Колыбельная для Кроша

      Крош гордо осматривал матрас, подушку и одеяло, заботливо приготовленные для Ёжика. Он теперь понял свою ошибку, он всё приготовил на этот раз. «Надеюсь, Ёжика устроит. Ну что он так возится?»       Ёжик занял ванную согласно своему расписанию. И, хотя он всё ещё был где-то в пределах дома, Крош переживал так, будто его друг в одиночку отправился искать сразу Кузинатру, Северный полюс, Лунного зайца и Австралию. И, если подумать, это было совсем не смешно — как ни пытался Крош пошутить над самим собой, что мысли его зашли совсем не в ту степь.       Тревога уже сжимала сердце до боли, когда спасительно зазвучал голос Ёжика.       — Ну, я всё. — Зевок. До чего же приятно Крошу было его слышать. — Ещё поболтаем? У меня есть немного времени в распоряд…       — Всё, что угодно, не уходи только, — не сдержавшись (а он и не старался!), выдохнул Крош.       Он пялился на Ёжика, словно надеясь этим взглядом привязать его к себе на веки вечные.       — Хорошо, хорошо. — Смущённая улыбка Ёжика заставляла чувствовать себя и пристыжённым, и благословлённым. — Давай спать, ты вон какой напряжённый. Я рядом, помни!       — Конечно-конечно, — пробормотал Крош, чувствуя, как всё внутри него размягчается и превращается в одну большую любящую Ёжика массу.              Крош не мог повернуться на бок — сразу бы Ёжик пропал из виду. Но тело уже зудело от одного и того же положения, да и вид сопящего на матрасе ежа только сбивал настрой на здоровый сон. Хотелось наблюдать за ним, лишь бы никуда не ушёл.       Но не страшнее ли мысль, что он не уйдёт никуда, потому что… уснёт навеки?       Перед глазами картина. Он, Крош, рыдает у кровати лучшего друга, не боясь разбудить — о, да чёрт бы её побрал, эту спячку, за что она отняла самое дорогое? Но нет, нет, так думать нельзя, ведь это на пользу Ёжику, ведь ради него нужно вытерпеть, продержаться…       А сколько ещё терпеть? Сколько ещё этой невыносимой зимы, от которой уже тошнит? Сколько он будет думать о том, что Ёжик стал его неотъемлемой частью, оторвать которую — всё равно что нанести смертельную рану? Сколько он будет тонуть в бесконечных бессмысленных действиях, сопровождаемых единственной мыслью — «Вот бы делать это всё с Ёжиком?» Сколько он будет выслушивать советов старших, сочувствующих слов Нюши, как бы понимающих хмыканий Бараша? Сколько он будет прокручивать в голове немое кино, в котором Ёжик просыпается, чтобы узнать, как его лучший друг Крош просто помер тут, пока ждал?       А может, не лучший он ему друг вовсе… Так… Иначе не смог бы он спокойно полёживать там в постельке, не смог бы без Кроша, как тот не может без него!       «О чём я думаю?» — в ужасе хватался Крош за голову. И ходил по комнате кругами, думал, думал…       Однажды он просто решил, что пойдет и в самом деле спрыгнет с обрыва.       Ведь Ёжику будет легче? Ведь Ёжику будет легче, если Крош перестанет страдать?              — Стой!       — Кро-о-ош!       Крош ничего не разбирает, он просто бежит к краю, бежит-бежит, убегает от голосов друзей, которые хотят его спасти. Но в последний момент…       Копыто Лосяша хватает его. Подбегает Карыч и удерживает.       Все окружают его и тащат подальше, подальше от края.       Крош падает от усталости на снег. Пин поднимает его, Совунья вручает пузырёк с лекарством, быстро мотает головой и отнимает, протягивая вместо него чашку горячего чая. Лекарство капает себе в клюв, даёт по очереди тем, кто стоит рядом.       Крош теряет сознание.              Он просыпается.       Просыпается в светлой яви, где Ёжик тоже бодрствует. Сидит рядом на кровати, трясёт за плечо.       — Ты так дёргался… Я за тебя перепугался.       — Охх… — Крош прикладывает лапу ко лбу. Всё вокруг будто горит. Но это был сон.       Или скорее смесь сна и воспоминаний…       У него от этой зимы воспоминания тяжёлые. Кое-где даже с провалами. Но чётко он помнит, что после провала очнулся, окруженный как раз обеспокоенной толпой друзей.       Так сколько в том сне было реального?..