а ветер ломал его ставни, ветер разбивал окна сквота
она от него далеко — на высоте птичьего полета
она говорит ему что-то, а он не верит ни одному слову
она делала ему больно
и сделает снова
♫ Alai Oli — Manu Chao
Войдя в зал совещаний, Неджи на мгновение замер, не веря своим глазам. Он не думал, что сестра решится на такое, хотя понимал — Хината играет всерьез, но чтобы столь дерзко? Она сидела на месте главы. Не на подушке рядом, как в прошлый раз, и как полагалось сидеть супругам или детям возглавляющего клан шиноби, а на возвышении — своеобразном престоле. Старейшины не могли одобрить это. Неджи пожалел, что на совещания нельзя брать кунаи и сюрикены, и что он специально предварительно вынул из одежды все спрятанное оружие — или нет, так лучше. Он сможет драться и без кунаев — хотя вряд ли совет прервут битвой, но потом… Кто знает, что будет потом? Ханаби возмущенно смерила Хинату взглядом, но молча села на подушку подле нее, чтобы у сестры не было повода упрекнуть ее и заставить покинуть зал, как в прошлый раз. Хината наблюдала за старейшинами, видела неодобрение на их лицах и внутренне ликовала — отлично, так и должно быть. Она ставила на сегодняшнее совещание многое, и понимала, чем это чревато — но все равно не отступала. Неважно, что о ней подумают, неважно, что о ней скажут, пусть Неджи ее возненавидит, пусть Ханаби откажется считать ее сестрой — Хината отчаянно хотела получить то, что принадлежало ей по праву. У нее было только это. Только ее титул. Только ее наследие. Ее дар и ее проклятие. То, что она чувствовала к Неджи, не бралось в счет — даже им Хината была готова жертвовать. Иронично, ибо только благодаря ему и его смерти в ней все перевернулось — или сломалось. Хинате было жаль Неджи, она страдала из-за того, что он раз за разом переживает боль по ее вине, но она знала, что причинит ему боль снова. Да и… той ночью ничего не произошло. Умер ее отец, только и всего. Безответной любви Хинате хватило. Теперь ей было смешно — как она могла настолько растворяться в солнечном мальчике Узумаки? Наруто был хорошим человеком, но он не любил ее, а она только и думала, что о нем — до экзамена чуунина. Этот момент тоже был знаковым и переломным, как временная гибель Неджи в Четвертой Мировой. В госпитале очнулась другая Хината — трижды она попадала туда и трижды просыпалась не той, какой была. Неджи ясно дал понять ей — ничего не произошло. Так и должно было быть, он вел себя, как полагалось старшему, оставаясь более разумным. Он вовремя одернул Хинату и расставил между ними границы. Клятва верности — не обещание любить. Они родственники. Неджи на ее стороне, и все. Больше ничего. Почему эти слова жгли ее ударами плетей? Хината заставила себя думать о другом. О самом важном для нее. Совет начался, когда все заняли свои места. Первым слова попросил Хьюга Такаши, как Хината и ожидала. Встав, старейшина огладил бороду с серебряными нитями седины, и заговорил: — Хината-сама, правильно ли занимать место главы, если вы еще лишь наследница? — Закон клана Хьюга не запрещает этого прямому наследнику, — спокойно и ровно ответила Хината. — В тех случаях, когда предыдущий глава умер, а новый не вступил в свои права официально. Вы хотите проводить избрание голосованием, но так или иначе, это произойдет на седьмой день. Пока же наследница я. И я прошу слова. Такаши, как главный старейшина, кивнул, разрешая Хинате говорить. Она набрала воздуха. — Я понимаю, господа, что все происходящее выбило нас из колеи. Война, гибель многих из Хьюга, смерть Хиаши-сама — все это стало не только потрясением для каждого из нас, но и для всего клана в целом. Мы в растерянности и многие не уверены в завтрашнем дне, что должно исправить назначение главы, будь то Ханаби, Неджи или я. И все же каждый из нас — претендентов — имеет собственные представления о правлении. Предлагаю озвучить их прямо сейчас. Ханаби, я даю тебе слово. Вздрогнув от неожиданности, Ханаби встала. Ее не учили говорить речи — из нее растили воина, а после Хиаши попросту не успел воспитать в младшей дочери политика. Ханаби не интересовалась ничем — ни историей, ни экономикой, она не читала те же книги, что и Хината, она не понимала, как управлять, и была растеряна, но заговорила, справившись с собой. — Если я стану главой клана, я буду… Я буду править. И мы достигнем процветания. — Это все? — спросила Хината. Она почти жалела сестру — Ханаби ничего, абсолютно ничего не понимала в интригах. Будучи неплохим стратегом на поле боя, младшая из Хьюга ни капли не смыслила в иных битвах — и проигрывала. Прямо сейчас она проигрывала. В каком-то смысле Хината была близка к тому, чтобы приставить Ханаби кунай к горлу. Нанести столько урона чакре, чтобы враг не смог сражаться. Хината никогда не победила бы Ханаби в спарринге. Но так же Ханаби никогда не победила бы Хинату в другом. — И еще я… я сильная куноичи, — добавила Ханаби. — Это все. Сестра села на место. Хината проследила за старейшинами — те не казались довольными, но вряд ли из-за ответа Ханаби. Они тоже прекрасно понимали, что их фаворитка публично доказала свою некомпетентность, и что этим непременно воспользуется неудобная им старшая дочь Хиаши. — Неджи, я даю тебе слово, — произнесла Хината, и тот поднялся, стараясь выглядеть не так растерянно, как Ханаби. Они с Хинатой не сговаривались заранее, Неджи понятия не имел, что произойдет на совете, но он не мог подвести сестру — она ему доверяла. Доверяла настолько, что не поделилась своими планами. Значит, он должен вести себя… да, именно так. Не упорствовать в желании передать правление Хинате. Они хотят сделать его претендентом на место главного, значит, нужно подыграть. — Моя политика управления кланом будет обыкновенной. Вряд ли я стану менять что-то, — начал Неджи. — Всех устраивало правление Хиаши-сама, и я продолжу в его духе, поэтому не думаю, что могу многое сказать о своих планах. Все вы знаете меня, все вы знаете мои способности, мои сильные и слабые стороны, и то, что моя печать исчезла — ничего не меняет. Я не намерен играть в пользу побочной ветви, хотя не скрою, что некоторые законы немного изменю для тех, кто рожден служить, чтобы их качество жизни улучшилось. Список данных законов и правок к ним я буду готов предоставить ко дню выборов. Это все. Поклонившись, Неджи сел на свое место — совсем далеко от сестер, на другом конце зала, рядом с главным старейшиной побочной ветви. — Я беру слово, — сказала Хината, поднимаясь. Неджи повел себя правильно, как она и ожидала — будто мысли ее прочитал. Теперь дело было за ней. Каждый сделал свой ход. Просто игра. Как сёги. Ничего сложного. — Став главой клана, я намерена радикально изменить политику Хиаши и в целом вековые устои Хьюга. В первую очередь — систему проклятых печатей. Я упраздню ее, — до этого своими планами Хината делилась только с Неджи. Больше ни с кем. Она знала, насколько это может шокировать их — и раскрыла карты заранее. Среди старейшин поднялись шепотки. Хината молчала, следя за ними и ожидая — ее ожидание не было обмануто. Они были поражены и возмущены дерзостью наследницы и глобальностью ее планов. Никто не пытался менять устоявшиеся традиции, всех устраивали проклятые печати — главами всегда становились только представители главной ветви, поэтому им не было смысла желать перемен. Такаши пробасил: — Прошу слова! Кивнув, Хината разрешила ему говорить. Такаши поднялся. — Что именно вы намерены делать с печатями? — он старательно подбирал слова, чтобы не звучать грубо. По его багровеющему лицу Хината могла прочесть все его истинные мысли без скидки на учтивость. Прекрасно. Все шло, как нужно. — Как я и сказала — я намерена их упразднить, — ответила Хината. Ну же, Такаши, думала она. Загони меня в угол, как тогда. Продолжай. Твой ход. — Но если не ставить печати тем, кто родится в побочной ветви — это может стать опасным для тех, кто уже имеет печать. Сложить дзюцу для активации не так сложно. Даже генины Хьюга это умеют, — сказал старейшина. Хината выдохнула. За то, что она скажет, Неджи, возможно, никогда ее не простит, и она вновь причинит ему боль, но… это было важнее. В тех злых словах Ханаби после первого совета была доля правды — ей дорога ее власть. Так, как