпожи. Я правда хотел быть тенью дракона. Той тенью, о которую он разобьётся насмерть. Лезвие ножа вонзилось точно в зрачок, оставив глубокую трещину. Ещё одно крохотное усилие. Ещё один миг и всё закончится. Но конечно, он так и не наступил. Впрочем, к такому я тоже был почти готов. Одна из теней госпожи возникла прямо передо мной и одним ударом выбила нож из руки. Лезвие звякнуло в темноте, и прежде чем я успел что-то сделать, когтистая лапа полоснула меня по шее. Я снова не почувствовал боли, только вкус крови во рту. Схватившись за рану, я сделал несколько шагов назад и упал на колени, но не удержался, повалившись на пол. Чёрный камень показался обжигающе ледяным. Туман вокруг Фриг вспыхнул алым и рассеялся. Она тотчас бросилась ко мне, закрывая этой странной защитной магией, похожей на десятки стёкол, от налетевших теней. Они впечатались острыми мордами в витраж и отскочили, опалив туманную плоть. Искры озарили зал и на миг выхватили из темноты силуэт госпожи. Красный треснувший глаз сиял чистой холодной яростью. Во мне вспыхнуло неожиданное злое веселье. Это было моё собственное чувство и далёкое, но обжигающе яркое чувство моей сестры. Блокатор перестал действовать. А это значило лишь одно. Хозяйка только что издохла. Стоило поблагодарить того, кто избавил мир от неё. Барьер треснул и внутрь просочились несколько воющих теней, но я одним движением свил прочную, острую паутину. Фриг тут же закрыла пролом, и теней разорвало. Пол подо мной уже стал красным, и сил мне не хватило бы даже на то, чтобы подняться, не то что колдовать, но вопреки всему я колдовал. Ведь я понял, как это — быть свободным. Барьер снова был цел, и руки Фриг легли мне на рану. По коже потекло свечение, и холод стал чуть менее обжигающим. — Только держись, — сказала она. Я не понял, за что мне следует держаться. Тени же покружили вдоль кромки, а потом сгустились в одной точке и врезались в барьер как таран. И он разлетелся, точно кусок хрусталя. Я призвал марионеток, и они переплели над нами руки. Тени на миг отпрянули и этого хватило, чтобы над нами возник новый купол, на этот раз тонкий и светящийся, будто замёрзший мыльный пузырь. Моя рука дрогнула, упав в лужу крови, и марионетки исчезли. Тени госпожи накинулись на барьер, но внезапно с болезенным воем растворились, стоило им едва коснуться его. Фриг поморщилась. На барьере остались серые полосы, но он выдержал. Я попытался воспользоваться передышкой и подняться, но тело перестало слушаться. А госпожа просто вынула из Моркета новых слуг. Странно, но это разозлило меня ещё сильней. Тени бросались на барьер и умирали, забирая его радужные переливы. Серость разрасталась, а на руках Фриг вспыхивали раны, будто кто-то резал её невидимым ножом. Она закусила губу до крови, но в ее глазах не было страха. Она сидела на полу, закрыв меня собой от взора госпожи, и даже не пробовала как-то использовать бесполезного меня для собственного спасения. Фриг знала, что не выдержит, но оставалась рядом. Вопреки всему здравому смыслу. И более того, она была готова броситься на теней сама, лишь бы не дать им до меня добраться. Её кровь текла, смешиваясь с моей, но она не обращала на это внимания. Она смотрела только на меня и мою рану, словно моя жизнь была чем-то важным. Я не мог позволить её стараниям пропасть зря. Я должен довести начатое до конца. Среди тумана, кроваво-алых всполохов раскалывающегося барьера, треска, гула и воя теней, я чувствовал её взгляд. Сестра смотрела на меня, и хотя бы раз я должен был показать, что могу быть сильным. Пусть это даже будет последним, что я сделаю. Одна из теней раскрылась огромной клыкастой пастью. Она всё расползалась и расползалась, словно разлом. Я знал, что такого укуса барьер точно не выдержит. А Фриг, скорее всего, перерубит пополам. Тело было холодным и неподвижным, как ночь в чёрной пустыне. Но я представил, как рука сестры ложится на мою ладонь, как тепло её руки согревает меня, и пальцы начинают шевелиться. Нити натянулись, прорезав кожу, но раны почти не