если мне будет больно тебе будет больно вдвойне я тоже могу быть черной но это больше, чем я и больше, чем все
чем все
♫ Alai Oli — Снафф
— На седьмой день? — Хьюга Такаши, глава совета старейшин, смерил Хинату оценивающим взглядом. Все они здесь смотрели на нее так — словно пронзали глазами, одинаково-серебристо белыми, будто хотели увидеть насквозь без Бьякугана. Все главные члены клана собрались здесь, в зале совета, и вынужденный сидеть поодаль от принцессы Неджи, присутствующий в качестве племянника Хиаши, жалел, что никак не может подбодрить сестру. Но Хината и не нуждалась в ободрении — она отвечала старикам таким же уверенно-пронзительным взглядом, упрямо и гордо держа осанку. Ее глаза были такими же, как и у них — только намного яснее. Белый утренний туман и яркое сияние полнолуния. Неджи не мог не любоваться Хинатой — он всегда любовался ею, но когда сестра становилась из простой девушки или куноичи главой Хьюга, то приобретала особую прелесть. Неджи заставил себя думать о совете, а не о том, как сверкают глаза Хинаты. И не смотреть на ее губы, ни в коем случае не смотреть. — Не стоит ли провести церемонию на сорок девятый день? — спросил еще один старейшина, Хьюга Куджо. Остальные согласно закивали, соглашаясь с тем, что седьмой день — это рано. Обычно после смерти главы клана другой занимал этот пост на один из поминальных дней по усопшему, и седьмой считался самым ранним сроком, принятым в экстренных случаях вроде военных конфликтов или внутренних распрей клана, чего давно уже не случалось. Обычно церемония посвящения проходила через сорок девять дней, но Хината решила, а Неджи согласился, что тянуть время нельзя. Старейшины того и хотят сейчас — тянуть время, за сорок девять дней может случиться многое, Хината все еще неудобна им, а когда они узнают про ее идею насчет печатей — и вовсе многие пожелают смерти принцессы. Не одни Учиха могли точить зубы друг на друга, Хьюга тоже редко жили в мире — никогда не жили в мире, потому что иначе не было бы проклятых печатей и побочных ветвей. — Нет, — твердо ответила Хината. — Слишком долго ждать. После войны клан ослаблен, и нельзя оставлять его без главы. — Но еще неизвестно, кто станет главой, — возразил старейшина Хьюга Сатоши. — Почему же? Главой стану я, — спокойно проговорила Хината. — Я первенец Хиаши и не отказывалась от наследования. — Да, верно, однако главу выбирают не всегда по праву рождения, — усмехнулся Такаши. — Иногда выборы происходят по голосованию совета старейшин. Неджи напрягся, но Хината осталась такой же безмятежной. Она была готова к этому заявлению. Она заранее продумала многое, и старики, презрительно глядящие на нее, были бы поражены, если бы знали, на сколько ходов вперед их просчитала девушка, для них — бесполезная. — Что ж, тогда я согласна провести голосование, — ответила Хината. — Кандидатуры на место главы — я и Ханаби… — Нет, — перебил принцессу Такаши. — Не только вы и Ханаби-сама. Еще Неджи. — Что? — старейшины помладше переглянулись. Неджи побледнел. Даже Хината на миг утратила самообладание, растерянно моргнув. — Гений клана Хьюга избавился от проклятой печати, — объявил Сатоши. — Он намного сильнее вас и Ханаби-сама, как шиноби, и выбор очевиден. — Нет! — вскочил Неджи, забыв о приличиях поведения на совете. — Нет! Я отказываюсь! — Почему же, Неджи-кун? — усмехнулся Куджо. — Что мешает тебе стать главой клана? Родственные чувства? — на последнее слово он сделал особый напор. — Как вы смеете?.. — задохнулся Неджи. Хината сжала кулаки на коленях — проклятье, они рассчитали все. Они старше и опытнее нее, что она старалась учитывать, однако понимала, что легко может проиграть. И проиграла… почти. Они подставили Неджи, выведя его на эмоции, задев так, что всегда сдержанный брат взорвался (о причине его вспышки Хината решила пока не думать), а она не