дорого единственное, что имеешь. Больше никаких колебаний. — Я не собираюсь не ставить печати. Наоборот. Я собираюсь поставить их всем. Включая Ханаби, Неджи и себя. На лицах старейшин отразилось изумление. Ханаби закрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть и не опозориться снова. На Неджи и его реакцию Хината не смотрела, избегая взгляда в его сторону — потом. Сейчас ей нельзя видеть его злость и разочарование. Сейчас ей необходимо быть сильной. — Всем? — заклокотал Такаши. — Всем без исключения? — Печати клана Хьюга были созданы для того, чтобы хранить тайну Бьякугана и не позволить врагам получить его после нашей смерти, — голос Хинаты до сих пор был ровным. — Но после клан разделился на две ветви, и печати стали использовать, как способ подчинять побочную ветвь и заставлять ее служить. Фактически, мы поработили наших родственников. Представители главной ветви в то же время рискуют после смерти быть разобранными врагами на части и позволить чужакам получить наши глаза. Рабство побочной и пренебрежение к главной ветви — вот чем стали наши джуиндзюцу. Поэтому — да. Всем без исключения. Но с одним условием. Хината специально замолчала, чтобы Такаши выдавил: — С каким же? — Печати будут не на лбу. Это слишком заметно, к тому же — это делалось не ради самой печати, а ради напоминания побочной ветви на их место и способа причинить бо́льшую боль через дзюцу. Новые печати будут стоять на спине. На правой лопатке. Те члены клана, которые уже имеют печати, к сожалению, не смогут изменить их местоположение, но их дети получат совершенно иные метки. Как и я. Но Неджи получит печать на лоб… как и Ханаби. Ханаби шумно вздохнула. — Прошу слова, — сказала она. Хината кивнула сестре. — Я отказываюсь! — выкрикнула Ханаби, вскочив. — Почему на лбу? Почему я должна принимать метку? Почему ты, сестра, не поставишь себе печать на лоб, так, как мы? — Я отвечу на все твои вопросы по очереди, если позволишь, — Хината специально подчеркнула для старейшин несдержанность младшей. — Печати на лбу получат все, кто родился в клане Хьюга раньше трех лет назад, включая старейшин. Это позволит уравнять клан и сгладить вероятные конфликты. Носитель метки не способен активировать дзюцу и причинить боль другому носителю. Ты, Ханаби, примешь печать, как младшая дочь — Хиаши-сама и Хизаши-сама однажды разделили так же, по старшинству. Я не приму печать на лбу, как глава — и лицо — клана. Моя печать будет стоять на ключице. Это менее заметно, но причиняет не меньшую боль. Даже бо́льшую. — Но только если главой выберут тебя, верно? — сощурилась Ханаби. — Верно. В противном случае я буду бессильна что-либо менять. Это все? — повторила Хината тем же тоном, что спрашивала, все ли Ханаби сказала о своих планах насчет управления кланом. — Все! Младшая Хьюга села на место, по-детски обиженно сопя носом. — У кого-то еще есть вопросы? В зале повисло молчание. Каждый мог сказать многое, но если сохранять вежливость — спросить было не о чем. Хината высказала все ясно и четко. — Что ж, в таком случае выборы главы состоятся завтра, — устало произнесла Хината. — На сегодня совещание закончено. Благодарю всех за внимание. Это тоже было впервые — раньше совещания всегда заканчивал кто-то из старейшин. Даже Хиаши отдавал право решать им. То, что Хината сама объявила о завершении совета, говорило о ее намерениях не только упразднить печати, но и ослабить влияние старших — или тоже упразднить. Неджи смотрел, как Хината встает, как гордо держится, как не обращает никакого внимания на прожигающие ее чужие взгляды, и понимал, что никогда так ею не восхищался. Он уже не удивлялся переменам в ней, но то, какой она стала, раз за разом вызывало в нем гордость и все большее желание служить и защищать.***