кровоточили. Я делал, как велела Фриг — держался. Я держался за свою боль и гнев, за обломки своей угасающей жизни, чтобы швырнуть марионетку прямо в пасть тени. Она схватилась за длинные клыки и удержала тварь, чтобы Фриг сумела подхватить магией осколок первого барьера и метнуть его, точно лезвие. Огромная голова отвалилась от тела и растаяла вместе с моей марионеткой. Я начал захлёбываться собственной кровью. Фриг что-то кричала, но я не понимал слов. Мои глаза неподвижно уставились в просвет. Госпожа стояла и смотрела на нас без всякого выражения. Окровавленный нож до сих пор валялся на каменном полу. Моя жизнь и моя смерть были брошены ей под ноги. Госпожа знала, что вдвоём нам не спастись. Монета никогда не упадёт на ребро. Но в этом бою госпожа противостояла не двоим. Я почувствовал, как между нами с сестрой натягивается невидимая нить, прочный канат, по которому она может пройти, пробежать. «Спаси нас в последний раз», — попросил её я, и она мне ответила. Она глубоко вдохнула, и у меня в голове стало яснее. Её сердце билось чуть быстрее, подгоняя моё. Мы снова слились с ней в одно желание, в одну силу. «Наконец-то, — сказала она мне, — наконец-то ты правда даёшь мне себя спасти». Нити обвились вокруг рукояти ножа. Мы с невероятной чёткостью знали, что и когда следует сделать. Я метнул нож вверх. И рука сестры стала продолжением моей воли. Она возникла из ниоткуда, в прыжке схватившись за кинжал, и, словно комета, прочертила яркую, острую дугу во тьме. Ударив точно в трещину красного глаза. Всё произошло так стремительно, что даже госпожа не успела среагировать. Мир застыл и онемел. И глаз раскололся. Сестра тут же шагнула назад, оказавшись вне поля моего зрения. Нож, от которого осталась лишь рукоять, со звоном упал на пол. Ярко-алая трещина, как капля крови, потекла по лицу госпожи вниз, расходясь всё новыми и новыми разломами. В её настоящих глазах не отразилось ни удивления, ни злости. Они всё так же холодно смотрели на меня тонкими белыми щёлками зрачков, становившихся всё краснее. Я чувствовал этот приковывающий взгляд сквозь веки, и, казалось, он утянул меня в бездонный омут безвременья. А потом сеть разломов опутала всё тело госпожи, словно она была глиняной статуэткой. В следующее мгновение она раскололась. Разлетелась на части обрывками серого тумана. Но взгляд не исчез. Весь зал заполнился криком. Тысячи тысяч голосов взвыли зло, обречённо, испуганно, страдальчески, болезненно. Кто-то почти рычал, кто-то горько и безутешно плакал. Вой отдавался от стен купола и умножался сам на себя, так что казалось, голова разорвётся раньше, чем он стихнет. Серый туман, в который обратилось тело госпожи, растаял. Лишь тот, что клубился у её ног, примкнул к чёрному камню низко-низко, но вскоре тоже исчез, впитавшись в него. И вой стих. Или это только я перестал его слышать. Купол потолка больше не казался мне тёмным, я увидел его весь, целиком, различил каждую формулу, почти понял, зачем они были нужны. А потом они вспыхнули как звёзды на небе, закружились перед глазами. Не в силах больше выносить этого бесконечного круговорота, я попытался отстраниться, но формулы будто отпечатались на обратной стороне век, и я не мог не смотреть. Я снова увидел госпожу, но такой, какой никогда не видел прежде. Почти живой. Я видел её со спины: серые неровно остриженные волосы, странная одежда неизвестного мне покроя. Она стояла посреди просторного белого помещения, стены которого терялись в сероватом дыму. Где-то вдали с равными промежутками мелькали алые всполохи. Что-то противно пищало. Голова госпожи была опущена, и я тоже посмотрел вниз. Прямо под её ногами, едва касаясь чёрных туфель, растекалась лужа чьей-то крови. — Я не думала, что всё обернётся так. Я просто хотела уйти, — она говорила на каком-то другом, неизвестном мне языке, но я почему-то понимал её. — Потом не думала, что буду сожалеть. И я не сожалела. Но почему-то всё равно всегда возвращаюсь сюда. В момент предательства. Я обречена его помнить. Теперь и ты тоже. В пятне на полу я видел её, как в мутном алом зеркале. Она смотрела на меня, и глаза её были человеческими и печальными.***