успела остановить его. Нужно было мгновенно сделать что-то, но что? Что, кроме?.. Другого выхода не было. Именно на это они и надеялись, поняла Хината. Они играли не на чувствах Неджи — в первую очередь на ее чувствах. Они загоняли ее в тупик, вынуждали, и думали, что она поддастся. Они знали, что у нее доброе сердце. Они привыкли, что Хината — стеснительная тихоня. Они, судя по всему, догадались, что между ними с Неджи происходит нечто, заходящее за рамки родственной любви. Как же Хината сейчас их ненавидела. Как же она ненавидела себя за то, что скажет и сделает. — Прекрати! — Хината повысила голос. — Сядь, Неджи. Не смей больше позволять себе такое поведение на совете. Такаши-сан, — она заговорила ровно, спокойно и очень четко. — Как можно сделать главой клана человека, который не способен поддерживать приличные манеры во время столь важного события, как совет насчет будущего всех нас? Как можно сделать главой клана человека, который идет на поводу у эмоций, когда должен их сдерживать? Наконец, как можно сделать главой представителя побочной ветви, даже без печати? Тогда побочная ветвь получит возможность открыто противостоять главной, и в клане начнутся разногласия. Нужно ли нам пройти тот же путь, что прошли Учиха? — Хм, — Такаши одобрительно провел ладонью по бороде. — Неплохой ответ, Хината-сама. Но что положено тому, кто нарушил этикет на совете? Хината снова мысленно прокляла старика — он даже не скрывал, что намеренно загоняет ее в ловушку. Он издевался над ней, и он понимал, что она понимает. — Наказание, — как можно безразличнее сказала Хината. — Неджи понесет наказание. Уведите его. Неджи проглотил возражение «я пойду сам», когда его подхватили под руки шиноби из охраны. Он тоже понял свою ошибку, угадал игру Такаши, и радовался, что Хината быстро сориентировалась, отведя подозрения от их неправильной связи. Как он мог забыться? Он крайне редко терял самообладание — но все случаи потери его контроля над собой были связаны с Хинатой. Он не смотрел на нее, выходя из зала, с трудом борясь с желанием обернуться, зная, что за ними следят, за каждой эмоцией на их лицах — и Хината тоже наверняка это знала. Неджи никак не мог дать понять ей, что она все делает правильно, никак не мог извиниться, ничего не мог — и это уничтожало его изнутри. Бессилие — хуже боли. Хината не смотрела вслед Неджи, с трудом борясь с желанием проводить его взглядом. Она чувствовала на себе пронзительно-осуждающий взгляд Ханаби, и боялась, что Неджи тоже осуждает ее. А как иначе? Она почти предала его. Более того, все могло усугубиться… но нет, не станут ведь старейшины настаивать на этом? — Каким же будет наказание, Хината-сама? — спросил Такаши. — За нарушение правил на совете и дерзость в сторону старейшины… Три дня тюремного заключения, — ответила Хината. Она помнила законы, выученные наизусть. Такаши ничего не мог противопоставить вековым устоям клана Хьюга. — А за дерзость в адрес главы клана? — вкрадчиво спросил Такаши. — Дерзость? — Хината приподняла бровь. — Перед тем, как слечь на смертное ложе, Хиаши-сама рассказывал нам о поведении Неджи-куна, когда тот вернулся в клан Хьюга, — с явным удовольствием произнес Такаши. — Неджи-кун грубил Хиаши-сама. Тогда Хиаши-сама был болен и не мог отдать приказ о наказании. Но разве можно оставлять без внимания подобный инцидент? «Он сложил печать», — вспомнила Хината слова Неджи. Хиаши сложил печать не просто так. Черт. Она могла возразить старейшинам. Могла заявить, что не собирается верить им лишь на слово, что речь сейчас не об этом, могла приказать устроить суд над Неджи, могла потребовать вернуть его и прямо сейчас задать вопросы, хотя это ничего бы не изменило. Она могла заявить, что, как наследница клана, имеет право делать, что хочет — но, наоборот, такого права Хината не имела. От нее ждали именно этого — возражений, споров, попыток смягчить наказание, чтобы получить возможность не только обвинять их с Неджи в чересчур тесной связи, но и обвинять ее в излишней мягкости, в то время, как главе клана необходима жесткость. — Наказание за нарушение правил на совете, дерзость в сторону старейшины и главы клана, — проговорила Хината. Давай, Такаши, подумала она. Продолжай загонять меня в угол. У тебя неплохо получается. — Какое же за это полагается наказание? — спросил старейшина. Хината специально дожидалась этого вопроса, позволяя Такаши думать, что она в замешательстве — по крайней мере, она надеялась, что он так думает. Судя по довольному лицу Такаши, Хината была права. — Три плети, — без единой эмоции на лице проговорила она. — Три дня заключения в камере и три плети. — Что? — вскинулась Ханаби. — Нет! Это же жестоко! Это древние устаревшие правила! Вы не посмеете применять их! Часть камня упала с души Хинаты — сама того не подозревая, сестра только что очень помогла ей, возможно, изменив мнение некоторых старейшин, хоть на миллиметр качнув чашу весов в сторону старшей дочери Хиаши. Вдобавок Ханаби озвучила ее собственные мысли и чувства, за что Хината была ей больше всего благодарна. Но это все равно ничего не меняло. — Это правила клана Хьюга, записанные в нашей истории. Испокон веков они не менялись, — сказала Хината. — Возможно, они кажутся тебе жестокими, но это не меняет их существования и не отменяет их действия. Точно так же, как обязательное нанесение проклятой печати-клейма, мысленно добавила она. — Но разве эти правила могут распространяться на Неджи? Он же племянник отца! Он наш двоюродный брат! Он твой двоюродный брат! — лицо Ханаби исказила болезненная гримаска. Хината была готова расцеловать сестру. — Так и есть. Будь Неджи из главной ветви — за дерзость на совете ему приказали бы только покинуть зал. Однако он из побочной ветви. Потому за совершенные им нарушения правил положено именно такая мера пресечения. Это наказание не применялось уже тридцать один год, и лишь потому, что уже сорок лет, как шиноби из побочной ветви Хьюга не пребывали на официальном совете клана. Сегодняшнее присутствие здесь Неджи — исключение за многие годы, и вновь — лишь потому, что он близкий родственник покойного прежнего главы. — Но!.. — Ханаби сжала кулачки. Хината подняла руку, жестом приказывая ей замолчать. — Как наследница клана Хьюга, как временно исполняющая обязанности главы клана Хьюга и как будущая глава клана Хьюга — за дерзость на совете и за дерзость прежнему главе приказываю высечь Хьюга Неджи тремя плетьми и поместить его в камеру на трое суток. Хьюга Ханаби — за нарушение этикета совещания приказываю покинуть зал. Ханаби бросила на Хинату полный ненависти взгляд и выбежала прочь. — Прошу простить мою сестру, — сказала Хината. — Она еще юна и не понимает всего. Думаю, что совещание следует перенести и собраться снова спустя три дня, когда Неджи отбудет срок заключения. Нет смысла сейчас обсуждать важные дела без двух претендентов на пост главы. — Хорошо… — задумчиво сказал Такаши. Хинате показалось, что это не только согласие, но и одобрение.***
На подходе к поместью Хьюга Хината остановила летящий в нее кунай, поймав его рукой. Ханаби подскочила к сестре, попытавшись схватить ту за воротник, но Хината ловко увернулась. — Немедленно успокойся, — приказала она младшей. — Увидят слуги. — Не увидят! Они заняты! Они готовят плети! — Ханаби шумно втянула воздух. — Что с тобой произошло, Хината? Что ты творишь? Почему ты такая бессердечная? Ты же… ты… ты была просто дурой, а теперь ты… ты сожгла тело отца… Ты приказала высечь Неджи… Я тебя не узнаю, — вдруг пожаловалась она, не зло — растерянно. — Ты совсем не ты. Хинате стало жаль сестру. Кем была Ханаби? Ребенком, втянутым в политические игры, сиротой, недавно потерявшей отца, по-своему