Ей было очень трудно сохранять лицо. Трудно думать о каждом шаге и слове. В поместье Хьюга Хината давно не чувствовала себя дома — возможно, с тех пор, как увидела боль дяди Хизаши от активированной печати. Тогда Хината осознала: дом не обязательно безопасное место, а родные — не всегда любящие. В саду клана было тихо, спокойно и уютно. Здесь, среди цветов, Хината с детства находила успокоение для души, и сюда пришла после совета, чтобы привести мысли в порядок и отдохнуть от необходимости держать себя в руках. Цветы не ждали от нее ничего, ни успеха, ни поражения, цветы встречали ее молчаливым покачиванием головок и сладким благоуханием, и они, как нравилось думать Хинате, любили ее. Без всяких «но» и не за что-то. Просто любили, как умеют любить только цветы. Она ступала по вымощенным камнем аллеям, вдыхала аромат цветущих клумб и думала обо всем, что произошло, хотя хотела бы не думать хоть мгновение — но не могла. Очередной ход на доске — какой уже по счету? Первым был ее отказ отдать первенство Ханаби. Вторым — то, что она отправила отца в крематорий. Пока что Хината вела в счете и не собиралась проигрывать, просчитывая ходы сразу на несколько вариантов вперед. Другие куноичи сейчас отдыхали в Ичираку-рамене, или сплетничали в цветочной лавке Яманака, или тренировались, или были на свиданиях с парнями, а она раздумывала о политике, власти, жизни и смерти. Хината не считала, что ей не повезло. Это было ее судьбой, только и всего. Она родилась той, кем родилась. Она никогда не была похожа на куноичи вроде Ино, Тен-Тен или Сакуры. Ино тоже происходила из древнего сильного клана, но Яманака не были столь многочисленны, в то время как Хьюга было очень много — и за каждого Хината несла ответственность. Хокаге управляет Конохой, но в клане Хьюга даже Хокаге не имеет такого веса, как глава — в их отдельном маленьком государстве. — Хината-сама, — услышала она тихий голос Неджи, но не обернулась. Она боялась встречаться с ним глазами. Странно, старейшин не боялась… — Да? Неджи догнал ее и пошел рядом. — Вы вели себя очень храбро. И очень… это было потрясающе, госпожа Хината. Я не ожидал… никогда не ожидал, что вы сможете быть такой. — Такой жестокой? — усмехнулась она. — Не нужно скрывать, Неджи. Скажи, как есть. Скажи, что думаешь. Скажи, что для меня важна только власть, что больше мне ничего не дорого, обвини меня в черствости — ты же этого хочешь? — Хината провела ладонью по лицу. — Прости. Я просто… Я понимаю, что делаю. Я все понимаю, но продолжаю и не отступлю. Ни за что не отступлю. Ненавидь меня, проклинай, но я все равно… Хината прервалась, захлебнувшись собственными горькими словами. Вместо обвинений и проклятий и вместо любых слов Неджи крепко обнял ее, прижав к своей груди. Он был теплым, его руки держали ее бережно, но Хината чувствовала, что никто на свете не сумел бы заставить брата ее отпустить. Она могла услышать, как бьется его сердце — невольно Хината вспомнила про шрам на его груди, оставленный шипами, и ее собственное сердце сжалось от трепетной нежности. — Я клялся вам в верности. Я говорил, что готов поставить печать снова. Я сказал, что вернулся, чтобы служить вам. Я знал о том, что вы хотите сделать, став главой. Почему же вы думаете, что мое отношение к вам изменилось? С чего я должен возненавидеть вас? Из-за плетей? Я же говорил, что я шиноби. Я мужчина. Что мне три удара, которые я, к тому же, заслужил? Гораздо больнее другое. Вы рискуете, Хината-сама, и ничего не говорите мне. Я ценю ваше доверие, но если бы вы предупредили меня заранее о том, что будет на сегодняшнем совете, то… — То ты бы начал отговаривать меня, не так ли? И ты бы не смог искренне удивиться, что позволило бы старейшинам понять наш сговор, — Хината говорила сдержанно, но тесно прижалась к груди Неджи. — Нельзя было дать им повод узнать, что мы заодно. Они и так подозревают. Именно поэтому мне пришлось распорядиться о плетях. Она была права. Неджи не нашел, что возразить. — Ваши планы насчет выборов вы тоже не станете мне доверять? — Никаких планов. Все и так ясно. Выберут меня, — Хината не сдержала довольный смешок. — Я поставила им шах и мат. Как в дзюцу клана Нара — я загнала их в ловушку и поймала тенью. Они обездвижены. Сам посуди, какой у них выбор? Они видят, что Ханаби не способна управлять, ты заранее был избран ими, как кандидат, лишь чтобы указать мне на мое место… И побочная ветвь, думаю, примет мою сторону, а