Я проснулся от запаха корабельного трюма, или мне просто показалось, что затхлость пробралась даже сюда. С трудом приоткрыв глаза, я увидел небольшую лампу, висевшую на низком потолке, она раскачивалась из стороны в сторону в такт волнам. А вокруг и правда были волны, ощущение качки ни с кем нельзя было перепутать. Я сразу почувствовал себя не очень хорошо, но не так плохо, как до момента, когда закрывал глаза. Шею что-то немного сдавливало, но в целом дышать было легко. Странно. Я думал, что умер. Сестра лежала рядом на кровати, обхватив мою руку и прижав к себе. Она спала, но стоило мне только посмотреть на неё, как глаза её тотчас распахнулись. Мы молча глядели друг на друга и думали о том, как хорошо просто лежать на кровати и ничего не делать. Кровать была чудом, раньше мы могли только смотреть на неё, а теперь у нас не было ни единой причины вставать. Это было невероятно. Даже качка не портила этого ошеломительно прекрасного чувства. Только видение, пришедшее мне на пороге смерти, сжимало сердце смутной тревогой. Но я заставил себя не думать об этом. Заставил поверить, что это был лишь сон. Через какое-то время в каюту зашла Фриг. Она перемещалась по кораблю так легко, словно качки не существовало. А вот девочка-рыцарь, шедшая за ней, цеплялась за стены при любой возможности. Корабль ей тоже не нравился. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенным тоном спросила Фриг. — Живым? — осторожно сказал я, не зная, что от меня ожидают услышать. — Уже неплохо, — удовлетворённо кивнула Фриг, лицо её заметно расслабилось. — Вы проспали четыре дня. За это время столько всего случилось. Даже не знаю, с чего начать. — Начни с того, что нас депортировали, — угрюмо сказала девочка-рыцарь. — Что значит «депортировали»? — спросил я, надеясь, что мне ещё можно задавать вопросы. — Выгнали с позором, — ещё более угрюмо ответила девочка-рыцарь. — И ничего не с позором! — тут же запротестовала Фриг. — А очень даже с почестями. — С почестями выгнали, — продолжила гнуть своё девочка-рыцарь. — И под конвоем. Не прячься, Сивиз, я знаю, что ты там. В каюту зашёл юноша, которого я не знал. Он был высоким и статным, выгоревшие на солнце светлые волосы отливали серебром. Наверно, тоже кто-то из бентийской знати. — Грубо с твоей стороны называть мою приятную компанию конвоем, милая Фрея, — он посмотрел на девочку-рыцаря с наигранным осуждением, но та лишь пожала плечами. — Я тоже не горю ярым желанием возиться с детьми. Но разве вашу безопасность можно было доверить кому-то ещё? — Я бы не доверил тебе и безопасность мешка с пустынными кобрами, — донеслось из коридора. Сивиз сделал вид, что ничего не слышал, хотя Фрея фыркнула в кулак, а Фриг прикрыла усмешку ладонью. — И мы не дети, — добавила Фриг, — я младше тебя всего на год. — На полтора, — педантично поправил Сивиз, подходя к нам чуть ближе. Взгляд его сине-зелёных глаз задержался на моей сестре. — Рад, что с вами всё хорошо, мисс. Вы так внезапно исчезли с нашей… весьма кровавой встречи. Надеюсь, это вас не слишком шокировало. — То, что моей хозяйке отсекли голову? — спросила сестра. — Нет, нисколько. Возможно, она заслужила, чтобы это происходило медленнее. Все немного помолчали. — Что ж, — Сивиз улыбнулся так, как улыбаются те, кто хочет понравиться, глядя на нас обоих, — рад, что с вами всё в порядке, но если семья Стормланн или я лично можем чем-то… — Ну хватит! — Фриг схватила его за руку и, оттянув от нас, начала выталкивать за дверь. — У тебя есть эльф, вот к нему и иди! — Я надеялся на ревность другого рода, — вздохнул Сивиз. — Зря, — снова донеслось из коридора. Такое оживление вокруг казалось неуютным, от него хотелось спрятаться. Но когда Фриг всё же вытолкала Сивиза за дверь, стало потише. — В общем, да, — облегчённо выдохнула Фриг, — мы вроде как уничтожили Третью, но мама и леди Йарн всё равно были очень злы. Нет-нет, не на вас, на нас. Они на нас