одинокой — сильной, как куноичи, но морально слабее, чем старшая Хьюга. — Ханаби, — мягче проговорила Хината. — Мне тоже больно. Мне жаль отца. Мне жаль Неджи. Но так нужно. Это и значит — быть главой клана. — Тебе не больно, — выплюнула Ханаби. — Ты лицемерка! Я думала, что ты любишь хотя бы Неджи, но его ты тоже не любишь! Ты никого не любишь, кроме себя и своей власти! И все из-за тебя, все проблемы Хьюга из-за тебя! Даже смерть дяди Хизаши! Хината молчала. — Думаешь, я тебе уступлю? Ни за что! Совет старейшин выберет меня! — продолжила Ханаби. — И главой клана Хьюга стану я! Хината молчала. Ее не волновали истерики Ханаби. Она думала, что прямо сейчас где-то на заднем дворе поместья Хьюга… прямо сейчас… Кулаки Хинаты сжимались сами собой. Они не станут его жалеть. О нет, они — кому бы ни доверили порку — сделают это с удовольствием и без малейшей пощады. Клан Хьюга восхищался Неджи, они завидовали ему, они сожалели, что столь сильный шиноби родился в побочной ветви, но они не любили его. Именно из-за зависти. Он, тот, кто априори ниже их, был в разы сильнее. А перед наказанием он был беспомощен. Три плети — это наверняка очень больно. Больнее ли, чем шипы, пронзающие тело? Почему она всегда причиняет Неджи боль? — Хината? — Ханаби спросила без прежней злости. Почти обеспокоенно. Она кричала на сестру, обвиняла ее, а та никак не реагировала — и это обескураживало. — Хината! Не отвечая, Хината развернулась и пошла в сторону поместья Хьюга, выпрямившись, как струна. Ханаби не стала ее догонять.***
Ночью за ними не должны были наблюдать, но Хината предусмотрела все меры предосторожности, и продумала несколько версий, объясняющих ее местонахождение в камере Неджи. Она приказала, чтобы его не охраняли — правила не запрещали заточение без охраны, если провинившийся Хьюга заслужил достаточно доверия и наказание в таком случае было скорее номинальным. Поэтому пройти к камере было совсем легко. И невероятно сложно. Хината собрала всю свою решимость, чтобы провернуть ключ в замке — и застыла. Неджи стоял спиной к ней, полуобнаженный. Его волосы, выбившиеся из хвоста, струились по плечам. Лунный свет озарял сильное тело, широкие плечи, спину… покрытую тремя алыми кровоточащими полосами. Хината тихо вскрикнула. Неджи обернулся и их глаза встретились. Они молчали. — Я… — Хината сжала губы. — Я… — Я понимаю, — сказал Неджи. — Я понимаю, Хината-сама. Это закон. — Тебе больно, — сказала Хината. По-детски пожаловалась, будто бы больно было ей. — Я шиноби, — дернул плечом Неджи. — Ерунда. — Я ведь даже залечить твои раны не могу, — печально проговорила Хината. Она могла — ей хватило бы умений ирьениндзюцу на такое, но это было бы заметно и вызвало бы вопросы. — Нельзя, — кивнул Неджи. — Через три дня будет новый совет, — сказала Хината. — И ты снова будешь там присутствовать. Понимаешь? — последнее слово она произнесла с особой интонацией. — Понимаю, — кивнул Неджи. И понял, что стоит все еще полуобнаженный, и его торс целиком открыт взгляду сестры. Прикрыться не захотелось. Хината рассматривала не грудь Неджи — но шрам на ней. — Скажи, Неджи… тогда, ночью… Он закусил губу. Ей не стоило вспоминать об этом. Ни ей, ни ему. Их уже и так заподозрили. И, пусть Хината не рисковала ничем, возможно, после смерти Хиаши не рисковал даже Неджи, все же обвинение в инцесте отразилось бы на ее репутации и на репутации клана Хьюга в целом. — Тогда, ночью — умер ваш отец, Хината-сама, — сказал Неджи. — Вот и все. Больше не произошло ничего. Оттолкнуть ее было, наверное, лучшим решением — и одновременно самым худшим и болезненным из возможных. Оттолкнуть, выставить границу: брат и сестра, главная и побочная ветвь, глава клана и простой шиноби. Четкая граница. Непреодолимая. Он присягнул ей в верности, и этого достаточно. — Ты прав, — помолчав, сказала Хината. — Больше ничего.