их больше. — Выберут вас, только если не… — Неджи сжал плечи сестры крепче. — Да, — согласилась Хината. — Они могут на это пойти. Но кто в таком случае у них останется? Будет очень глупо, если они вправду решат меня убить, — озвучила она опасения брата. — И все же… Хината-сама, я не отойду от вас до самого начала выборов. Позвольте мне ночевать в вашей комнате. Это была неслыханная дерзость — просить о таком, и Неджи приготовился к жесткому отказу, но сестра неожиданно лишь крепче прильнула к нему. — Да, — шепнула она. — Только снаружи. В коридоре. Или… я впущу тебя посреди ночи. Постарайся не попасться на глаза даже мыши. — Постараюсь, — пообещал Неджи.***
Он чувствовал себя очень странно, пробираясь к ней. Поместье Хьюга спало, убаюканное летней ночью, ни одна мышь не стала свидетелем того, как Неджи приблизился к сёдзи комнаты принцессы клана, но он ощущал себя не защитником сестры, а тайным поклонником, идущим на свидание с девушкой. Хината открыла Неджи после условного стука. Он скользнул в ее комнату, и сёдзи с тихим шелестом закрылись за его спиной — как ловушка, подумалось краем сознания. Тишина ударила по ушам звоном цикад за окном. — Я… — Неджи понял, что теряется. Он не знал, что говорить, глядя в серебристо-лунные глаза Хинаты. Она тоже молчала, глядя на него чересчур пристально — будто заглядывала под одежду и под кожу. В самую душу. Будто видела все его мысли и желания. — Неджи, — выдохнула Хината. — Я… — и тоже замолчала. Что ей сказать ему? Что она думает о нем? Он для нее — брат? Или кто-то больший? Почему ей так хотелось, чтобы он снова ее поцеловал? Почему ей так хотелось вновь оказаться в его объятиях? Почему само его присутствие так влияло на нее? Почему ее ранил его ответ «больше ничего не произошло»? Почему, почему, почему? — Хината-сама, я… К черту все, подумал Неджи. Однажды он уже умер, и, умирая, сожалел о многом — больше он не хочет сожалеть о несбывшемся. И не станет. Наклонившись, Неджи поцеловал Хинату — так пылко, нежно и страстно, как не целует брат. Он целовал ее отчаянно и исступленно, словно утром их ждала вечная разлука, и она отвечала так же жарко, не сдерживаясь — она отвечала, боги, отвечала! Она была так близко, лунный свет озарял ее нежные черты, ее ночная рубашка не скрывала пышной груди, прижимающейся к груди Неджи, ее губы были мягкими и податливыми, она была такой беззащитной, прекрасной и в то же время величественной, и как же легко было бы запустить пальцы в ее шелковистые волосы, сорвать легкую ткань с тела, уложить на кровать, покрыть поцелуями, услышать сладкий стон, овладеть ею — сделать своей без остатка, самому отдать себя ей безраздельно, подведя черту… Он — ее, разве нет? Нет. Нельзя. Неджи собрал все остатки разума и самоконтроля, чтобы прервать поцелуй, и прижался лбом ко лбу сестры. Она его сестра. Сколько раз ему приходилось напомнить себе об этом? — Хината, — сказал Неджи, не добавив «госпожа» или уважительный суффикс. — Останови меня. Выгони меня. Я не должен… мы не должны. Это неправильно. Я все время думаю об этом, и… прошу, не надо. Я могу натворить глупостей. — Не надо, — эхом откликнулась Хината. — Не надо… Отпусти меня. — Да, я… я буду спать под вашими сёдзи. Не переживайте, я услышу любой шорох, — последние крупицы силы воли Неджи потратил на то, чтобы заставить себя отпустить ее. Отодвинув сёдзи, он покинул спальню, и сполз спиной по стене, закрывая лицо руками. Что он делает? Что делает она? Зачем впускала его, если он с самого начала мог дежурить снаружи? Зачем он говорил ей, что придет — мог незаметно явиться и спать под ее дверью, как верный пес, но не выдать своего присутствия, она бы и не знала! Как глупо. Хината опустилась на пол с другой стороны стены и подтянула колени к груди, опустив на них подбородок. Ей не хотелось останавливать Неджи. Не хотелось останавливать себя. Ей хотелось большего, чем поцелуй, и это было ужасно странно — или просто ужасно. И все же Хината хотела Неджи, а он хотел ее. Однажды им придется признать это и что-то с этим сделать, но… наверное, не сейчас. Сейчас есть вещи намного важнее.