давно злы. Сейчас из-за смерти Третьей в секте переполох, наши войска их хорошо прижали, так что для нападения на корабль им сейчас просто не хватит рук. Вот нас и отправили обратно в республику. И вас заодно. Твоя сестра сказала, что вы не против. Мы и правда были не против. Но не то чтобы мы были за. У нас вообще не было мнения на этот счёт, мы не знали, что такое республика. — Если захотите, мы можем вас нанять, — продолжила Фриг, — у вас довольно интересная и сильная магия, она бы пригодилась Сторграду. Это не рабство, это работа. Вам будут платить и вы в любой момент сможете уйти, если вам что-то не понравится. От новой информации кружилась голова. Или это всё-таки была качка. Но, несмотря на это, из слов Фриг мы поняли главное, если мы захотим, нам дадут работу, на которой мы будем что-то делать и получать вознаграждение. И за это вознаграждение можно будет купить что-то, что будет только нашим и ничьим больше. Это было даже лучше, чем возможность лежать на кровати. — Но это потом, сначала вам нужно отдохнуть и восстановиться, — закончила Фриг. А это значило, что до того, как начать работать, мы можем лежать на кровати. Новая жизнь казалась просто невероятной. Меня накрыло ощущением, что я всего этого не заслуживаю. Где-то тревожно вспыхнула мысль, что здесь есть подвох. Вместо того чтобы сразу согласиться, я спросил: — Это ты вылечила меня? — Нет, — Фриг отрицательно качнула головой, — это Уртика, самый талантливый лекарь в нашей стране, хорошо, что она была здесь. От того, что надо мной поработал лекарь, стало несколько неуютно, но это лучше, чем быть мёртвым. — А и ещё кое-что. — Фриг лёгким движением руки вычертила в воздухе овал. Воздух внутри него стал плотным, мутным, но вдруг прояснился. И оттуда на меня поглядел я сам. Два слишком больших на остром худом лице тёмно-синих глаза смотрели на меня пристально и удивлённо сквозь когда-то неровно постриженные и сильно отросшие пряди белых волос. Кожа была болезненно сероватой, под глазами и вовсе почти чёрной. Но привлекло внимание не это. Пришлось даже откинуть волосы с лица, чтобы убедиться. Шрам почти исчез. Он сгладился и теперь не ощущался пальцами, кожа на нём была лишь чуть светлее обычной. — Уртика сказала, что ещё пара сеансов и можно совсем свести. Ну или почти совсем. Только в одном месте, около основания уха шрам остался яркой и шершавой на ощупь белой полоской. Всего лишь небольшое напоминание, меня это устраивало. Надорванное ухо, в том месте, где было кольцо, тоже не огорчало. Сестра повторила за мной движение и коснулась кольца. Она задумчиво потёрла его между пальцами. Я понял, что она сделает, но не успел остановить. Сестра резко рванула кольцо в сторону. Фриг и Фрея синхронно вздрогнули. Окровавленное кольцо стукнулось о дощатый пол и укатилось куда-то. Сестра нагнулась к зеркалу, посмотрела на разорванное ухо и улыбнулась. Я был против, но она так хотела, и я не мог её осуждать. — О Всесветлая, — выдохнула Фриг, бросаясь к сестре. На кончиках её пальцев уже светилась лечебная магия. — Ты правда хочешь привести их ко двору? — всё ещё шокированным голосом спросила Фрея. — Теперь даже ещё больше, — улыбка Фриг, вдруг вспыхнувшая на губах, была немного странной. — Это ведь не из-за того, что Сивиз нанял эльфа и ты тоже захотела? — уточнила Фрея. — Ты же не хочешь их присвоить? — Сивиз тут ни при чём. И они не будут моими, — ответила Фриг, осторожно вытирая кровь с уха моей сестры. — Вы будете своими собственными. Сами выберете себе имена и дальнейшую судьбу. Если захотите, мы вернём вас в Альбис, когда убедимся, что вам там точно ничего не грозит. Но я правда буду рада, если вы останетесь со мной. Не обязательно отвечать сейчас, подумайте хорошо. И мы подумали. Подумали: хорошо, когда сам можешь распоряжаться своей судьбой. Если до этого каждый прожитый год казался бессмысленно серым, то одна эта возможность наполнила каждую минуту светом и смыслом. Ради этого стоило выживать, выжидая. И ради этого стоило сражаться с чудовищами, когда момент настал.